Cборник писем с фронта
Содержание:
Письма с фронта лейтенанта Климовича 1
1 9 4 1 год 1
1 9 4 2 год 4
1 9 4 3 год 12
+ + + 13
Письма с фронта лейтенанта Климовича
Владимир Владимирович Климович родился в 1909 году в Москве. После окончания десятилетки трудовой путь начал на заводе "Серп и молот". Работал на строительстве первой линии Московского метро. В 1931 году вступил в партию и был направлен в органы НКВД. В 1934 году женился на своей однокласснице Екатерине Цинговатовой (1911–2001) - сотруднице заводской многотиражки, позднее - редакторе Гослитиздата. Ее биография необычна. Дочь политкаторжанина Иосифа Алексеевича Цинговатова, известного деятеля эсеровской партии и его единомышленницы Варвары Сердобовой, родилась в 1911 году во Франции, где ее родители, бежавшие с царской каторги, находились в эмиграции. В советское время ее отец был ответственным работником Центросоюза. В 1937 году его репрессировали. Он был осужден на 10 лет и умер в лагере в 1941 году на Дальнем Востоке. Вслед за ним арестовали и Владимира. В отличие от тестя ему повезло - через два года с него сняли все обвинения и освободили. Возвращаться в органы он, однако, не захотел и устроился работать водителем в московское автохозяйство.
В апреле 1941 года его призвали в армию и направили в часть, которая дислоцировалась в недавно присоединенной к СССР Латвии. В Москве у Владимира остались жена и двое сыновей Владимир 1935 года рождения и Илья, появившийся на свет в 1940 году. После отъезда мужа и отца в армию семья его больше не видела. До самой гибели Владимира в феврале 1943 года их соединяла только переписка. Поскольку с началом войны Екатерина с детьми сразу оказалась в эвакуации в поселке Цибикнур в Мари Эл, они несколько месяцев не имели вестей друг о друге, пока, наконец, их письма, пройдя извилистыми фронтовыми дорогами, не нашли своих адресатов. Сохранилось 168 писем, полученных в Москве и далеком Цибикнуре, в период с мая 1941 по февраль 1943 гг. Здесь приводятся те из них, которые Екатерина Иосифовна отобрала для публикации перед своей смертью.
22 июня 1941 года рядовой Владимир Климович встретил в отдельной роте специального назначения 188 стрелковой дивизии. Потом было ранение, госпиталь, учеба, назначение заместителем командира роты 1262 стрелкового полка 380 стрелковой дивизии, которая действовала в составе Калининского и Северо-Западного фронтов.
В письмах не найти рассказа о том, где дислоцируется его часть и какие задачи она выполняет. Есть отдельные боевые эпизоды и впечатления Владимира. По некоторым намекам, а также штампам гражданских почтовых отделений можно судить, что его служба проходила в болотистых лесах Псковской, Калининской и Новгородской областей. Ни в одном из писем нет "черных меток" военных цензоров. Они полностью соответствуют жестким требованиям к переписке военного времени. Хотя автор и допускает иносказательные замечания в адрес "недреманного государева ока" и его служителей, критически отзывается о разного рода "накипи", появившейся в тылу и на фронте, это не привлекает внимание цензоров. В письмах есть вставки, написанные крупными печатными буквами. Они адресованы старшему сыну Владимиру (1935–1992) - впоследствии музыканту, писателю-юмористу. Упоминается и младший сын Илья (Илюхей) 1940 года рождения. Он стал инженером-приборостроителем, в настоящее время пенсионер. Живет в Москве.
Попытки уже в наше время отыскать точные сведения о дислокации 1262 стрелкового полка в феврале 1943 г. и месте захоронения лейтенанта Климовича не принесли результатов.
