Советские специалисты осмотрели командный пункт, побывали на позициях РЛС и зенитного комплекса С-75. Позиции были добротно и надежно укрыты в скалах.
После осмотра египетские военные угостили советских гостей обедом, но схемы проводки самолета так и не смогли представить.
Заместитель министра, вконец расстроенный, попросил дать хотя бы выписки из аппаратных журналов. Выписки, к счастью, нашлись, и тут все стало понятно: самолет, на котором они летели почти три часа и всего на высоте двух тысяч метров, много раз теряли и подолгу не могли отыскать. Вот таким было радиополе ПВО на Асуане.
Казанский, без дипломатических расшаркиваний, четко и ясно высказал свое мнение представителям штаба и сопровождающему их египетскому генералу о состоянии противовоздушной обороны. По возвращении в Каир то же будет доложено и маршалу Батицкому.
А пока, переночевав в небольшой гостинице, специалисты группы Казанского побывали непосредственно на Асуанской плотине, увидели, каково приходится нашим строителям, работающим нередко при температуре плюс 50 градусов.
Потом они вылетели в древний город-музей Луксор, увидели знаменитый египетский храм Амона-Ра, его величественные колонны, изваяния сфинксов, гранитные фигуры фараонов. Посетили "Долину царей", место захоронения фараонов, совершили лодочную прогулку по Нилу.
На следующий день группа возвратилась в Каир.
Вскоре в Египет самолетом была доставлена станция помех "Смальта". Ее развернули недалеко от города Суэц, на плато. Теперь предстояло проверить ее в боевой обстановке. Но, увы, несмотря на высокую активность израильтян, египтяне крайне редко наносили ответные бомбовые удары. Летчики боялись действовать в районах, которые прикрывал "Хок". Хотя на советских самолетах МиГ и Ил-28 стояли станции предупреждения о зенитном нападении "Сирень". Как только загоралось табло о захвате самолета РЛС "Хок", египетские летчики срочно выходили из опасной зоны.
Мажоров и его коллеги долго уговаривали командование египетских ВВС совершить хотя бы несколько налетов на позиции "Хока" под прикрытием "Смальты". Египтяне обещали, но проходил день за днем, а полетов не было.
"Уже после нашего отлета в Москву, - вспоминал Мажоров, - советникам все-таки удалось уговорить руководство ВВС звеном Ил-28 совершить атаку позиций "Хока". Об этом мне рассказали генерал Александр Палий, который еще оставался в Египте, и Сергей Случевский, работавший на станции "Смальта".
Сначала авиазвено имитировало атаку, выйдя на позиции "Хока". Станция включилась и взяла на сопровождение самолеты. Это было хорошо видно по режиму ее работы. Не заходя в зону поражения, звено развернулось и удалилось.
Затем самолеты снова взяли курс на позиции "Хока". Как докладывали летчики, по ним было выпущено около десятка ракет. Однако перемещались эти ракеты в пространстве весьма странно. Они закручивались по спирали. Некоторые из них падали на землю и взрывались, другие, наоборот, уходили вверх и там самоликвидировались. Важно, что ни одна ракета цель не поразила.
Восторгу египетских летчиков не было предела. По возвращении из полета они наперебой рассказывали об увиденном, поздравляли друг друга с успехом.
Однако начальнику штаба ВВС Египта почему-то не верилось в этот успех. И он решил проверить эффективность станции. Но весьма своеобразным способом. Кроме звена, которое действовало под прикрытием "Смальты", приказал провести атаку с направления, которое находилось вне зоны защиты станции. Все самолеты были сбиты, пилоты - погибли".
Позже, по каналам разведслужб, генерал Юрий Мажоров получил информацию о том, как развивались события в стане противника, после применения станции помех "Смальта".
Израильтяне, сами крайне удивленные произошедшим, немедленно доложили об этом американцам. Мол, неподавляемая помехами система "Хок", как ее гордо позиционировали специалисты из США, подверглась воздействию интенсивных помех. Но самое странное было не это - "Хок" впервые не выполнил боевую задачу, не сбил ни одного самолета.
В США подобную информацию восприняли однозначно: этого не могло быть, потому что подобное просто невозможно.
В Израиль срочно прибыла авторитетная делегация специалистов. Вывод комиссии, в общем, тоже был предсказуем: на "Хок" воздействовали не помехи, а имели место грубые нарушения правил эксплуатации комплекса. Еще бы, жена Цезаря вне подозрений.
Но жизнь доказала обратное. Египетские самолеты под прикрытием "Смальты" вновь успешно атаковали "Хок". Пришлось прислать еще одну комиссию. Та долго разбиралась в причинах неудач и, наконец, с глубоким разочарованием признала, что кто-то подавил "неподавляемый "Хок". Американцы прекрасно понимали: такое не под силу совершить египтянам.
