Фанера
По словам Юрия Афанасьева, во времена Хрущева ракет стратегического назначения было всего лишь шесть штук, десятки других изготавливали из фанеры, выставляли и успешно морочили американские спутники. Декорация сопровождает российскую историю со времен Потемкина вплоть до нынешних государственных концертов из "фанеры".
Записанные на пленку аплодисменты, записанный смех подкладывается к реплике, к фразе, один и тот же, однообразная механическая реакция. Смеются вместо меня, аплодируют тоже за меня. Как это уныло и неприятно.
* * *
Иногда вдруг всплывают "лесные" словечки. Они из детства - древостой, валеж, просека, баланс, лежневая дорога, огневище, вырубка, пропс (уж не помню, что за материал). Еще "опад". А еще говорили лесничие: "Лес обойдется и без нас, а вот мы - нет".
* * *
Л. Н. Толстой писал: "Нужно отвыкнуть от мысли о награде, похвале, одобрении. За все хорошее, что мы можем сделать, не может быть никакой отплаты. Плата вперед получена нами такая, что с самым большим усердием не отработаешь ее".
"Красиво сказано, ваше сиятельство. Значит, я должен за бесплатно. А у нас нынче рынок. Если бы за честный рынок старались, еще можно было бы толковать. Я готов жить по законам совести, только если буду иметь в награду хороший счет в банке, в твердой валюте".
Примерно так отвечал ему чиновник из нашей мэрии в моей ненапечатанной повести.
* * *
- Как ты думаешь, существует искусство жить? - спросил меня Левашов.
- Наверно, да, но не на войне.
- Искусство жить требует таланта, как всякое искусство.
- В чем это заключается?
- Искусство жить состоит, например, в искусстве любить. Это значит видеть красоту женщины, суметь рассказать ей про ее красоту. Как хороша она, как она умеет… Чего-то она ведь умеет. Носить шарфик или варить овсянку.
- То есть парить ей мозги.
- Грубый ты человек. В любви выигрывает тот, кому она доставляет больше счастья, то есть твоя любовь должна быть больше, чем ее.
* * *
На экзамене в школе учительница меня спросила - почему Лев Толстой в романе "Война и мир" описал, как французы входят в Москву в 1812 году, а не как русские войска победили и вошли в Париж? Действительно, почему? Я был озадачен. Мялся, мычал… Казалось бы, такой красивый выигранный естественный ход войны. Потом я долго размышлял над этим вопросом. Что я придумал? А то, что поражение подняло духовную мощь народа, так что, казалось бы, разбитый, он сумел собраться с силами и погнать противника. Не сломался. Поражение выявило такие силы, о каких Наполеон и не подозревал. Наверное, вот эта скрытая мощь, верность своей свободе больше всего привлекали Толстого.
* * *
Мы передаем свою память магнитофону, мобильнику, фотоаппарату, интернету. Зачем нам обременять память? Так удобнее. И не замечаем, как забываем не только телефоны, даты, но многое из своей жизни. События, свидетелями которых мы были, тоже забываем, то есть отвыкли запоминать. Зачем они? Они есть в газетах, в интернете. Появляется у нас все больше белых пятен забвения. Забываем с облегчением. Беспамятство стало отличительной чертой нашего общества.
Нина
- Добрый день, позовите, пожалуйста, Нину.
- Я у телефона.
- Чего-то голос незнакомый.
- А кто это?
- Нина, это вы?
- Я же вам сказала.
- Нина, это я, Слава.
- Какой Слава?
- Ну, с Концертного зала, вы же мне дали свой телефон.
- Не помню, вы путаете.
- Подождите, это номер 236 71 70?
- Да.
- И вы Нина?
- Да.
- Значит, все правильно.
- Кроме того, что я не та Нина.
- Вы не были позавчера в Концертном зале на ансамбле "Жуки"?
- Извините, не была.
- Вы были в белой юбке, синей кофточке.
- Позавчера я не была в белой юбке. Я никогда не была в белой юбке, потому что у меня нет такой юбки.
