До наступления сумерек на эсминец еще несколько раз налетали пикирующие бомбардировщики. Отбиваясь от них, он израсходовал весь боезапас своих зениток и последние атаки мог отражать лишь пулеметным огнем. И все же "Бойкий", полностью выполнивший боевые задачи дня и сделавший для поддержки десанта больше всех, остался невредимым. Командовал этим кораблем капитан-лейтенант Г. Ф. Годлевский.
Когда "Бойкий" входил вечером в порт, его команда едва держалась на ногах от усталости. Все радовались за счастливый эсминец. Однако нельзя было забыть, как пострадали два других. Обоим требовался серьезный ремонт, и моряки готовились той же ночью увести их в Севастополь.
За сутки с небольшим под Одессой и на пути к ней выбыло из строя пять кораблей. Одни навсегда, другие надолго. Таких потерь Черноморский флот еще не нес. Очевидно, для защиты от пикирующих бомбардировщиков было недостаточно тех зенитных средств, которые имелись на кораблях.
Неужели уязвимым звеном Одесской обороны окажется наш морской тыл? Думать об этом было особенно горько в такой день, когда существенно улучшились наши позиции на суше.
Пауза, которую нам пришлось сделать в развитии контрудара, чтобы сократить разрывы между частями, подтянуть то, что отстало, не помогла врагу закрепиться там, где мы остановились на три часа.
Отброшенный с утра уже на километры, он, как видно, еще не успел опомниться. И вскоре после того как полки 157-й дивизии возобновили атаки, в докладах с командного пункта полковника Томилова зазвучали новые, еще не привычные тогда для нас слова:
- Противник отходит в беспорядке… Противник побежал, бросает оружие!..
Поначалу это относилось к левому флангу, где 716-й полк далеко продвинулся вдоль Куяльницкого лимана, а затем и к центральному участку полосы контрудара.
А после того как у дивизии Коченова остались позади агрокомбинат и каверзная высота 58,0, памятная еще по августовским боям, враг и на правом фланге обратился в бегство.
- Теперь мы живем! Живем, батенька! - приговаривал вполголоса Георгий Павлович Софронов, склонясь над картой.
Не все получалось так, как было задумано. Становилось уже ясно, что окружить сколько-нибудь значительные силы противника не удается. Но Приморская армия возвращала себе - за один этот день! - те рубежи между Большим Аджалыкским и Куяльницким лиманами, за которые шли ожесточеннейшие бои в конце августа, когда мы не смогли их удержать.
То, что происходило сейчас, было разгромом левого крыла осаждавших Одессу вражеских войск - 13-й и 15-й пехотных дивизий, чуть на прорвавшихся три-четыре недели назад к Пересыпи.
Преследуя противника, дивизия Томилова через два часа после возобновления атак вышла на рубеж хутора Шевченко и расположенных к востоку от него высот. Дивизия Коченова овладела районами совхоза имени Ворошилова, Вапнярки, Александровки.
Мы отдавали себе отчет, что, пока неприятель, не перебросил на это направление свежие части, можно продвинуться и дальше. Однако командарм Софронов меньше всего был склонен неосмотрительно увлечься подобной возможностью.
Оттеснив врага на 8-10 километров, выбив его с позиций, откуда он обстреливал город и порт, войска выполнили поставленную им задачу. Идти дальше означало расширять еще больше фронт Восточного сектора. А ведь удерживать его предстояло по-прежнему одной дивизией Коченова: дивизия Томилова нужна была на других направлениях, чтобы потеснить противника там.
С наступлением темноты 157-й дивизии было приказано прекратить преследование неприятельских частей. К этому, времени между 633-м полком и его правым соседом опять образовался большой разрыв, который следовало ликвидировать как можно быстрее.
