Эти поездки с Полом, как и прошлая, превращаются в постоянную работу. С утра до вечера, с объекта на объект. Если говорить результативно, то напор увиденного слишком велик. Писать об этом, как я стараюсь делать всегда, и одновременно потихонечку разбираться с романом нельзя. Поэтому пойду по конспективному принципу.
Утром часовая прогулка по городу. Из отеля по центральной улице до кафедрального собора XVII века. Напротив собора на небольшой площади - бронзовая фигура Христиана IV, основавшего город. Плотный король, одетый в платье, чем-то напоминающее костюмы мушкетеров у Дюма, сам похож на Портоса. Лютеранская кирха сделана, как и подобает главной церкви королевства, с некоторой роскошью. На потолке - мозаики 40-х годов этого века, что-то довольно яркое. Можно поджать губы от недостатка "классичности", можно возражать против некоторого осовременивания истории Иисуса; но в целом - какое-то новое впечатление создается. Необычен алтарь: вместо заалтарного изображения - огромная резная (по дереву) картина "Тайная вечеря". Орган. Скамейки, производящие впечатление старых.
К 12 часам поехали в лучшую частную школу Осло. Что-то среднее между школой рабочей молодежи и дистанционным обучением. Все платное. Можно получить аттестат, который ты по каким-то причинам не получил раньше. Можно сдать экзамен, которого тебе до аттестата не хватает. Есть такие программы и договоренности: девушки учатся по два года за границей на медсестер физиотерапевтических кабинетов - бачала. Отчасти все эти проекты финансируются государством. Примерил все это на институт, прикинул деньги, которые платят здесь за год обучения. По сравнению с нами - чудовищные: 33 000 крон. К доллару это - 1 к 5. У нас за эти деньги можно получить элитное образование. Были на уроке английского: молодая преподавательница на прекрасном английском языке рассказывала о системах образования в Англии. У ребят лица хорошие. Все отлично ее понимали; если бы так обучали языку у нас! От самого здания школы у меня потекли слюнки. Вспомнил, что надо немедленно ремонтировать подвал под студенческое кафе с умеренными ценами на чай и кофе. Пусть сидят и треплются.
Ездили куда-то на гору, к замечательному трамплину, на котором проходили олимпийские соревнования, смотреть с вершины на Осло. Пол поил кофе и принес по куску лимонного пирога, - сколько ему это стоило, я боюсь и подумать. Рядом сидели старушки, глядели на вид, на город, на солнце, на туман, расстилающийся над фьордом, и жрали жареную колбасу, как грузчики. С Полом поговорили о "вкладе" в мировую литературу. Он сторонник большого стиля. Я говорил ему о Шолохове, Маркесе и Манне, а он мне - о Фаулзе. Я сказал, что это профессорская проза.
На обратном пути попали еще в парк Вигеланда. О парке много писали - это собрание обнаженных скульптур, объединенных исследованием человеческой жизни: любви, потомства, старости. Физические типы одни, но красоты от этого не убавляется. Особенно хороши скульптуры в движении. Это все как-то просто и впечатляюще. Как и в случае с Мунком, художник (он был, видимо, богатым человеком) работал всю жизнь и подарил все городу. Какой, оказывается, гигантской по результату и времени может стать человеческая жизнь.
У Пола с собой сотовый телефон. Иногда его кто-то вызывает из Дании. Каждый раз я вздрагиваю, потому что думаю: не меня ли?
2 февраля, вторник.
Еще раз смог оценить настойчивость Пола в осуществлении планов. Это путешествие было посвящено не только нашему любопытству и любознательности, но и развитию Эспиона. Его голос все время звучал в машине, как колокольчик, и я потрясался вдумчивости этого малыша, умению играть самому с собой, фантазиям, которые отражались на его личике. Итак, в день отъезда из Осло Пол поднял всех рано и коли обещал нам показать Норвегию, то показал. Но пока, при всей насыщенности нашей предыдущей программы, он отвез нас в замок - в слот. Эспион был в восторге. Один раз я видел его расстроенным, когда у трамплина ему не дали покататься на санках: в его городе снег редкость.