- Значит, то была ваша подруга, она, значит, подшутила надо мной.
- Возможно, разбирайтесь с ней.
- Но это же ваша подруга. Я ничего не знаю о ней, только этот телефон.
- Извините, я тороплюсь.
- Это некрасиво с ее стороны. Надо было прямо сказать, что мы больше не встретимся, не будет никакой Филармонии. Я понимаю, я ей не пара. Она вам говорила обо мне?
- Послушайте, как вас там, я знать не знаю, о ком идет речь. Мои подруги этим не занимаются.
- Чем - этим? Вы все занимаетесь этим. Прикинуться, выставить на угощение…
- Извините, мне некогда.
- Алло, Нина?
- Слушаю вас.
- Это Слава. Простите, ради бога, мы не договорили в прошлый раз…
- Нет, мы договорили.
- Потерпите две-три минуты, не вешайте трубку. Я хочу, чтобы вы знали, я никак не заслужил, чтобы так от меня она отделалась. Я человек невидный, не спорю. Я ниже ее по росту. На лицо тоже не получился. Зачем она мне стала доказывать, что ценит мужчин не по внешности. Ну, да ладно, бог с ней. Вы не подумайте, что она мне запала в душу, меня больше тронуло, что у вас нет белой юбки. Вы тоже, видно, неудачница. Я подумал, что минус на минус дает плюс.
- Вы же меня не видели.
- Я и не прошу увидеть. У меня другое, я бы хотел, чтобы было кому позвонить. Понимаете, нет человека противоположного пола, кто бы выслушал.
- Почему вы думаете, что мне интересно?
- Вы бы могли мне тоже звонить. Нина, я не нахал, если нет, так нет. Запрещаете - тогда точка. Расходимся. Я прошу, чтобы мог звонить вам хоть раз в неделю. Сегодня, например, меня побили во дворе. Шел с работы, трое мальчишек, один схватил за галстук и стал дергать вверх-вниз. Подростки. Надо было закричать, а я испугался, пырнут ножом. Стыдно, конечно.
- Ничего стыдного. Вы правильно сделали. Криминальная обстановка ужасная, у меня в метро сумку срезали.
- Давно?
- В прошлом месяце.
- Все же я вел себя не как мужчина. Даже рассказать никому на работе не могу. Позорно. Вот решил с вами поделиться.
- Нина, здравствуйте. Это Слава, знаете, я премию получил. Довольно приличную. Решил купить костюм. Не знаю только - джинсовый или же обыкновенный, темных тонов. А то все время чувствую себя каким-то задвинутым.
- Послушайте, Слава, вы звоните мне уже два месяца. Вы ни разу не поинтересовались, кто я, как живу, вы все о себе. Я в курсе всех ваших дел. По-моему, вы образец эгоцентрика.
- Это правильно. Я виноват, но я боялся, что вы отошлете меня, кто я такой.
- А посвящать меня в ваши костюмные проблемы - это что, для меня подарок?
- Нина, но вы ведь сами могли, я бы с удовольствием…
- Вы думаете, что скромность действительно украшает? Это придумали бездарные люди, чтобы им не мешали способные и добросовестные. Скромность - оправдание для трусливых. Не обижайтесь, Слава, но вы трусливый человек. Сердюков, о котором вы мне рассказывали, он взял ваш компьютер, и вы побоялись поспорить с ним, доказать, что вам нужнее. Вы страдаете, потому что вы теряете уважение к себе. Это опасно, Слава, надо бы вам преподать пару уроков.
- Я был бы рад.
- Поздно.
- Почему? Учиться никогда не поздно.
- Нина, хоть бы раз вы мне позвонили. Вы знаете, мне звонят, только если аварийный вызов на работу.
- Как же вам звонить, я не знаю вашего номера.
