Музей Консьержери. Старый королевский замок и дворец. Потом, естественно, тюрьма. Это то, что я из жадности пропускал в прошлые разы. И здесь волновала меня скорее не историческая действительность, а литература: камера, в которой держали перед судом и казнью Марию-Антуанетту. Я ее уже люблю и сочувствую ей. Для меня существует только история описанная австрийцем же, как и его знаменитая королева-землячка, Стефаном Цвейгом. Низкое, темное окно, манекены, изображающие королеву, читающую письмо, солдата, наблюдающего за узницей. Демократы постановили, чтобы за австриячкой, кроме тюремщика, наблюдал еще солдат, постоянно находящийся в камере. Какая приобщенность к величию: солдат может видеть, как его бывшая королева отправляет естественные потребности или, если он скромник и отвернулся, слышать, как журчит высочайшая струя.
Наверху в отдельной комнате список гильотинированных в революционное французское лихолетье. И "бывшие дворяне", и "простые фермеры". ГУЛАГ после этих во всю стену списков, кажется лишь дальнейшим движением цивилизации. Списки огромны, и ведь это лишь списки, а сколько за ними рук, ног, локонов, шей и голов.
Нижний зал Консьержери - это пламенеющая готика. Огромный, воистину королевский зал. Огромные камины. Еще большие камины на кухне. Челядь ела, пила, спала и испражнялась. Какой же величины стояли урыльники? Проблема общественного или коллективного питания успешно решалась и тогда.
Лувр, конечно, перегружен, он как тот библиотекарь, который на каждый вопрос читателя сует ему докторскую диссертацию. Может быть, это связано с тем, что он не просто музей, а еще и грандиозное шоу, собирающее самого разнообразного зрителя. Но какая пропускная способность! Эрмитаж, не уступающий Лувру по величию и составу коллекции, конечно, в техническом отношении в прошлом веке.
Можно скептически относиться к строительству во дворе Лувра "Пирамид", под которыми оказался "предбанник" музея, но это счастливая идея позволила точно, а главное, быстро распределить все людские потоки. И здесь невольно: сколько недополученных денег у русской культуры? Но нужны были первые правительственные инвестиции. Пожадничали.
Кстати, общий билет во все музеи позволяет еще и стимулировать посещаемость, т. е. создать моду, престиж на посещение музеев. Это как низкие налоги, их хочется платить.
В Лувр попали около шести, по средам он работает до 21.45, за два часа осмотрели французскую скульптуру, древний Вавилон и апартаменты Наполеона III. В апартаментах все похоже на роскошь Александра III. Как в это время завитушек и бархатных портьер боролись с пылью? Наибольшее впечатление произвела пожилая соотечественница расхаживающая по апартаментам в шлепанцах. Все то же: жили же люди!
Мысль о том, что империя крепко пограбила свои провинции.
Каменные быки из Месопотамии. Несколько раз был в Ираке, а ничего подобного не видел.
Мысль о том, что в писании дневника есть опасность: не поторопишься, отложишь - и одно впечатление затмевает другое.
Музей О. Бальзака, в Пасси. Ехали туда с пересадками. "Мы ждем вас после 24 мая" - это на плакатике, который висел на двери дома, где жил Бальзак в Пасси. Я с досадой приписал своей профессорской авторучкой: "Очень хреново!". Я представил себе, как кого-нибудь из соотечественников моя приписка повеселит. Если, конечно, соотечественник умеет читать.
В Лувре есть буклеты на всех языках - кроме русского.
Зато под одним из мостов призыв нашей соотечественницы "Сосу здесь! Маша", меня эта надпись повеселила, как весточка с Родины.
После неудачи в Пасси мы с С.П. от замечательного "Дома Радио" - это неподалеку, карикатура на него есть в Москве - круглый жилой дом в Матвеевском, автобусом отправились на Вандомскую площадь. План во что бы то ни стало нужно выполнять - просмотреть музеев на 180 франков (именно столько стоит музейная карта на 3 дня).
Музей Виктора Гюго.
