Мне не хочется ехать в Рехлин. Лучше бы лететь прямо в Брянск, где находится экспериментальный противотанковый авиаотряд и уже идут предварительные испытания. Здесь испытывают Ю-88 с 75-мм пушкой, установленной под пилотским сидением, и Ю-87, на которых я летал, оснащенные зенитными 37-мм пушками под крыльями. Они стреляют снарядами с вольфрамовым сердечником, способным пробивать броню любой толщины. Эти снаряды не взрываются до тех пор, пока не пробивают броню насквозь. Ю-87, который и так не отличается высокой скоростью, после установки этих пушек становится еще медленнее и тяжелее. Его маневренность резко сокращается, а посадочная скорость существенно возрастает. Но выгоды от использования такого вооружения перевешивают ухудшение летных качеств.
Эксперименты с Ю-88, вооруженными пушкой большого калибра, вскоре прекращены, потому что обнаруженные проблемы слишком серьезны и не оставляют надежды на успех.
Первый боевой вылет, предпринятый Ю-87, сопровождается потерями. Начальство относится к идее скептически. Но на меня производит впечатление возможность попадания в цель с точностью в 20–30 см. Раз такой точности можно достигнуть, это означает, что летчик окажется способным поразить легко уязвимые части танка, если только сумеет подойти достаточно близко. Мы учимся безошибочно распознавать различные типы русских танков и узнаем, где находятся их наиболее уязвимые части: двигатель, баки с горючим, боеприпасы. Попасть в танк еще не значит его уничтожить, необходимо поразить определенное место (например, горючее или боеприпасы) зажигательным или разрывным снарядом. Проходят две недели, затем министерство пожелало знать, готовы ли мы для немедленного вылета в Крым. Советы напирают и здесь у нас есть более широкое и лучшее поле для практической проверки наших теорий.
В условиях стабилизировавшегося фронта с сильной противовоздушной обороной летать на небольшой высоте и затем открывать огонь, находясь в нескольких метрах над землей, почти невозможно. Мы знаем это, потому что наши потери перевешивают положительные результаты. Мы сможем использовать это оружие только там, где фронт и противовоздушные средства находятся в движении.
Гауптман Степпе остается в Брянске и присоединится к нам позже. Вместе со всеми пригодными к полетам самолетами я лечу через Конотоп и Николаев в Керчь на Крымском полуострове. В Керчи я снова встречаюсь со своей частью. Жаль, что я хотя и вижу лица старых друзей, но не могу летать вместе с ними. Они бомбят плацдарм у Крымской, за который идут тяжелые бои. Друзья рассказывают мне, что прорвавшиеся советские танки находятся уже в нескольких километрах от старой линии фронта. Это означает, следовательно, что нам нужно атаковать их, хотя их все еще прикрывает стационарная и, следовательно, мощная зенитная оборона на русской передовой.
Противовоздушные средства сконцентрированы на очень ограниченном пространстве. После того, как окончились бои за нефтяные месторождения, находящиеся недалеко от Каспийского моря, практически вся зенитная артиллерия противника была переведена из этих районов и сконцентрирована на нашем участке. Ее перебросили на фронт по маршруту Моздок - Пятигорск - Армавир - Краснодар. В один из первых дней после нашего прибытия мы провели первое испытание противотанковых пушек к югу от Крымской. Прорвавшиеся танки находятся в 700 метрах от их собственных позиций. Мы сразу же обнаруживаем их и горим желанием посмотреть, что тут можно предпринять. Оказывается, что очень немногое. Пролетая над линией фронта, я получаю прямое попадание зенитного снаряда. Другим самолетам приходится не лучше. В дополнение ко всему на сцене появляются вражеские истребители, "Спитфайеры" старых серий. Я впервые встречаюсь с самолетами этого типа в России. Один из наших молодых пилотов подбит и совершает вынужденную посадку прямо в винограднике. Вечером того же дня он возвращается домой с руках, полными фруктов и расстройством живота.
После такого начала и скромных результатов нашего первого испытания все выглядит не слишком в розовых тонах. Нам выражают соболезнования, где бы мы ни появлялись и даже те, кто относится к нам с симпатией, считают, что жить нам осталось недолго. Чем сильнее огонь зениток, тем быстрее разрабатывается тактика. Становится очевидным, что мы всегда должны иметь бомбы для того, чтобы подавить вражескую оборону. Но самолеты с противотанковыми пушками не могут нести еще и бомбы, поскольку они становятся слишком тяжелыми. Кроме того, Ю-87, оснащенный пушками, не может пикировать, потому что нагрузка на крылья становится слишком большой. Практическое решение, следовательно, - иметь эскорт из обычных "Штук".