Владимир Владимирович Климович
1 9 4 1 год
Милая Катя! Письмо от 16.06 получил вчера. Пишу сидя на собрании, урывками. В комнате душно, спать хочется. Очень жаль, что вам пришлось так помучиться с переездом на дачу. Все ли вещи взяли и в целости ли довезли? Устроились ли вы с дровами, керосином, продуктами? Что за новая домработница - надолго ли она? 0чень хочется повидать ребят. Не представляю, какие сейчас они. Как чувствуют себя на даче - особенно Илюхей. Когда у тебя отпуск? Когда каникулы (будут ли они вообще). Сколько получили денег? Словом, всё подробно опишите. Несколько дней тому назад у нас наладилась погода. Думаю, и у вас теперь тепло и о дровах особенно заботиться не приходится. Денег для поездки в Либаву достать не смог. Поэтому свободного времени в городе было много. Море, наконец, я не только увидел, но и услышал. На самом берегу прекрасный парк, вековые деревья, масса цветов, цветущий кустарник. Описать все сейчас трудно, я переполнен увиденным. Жизнь моя идет по - старому. Стараюсь не пропустить ни одного сообщения о раскопках гробницы Тимура. Газеты к нам приходят на третий - четвертый день. По сравнению с Дальним Востоком - свежие, теплые. Завтра выходного дня у нас не будет, но я постараюсь написать вам. На какой адрес теперь удобней писать? Тетушка что-то молчит давно. Ожидаю письмо и от нее. Володя меня, наверное, забыл. Сколько я прошу - он не отвечает. (Далее текст написан крупными печатными буквами). ВОЛОДЯ, ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ПИСАТЬ. ИЛИ ЕЩЕ НЕ НАУЧИЛСЯ? ЧИТАТЬ ТЫ ДОЛЖЕН ВЫУЧИТЬСЯ К МОЕМУ ПРИЕЗДУ ОБЯЗАТЕЛЬНО. Всех крепко целую. В.
Час тому назад приехали в Ригу. Куда дальше неизвестно. Послал Вам 22 и 24 июня письма. Первое из Либавы, из лагеря, второе из Елгавы (б. Митава), но не знаю дойдут ли. Поэтому повторяю. Обо мне не беспокойтесь. Я в полной безопасности. От настоящей опасности ушли 22 июня. Возможно, от меня долго не будет известий - это не значит ничего плохого. Наша часть непосредственного участия в боевых действиях принимать не будет, так что я в равном положении с вами. Мой чемоданчик - там было белье, бритвенные принадлежности, а главное бумага, конверты - пропал. Жалею больше всего о конвертах. Как только дадут номер почтового ящика сообщу свой адрес. Жив, здоров. Крепко целую всех. Берегите ребят. Привет всем. В.
Второй день стоим в одном маленьком латвийском городке. К вечеру, а может быть раньше, едем дальше. Открытку эту опущу там, где буду уверен, что дойдет. Сейчас у меня остается один конверт с маркой и два - без марок. Поэтому (до приобретения) писать буду реже. Не обижайтесь, если мои письма будут отвлечённые. Наша жизнь сейчас, конечно, богаче событиями, нежели раньше, но писать опять-таки придется о пустяках. Основное это чтоб вы знали, что я жив, здоров. Это четвертая моя весть о себе. Первая была из лагеря, вторая из Елгавы (Митавы) третья из Риги, а четвертая - еще не знаю откуда. Скорее всего, из Эстонии. Беспокоит мысль - как вы будете переезжать с дачи, как у вас с продуктами. Что творится сейчас в Москве и, вообще на белом свете не знаю. Связи пока нет. Дня через три узнаем. Собираюсь рано или поздно пить мюнхенское пиво и есть сосиски. А пока, погода испортилась - дождь. Сижу под деревом - в небе кружат непрошенные гости. Сегодня они оставили здесь 5 человек. Ну, пока всего хорошего, хотелось бы иметь вести от вас. Привет всем.