В 20.30 в 14 квартале у Клода Фриу и Сокологорской. Позже подъехал Рено Фабр. Описать квартиру Фриу и Сокологорской очень трудно: это, с мельчайшими деталями, декорация к опере Пуччини "Богема". Только эта огромная мансарда находится на втором этаже. Сын Ирины Ивановны и Клода Игорь сейчас преподает где-то в Марокко. Судя по всему, эта парижская собственность ему ни к чему. Но такой интерьер строится всю жизнь. Здесь нет просто книг, просто афиш, просто сувениров - все принадлежит жизни, за каждым предметом история, за книгой автор. Но все ветшает, требует ремонта. Я представляю, как со временем это окажется никому не нужным.
Ужинали в этой самой обстановке. Меню было по-французски скромным: омлет с сыром и ветчиной, красная фасоль с кусочками мяса, торт, чай, традиционный сыр. Здесь дело не во французской прижимистости, а в невероятной занятости Ирины Ивановны и Клода. Клод, кстати, выпускает 5-томник Маяковского со своими комментариями. Мне кажется, что мы в России этого поэта мирового класса окончательно забыли. Вина было много. Я впервые попробовал "Вдову Клико". Отличается французское шампанское от вина, которое называли "Советским шампанским". Посидели тихо и ладно: четыре ректора как никак…
Разговор крутился вокруг отсутствия вступительных экзаменов во французских университетах, записываются эмигранты: алжирцы, выходцы из Африки, - но это еще и социальная реабилитация. Разговор крутился вокруг национальной проблемы. Фриу сразу обозначил свою позицию по Чечне: для его поколения много значила борьба против войны во Вьетнаме и Алжире. Я понимаю, это стабилизировало духовный мир. Здесь есть и обязательная привычка интеллигенции бороться "против" государства. Привычка - рефлекс к подобной благостной цивилизации. Разумеется, понять, почему многие деятели культуры, в частности, Михалков и Сокуров, занимают своеобразную и такую близкую мне позицию по Чечне, Фриу не хочет.
Ирина Ивановна с облегчением обнаружила, что мы доберемся до нашего общежития своим ходом. У Клода и Сокологорской дивной красоты афганская борзая. Шерсть везде, как и у меня в квартире.
18 мая, четверг. День музеев.
Все рассчитали, чтобы музейную карту использовать на полную катушку. Но не тут-то было, карта действует только для госмузеев. А мы-то раскатали губы на "музей эротики", о котором узнали в путеводителе, пять этажей набитых несколькими тысячами экспонатов. Поразили "эротические" устройства и порнография начала века. В принципе ничего не меняется. Фигура сидящей в кимоно японки, сразу через зеркало видны ее половые органы. Наши русские в книге отзывов: "Мы из России. Интересно, но немного старомодно. Хотели бы узнать что-нибудь новое и свежее. 17.05.2000 г. Л. Казакин, А. Леонов".
19 мая, пятница. Вы можете сколько угодно стоять над уже давно поевшей и сложившей свой коробки на поднос французской парой в переполненном "Макдональдсе", но они и не подумают двинуться. Пока лишь три раза, за время пребывания в Париже, посещали "Макдональдс", один раз побезумствовали на улице Риволи в открытом кафе (кофе, два сэндвича - 100 франков).
Музей Клюни. Это рядом с Сорбонной. С десяток раз, в прежние времена, вместе с Б.Н. Тарасовым проходили мимо каких-то археологичностей, меня магнитом тянуло к ним, но вот оказалось, что это действительно остатки римских терм - эти провинциальные остатки тоже впечатляют! - рядом музей Клюни, созданный на основе аббатства. Еще раз вспоминаю, что никто не сделал так много для восприятия русскими истории Франции, как два писателя: Дюма-отец и Морис Дрюон. Они крепко мифологизировали персонажей ее и топонимику. Что там делал у нас д'Артаньян? Сен-Жермен, Сен-Дени - впервые я об этих местах узнал от знаменитых авторов.