- Вот дурак. Я совсем того… Запишите, пожалуйста, 343 23 49. Совсем просто. Я все мечтал, что однажды вы позвоните. Судя по нашим разговорам, у вас, Нина, есть высшее образование и острый язык. Нет, мне это нравится. Конечно, по телефону я не так боюсь, если бы мы увиделись, то я бы не сумел защищаться. Я вам признаюсь, мне кажется, что вот такого человека я всегда искал. Подождите, я вам объясню. Хочется иметь человека, кому все можно рассказать. Хорошее, плохое, чтобы ему все интересно про тебя было, чтобы он слушал. Чтобы не стыдно было.
- Поэтому вы хотите иметь такого человека по телефону. Вам не кажется, что это стыдно?
- Почему?
- Потому что по телефону откровенничать, конечно, легче, но, думаю, это трусливо.
- Да… Наверное… Я боюсь, что та девушка, что в Концертном зале, видно, ваша подруга, она дала ваш телефон, потому что я ей совсем не показался. Я, наверное, и вам не подойду. Так что по телефону мне свободнее.
- Слава, это вы?
- Я, я, Нина, как хорошо, что вы сами позвонили. А я раздумываю, а что если пригласить вас на концерт.
- Извините, что я прервала ваши раздумья.
- Да будет вам. А вдруг все кончится? Вы увидите меня и не подойдете. Вот что может произойти.
- Вполне. Так что не рискуйте. Может, действительно лучше так, как есть. Вы правильно говорили про человека, которому можно исповедоваться. Каждому хочется иметь такого. Он должен жить вашими интересами. Но что взамен? Вы-то сами что даете? Вы об этом не думали?
- Да я, ради бога. Что я могу, пожалуйста. Вы меня пропесочили за скромность. Женщины любят тех, кто понахальней. Те всегда выигрывают. Не умею я. Пробовал. Не умею. Вот вы меня насчет концерта тормознули. Мне бы надо прессинг применить, так ведь не могу.
- Это придется отложить.
- Почему?
- Я ложусь в больницу.
- Что случилось?
- Ничего особенного. В самом деле, зачем я вам позвонила?
- Ну вот, я так рад.
- Подождите, у меня ведь есть друзья. Испытанные, настоящие. Может, дело в том, что я вам нужна не так, как им. С ними у меня взаимная дружба. А вы единственный, для кого я средство от одиночества. Вы-то мне вроде ни к чему, я посмеивалась над вашими звонками, а оказалось… Это очень важно - быть нужной. Я подумала, что вам будет не хватать меня.
- Это точно, мы теперь должны…
- Да погодите вы, дело в том, что и мне будет не хватать ваших звонков. Такое вот признание.
- Можно я вас навещу?
- Пока не стоит. Я вам сама позвоню.
- Хоть бы увидеть вас издали.
- Вы говорите про туристскую поездку. Если все будет хорошо, может, действительно съездить в Финляндию. Близко и недорого.
- Это здорово.
- Я подберу маршрут. Я хочу тур на Север, в Лапландию.
- Да куда угодно.
- Здравствуйте, можно Нину к телефону?
- Здесь таких нет.
- Это 236 71 70? Здесь жила Нина.
- Может быть. Я въехала неделю назад.
- А что с ней, вы не знаете? Я уже звоню, звоню целый месяц. Никто не отвечает.
- Понятия не имею.
- Но как же так. Кто-то должен знать.
Мобильники и свечи
Приехал ко мне Борис Иванович Кудрин, москвич, давний мой знакомый. Он доктор наук, что-то возглавляет, преподает, кроме этого он выдающийся ученый-энергетик, известный как создатель новой науки "технетики". В двух словах: наша техника развивается, растет в соответствии с биологическими законами, естественный отбор, борьба за существование, мутации - все это свойственно технике. По этим законам развивается производство автомобилей, электромоторов, трансформаторов и т. п.
У него с годами возникла целая школа, он провел немало конференций, симпозиумов, добился того, что технетика помогает осмыслить процессы развития разных отраслей, предсказывать, проектировать производство.
