В своей собственной речи я как бы даже почти и не коснулся "молодой литературы", а посетовал, что нет напечатанного, как на "Букере", меню. Топоров, автор "Записок скандалиста" высказал мысль, которую раньше я пытался приватизировать: "Ни один из лауреатов "Букера" и "Антибукера" не совершил броска вперед, получив премии".
Андрей Вознесенский, который не так хорош, как бы хотелось, вроде бы смутно меня узнал и кивнул. Зоя Богуславская по типу стала окончательно похожей на Лилю Брик. На лице Зои написано, как люто она, писательница, меня не любит. Знаю, за что, за владение пером. Познакомился также с Ириной Прохоровой, которая наверняка много гадкого уже слышала обо мне. Я рад, что сумел сказать ей, как люблю ее журнал - "Новое литературное обозрение", тем более что только что его читал и делал из него выписки.
Теперь главное, меню: у камина видел два огромных блюда с осетрами, по кусочку которых нам и раздали. Закуски и прочее было в ассортименте. Запомнилась жареная осетрина, ее вкус и прекрасное ощущение, когда режешь или отламываешь вилкой от нее кусок.
22 января, суббота. Тема продолжается. Был в своей субботней бане и там у кого-то опять перехватил "Коммерсантъ". Прочел только статью Мих. Новикова, которого специально на этот раз рассмотрел на "Антибукере". Что-то его ко мне тянет - о, это содружество Литинститута! - но одновременно он меня побаивается. Крепкий, высокий, спортивный, держащий себя постоянно в форме парень. Калмыковатое лицо и лихорадочное, тщательно скрываемое честолюбие. Он написал довольно интересную заметку о церемонии вручения - все тот же напряженный стиль и язвительность видения - этим отличаются выпускники Литинститута. Есть фраза вроде того что ректор косвенно похвалил лауреатов и конкурс, сказав, что хорошо написанная газета премирует хорошо написанные тексты.
Еще ранее, заинтересовавшись его оценками сегодняшнего литературного процесса, я попросил из архива его личное дело и обнаружил то, что и предполагал: он поступал на прозу. И даже к М.П. Лобанову. Этим многое и объясняется: прозаик, который как будто знает, как надо писать прозу, но пишет критику. Вот так, мальчики, это совсем другое, нежели складывать холод критических наблюдений. Для прозы надо горестные заметы сердца.
Читал весь день книжку Елены Кателенец. Она молодец не потому, что собрала много сведений, а потому, что в такое время решилась продолжать невыгодную работу. Не так-то просто нас, русских, заставить говорить то, чего мы не хотим. Здесь много аргументированной критики Волкогонова, Афанасьева и других столпов перестрелки-перестройки, сделавших себе имела на антиленинизме и подтасовке нашей истории.
23 января, воскресенье. Как обычно, галерная работа для "Труда":
"Обоим сюжетам, заинтересовавшим меня на этой неделе, я дал названия: "Страничка истории" и "Явление монстра". Начнем с истории. Кто мог предположить, что нам всем, людям старшего поколения, придется почти в натуре и в яви увидеть знаменитый II съезд РСДРП, который мы тщательно изучали в институтах и кружках политграмоты! Все, конечно, поняли, что веду я здесь речь о недавнем думском скандале, связанном с выборами спикера и распределением постов. Какие здесь Шатров и Марк Захаров - прежние специалисты по ленинской тематике! Сегодня и драматургия повеселей, и режиссура покруче. Но в основе все то же. Разве не узнаются в сегодняшних картинках испытанные вожаки Мартов, и Плеханов, и Аксельрод и даже Вера Засулич, бодро на думских заседаниях жующая "Дирол без сахара"! Есть даже Бунд, уход которого со съезда в тот раз и дал возможность "твердым искровцам" перетащить "болото" на свою сторону и стать большевиками. Нет только актера на роль Ленина. Меньшевики как герои слов. Сегодняшних персонажей не называю, они и так у всех до противного на слуху. Но напомню, чем закончился меньшевизм и во что обошлись ему и стране изысканные меньшевистские капризы.