В музее Клюни для меня оказалось впечатлительным: постановка музейного дела, античные реалии - первые термы, которые я видел, литературное слово отчасти материализовалось. Здесь предметы средневековья, среди которых шесть гобеленов "Дама с Единорогом". Все это в деталях не удается сохранить в памяти, но в душе надолго будут раздаваться звоны, и чувствоваться вибрации, исходящие от этих кусков тканей. Вот оно, просто, безо всякой внешней цели и назидательности, прекрасное. Возможно, это символическое изображение человеческих чувств. В одном из залов выставлены и головы ветхозаветных царей, сбитые со статуй Нотр-Дама во время революции. Надпись на табличке - "еврейских королей", в путеводителе - иудейских "королей", из чего можно сделать вывод, что французских. Почти сразу же после музея я совершенно случайно наткнулся на этих же "королей" у Пруста. Как переплетаются жизнь, литература и сегодняшняя политика.
Напротив римских развалин на бульваре Сен-Мишель (это часть Клюни) - все тот же "Макдональдс". Не утерпели. Установил, для чего на стаканы с салатом надевают пластмассовые купольные навершия, - это чтобы перемешать салат с майонезом. (110 франков)
Бросается в глаза: кроме смотрителей, среди посетителей музеев нет африканцев. Изредка чернокожие ребята и девушки попадаются со школьными экскурсиями.
В метро. Заходим, возвращаемся из Лувра. Молодая женщина на балалайке играет русские мелодии. Вознаграждают ее за старания не густо.
В Лувре на первом (нашем втором) этаже устроено маленькое кафе на лестнице, возле классический барельеф "Нимфа Фонтенбло" Б. Челлини. Цены сносные: двойной эспрессо и горячий шоколад - 37 франков.
С.П. обладает каким-то специфическим зрением аналитика на искусство. Он улавливает и формулирует то, чего не вижу я. Собственно ему я обязан тем, что впервые, "несюжетно" увидел Монну Лизу. Многомысленно. Но все это еще и радует глаз. Столько людей общаривают эти ткани взглядом, что все краски должны были сгореть и обесцветиться.
Все рядом. Дворец Правосудия - его я видел раньше - и знаменитая часовня Сен-Шапель, уже три предыдущих раза бывая в Париже, жалел на посещение этого музея денег. И здесь с особой остротой понял, как невыгодна жадность. Последний раз я заглянул в открытую дверь, на меня пахнуло золотом, я подумал, что все, фраер, видел, познал. Но сейчас оказалось, что это помещение для слуг, а господская-то, немыслимой красоты, церковь наверху. Планируемый эффект: ощущение неземного!
Тут же я не утерпел и показал С.П. Дворец Правосудия, в котором был раньше, и потому привык управляться. Нужна особенная решительность, чтобы по нему походить. Впрочем, в одном из углов Дворца на полу сидела школьная экскурсия и учитель что-то им рассказывал. Мы даже завалились в какой-то зал, где шло слушание дела. Дамы в мантиях были похожи на породистых собак, которые только потому, что ощущают присутствие хозяина, не вгрызаются друг другу клыками в горло.
На улице шел дождь, уходить из дворца не хотелось. Из чувства раскованности посетили туалет. В туалете во всю дверь надпись "нет закона, нет правосудия". А чуть ниже по-французски "Ищу черного парня". А говорят о расовой нетерпимости!
Под дождем через "Порт Неф" пошли в Лувр. По дороге зашли в Нотр-Дам. Здание, так подробно описанное Гюго, потрясает своими размерами. Каждый сантиметр здесь отвоеван у земного притяжения. На фасаде те самые ветхозаветные короли, головы которых мы только что видели в музее Клюни. "Метрдотель сейчас был занят разговором с двумя слугами. Они поклонились мне, а я недоумевал, почему же я не узнал их, хотя в их манере говорить мне слышалось что-то знакомое. Эме не нравились их невесты, и он костил обоих слуг за помолвки. Он воззвал ко мне, но я отговорился тем, что я здесь не судья, так как эти люди мне не знакомы. Они назвали свои имена и напомнили, что часто подавали мне в Ривбеле. Но один из них отрастил усы, а другой сбрил и остригся наголо - вот почему, хотя у них на плечах были все те же (а не другие, как после неудачной реставрации собора Парижской Богоматери головы), мой взгляд на них не задерживался: так разные мелочи ускользают от производящих самый тщательный обыск, валяются у всех на виду, на камине, и никто их не замечает" (стр. 353).