В 23 часа войскам передали боевое распоряжение, где указывалась новая линия обороны. Она начиналась по ту сторону Большого Аджалыкского лимана за Новой Дофиновкой (удерживать Старую Дофиновку и Чебанку, через которые прошел десант, задача не ставилась) и пролегала затем севернее освобожденных Александровки и Гильдендорфа, сохраняя между лиманами дугообразную форму нашего прежнего переднего края. Территория одесского плацдарма увеличивалась примерно на 120 квадратных километров.
Ночью моряки Осипова встретились со своими товарищами из 3-го морского полка. Он включался теперь в дивизию Коченова вместо 54-го Разинского, который наконец-то можно было (это мы сделали через несколько диен) полностью вернуть в Чапаевскую.
Той же ночью началась замена на достигнутых при контрударе рубежах полков 157-й дивизии. Они отводились пока в Нерубайское и Усатово, с тем чтобы затем занять участки в Западном и Южном секторах.
* * *
Наваливались заботы, связанные с новой перегруппировкой войск. Требовалось безотлагательно вникнуть в положение дел на тех направлениях, от которых в известной мере отвлекла внимание организация контрудара.
Однако, чем бы ни приходилось заниматься, какие бы новые тревоги, осложнения, трудности ни появлялись, на душе было празднично. Такое же настроение чувствовалось у всех вокруг, в том числе и у тех, кто приезжал из других секторов.
Приморцы воспрянули духом, узнав, что в Одессу прибывает новая дивизия. Люди сделали все, чтобы продержаться, пока она вступит в общий боевой строй, и теперь, когда противнику был нанесен крепкий удар с нашего плацдарма, испытывали чувство окрыляющей гордости. Осажденная Одесса показала, что она не только неприступна для врага, но и способна отбрасывать назад целые дивизии фашистских захватчиков.
В штарме сходились на том, что 13-ю пехотную дивизию противника мы на этот раз, по-видимому, доконали. И действительно, в дальнейших боевых действиях под Одессой она практически не участвовала. Крепко досталось и 15-й пехотной, хотя она, вероятно, понесла относительно меньшие потери.
Точно определить урон, нанесенный противнику за день контрудара, было, конечно, невозможно. Нашим командам пришлось похоронить около двух тысяч румынских солдат и офицеров. Несколько сот человек сдались в плен.
Через день в частях читали приказ войскам Одесского оборонительного района, подводивший итоги контрудара.
"Только по предварительным данным, - говорилось в нем, - дивизии захватили трофеи: разных артиллерийских орудий - 33, станковых пулеметов - 110, автоматов и ручных пулеметов -113, минометов - 30, винтовок -1150, мин - 15 000, снарядов - около 4000".
Этот перечень был еще далеко не полным. В приказ не попали 6 трофейных танков. Орудий в конечном счете оказалось 38, а винтовок - более 2 тысяч. Сбором трофейного имущества несколько дней занимался батальон выздоравливающих. Многое сразу же находило применение. Армии не хватало, например, телефонного кабеля, и в хозяйстве майора Богомолова оказались нелишними сто километров провода с неприятельских линий связи.
О поражении, нанесенном на подступах к Одессе двум вражеским дивизиям, о взятых трофеях оповестило страну Совинформбюро. Но, разумеется, еще до этого узнал о победе своих защитников наш город.
Тракторы-тягачи прибуксировали по главным одесским улицам захваченные за Большим Аджалыкским лиманом дальнобойные орудия. На их длинных, стволах и броневых щитках бойцы написали мелом: "Больше стрелять по Одессе не будет!" Этот своеобразный парад принимал весь город - на улицы высыпали стар и млад.
Идея показать одесситам орудия, принесшие им столько бед и горя, а теперь отбитые у врага, принадлежала, кажется, дивизионному комиссару Воронину. И Одесса выражала свою радость темпераментно, горячо.
Обстрел города, порта и подходов к нему с северо-востока прекратился полностью. В этом и заключался главный результат сентябрьского контрудара. Вытеснение врага с побережья Одесского залива означало конец такого положения, когда каждое судно еще на пути к нам оказывалось под артиллерийским огнем.