Второй полюбившийся мне сюжет - это явление Бориса Абрамовича Березовского на телеэкране в программе Сергея Доренко. Признаюсь в том, не прерывая признательности нашему мэру, что смотрю этот канал. Так вот, этот монстр, прославленный в деле "Аэрофлота" и во многих таких же громких делах, вдруг рассуждает и по вопросу Чечни, и по вопросам устройства нашей экономической жизни, также и по существу парламентского конфликта удивительно здраво и точно. Он даже проявил редкую для публичных политиков принципиальность, признавшись: душой он с "капризниками", а вот в натуре, так сказать, голосовал за Селезнева. Но если так, подумалось мне, вот бы в порядке большевистской нагрузки послать Бориса Абрамовича как переговорщика к меньшевикам. Меня не испугало бы, если бы даже вдруг появился новый Троцкий. Ведь по существу, как сейчас доказано, Троцкий мало чем отличался от Ленина, главного героя большевиков. По крайней мере, кроме речей и рассуждений, человек номер два в революции был полководцем, одним из создателей Красной армии и реанимировал разрушенный железнодорожный транспорт. Представляю в этой роли наших говорунов и говорунью!"
Был Юрий Михайлович, как всегда неунывающий. Это не Лужков, а мой друг. Он, лицо, мне обратное в политике, тоже возмущается действиями героев-отказников в Госдуме. Это уже что-то новенькое, это Ю.М. уже по своим, которых он раньше в ссорах со мной не давал в обиду. А вот и рассказ Алеши, восемнадцатилетнего мальчишки, которого Ю.М. предлагает мне в институтскую охрану. Это какой-то его знакомый. Он работает после ПТУ токарем в Измайлово на военном заводе. Зарплата - 1000 рублей, 500 из них отдает матери. Встает в 4 часа 50 минут, если нет сверхурочных (они до 8 вечера), то он возвращается домой в 6 вечера, ест, смотрит телевизор, спускается во двор, играет во дворе многоэтажки со своими сверстниками в салочки. При сверхурочных зарплата достигает 2000 рублей В 9 вечера ложится спать. Ничего не читает. Как правило, на заводе ничего целый день не ест. Если есть деньги, идет в столовую: суп -5 рублей, гречневая каша с котлеткой - 3рубля 60 копеек, картошка, размазанная по тарелке, и сосиска - 4 рубля. Эти цены он знает наизусть. Через год он уходит в армию. Это не жизнь, она лишена каких бы то ни было перспектив, это рабство. Я понимаю датского или шведского рабочего, который также целый день вкалывает, но у него хотя бы есть деньги раз в неделю напиться и съездить в отпуск.
24 января, понедельник. Кстати, о Дании. Сегодня последний день на работе, завтра, по традиции вместе с Людмилой Артемовной и ребятами улетаю в Данию. На этот раз прихватили еще Сашу Великодного - за верную службу в международном отделе. Весь день распихивал последние дела. Из самого неприятного это разговор с неким К-м (имя-отчество я не запомнил), представившимся мне как председатель комитета из Думы. Он просил, чтобы с нашей студенткой Юрченко в одной комнате в общежитии жила еще одна девочка, которая - смутно помнится, - у нас училась. Я ответил, что такая возможность реальна, но мне нужна хоть какая-нибудь бумажка, чтобы девочку зарегистрировать. Но, оказывается, эти думские господа ведут себя, как хозяева жизни. "А только ли студенты у вас в общежитии живут?". Информация у него через наших милочек собрана. "Не только, живут рабочие по просьбе управы, студенты других вузов, но все они до единого, зарегистрированы!" Вот, дескать, я, Кузнецов позвоню в управу, пусть вас проверят. Какая-то жуткая бюрократическая гадость.