Новое советское наступление дает нам возможность проверить эти идеи на практике. К северо-востоку от Темрюка Советы собираются атаковать фронт на Кубани. Они начинают переправлять части двух дивизий через заливы в надежде, что этот маневр приведет к крушению Кубанского фронта. У нас только изолированные опорные пункты с очень ненадежной линией снабжения, которые удерживают плавни к северо-востоку от Темрюка. Естественно, их ударная мощь ограничена и им никак не удастся совладать с этой новой советской операцией.
Наша разведка подтверждает присутствие большого количества лодок в Ейском заливе и неподалеку от Ахтарска. Они подвергаются атакам наших "Штук". Но цели такие маленькие и лодки так многочисленны, что эти атаки сами по себе не могут заставить русских отказаться от их плана. Они снуют по заливам и днем и ночью. Общее расстояние, которое им приходится покрывать в одну сторону, составляет около 45 км. Озера соединены узкими протоками и русские подходят к Темрюку все ближе и ближе, высаживаясь в глубоком тылу нашего Кубанского фронта. Временами они делают паузу, чтобы передохнуть под прикрытием камышовых зарослей. Когда они прячутся, их очень трудно обнаружить и распознать. Но если они хотят возобновить свое продвижение, они вновь должны пускаться в плавание по открытой воде. Мы находимся в воздухе целый день, от заката и до темноты, рыская над водой и камышовыми зарослями в поисках лодок. "Иваны" использует самые примитивные суденышки, лодки с моторами попадаются редко. Помимо винтовок они везут с собой ручные гранаты и пулеметы. В маленьких лодках обычно находятся от пяти до семи человек, в лодках побольше - до двадцати. В атаках на эти лодки мы не используем наше специальное противотанковое оружие, поскольку его высокая поражающая способность здесь просто не нужна. С другой стороны, оружие должно быть способным разбивать деревянные корпуса лодок, так с ними можно покончить быстрее всего. Обычные зенитные снаряды с подходящими взрывателями оказываются наиболее практичными. Все, что пытается проскользнуть по воде, обречено. Потери "иванов" в лодках должны быть серьезными. Я один всего за несколько дней уничтожаю семьдесят лодок.
Постепенно их оборона усиливается, но это нас не останавливает.
Капитан Руффер, отличный стрелок из соседней противотанковой эскадрильи летающей на "Хеншеле-129", сбит и живет какое-то время, как Робинзон Крузо, на островке посередине залива. Ему везет и он спасен взводом немецкой пехоты. Вскоре Советы понимают, что им придется отказаться от своих планов, поскольку с такими потерями успеха не достигнуть.
Примерно 10 мая я получаю известие, что фюрер наградил меня Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, и я немедленно должен прибыть в Берлин для их вручения. На следующее утро, вместо моих обычных экскурсий над плавнями я лечу в Берлин на Ме-109. В пути я строю планы компании по своему немедленному возвращению в часть. В рейхсканцелярии я узнаю от подполковника фон Белова, адъютанта Люфтваффе, что я должен получить награду вместе с двенадцатью другими солдатами. Все они принадлежат к различным родам войск и имеют разные звания. Я говорю фон Белову, что я собираюсь объяснить фюреру, что мне надоело числиться на вторых ролях в экспериментальной части, и я прошу его вновь перевести меня на должность командира моего старой эскадрильи в авиаполк "Иммельман". Только на этих условиях я приму награду. Я ничего не говорю о тех шагах, которые я предпринял, направляя записки в Министерство авиации.
Незадолго до того, как мы докладываем фюреру, фон Белов приносит мне радостную весть, что ему удалось обо всем договориться. Я возвращаюсь в свою старую эскадрилью, с условием, что продолжу изучение пригодности экспериментального самолета. Я охотно соглашаюсь и только сейчас награда делает меня поистине счастливым.
Фюрер прикалывает медаль мне на грудь. Он говорит с нами около часа о военной ситуации, прошлых, настоящих и будущих планах. Мы все, прибывшие с фронта, изумлены его безошибочными суждениями о ситуации. Он не винит немецкого солдата на фронте. Он видит вещи точно так же, как и мы, как будто сам их пережил. Он полон идей и планов и абсолютно уверен в себе. Вновь и вновь он подчеркивает, что мы должны одержать победу над большевизмом, иначе мир будет погружен в ужасающий хаос, из которого он никогда не сможет выбраться. Следовательно, большевизм должен быть уничтожен, пусть даже сейчас западные союзники и отказываются понимать, как губительна для них и остального мира их собственная политика. Он излучает хладнокровие, которое передается и нам. Каждый из нас возвращается обратно обновленным и через два дня я возвращаюсь в свою старую часть, базирующуюся в Керчи, и принимаю командование своей эскадрильей.