Бомбардирую вас письмами в надежде на ответную - двойную, тройную бомбардировку. Ожидаю сегодня, завтра письмо от вас. Хватаю мертвой хваткой газеты - особенно "Известия" или "Правду". Хочу, знать, как себя чувствует и живет Москва. Стал спокойней себя чувствовать и с меньшим волнением ожидать сообщений о налетах на Москву. Думаю, что вы все живы, здоровы. Видали ли вы фашистского бомбардировщика на площади Свердлова? Я видел фото в газетах. Не может быть, чтобы эти бандиты долетели до центра города. Посылаю доверенность. Хотелось бы сделать так, чтобы деньги присылали на дом. Но куда? Где вы сейчас? Сам жив и здоров. Правда, последние дни чувствовал себя неважно. Гриппозное состояние. Сейчас всё проходит. Дни стоят исключительно жаркие, но ночи холодные. Спать приходится на земле. Всё это пустяки. Как обстоят дела дома, на даче и уборкой урожая там? Вот пока всё. Как получу ответ на все мои письма, напишу большое письмо. Крепко целую вас всех.
12/У11
Третий день находимся на берегу чудесного большого озера. Отдохнули, помылись. Ведем сейчас такой образ жизни, что мне становится очень неловко и грустно при мысли о вас. Правда, отдых наш всё же заслуженный, сегодня двигаемся в путь, но даже эти часы безделья кажутся недопустимой роскошью сейчас. Представляю вашу жизнь - работа, дети, продукты, тревоги. Как бы хотелось хоть на десяти минут побывать дома, а потом куда угодно, и что угодно. От вас я сейчас очень близко - всего на расстоянии 300 км. Где будем завтра, не знаю. Может быть еще ближе, может быть дальше. Лучше дальше, тогда не так досадно и обидно от того, что дом близко, а побывать нельзя. Один из наших был всего на расстоянии двух километров от дома, где не был 2 года - все равно побывать не пришлось. Отправил вам письмо со станции Дно. Интересно дойдет ли. Конверт с маркой, сам лично отнес на почту. Это пошлю без марки и обратного адреса. Его всё нет. Всё надеемся, что где-нибудь задержимся подольше, и тогда будет адрес. Продолжаю писать на новом месте. Там не успел - быстро собрались и уехали. Теперь от вас я дальше километров на 45–50. Когда отправлю письмо - не знаю. Стоят жаркие дни. Солнце весь день печет немилосердно. Ночью одолевают комары - спать невозможно. Не знаю, что лучше жужжание комаров или самолетов. Все спят. Попытаюсь и я заснуть.
12/У111
Дорогая тетя! Это письмо почти сплошь будет из одних упреков. 21 июля я отправил письмо с обратным адресом Вам и Кате. С тех пор скоро месяц и начиная с I числа августа я ежедневно ожидаю ответа. До 8 августа писем не получал никто и я был более или менее спокоен- письма в пути.8 числа мои товарищи начали получать вести из дома. Кто одно письмо, кто два, три. Я ни одного. Почему? Думать ни о чем самом плохом я не хочу - не может быть этого. Но даже если допустить эту мысль на минуту неужели не ответило бы домоуправление - наше, ваше, соседи - наши, ваши. В конце концов, Гослитиздат - туда я тоже отправил несколько писем - последнее дня три, четыре назад. У одного из моих сослуживцев семья выехала из Москвы. Ответило домоуправление. Если Катя уехала с ребятами куда-либо, возможно, в Пензу или в другие края, то вы то вряд ли эвакуировались. И опять - таки есть соседи, домоуправление, Гослитиздат. При самой максимальной служебной загрузке, общественной - время для пары строк выбрать можно. Очень обидно, грустно видеть, как другие получают письма. Чтобы немного себя успокоить и оправдать всех вас, допускаю еще одно обстоятельство. Ваши письма - много писем - задерживаются цензурой. Работы там сейчас много и люди не справляются достаточно быстро. Это возможно. Лучше тогда писать покороче и разборчиво, чтобы хоть этим облегчить их работу. Очень тяжело за вас, за всех, москвичей. Эти бандиты не столь страшны своими налетами, как тем, что не дают Москве спокойно отдохнуть ночью, поспать после трудового дня. Я всё же спал бы. Привыкнуть можно ко всему. Хотелось бы повидать всех вас, узнать как Вы живы-здоровы. За меня не беспокойтесь. Берегите себя, моих, а я вернусь живым и здоровым. Привет всем. Напишите поскорей подробное письмо, но не больше 4 страниц - словом, согласно правил. Крепко целую. В.