У противника, правда, сохранялась возможность обстреливать Одессу с юга из-за Сухого лимана, а также с запада - со стороны Дальника. Но оттуда он стрелял по площадям, не видя целей. Это казалось уже не таким страшным после того, как город избавился от губительного огня, корректируемого с побережья и с высот между северными лиманами. А до порта, как и до района Пересыпи, снаряды теперь вообще не долетали.
Почти двое суток обстрела не было и с юга. Наши разведчики и штабы дивизий докладывали о перегруппировке частей 4-й румынской армии. Еще 22 сентября противник начал спешную переброску резервов на восточное направление, явно опасаясь, что наше наступление там будет продолжаться. Атаки врага в других секторах не прекратились, но стали как-то неувереннее. Об отдельных участках фронта в дивизионных оперсводках впервые за долгое время говорилось: "День прошел спокойно".
Но если наш контрудар и вызвал в неприятельском стане некоторое замешательство, рассчитывать на то, что теперь оборонять Одессу станет легко, не было оснований, Соотношение сил противника и наших, с учетом пополнивших Приморскую армию 157-й дивизии и 3-го морского полка, выражалось более или менее точно формулой: четыре к одному.
Объявляя благодарность всему личному составу частей и кораблей, участвовавших в операции 22 сентября, и предлагая командирам и военкомам представить особо отличившихся к правительственным наградам, Военный совет ООР призвал защитников Одессы к мужеству и стойкости.
Контрудар 22 сентября навсегда остался для меня одним из тех событий, которые, вопреки тогдашнему тяжелому положению на юге (об остальном фронте мы знали меньше), укрепляли веру в близящийся перелом в общем ходе войны. В этом смысле скромный вообще-то боевой успех, достигнутый в Восточном секторе, как бы перерастал масштабы Одесской обороны.
Операция, проведенная с целью улучшить обстановку на правом фланге нашего плацдарма и избавить город и порт от артиллерийского обстрела, сыграла свою роль в дальнейшем развитии совместных действий армии и флота.
Черноморцы по праву гордились десантом у Григоръевки - первым (если не считать десанты на Дунае) из многих, которые им довелось высаживать за войну. Высадка его действительно прошла успешно и, очевидно, дала морякам опыт, полезный для будущего. Однако поддержку флота мы ощутили прежде всего в том, что он сумел в сложных условиях, при усиливавшихся ударах противника по морским коммуникациям, исключительно быстро и без потерь перебросить в Одессу с Кавказа 157-ю дивизию. Тут много значил каждый выигранный день.
Переход кораблей с войсками был организован так, что выделенная Ставкой дивизия сошла на одесскую землю раньше, чем мы могли рассчитывать. Войскам, наносившим контрудар, хорошо помогли флотская авиация, базировавшаяся на аэродромах Крыма, корабельная артиллерия и, конечно, береговые батареи. Опыт взаимодействия с этими силами флота, накопленный за полтора месяца отражения вражеских атак, позволил уверенно вести совместные с ними наступательные действия.
Во имя грядущей победы
Одесса, избавившаяся от обстрела со стороны северных лиманов, жила под впечатлением нашего контрудара. Чтобы понять, что значил для приморцев этот успех, надо представить, каких усилий стоило полтора месяца отбивать изо дня в день ожесточенные атаки и как горько было сознавать, что враг все-таки постепенно оттесняет нас все ближе и ближе к городу. И вот, получив долгожданное подкрепление, мы смогли не только потеснить врага, но кое-где и обратить его в бегство.
Имей армия возможность наращивать введенные в наступление силы, успех можно было бы развить. Даже в штарме кое-кому начинало казаться, что контрудар в Восточном секторе может перерасти чуть ли не в разгром осадившей Одессу неприятельской группировки - быстрое продвижение войск на ограниченном участке порождало иллюзии…
- Сейчас-то можно продвинуться еще, а что станем делать потом? - ворчал чувствовавший такие настроения Софронов перед тем, как отдать Томилову приказ о прекращении преследования противника.