10. НА КУБАНИ И ПОД БЕЛГОРОДОМ
Я взял с собой оснащенные пушками самолеты и знакомлю эскадрилью с новыми машинами. Как только я вижу возможность для применения экспериментальных самолетов, они вылетают вместе с моими. Позже из них образуют отдельную противотанковую эскадрилью, которая действует независимо, но в боевых действиях она остается под моим командованием. За нами следуют остальные самолеты, оставшиеся в Брянске. Капитан Степпе также возвращается в свою часть.
Для бомбардировщиков "Штука" полно работы, потому что Советы переправились через Черное море и высадились в тылу нашего фронта. Они захватили плацдарм на холмистом побережье к востоку и юго-западу от Новороссийска. Мы часто вылетаем для его атаки. Подкрепления и снаряжение продолжают прибывать к противнику на десантных баржах. Противовоздушная оборона свирепствует с той же силой, как и над другими критически важными пунктами Кубанского плацдарма. Многие из моих товарищей совершают здесь свой последний полет. Мой командир выбрасывается с парашютом над плацдармом, ему везет и ветер относит его за наши окопы. Мы летаем взад и вперед между плацдармом и Крымской. Обычно я, вместе с моими самолетами, пикирую почти до уровня земли и затем ухожу на низкой высоте над морем или над плавнями дальше к северу, где оборона слабее. Небольшая высота, с которой сбрасываются бомбы, улучшает точность бомбежки и, кроме того, оборона еще не приспособилась к нашей тактике удара с малых высот.
Если зенитки открывают огонь, когда мы приближаемся к Крымской, пролетая над равниной с посадками табака, многие новые экипажи становятся излишне многословными, но быстро успокаиваются, когда слышат, как "старики" смеются по радио над какой-то шуткой или куплетом из песенки. Кто-то кричит: "Максимилиан опять не в себе!" Это относится к командиру второй эскадрильи, он имеет привычку подолгу кружить в разрывах зенитных снарядов, вечно медля с пикированием, так что летящие за ним самолеты теряют ориентировку. Уверенность в себе и хладнокровие вскоре передаются и новичкам. Я часто делаю петлю, бочку или какой-нибудь другой трюк, а потом гадаю, что думают в этот момент зенитчики, наверное, полагают, что мне захотелось порезвиться и поиграть с ними в какую-то игру?
Погода не препятствует боевым вылетам. Почти всегда ярко-голубое небо и солнечно. Когда вылетов нет, мы отправляемся искупаться в море, в Азовском или в Черном, в этих местах много великолепных пляжей. Если Швирблатту и мне хочется понырять, мы отправляемся в Керченскую гавань, где есть портовые краны и пирсы достаточной высоты.
Аэродром в Керчи забит самолетами и мы перемещаемся в Керчь-Багерово, в десяти километрах к западу, разместившись в "колхозе". Здесь много леса и вскоре мы строим себе барак для столовой. В данный момент горючего мало и мы летаем, только если это абсолютно необходимо. Таким образом, в эти недели у нас много свободного времени, которое каждый проводит, как захочет. Мы со Швирблаттом бегаем по десять километров почти каждый день и вскоре уже хорошо знакомы со всей этой местностью не только с воздуха.
Каждую ночь нас навещают советские Пе-2 и старые ДБ-3, они бомбят, в основном, железнодорожную станцию, гавань и аэродром в Керчи-IV. Здесь у нас есть зенитные орудия, а также, время от времени, на охоту вылетают несколько ночных истребителей. Мы обычно видим, как русские летят туда и обратно, почти каждый раз кто-то падает вниз, объятый пламенем. Наши противники не очень искусны в ночных схватках. Очевидно, что им нужно больше практиковаться. Иногда им просто везет. Однажды бомба попадает в поезд с боеприпасами, стоящий на подъездных путях и в течение многих часов вспышки озаряют ночное небо призрачным светом, земля дрожит от взрывов. Очень скоро эти рейды становятся частью нашего обычного распорядка дня, мы остаемся в постелях и спим, иначе недосыпание скажется на наших рейдах на следующий день, а это может привести к несчастью.
Стоят последние дни июня, и время нашего пребывания в Крыму подходят к концу. Министр Шпеер находится в Керчи в связи с обширным строительным проектом и наносит нам визит на обратном пути, одновременно нашу часть посещает японская делегация.