Впечатления от настоящей средневековой крепости опять не формулируемы, потому что здесь требуются описания, а зачем что-либо описывать, как еще делали в XVIII и XIX веках, описывать, когда существуют кино и телевидение. Итак, крепость на утесе над городом, старые деревья, тропинки, тишина, вид на город; понимание его географии с этой высоты. Понимание новых мест в последнее время приходит все больше не самим их видом, а собственным настроением, душевным подъемом, ощущением бодрости в теле и свежести на лице.
Прелестен был плотненький и веселенький солдат-часовой, возле которого мы все дружно на память сфотографировались. На нем - черная с белым кантом форма и шляпа с петушиными, черными же, перьями.
По дороге мы заехали в еще один замок. Это высоко на горе, с прекрасным видом на город и фьорд. Опять в копилку незабываемого. Я только оживился, когда вдруг прочитал на указателе "К монументу Карла XII". И все тут же обрело свой смысл. Король, о котором норвежцы знают не больше, чем о каком-либо другом короле, для меня - персонаж русской литературы и русской истории. Оказывается, именно возле этой крепости Карл XII был убит. Пол с готовностью сообщил и апокриф: убит пулей в спину. Значит, стрелял кто-то из его солдат. Почему-то в этот момент появилось размышление о Горбачеве. Для всего мира он - политический деятель, а для нас - злодей нашей русской истории.
He писал о богатстве Норвегии. Это самая дорогая и нынче, наверное, самая богатая страна в Европе. Источником этого богатства стала нефть, которую открыли в Северном море. Здесь самые высокие цены, но и высокие зарплаты и низкие налоги. Писал ли я о том, что, переехав границу, уже в Норвегии, я выпил самый дорогой в своей жизни чай - за 3 доллара?
Последние впечатления от Швеции, уже в Гетеборге. Совершенно современное, похожее на заводоуправление какого-нибудь металлургического завода, здание гетеборгской оперы - через оконные витражи видны склады, декорации, нутро театра. И двадцать минут, проведенные в книжном магазине. Рассматривал альбомы с фотографиями и книги по живописи.
3 февраля, среда.
Ребятишки наши расклеились: модное здешнее хождение без шапок, вольный режим. Миша потратил все деньги, полагаю, ублажая Олю и Таню, и теперь выписывает какие-то деньги из Москвы. У Марины начался приступ астматического бронхита - не у одного, значит, меня. Все сопят, кашляют. Оля и Таня предпочитают видеть жизнь в более веселом цвете, нежели ту социально аранжированную, которую нам показывают. В "Центр" мы еще ходили вшестером, а уже на ферму, кроме меня и Л. А., великодушно поехали только Алеша и Светлана.
При всей своей внешней устроенности "Центр" - это все тот же дом для престарелых. А старость есть старость, и у нее только молодые воспоминания. Все это задумано прекрасно; 42 однокомнатных бокса, в чем-то похожих на комнаты для стариков в Матвеевском, но побольше, до 30 метров. Этажом выше - спортивные залы, кружки, комнаты для шитья, лепки, керамические мастерские. Старикам сохраняют пенсии, их собственные квартиры так и остаются квартирами собственными, они их могут продать или завещать; а муниципальные они должны сдать. Решает проблемы социального призрения домашний врач и муниципалитет. Политика такова: пока старик может обслуживать себя, он должен оставаться дома. На этот вид социальной услуги есть очередь, но подобных центров в городе около 40. Кроме постояльцев, в центр в неделю приезжают или приходят до 1000 стариков - можно по годовому абонементу заказывать такси, это много дешевле. Приезжают они, чтобы просто провести время, позаниматься в кружках, поесть в дешевом диетическом кафе. Нас тоже здесь накормили - вареная картошка и морковка, два ломтика отварного мяса. За еду старики платят. Иногда в своих кухнях они объединяются по интересам: скажем, трапеза для диабетиков. Директор центра - энергичная, но уже пожилая дама учит мужчин-стариков готовить: оставшись без женщин, мужчины выясняют, что готовить не умеют.