Две трети территории страны сидит без света или с ограничениями, свет включают на 3–4 вечерних часа. Как так могло получиться? Обычный наш абсурд. Вернее - идиотизм. У нас в провинции работало в 60-е годы 160 000 малых электростанций. Хрущев их ликвидировал: "Нам нужны большие ГЭС!" Построили большие, малые разрушили. Остались средние. Их было 6500, и те сокращаются. Даже по дороге Москва - СПб, чуть в сторону - и попадаем в тьму. В Псковской области во многих пунктах нет надежного электроснабжения. Считается, что если за год перерывы составляют 120 часов, это ненадежное снабжение. "Советская власть + электрификация всей страны = коммунизм!" - был такой лозунг. Коммунизм отменили, значит, и все остальное.
Почему же ныне не развивают малую энергетику? Невыгодна. Выгодны большие ГЭС, "миллионники". Там есть "откаты", дорогие заказы, с загранфирмами контакты и вообще - размах!
Без света сидят от 10–20 миллионов граждан. Ничего, обойдутся, подождут… Ждут. Жгут керосиновые лампы, свечи. Это Россия XXI века!
Потребление электроэнергии показывает состояние промышленности, растет она? Борис Иванович вздыхает. Что бы там ни сообщала статистика, он знает - энергетика точнее. Или честнее.
- Но ведь должна быть поправка на энергосбережение, - говорю я.
- Ничего у нас пока существенного не происходит.
- Почему?
- Как всегда, отговорка - "дорого".
Во всей Европе свет на лестнице включается автоматически, когда человек входит, отключается, когда ушел. В учреждениях, в гостиницах - всюду автоматика. У нас на лестницах свет горит и днем, и ночью. Автоматика окупает себя. Нет, пусть горит, светло и ладно, чего вам еще надо. Сберегать? Для кого? Чего ради? Вы извините, если речь о государстве, мне на него… Если у себя дома, можно подумать, у себя я заменил лампы на экономичные. А вот куда девать отработанные, это уж, извините, пусть начальники репу чешут, им наши денежки платят.
И тут разговор наш, полный горечи и жалоб на испорченность народа, свернул к неожиданному вопросу: а что техника, способна ли она помочь исправлению нравов? Есть ли в ней нравственная составляющая? Ведь она творение человека, и тот, кто создавал ее, он хотел не только прославиться, не только сделать что-то новое, необычное, нет, он хотел сделать для человека что-то хорошее, украсить жизнь, облегчить ее. Поднять человека - над землей на воздушном шаре, пусть полюбуется. Или автомобиль…
- Ну и что автомобиль, - не соглашался Борис Иванович.
…Стал ехать быстрее, чем на лошадях. Быстрота, может, и не давала нравственного элемента, дело было не в быстроте, автомобиль расширил пространство жизни, добавил радость.
Я вспомнил счастливое ощущение своей скорости, когда ты за рулем. Ты можешь, ты сильнее, чем был. Это хорошо или плохо? Наверное, во всякой технике есть и хорошее, и плохое. Интернет изменил нашу осведомленность, позволил найти новых друзей, школьных товарищей. Но появилось искушение вседозволенностью. И все самоощущение изменилось. Мобильники изменили одиночество…
Борис Иванович рассказал, что дочери его ежедневно звонят, узнают, как он себя чувствует, что ел, куда ходил. Он ощущает их заботу и то, что у них делается.
Родители звонят детям. Друзья могут чаще общаться. Люди стали больше разговаривать. Советская наша жизнь была молчаливой. Сейчас идешь по улице, прохожие то там, то тут, прижав мобильник к уху, идут и говорят, говорят.
Общение, даже телефонное, приносит много радости. Электронные книги. Телевидение, пусть дрянное, общее в дни Олимпиады, Спартакиады, оно соединило мир в одну миллиардную трибуну. TV, если захочет, может устыдить, выставив плохой поступок перед городом или регионом. Может и прославить доброту, милосердие.