Наверное, и сам Георгий Павлович, как ни сознавал он, что пора остановиться, должен был подавлять в себе внутреннее сопротивление этому решению. Нелегко командарму останавливать войска, охваченные боевым наступательным порывом!
Впервые с начала Одесской обороны (раньше это исключалось по обстановке) Военный совет армии счел возможным собрать у нас на КП командиров и комиссаров дивизий, а также некоторых частей. Анализируя положение в секторах, командарм прежде всего обращал внимание на слабые места, возникающие не от недостатка резервов или боеприпасов, а от того, что не все еще научились по-настоящему воевать: не везде активно велась разведка, плохо прикрывались стыки, много недоделок имелось в инженерном оборудовании рубежей…
Совещание, проходившее ночью, было недолгим. Командиры соединений и частей смогли переговорить с членами Военного совета, начальником артиллерии, командующим ВВС, представителями служб тыла. Интересно было им встретиться и друг с другом - многие не виделись давно.
Главное, что определяло общее настроение, - это возросшая сила Приморской армии. Как-никак она имела теперь четыре стрелковые дивизии да еще спешенную кавалерийскую (правда, небольшой по сравнению с другими численности). Усиление армии настраивало командиров на наступательный лад. Все надеялись, что в ближайшее время удастся отбросить врага подальше от Одессы также на южном и западном направлениях.
Уже после контрудара в Восточном секторе прибыли к нам опоздавшие принять в нем участие танковый батальон 157-й дивизии (15 настоящих танков!) и 422-й артиллерийский полк. Таким образом, дивизия Томилова, сыгравшая решающую роль в памятный день 22 сентября, становилась еще более сильной. Из контрудара она вышла с минимальными потерями: 19 убитых, 237 раненых. Получалось, что в наступлении, хорошо подготовленном, потери могут быть меньше, чем в обороне.
Остальные наши дивизии, имевшие в результате тяжелых боев в середине сентября большой некомплект личного состава, мы смогли пополнить. За 21–24 сентября армия получила с Большой земли 15 новых маршевых рот (3500 бойцов), а до конца месяца - еще 21 роту (4800 бойцов).
К 27 сентября закончилась перегруппировка войск в Южпом и Западном секторах. 157-я дивизия заняла 8-километровую полосу между 95-й и Чапаевской, полосы обороны которых значительно сократились. А размещение в этих секторах двух артполков, прибывших с дивизией Томилова, позволило увеличить почти вдвое плотность артиллерии, непосредственно поддерживающей пехоту.
Генерал Воробьев получил возможность вывести во второй эшелон (как оказалось, очень ненадолго) два из трех своих стрелковых полков.
К этому времени 161-й полк, бывший серебровский, принял новый (уже четвертый с середины августа) командир - полковник А. Г. Капитохин, только что прибывший из Москвы. Он знал Воробьева еще по гражданской войне и, услышав где-то, что Василий Фролович командует дивизией под Одессой, сумел добиться, чтобы и его направили сюда. Капитохин вернулся в Красную Армию после большого перерыва - много лет был на ответственной гражданской работе, - но освоился быстро.
В это же время выбыл из 95-й дивизии последний из довоенных командиров полков - П. Г. Новиков. При перегруппировке вышла из временного подчинения генералу Петрову 2-я кавдивизия, и полковник Новиков, как было намечено еще раньше, стал ее командиром.
Полковник Новиков имел репутацию командира не просто опытного, но и в высшей степени надежного. Мы были уверены, как бы ни пришлось трудно, как бы мало людей ни оставалось в строю, его 241-й стрелковый полк задачу выполнит. И пожалуй, никто из командиров полков не знал так досконально, как Новиков, что происходит перед фронтом его полка у противника. Сведения, которыми он располагал, часто бывали очень полезными и для штарма.