В центре есть служащие, которые занимаются похоронами.
Во второй половине дня были на ферме. Хозяина зовут Йорген. Тридцатипятилетний парень, четверо детей, здоровый, предприимчивый, любит эту жизнь и эту работу. Ферму купил в рассрочку на 30 лет, взяв ссуду в банке. Много модернизировал, сейчас у него 90 коров, было 25. Механическая дойка. Все: ох и ах, вот бы нам так. Я стал потихоньку расспрашивать - и оказалось: за 1 га зерна государство приплачивает фермеру 2 300 крон, за 1 га зеленого гороха - 3 200 крон. Создана и отлично работает вся сложная система, соединяющая саму ферму с внешним миром. Через день приезжают за молоком, и к этому времени весь удой за два дня должен быть охлажден.
Наибольшее впечатление произвел следующий эпизод. Во время дойки одной корове поставили переносной доильный аппарат. Корова оказалась больной, она мечена специальным бандажом на задней, обращенной к дояру ноге. Корова эта, по словам хозяина, получает бициллин. Самое неожиданное - что из этого индивидуального доильного аппарата молоко вылили просто на землю. Оно плохое.
Телята выпаиваются через специальный прибор, в котором все время разводится новая и новая порция теплого молока. Но молоко здесь специальное, фирменное, предназначенное для откорма телят, сухое. Трехнедельных телят фермер продает специализированной голландской фирме на доращивание. На ферме управляются только два человека, потому что дойка автоматизирована, потому что навоз откачивается в специальные бункера, потому что ферму можно не отапливать, и она не утеплена - климат; потому что климат позволяет растить траву и зерно без полива, с запасом вегетационного периода.
Готовы ли мы, на нашей родине, под водительством лидера партии фермерского крестьянства г-на Черниченко, к подобному? Нет, не готовы. Потому что нет дороги, потому что подвозить из Голландии сухое молоко дорого, потому что может возникнуть перебой в электричестве, потому что дояр не выплеснет на пол испорченное молоко и погубит всю партию, потому что фермер запьет, потому что нет телефона, потому что сегодня выходной у ветеринара, проводящего искусственное осеменение.
Но тем не менее все увиденное производит впечатление. Телята, уход за ними, миксеры, в которых смешивают корма, тракторы, установка для доения, сам фермер, свободно объясняющийся по-английски. На последнее хочу обратить внимание - это свидетельствует лишь о том, что парень хорошо и добросовестно учился в средней школе и один год в своем колледже. Ничего другого он не кончал. Он все имеет, но он весь в долгах. Ему бы только не сломаться. Мне все это было очень интересно.
Я задавал так много специальных вопросов за угощением, которое нам поставили во вполне комфортабельном фермерском доме, что хозяин спросил: "Этот профессор - специалист по сельскому хозяйству?"
Вечером начал обрабатывать текст пятой главы: все довольно плохо. Скучно, подробности интересны только для пишущего. Наверное, неудача. Но нет и мысли сдаваться. Надо или выбрасывать, или обогащать.
Возвращаясь после посещения центра в гостиницу с одной из наших милых сопровождающих дам, я обнаружил, что возле магазина, где продаются ковры, в шезлонге, тепло одетая, сидит с книгой в руках вполне интеллигентного вида женщина. Мне объяснили, что в магазине объявили пятидесятипроцентную скидку на ковры на завтра, и дама хочет быть в завтрашней очереди первой.
5 февраля, пятница.