В час дня уже был на студии документального фильма - Саша Шаталов снимает своего "Графомана". Вошел в студию, а там Мария Васильевна Розанова. Говорили об Интернете. Был рад повидать Сашу. На этот раз сплел что-то любопытное. Саша это подтвердил. Саша попутно отметил, что с профессорами и научными работниками иметь дело очень трудно, у них слово плетется за слово и нет информативности. Особенность громких лекционных фраз и цитат.
Прочел статью, которую отдиктовал в пятницу, писал для Серенко. Десять лет "Сопричастности" Мне не очень нравится, но делал я ее с колес. Впрочем, там есть отдельные интересные мысли. За статьей приезжал Коля Тырин. Поговорили о театре, о его жене Наташе Кулинкиной. Театр. Дни постановки моих пьес в Москве ли, в Одессе, в Костроме - самые счастливые в моей жизни.
Только в самом конце дня дозвонился через Геннадия Гусева до "Современника". До этого, когда я говорил с С. Куняевым, тот отшучивался: какие дневники без ошибок. Оказывается, все набрано, идет в 3-м номере, когда я приеду, все будет уже не в воле моей и редакции. В седьмом часу вечера, когда редакцию запирали, взял верстку и поехал домой - 31 полоса.
Вечером позвонила из Матвеевского В.С. Там ее уведомили что ей надо заплатить за питание 1300 рублей. Вот тебе и грант, который Союз кинематографистов дал ей, известному критику и инвалиду первой группы. Вдобавок ко всему сделано это все было в самый последний день: оказалось мифом и продление ее пребывания в доме ветеранов кино до 31 января. Но теперь у нее все уже связано с диализом, с распланированным временем. Значит, набегает еще два дня, каждый из которых по 250 рублей. К счастью, у меня от премии еще оставалось 2500 рублей, я отдал их Феде, который должен вывезти ее в среду утром.
Был Олег Александрович Кривцун. Ему предстоит операция, и он ищет помощи института, чтобы ее оплатить. До чего дошла жизнь, профессор, крупнейший специалист в своей области, автор многих книг волнуется в приемной, а потом должен заискивать перед ректором, потому что не может найти и вынуть из своего скудного бюджета две с лишним тысячи, чтобы сделать хирургическую операцию по жизненно важным показателям!
До 11 ночи собирался, наверняка позабыв кучу предметов, а потом до 3-х читал верстку. Есть купюры, нарушается внутренняя логика. Но к правке "Современника" я привык. Вспоминаю еще правку Саши Сегеня моего "Гувернера". Жду дополнительных сокращений, кому-нибудь понадобится что-то вставить, но, может, я излишне строг. Вечером позвонил Сорокин и рассказал, как Л.Г. Баранова-Гонченко на секретариате протестовала против присуждения мне премии Тредиаковского, которая обычно дается ученым. В.Н. Ганичев в ее руках - вата. Но это и понятно: для того, чтобы протестовать и сопротивляться, надо иметь характер и художественный авторитет. Меня это все не удивило. Я увидел за всем этим, конечно, дружбу Ларисы Георгиевны с В.П. Смирновым, но по сути-то, мне их жалко, как не пишущих, а реализующихся лишь в устном жанре людей. С чувством некоторого удивления обнаружил, что премии, оказывается, распределяются на секретариате, но может быть, я и ошибся. Были ли на этом секретариате наш институтский доцент Саша Сегень и наш доцент Стасик Куняев?