Избавление
Теперь, спустя годы, вспоминается полузабытое чувство, когда, узнав о пленуме ЦК, на котором сняли Хрущева, мы, где-то в полдень, ошарашенные, сошлись во дворе Союза писателей - Евгений Винокуров, Евгений Евтушенко и я, и потом долго еще сидели в ЦДЛ потрясенные - чем? Не просто фактом смены власти, но и тем, как это произошло - как с неба свалилось - было ощущение непривычное - нечисть дворцового переворота.
То, что я знаю, это знания снизу, впечатления рядового. Так же, как на фронте есть два разных видения и знания войны, одно - генеральское, оснащенное штабными сводками, картами, и солдатское - то, что приходит с обстрелом, с кухней, из окопа, в своем секторе. Это знание называют "окопной правдой". Она плохо стыкуется с генеральской, часто из окопа видится не то, но без этой солдатской правды нет правды войны.
Хотя мы называем семидесятые годы, вплоть до 1982 года, периодом застоя, название это отражает, скорее, рутинность в экономике, внешнее впечатление глади, в обыденном же сознании людей происходили изменения крутые.
Когда я впервые году в шестьдесят восьмом узнал, что хирург в больнице "берет" за операцию - не поверил. И все кругом не верили. Значит, этот врач урод, монстр.
Потом оказалось, что "берут" и в других больницах. Процесс шел постепенно. Узнавал, что берут при приеме в институт, берут за дипломы. Берут учителя, берут в райжилотделах за ордер, за обмен, берут за путевку в санатории… Люди приспосабливались к этим порядкам мучительно. И не привыкли, не хотели мириться, они знали от рождения, что медицина у нас бесплатная, это завоевание, которое свято блюлось врачами, что обучение у нас бесплатное, что мы должны "учиться, учиться и учиться", жилье почти бесплатное, никто не может нарушить великих завоеваний революции.
Приятель мой привез из туристской поездки приемничек - директору своему. Зачем? А освободилась должность ведущего инженера. И как же ты вручишь? А он сам просил…
Писали диссертации для нужных людей, писали им статьи, доклады, книги. Подношения большие и малые, торты, бутылки коньяка, затем ящики коньяка, духи - все это становилось бытом, нормой делового общения. В малом масштабе оно отражало то, что творилось наверху. У нас пыжиковые шапки - там манто, у нас торты - там бриллианты. Взятки, поборы, вымогательства - все это ширилось, по всем городам и весям, разъедало все сферы служебной жизни, вплоть до милиции, армии, партийного аппарата. В министерства везли пакеты, ящики, а то и контейнеры. "А что я буду с этого иметь?" становилось основой решения вопроса для многих работников.
Менялось отношение к богатству. Становилось престижным иметь шикарную мебель, бриллианты, машину лучшей марки, дачу, словом, быть богатым. Одеваться не просто модно, а быть в "фирме". Прежнее небрежение к быту, коммунальщина, все уходило в прошлое, выглядело неудачливостью. Хорошо жить, жирно жить, богато жить, не обращая внимания, каким путем это приобретено… Социальная психология перестраивалась. Исчезала былая "пролетарская гордость", аскетизм, обыденное сознание ориентировалось на иные ценности. Приобретательство, роскошь хотя и осуждались пропагандой, но фактически этим занимались те, кто пропагандировал, и те, кто произносил обличительные речи, и те, кто возглавлял борьбу с хищениями, взятками.
Стало считаться проявлением заботы о детях устраивать их учиться за границу. Престижно, почетно работать не на родине, а за рубежом. И выгодно. Начальственные дети кончали Институт международных отношений, уезжали во всевозможные представительства, посольства. Вообще иметь за границей недвижимость - показатель наилучшего образа жизни. Поехать на месяц, на год - совсем хорошо.
Торговых работников, откровенных жуликов, принимали в лучшем обществе.
Что творилось там, народ не знал. Это только теперь открылись, и то со скрипом, преступная жизнь и деятельность Щелокова, Рашидова, Чурбанова, начинает проясняться о таких деятелях, как Бодюл, Кунаев, Медунов… Тогда о размерах бандитских операций, о подземельях Адылова понятия не имели!