Утром - морской музей. Это на берегу: несколько деревянных одноэтажных домов, соединенных коридорами; внутренний двор, в котором находятся несколько военных кораблей, лежат на подставках мины и стоит большая подводная лодка. В музее много поучительного, а самое главное - он говорит о сложности устройства мира. Полазил по подводной лодке, которая больше всего нравится Ване и Эспиону. В принципе, это, конечно, плавучий гроб, и жить в ней страшно. Все, казалось бы, направлено на развитие человека, но, видимо, это особенность датской культуры, она не в слове, не в движении отвлеченной мысли, а в обустройстве самой жизни, в ее материальных щедротах.
Потом были у Пола, Аннета кормила нас ужином, и поехали на другую ферму. Это произвело на меня очень большое впечатление. Дом, где прожили четыре поколения предков. Старики. Все чистенько.
7 февраля, воскресенье.
Сижу в самолете "Аэрофлота", но в "боинге". Это что, свойство наших предпринимателей: немедленно забывать об интересах страны? Но первый шаг в этом направлении, наверное, сделал наш президент. При том, что у нас были такие машины представительского класса, как ЗИЛ, пересел на "мерседес". Курчавый "купидон" Немцов в одном был прав: чиновник должен ездить на своей, родной, российской машине. Деньги из бюджета по возможности должны поддерживать собственный народ и собственную промышленность. Итак, я сижу во вполне удобном "боинге", командировка закончилась. За иллюминаторами вовсю валит снег.
Из Ольборга долетели благополучно. К счастью, нас тут сразу же встретила Марина, та же грузинка, которая встречала нас по дороге в Ольборг. И на этот раз она проявила к нам чудеса внимания. Из аэропорта ехали 15 минут, 20 крон стоит коллективный билет и 30 - обычный. И сразу же пошли в глипотеку - музей в центре города. По воскресеньям он открыт бесплатно. Старинный музей с огромным зимним садом в центре, прекрасно освещенными залами и новыми пристройками. Особенно хороши отделы древнегреческий, римские - достаточно саркофагов и надгробий, и очень сильны залы, посвященные Гогену и импрессионистам. Есть даже у Гогена пейзажи с коровками - фоновые пятна все те же, что и на таитянских картинах: надо не забывать, что женой у него была датчанка. Есть один великолепный до подозрения в подделке Ван Гог и прекрасная скульптура Родена. Целый зал портретов, в том числе - Виктора Гюго, Пюви де Шована, Клемансо. Все это интересно. Рядом с этими вещами остальные - пресны и мелки. Будто бы даже и не одно время. Я опять вспомнил о нас. Ведь даже мне попасть в музей нынче не так уж дешево. Но, видимо, это знак эпохи: министерства культуры и высшего образования работают сами по себе, а эти самые высшее образование и культypa - по-сиротски.
Приехал домой около трех часов ночи.
8 февраля, понедельник.
В Москве. Мельница на весь день. Самое приятное - это порядок, который новый референт Сережа навел у меня в кабинете. У него поразительное умение везде все приводить в порядок. Здесь не только строгий фильтр посетителей и звонков, но и постепенное приведение всех дел в стройный логический ряд. Если и дальше так все пойдет, то я из него сделаю человека.
Звонил Сережа Кондратов: он дает деньги на призовой фонд фестиваля "Литература и кино" в Гатчине и обещает приехать сам, дает и призовые книги. Толстого решили заменить академическим 24-томным Пушкиным. Какой он, все же, молодец.
За институт все время волнуюсь, проживем ли. Начался откат и платных учеников.
Утром созвонился с Эдуардом Лимоновым - тот обещал быть завтра на семинаре.
Наш редакционно-издательский отдел приподнес мне подарок: вышел очередной "Вестник".
Был В. И. Гусев. Он издал свои дневники за 93-й год. Я сунул в них нос и опять позавидовал. Все чрезвычайно просто. Но - держит аромат дней и какая-то удивительная смесь политики и личного. Определенно здесь нащупывается если не новый жанр, то какое-то своеобразие жанра.
9 февраля, вторник.