25 января, вторник. В самолете "Аэрофлота" стали хуже кормить. Разглядывал с интересом, - встретились под табло - лица ребят, шестеро из института, две девочки с курсов Н.А. Бонк. Постепенно я со всеми освоюсь. У Миши и Даши роман, я-то полагаю, по его интенсивности, что они поженятся. На аэродром приезжал Гасин, он провожает Катю. Тот самый Гасин. который начинал, как платник, родители - обнищавшие учителя из Вологды, а потом я перевел его на дневное. Я у Кати тут же спрашиваю: а он чего здесь, он провожает? "Он мой жених". Я уж давно оставил ханжество моего поколения связанное с тем, кто и с кем живет в общежитии. Общее моральное и нравственное чувство ребят вывезет. Помню, этот самый Гасин подходил ко мне с каким-то обменом комнатами в общежитии, в результате чего получалось, что какие-то трое ребят хотят жить вместе, а он будет жить в одной комнате с какой-то своей девочкой. Намерения серьезные? Намерения серьезные. Живи. Вот, значит, с кем он собирается жить! В гостинице, уже в Дании, и Миша, и Даша оказались в одном номере. У меня при распределении никто не спросил, а я не заметил. Даша после операции аппендицита, и ей нельзя носить тяжести. Носит Миша.
Гостиница в самом центре Копенгагена, но в пяти минутах ходьбы целая улица наркоманов и других сладостей. Уже подъезжая, увидел букет секс-шопов с нагло торчащими из витрин членами. Пол предупредил: выходя из гостиницы всем идти только налево. Отель хороший и называется Хеброн. В отеле меня удивило новшество, недоступное нашим гостиницам. Внизу, в холле, а точнее, даже чуть ниже, в недосягаемости взгляда портье стоят несколько столиков и автомат, который без всяких денег выдает любое количество чая, кофе и какао. Вечером, когда мы обсуждали с Полом программу выпил две чашки своего любимого какао, сокрушался только, что нет молока.
Встретили нас на аэродроме Пол в своей желтой куртке и Марина в лисьем жакете. Марина очень меня интересует и как красивая женщина, и как некий общественный тип. Теперь она занимается телевидением, у нее два часа на центральном канале. Это новости культуры из России.
После размещения в гостинице мы с Мариной, ее матерью, милой и элегантной дамой моего возраста, и Людмилой Артемовной уехали в Луизиану. Ребята с Полом бродят по Копенгагену. Я вспоминал свою молодость, встречу писателей в Луизиане. Недовольство моим выступлением дамы из Би-Би-Си. Попцов, старательно выбиравший, за кого встать. Наташа Иванова, пока юлившая между нашими и вашими, но уже дававшая платное интервью кому-то из западников. Первая встреча с легендарным Синявским и его женой Розановой. Мария Васильевна тогда только искала свой непререкаемо-хамский стиль. Уже нет Раисы Копелевой. Уже нет Копелева, реббе русской общины в Кельне. Я прочел позже их книги. Помню молодого Васю Аксенова. Он бегал, а я бегал и купался в море. Помню свежесть молодости.
Все тот же парк с мрачными глыбами условных скульптур, галереи музея, спускающиеся по холму. Человек все время пытается отгородить и присвоить себе часть природы. Сейчас, в ночи, в парке вместо электрических фонарей, горят, видимые через стекла газовые факелы в стеклянных колбах. И тут взгляд не хочет обшаривать скульптуру, а пристально пытается сосредоточиться на живом пламени.
Я плохо прошлый раз восемь лет назад посмотрел галерею, а может быть, этих вещей и не было. Дега, его танцовщицы и не видимые мною раньше скульптуры балетных девушек. А дальше имел значение лишь почерк - почерк Сезанна, почерк Гогена, почерк Шагала, почерк датских художников, имена которых я не запомнил. Но они тоже прекрасны. Современное искусство хорошо, когда оно довольствуется лишь малым, искренним. Никакое искусство не может охватить всей жизни в ее сложности целиком. Жизнь, она разная, а искусство пытается сделать ее универсальной, обобществить и мифологизировать во славу творца. Претензия в искусстве чего-нибудь не забыть - его губит. Хороших художников и хороших писателей очень много в этом мире, много отдельных хороших картин, но у нас у всех есть тоска по системам.
Я опять вспомнил о страсти датчан вечером ставить на подоконник настольную лампу и держать окна не зашторенными. Мне это нравится. Может быть, это от малого количества света в жизни? Но датчане не жили в этом веке с КГБ. А наш КГБ при всем моем уважении к нему и вере в его необходимость - самый лучший в ХХ веке.