17/УШ
Сегодня воскресенье, жаркий августовский полдень. Давайте поговорим немного. На небе ни облачка. Кругом тишина - птицы и те угомонились. Что мы делали бы в этот день, будь сейчас доброе старое время? Уложили бы Илюхея спать, бабушку с тетушкой поставили бы в наряд, а сами - с Володькой - на поезд и в Мамонтовку. Катались бы на лодке, купались. Потом ели мороженое. И домой обедать. После обеда тебя уложили бы спать - чтобы не такая сердитая была. Илюхея с тетушкой - пастись на лужайку, а я с Володей в лес. Ягоды собирать. Ягод в этом году много. Набрали бы малины, черники. Пили бы чай, слушали Обухову, а когда жара спала - на велосипеды и куда-нибудь далеко. Вечером купали бы Илюхея, Володьку… Затем поливка огорода и проводы тетушки. На обратном пути я бы любовался луной, тобой. Ты бы отчаянно зевала и говорила бы, что спать хочется и чтобы я не приставал. Сейчас спать мне не хочется и я пристаю к тебе. Так могло быть, быть в доброе старое время.
А что ты делала? Как провела этот день? Если это письмо дойдет - напиши. Сегодня два месяца как я не имею от вас известий. Не допускаю мысли о чем-нибудь плохом. Мы еще должны с вами встретиться, я хочу видеть вас всех живыми и здоровыми. Ведь так мало в сущности пришлось пожить в семье, видеть детей. Володя так и вырос без меня, теперь Илюхей растет, а я не вижу их. 15/VIII, тогда, когда я мог бы быть в Москве, я чувствовал себя по - праздничному, хотя было и грустно очень. Побрился, помылся, переменил белье, портянки. Ведь мог бы встретиться с вами! Завтра, послезавтра они приедут. И мне даже письма не привезут.
25/VIII.
Хочется крепко выругаться. Быть не может, чтобы меня все забыли в такой, в сущности, короткий срок. Приехали наши из Москвы, пробыли 8 дней. У всех все живы, здоровы. А у меня? Говорят, что Москва изменилась мало. Говорят, что на полевой станции целая куча неразобранных писем. Может быть, там и ваши письма. Чёрт знает, чего не передумаешь. Больше я вам не пишу пока не получу ответа. В.
30/VIII
Дорогие мои! У меня еще лежит письмо, написанное несколько дней назад. Писал его в дороге, надеялся опустить в местечке по надежней, но подходящей оказии не подвернулось. Теперь жду эту самую подходящую оказию - опущу оба письма. Кстати, с половины дороги нас вернули обратно и завтра, послезавтра двигаемся на новое место - возможно ближе к вам и во всяком случае в пределах той области, где работал с 1934 по 1937 г. (Калининская). Это хорошо по двум причинам - ближе к дому, дальше от всяких случайностей, могущих окончиться плачевно. Сегодня многие получили письма, некоторые по два, три. Я - нет. Духом не падаю, надеюсь, что получу и я. Какая-то уверенность, что с вами всё благополучно. Ну а если… Нет, не хочу допускать никаких "если"! Письмо шлю в Машков переулок. В пути напишу открытку - их купил 10 шт. Жду еще дня 2-З. Писем не будет, напишу домоуправу с просьбой ответить, где ты, Демьяну Артемовичу, в Гослитиздат. Больше, к сожалению, адресов не знаю. Кто-нибудь да ответит. Все, кто побывал в Москве, кто получил письма, говорят, что вся корреспонденция в Москву идет исправно и доходит до адресата. Видимо, и мои письма тоже. Вот и всё. Остаюсь живым и здоровым, полным надежды на получение хороших вестей. Ведь, правда, будет жестоко не оправдать моих надежд. Привет всем. В.
4/IX