Как ни увлекательно бродить по Парижу, а все равно тянет в нашу чумазую гостиницу, к собеседованию с господином М. Прустом. Это по-настоящему меня увлекает. Уже становлюсь противником того, чтобы набирать и набирать внешние впечатления.
Все парижские вестибюли метро залеплены огромными плакатами с изображениям обнаженной шоколадной девицы, вызывающей чувство некоторой неловкости - реклама купальника бикини (95 франков).
Сравнивая московское генерализированное метро с изящным, подвозящим вас почти к каждому дому, парижским, представляешь как наша толпа с сумками наперевес разнесла бы эти стеклянные барьерчики и забила все лестницы и переходы. Но, может быть, ручейки тоже способны пропустить весь поток?
В метро и автобусах перестали читать газеты после того, как появились пластмассовые упаковочные материалы.
21 мая, воскресенье. Только С.П. мог вытащить меня в новый район Дефанс. Я не люблю новейших достижений в архитектуре, минимизирующих пространство для человеческой жизни. Потом мне казалось, что это черт знает как далеко. Я мысленно представил себе пятачок строительства и горы мусора, грязи, подъездные пути и человеческие неудобства. Мы все это хорошо изучили: пятна засохшего цемента, провалы и колдобины, выжженная, без веточки зелени строительная пустыня.
Как уже понятно из моих песнопений, всего этого вовсе нет. Это так красиво, что заставляет вследствие красоты смиряться с экономной геометрией. Боже, как красиво, как величественен человеческий разум, которым Ты наградил свое дитя, как плавно отражение облаков на стеклянных стенах небоскребов, как широки и величественны площади, как изобретательно устроены фонтаны. Но жить я здесь не хочу!
В центре Дефанса стоит огромное "П" высотой в 140 метров - это некая современная реплика триумфальной арки. Стекло, паутина канатов, сталь, электричество. Подъем в стеклянной колыбели и осмотр Парижа с этой высоты стоит 42 франка. Это много. Но сверху видна логика и эстетика строительства. И, Боже мой, отсюда - Париж величественный, но маленький город. Какой же он был, когда стоил обедни! Значит, в нем какая-то своя волшебно-бытовая метафизика. По одной прямой: ворота Дефанса, Триумфальная арка, Лувр, Тюильри, и все это замыкается огромным Колесом обозрения на площади Согласия. Картина циклопическая, между двумя арками - все открытия последнего века.
В общем, если быть кратким, несмотря на наши проездные билеты, бросили мы весь заманчивый общественный транспорт и по этой самой оси - одна Триумфальная арка напротив другой - двинулись пешком. География Парижа теперь на моих подметках. Воздух был очень прозрачен. Дошли. На стенах Триумфальной арки наполеоновские победы, и в этом списке наш милый Смоленск. Силы мы чуть-чуть не рассчитали, но, тем не менее, дошли до Лувра, где сели в метро.
По дороге к Лувру совершили открытие. Нашлась Вандомская площадь. Я был в Париже три раза и ни разу, быть может, кроме первого, в 1968 году, ее не видел. Тот прежний молодой и глупый "раз", пролетел, как сон. Париж, Париж, "я там был". Надо бы как-нибудь "записать" эту поездку, КГБшную историю, разговоры с Радзинским.
Следы Вандомской площади сначала обнаружились во время подъема на башню Дефанс, а потом довольно случайно, благодаря цепи случайностей: надо было обойти Елисейский дворец, потом не захотелось возвращаться на Елисейские поля и пришлось идти не по Риволи, а как бы задами, по улице Сент-Оноре, вот тут радость, словечко из сочинений Бальзака, вот так шли да шли, и вдруг, за углом, возникла колонна. Площадь - чудо. Пришлось доставать путеводитель: "Вандомская колонна поставлена в честь побед Наполеона в 1805 году, отлита из металла от русских пушек, добытых под Аустерлицем". Задираем с С.П. головы, вдруг мимо проходит неестественно длинный белый лимузин. Я думаю "какая безвкусица" и тут же вспоминаю Аллу Пугачеву. Одно время у нее было что-то похожее.