В это время полковник Купфер, командир "Иммельмана", отмечает свой день рождения, это существенный повод для празднования. Прекрасный сад при летней штаб-квартире полка оживлен веселой музыкой, но армейский оркестр немного фальшивит. Они играют подряд все вещи, которые от них ни потребуют. У каждого свой выбор. В такие часы каждый забывает о том, что дом так далеко и война продолжается. Мы все переносимся во времени и пространстве в невидимый мир красоты и мира, в котором нет ни Крымской, ни плацдарма, ни бомб и страданий. Такие часы отдыха и мечтаний согревают нам душу.
К началу июля давление Советов ослабевает и немецкий фронт стабилизируется. Он проходит между Крымской и Молдаванским, совсем немного отодвинувшись назад. Нам так и не удается приступить к устройству обогрева в нашем бараке, 4 июля мы получаем срочный приказ перемещаться. Никто не знает точно, куда мы направляемся, сегодня мы должны лететь в Мелитополь, здесь мы получим приказ на завтрашний день. Мы летим на север над голубыми водами.
Мелитополь - узловой транспортный центр далеко за линией фронта. Аэродром занят бомбардировочными частями, оснащенными "Хейнкелями-111". Наши коллеги сообщают нам, что сегодня немецкая балетная труппа, в составе которой десять прелестных девушек от 18 до 20 лет, дает единственное представление. В мгновение ока все самолеты укрыты и приготовлены для завтрашнего вылета. Купидон оснащает всех крыльями. Вид хорошеньких немецких девушек после столь длительного перерыва не может не приободрить сердце каждого солдата на восточном фронте, и старого и молодого. Наш закоренелый весельчак, лейтенант Якель, вырывает все цветы перед входом в театр, в надежде предложить их девушкам в качестве букетов. Стараясь поддержать честь своих полков, армия не собирается уступать свои позиции и мы все вовлечены в острейшее соревнование с ними. Я не вполне уверен, уступим ли мы женскому обаянию или после нескольких лет, проведенных в России, любые девушки покажутся нам более или менее привлекательными. Швирблатт также в сомнении. Наконец он говорит, что было бы лучше, если мы отправимся на нашу обычную десятикилометровую пробежку, и тогда нам удастся избежать всех этих сомнений.
Утром моторы вновь напевают свою знакомую песню. Сейчас мы знаем наше место назначения: Харьков. Мы приземляемся на аэродроме к северу от города и размещаемся неподалеку на постой. Город сам по себе производит неплохое впечатление и без сомнения является одной из достопримечательностей Советской России, каких немного. Высотный дом на Красной площади - типичный образчик советской архитектуры и, хотя поврежденный, все еще остается объектом гордости "ивана", остальные красивые здания построены еще во времена царской России. В городе есть парки, обширная сеть бульваров, театр и много кинотеатров.
На следующее утро, как только рассветает, мы взлетаем и идем в направлении Белгорода, нашей операционной зоны на следующие несколько недель. На земле мы встречаем старых знакомых по восточному фронту, ударные дивизии, для поддержки которых мы рады летать. Мы знаем, что скоро перейдем в наступление и у нас не будет неприятных сюрпризов. Помимо бронетанковых дивизий, на фронте находятся дивизии СС "Мертвая голова" и "Великая Германия". Цель этого наступления - удар на север, в направлении Курска, занятого крупными советскими силами. Мы должны ударить по диагонали в основание Курского выступа, который простирается в западном направлении до Конотопа и граничит на юге с районом Белгорода, а с северной части - с открытой местностью к югу от Орла.
В идеале можно было бы выйти на линию Орел - Белгород, но смогут ли добиться этого силы, брошенные в наступление? Мы находимся в воздухе с рассвета и до заката, впереди наших танковых клиньев, которые вскоре проходят 35 километров и достигают окраин Обояни.
Советская оборона сильна, особенно противовоздушная. В первое утро, приближаясь к Белгороду, я вижу слева и выше меня строй "Хейнкелей-111". Зенитные орудия открывают по ним огонь, один самолет взрывается в воздухе и разлетается на мелкие куски. Это зрелище ожесточит любого. Жертвы наших товарищей не должны быть напрасными. Позже мы атакуем позиции этих зенитных батарей, во время атак на низкой высоте я часто бросаю взгляд на обломки сбитого "Хейнкеля", блестящие на солнце. После обеда ко мне подходит один из офицеров Люфтваффе и сообщает что в этот день был убит мой двоюродный брат. Я говорю ему, что мой брат, должно быть, был сбит этим утром к северо-западу от Белгорода, находясь в "Хейнкеле-111". Он удивляется, откуда я могу знать, как это точно произошло. Мой двоюродный брат - третий убитый в нашей семье, позднее его отец, мой дядя, также пропадает без вести.