Лимонов, которого в институте я слышу не в первый раз, пришел как миленький. Подарил мне свою "Лимонку". Был, как всегда, в черном, седой. Руки. Кисти крупные, мужские. Сегодня он был особенно интересен. В аудиторию Долматовского набралось пол-института. Лимонов говорил о рефлексии и нестойкости интеллигенции, нападал на Пушкина и Достоевского. Многое в его нападках было искусственным, но в целом - хорошо возбуждало нашу молодую публику. Глядя на него, я думал о том, сколького можно добиться путем самообразования. Крепкий и толковый мужик. Он называет себя еще и политиком. То, что он сделал ставку на молодежь, свидетельствует о многом.
10 февраля, среда.
Умерла Айрис Мердок. Конечно, как говорят, в Англии ее давно уже не читают, но это великая представительница профессорской прозы. На всех она оказала очень большое влияние. Мне кажется, что в ее смерти заключен некий знак для Сережи, который пишет диссертацию о ее прозе.
Утром был в "Терре" у Кондратова. Договорились о моей новой книге писем. Я должен сделать ее как некий учебник.
В институте сегодня в шестой раз состоялась панихида по А. С. Пушкину. Как всегда - на втором этаже, в зале, где портрет Горького и высказывания наших классиков. На этот раз служил Вигилянский, муж Олеси Николаевой и отец нашего студента Коли Вигилянского. Он бывший наш студент, а теперь священник университетской церкви на Моховой, где отпевали Гоголя. На меня произвело большое впечатление, что он несколько раз сказал об учившихся здесь и "прежде начальствующих". Многих ребят из хора я вижу в шестой раз.
После панихиды пили чай и более крепкие напитки в деканате. Вигилянский, говоря о прежних гонениях на церковь (самые жестокие были при Хрущеве), рассказал такой изумительный факт. Будущий диссидент, генерал Петр Григоренко, командовал взрывом храма в Витебске.
11 февраля, четверг.
В три часа собрание прозаиков в Московском отделении. Здесь начались распри, вызванные тем, что на каком-то внутреннем конкурсе члены бюро секции прозаиков поделили премии только между своими. Лауреатами стали председатель бюро, секретарь, члены бюро. Премия называется Пушкинской. Сюда наслоилась обычная ситуация со сменой поколений. Молодежь всегда права, торопя отжившее; а в наше время и в нашем деле - как никогда. Сейчас происходит и смена стилей, и смена манеры письма, вызванные эпохой. Нам, конечно, не очень хочется отдавать позиции, но ведь ничего с этим не поделаешь. У нас другие вкусы, другие подходы, мы по-другому смотрим на типическую ситуацию, и в том числе на ситуацию в литературе. Почему же только из нас, стариков, должны состоять все бюро, все жюри? Почему мы должны оценивать молодых со стороны наших представлений? Во главе бюро стоит Валерий Рогов, со своей немыслимой амбициозностью и величием. У него неизбежен был конфликт с Гусевым, человеком и совестливым, и порядочным, и прямым. В ответ на эту прямоту Гусеву всегда клеят только одно: его умение выпить и любовь к этому. Потом, наши писатели ничему не научились, они по-прежнему думают, что все в писательском деле равны, у них по-прежнему в моде некий залихватский стиль общения. Гусев очень хорошо ответил на наскоки: "Я защитил две диссертации, написал и издал 32 книги и около 900 статей в периодике. Мое так называемое пьянство мне не мешало. А в принципе, у большинства не хватает ни ума, ни таланта, ни умения себя вести". Меня партия Гусева специально вызвала на собрание, и Гусев внезапно для меня объявил мое выступление. Говорить мне было легко, потому что ничего не выдумывал. Тезиса было три: Гусев как преподаватель, как мастер и как наш литинститутский очень уважаемый человек; Гусев как человек, который держит московский Союз писателей; конфликт в бюро как неизбежный конфликт поколений. Я привел свое недавнее наблюдение, как наша литинститутская молодежь смотрит на молодых мастеров. Слушали очень хорошо, без реплик.