Потом, возле колонны, останавливается, весь сверкающий лаком, другой автомобиль. Из него, скрипя, вываливается джентльмен лет семидесяти, грузный, но хорошо одетый, с ровно-красным лицом, за ним, такого же возраста, ухоженная дама. Вылетает шофер, щелкает каблуками. Я говорю С.П.: "Богатая, капиталистическая, обеспеченная старость". И в этот момент слышу отчетливую, без акцента, русскую речь. Прикидываю по стилю, по возрасту, по осанке: директор какого-нибудь приватизированного завода, ставший главным акционером, или бывший секретарь обкома, или, на худой конец, бывший крупный комсомольский деятель. Помимо прочего, в моем сознании выскакивает слово "ВОР".
В одном из домов останавливался в 1847 году А.И. Герцен - русский след и мистические совпадения - Литинститут помещается, напомню себе, в доме, принадлежавшем А. А. Яковлеву, дяде Герцена.
Вечером надо идти на ужин к ректору Рено Фабру.
Сначала роскошное меню. Надо не упомянуть каждое блюдо, а если описывать? Не хватит русского языка, чтобы перевести замысловатые названия. И здесь имеет значение размер блюда, подставки и сопутствующее - горы колотого льда на подносе, где расположились островками в декоративных раковинах большие и малые устрицы, виноградные улитки, которых нужно извлекать специальными крючочками, лангусты и крабы, у них клешни надо ломать специальными щипцами, наподобие тех, которые употребляют для колки орехов.
Еще брызжущие мутным соком лимоны, какая-то зелень, красные королевские креветки, нанизанные на некий шпиль. Все это - в два этажа, переливается, блестит. Само сооружение и выкладка - это целый творческий процесс. О цене не говорю, я только надеюсь, что у Рено есть представительская возможность накормить ректора за счет французского налогоплательщика.
Вся еда, из-за обилия часто сменяемых инструментов трапезы, напоминала хирургическую операцию.
Итак, меню:
1. Ассорти из даров моря;
2. Жареная рыба, с жареными баклажанами и картошкой ломтиками, помидорами и шпинатом. (Имеет значение огромная, с велосипедное колесо, тарелка, вилка и специальный, похожий на ятаган, нож для резки.
3. Десерт состоял из кусочков всех десертов, которые были в меню. Когда его подали, мне показалось, что ужин плавно переходит в завтрак. На тарелке стояло: несколько сортов мороженного, блины, политые сиропом; в вазочках и горшочках лежали: щербет, сладкие соусы, кусочки пирога и пр. и пр. Воспоминание о Лукулле и об излишествах французской кухни.
Приглашенные: Рене, как никогда, был обаятелен и мил. Он прелестно улыбался, из-за чего его лицо сразу делалось лукавым, смотрел на собеседника из-под очков. Подарили ему фирменную футболку института, он был очень доволен.
Ирина Ивановна Сокологорская, она нас встречала.
М-м Ивлева (полурусская, полувьетнамская дама), которая раз в год в каком-то старом аббатстве устраивает литературные чтения и что-то вроде конкурса. В этом году она хотела бы получить рассказы на рисунок, который она предложит. Я, пожалуй, заставлю написать на эту тему весь свой семинар, и кто-нибудь из наших получит премию, но во всей этой истории есть душок авантюризма - дама откровенно предполагает, что "получит" что-нибудь от правительства, но от правительства легче получить, когда что-нибудь сделано.
Была и Оля, подруга Фабра. Ей 18 лет, она с Украины, мечтает поступить в МГУ на журналистику, но сейчас занимается коммерцией. Милая девочка, которая еще и умна, и упорна, поэтому добьется своего женского успеха.