Вечером Пол кормил нас в ресторане. О, эти большие датские рубленые бифштексы с картошкой и свежей капусткой на огромных прямоугольных тарелках. За Данию высоких налогов и больших порций! В этом она схожа с Германией.
Поздно начал читать "Взятие Казани" В.И. Гусева по журналу "Проза". Может быть, это лучшая у В.И. вещь, все, не смотря на отдаленность во времени, очень современно. Интересные размышления о власти, о ее связи с Божьим промыслом, интересна манера языка, сегодняшняя, и сама манера повествования, как бы не скрывающая и свою художественность, и следование историческим источникам. Любопытен и сам молодой царь, и Курбский и Воротынский. Батальные сцены сделаны не по кино и телевидению, а по прозе, везде дыхание и голос автора. Прочел практически махом.
26 января, среда. Утром я уже два часа работаю. Помылся в душе, потом обнаружил, что забыл станок от бритвы, но есть лезвие, побрился. Сделал в коридоре зарядку, попил какао внизу, кстати, нашел и сухое молоко, оно стояло в пластмассовой чашке с крышкой. Все есть, надо только поискать, датчане большие искусники по части удобств и комфорта. Стукнулся к Саше, он наверняка вчера сорвался с места и до середины ночи бродил, разглядывая витрины. Саша проворчал, что еще рано. Но писатель потому и писатель, что может для работы довольствоваться малым количеством наблюдений. А у меня за утро уже готова страница дневников, а потом Саша будет стонать, что диплом у него не пишется.
Утром ходили в музей естественной истории. В полном названии музея я мог ошибиться, но в сути нет. Все-таки очень интересно, когда в человеке остается рост хотя бы юношеской пытливости! Так увлеченно карапузы - второй или третий класс - раскладывают по полу свои листочки с тестами и заполняют их в залах музея, что-то разглядывают в витринах, сравнивают, потом записывают в своих тетрадочках. Когда все это стопорится и человек уходит в поверхностные слои культуры? Я полагаю, что недостаточно дает школа, в ней слишком много игры, выбора. Сейчас и нашу школу тащат на демократическую необязательность.
Музей прекрасный. Я даже не могу сказать. какие отделы богаче. Конечно, впечатляют "предки". Все эти викинги, которые показаны в подробности, реставрации одежд, обуви, жилищ. Очень много лодок и долбленок-гробов. Что-то есть кощунственное в востребовании этих костей. Черепа улыбаются все той же улыбкой, по-прежнему свежа эмаль зубов. За каждой косточкой, за каждым пробитым каменным топором черепом, который выставлен в витрине я фантазирую жизнь и страсти, детей, семью, мысли, сотрясение тел. Много интересного в оружии, в рыцарской утвари, в механике вооружения. Во всем музее богатство и следование современной технологии показа. Меня интересует слияние и устройство современной техники и старинных зданий. Стен. Музей - это какой-то реконструированный дворец. На месте двора огромный, крытый стеклом дворик. В среду, кстати, день бесплатных посещений, но народу, тем не менее мало. Наши ребята с большим интересом все это осмотрели. Может быть, не все еще потеряно?
В музее Пол кормил всех огромными бутербродами с копченой семгой и поил кофе и чаем. Вторым номером нашей дневной программы было посещение оперы. В перерыве еще поход к "Русалочке". Ребята вызнали все наиболее банальные места общего показа и без этого не могут. Хорошая милая русалочка, хорошо посажена и инженерно отлично сделана. Но меня все время интересовало, каким образом припаяли украденную голову так, что шов незаметен. Может, просто на прежнее место, на прежний штырь посадили новую отливку, а раструбили, что голову отыскали и припаяли? Вообще в Копенгагене масса памятников, в основном ХIХ века: как будто столица торопилась стать культурным центром. О, если бы сюда пустить наших мародеров, сколько бы они посдавали меди!