На исходе сентября мы чувствовали себя на одесском плацдарме весьма уверенно, прочно, как никогда. Если отвлечься от общей обстановки на юге, положение под самой Одессой представлялось благоприятным для дальнейшей длительной обороны. И притом обороны еще более активной, предусматривающей последовательное улучшение своих позиций, оттеснение противника, где можно, подальше от города.
Военный совет обсудил вопрос о подготовке армии к зиме. Интендант 1 ранга А. П. Ермилов доложил, что уже развернуты мастерские, в которых предстоит сшить несколько десятков тысяч комплектов теплого обмундирования - телогреек и ватных брюк. На это пошел материал, обнаруженный в свое время хозяйственниками в застрявшем на железнодорожных путях эшелоне.
Командиры соединений получили указание использовать передышки между боями для дооборудования землянок с учетом близких холодов, особенно на тех позициях, которые мы не собирались в ближайшее время улучшать. Начальник штаба 95-й дивизии Р. Т. Прасолов докладывал, что у них во втором эшелоне организована заготовка картофеля и засолка капусты. Того и другого было немало на заброшенных теперь полях пригородных совхозов. Запасались также соломой для утепления землянок. После того как удалось отбросить врага в Восточном секторе, в армии уверились, что зимовать нам под Одессой.
Готовился к зиме и город. 24 сентября бюро обкома партии приняло постановление об улучшении условий жизни в катакомбах и подвалах, куда переселились, спасаясь от бомбежек, тысячи семей.
Одесские предприятия получали дополнительные заказы на разного рода вооружение. Город уже дал армии четыре бронепоезда, десятки танков-бронетракторов, сотни тысяч гранат, десятки тысяч мин. Наладился ремонт стрелкового оружия. А производство 50-миллиметровых минометов достигло такого размаха, что мы смогли выделить партию их для формировавшихся в Крыму морских бригад.
В последние дни сентября во многих частях приморцев побывали делегации трудящихся. Делегатов, посетивших 95-ю дивизию, возглавлял секретарь горкома партии В. Ф. Гунчук. Гости привезли бойцам подарки. Разойдясь по подразделениям, они провели ночь в передовых окопах. Солдаты слушали их рассказы о том, как живет город, одесситы находили на рубежах обороны своих земляков - в любой части были и местные жители, мобилизованные из запаса, и добровольцы истребительных батальонов, ставшие красноармейцами.
Происходили встречи с командирами и бойцами, которых делегаты Одессы уже знали заочно по их фронтовым делам. Местные газеты и радио изо дня в день рассказывали об отличившихся защитниках города, и имена многих из них стали знакомы десяткам тысяч людей.
Популярны были в городе командир полка моряков Яков Иванович Осипов, герои-летчики Михаил Асташкин, Аггей Елохин, Алексей Маланов и другие, бесстрашные комиссары С. Е. Ливший, Н. А. Верховец, В. А. Митраков, капитан-артиллерист Василий Барковский, минометчик Владимир Симонок, истребитель танков Дмитрий Якунин. Да разве перечислишь всех, о ком шла по Одессе боевая слава!
Широкую известность приобрел среди своих земляков боец-богатырь, недавний грузчик порта, Яков Бегельфер, который уничтожил штыком и прикладом больше двух десятков фашистов. Почти невероятные, хотя и совершенно правдивые, истории рассказывались об артиллерийском разведчике младшем сержанте Александре Нечипуренко, депутате областного Совета. Чтобы лучше корректировать огонь подвижной береговой батареи, он пробирался со своей рацией в расположение противника, а на обратном пути уничтожал гранатами то минометный расчет, то пулеметное гнездо. Однажды Нечипуренко вернулся с упряжкой лошадей, которые везли румынскую противотанковую пушку и ящики, полные боеприпасов…