Сделать это могли только русские. Вывод хоть и горький, но правильный. Так что, право же, зря оппозиционеры упрекали Голду Меир. Во всем виноват советский генерал Юрий Мажоров.
ЧТО ТАКОЕ НЕЛИНЕЙНАЯ РАДИОЛОКАЦИЯ?
Председатель Военно-промышленной комиссии Леонид Смирнов открыл совещание и без долгих предисловий объявил:
- Товарищи, сегодня речь пойдет о нелинейной радиолокации.
Смирнов сделал паузу. Его заявление не вызвало никаких эмоций, словно директорам институтов и главным конструкторам он говорил о выращивании огурцов в пустыне Гоби.
Леонид Васильевич надавил на голос.
- Что такое нелинейная радиолокация? Лучшие умы министерства радиопромышленности ответят мне на вопрос.
Но лучшие умы молчали. Казалось, Смирнов обращал свои вопросы в пустоту.
- Неужто ни у кого никаких сведений?
- Почему же никаких? - в установившейся тревожной тишине голос генерала Мажорова звучал вполне уверенно, и даже с некоторой иронией. - У нас имеются результаты исследований и опытно-конструкторских работ.
Председатель комиссии облегченно вздохнул и улыбнулся:
- Ну это совсем другое дело. Мажоров выручил. Откровенно говоря, Юрий Николаевич умел держать пуазу не
хуже иных народных артистов, ибо понимал, мастерски подать свой товар лицом уже полдела. Тем более у "сто восьмого" в этой области было что "подать".
Главным заказчиком выступал Комитет госбезопасности. А это ведомство, как никто другой, осознавало, что ведущие индустриальные государства мира, такие как США, Великобритания, активно ставят на службу разведки новейшие научно-технические разработки. Одним из крупнейших достижений таких разработок западных спецслужб стала аппаратура, действующая только на прием, а то и вовсе длительное время не работающая.
В свою очередь, в те годы в кругах высших руководителей укоренился давний миф, якобы не работающая аппаратура попросту мертва и не представляет никакой опасности. Увы, это было устаревшее мнение.
Однако и оттого, что есть понимание остроты проблемы, как говорится, не легче. Каким образом "вскрыть" эту "мертвую" аппаратуру? Так вот, в "сто восьмом" нашли ответ на этот крайне сложный технический вопрос.
Устройство, имеющее так называемые нелинейные элементы - платы с транзисторами и диодами, стыки разнородных металлов, в отраженном радиолокационном сигнале имеет не только гармоники несущей частоты, но и более высокие гармоники. По ним как раз и можно обнаружить ту самую аппаратуру с нелинейными элементами. Даже если она не работает.
Кстати говоря, когда специалисты института создали такую, без сомнения, уникальную аппаратуру обнаружения, директор Юрий Николаевич Мажоров устроил "смотрины". Ведь одно дело услышать и совсем другое - увидеть, почувствовать.
В ЦНИРТИ были приглашены представители заказчика. Заранее им сообщили: аппаратура "совсекретная", никаких диктофонов, магнитофонов и другой электронной техники с собой не брать. Строго-настрого запрещено. Но заказчики тоже не лыком шиты. Это предупреждение только подзадорило их: в конце концов, они ведь не кота в мешке покупают. Надо же устроить проверку этой уникальной аппаратуры. Мало ли что ученые рвут тельняшку на груди. Каждый кулик свое болото хвалит. Словом, все лучшее, созданное "закордонными" электронщиками, было рассовано по дальним карманам генеральских кителей и костюмов.
Такую возможность предусмотрели в "сто восьмом", и входную дверь зала, где должно было состояться совещание, взяли под контроль нелинейного радиолокатора.
Позже, в одной из бесед со мной, генерал Юрий Мажоров загадочно улыбался: "Руководители заказывающих ведомств, в генеральских званиях, облаченные высокой властью и положением, не станешь же их обыскивать, даже если наш аппарат "учуял" чужую электронику. Мы их, разумеется, пропустили, тепло приняли, а по окончании совещания оставили в зале. Вежливо попросили выложить содержимое карманов. Генералы с удивлением вытаскивали диктофоны и иную японскую электронику. Вот так мы "обезоружили" КГБ. Но нарушители, как нам показалось, были не в обиде".
Успех "сто восьмого" в решении этой сложной научно-технической проблемы был безоговорочным. Однако, как говорят, у каждой победы есть "родители". Первый наш нелинейный радиолокатор тоже не рос сиротой.
Пройдут годы, и его создатель Иван Федорович Иванов в своих воспоминаниях напишет: "Подобные задачи разработчикам института и не снились ни в одном сне. Тем не менее эти задачи необходимо было решать - и для предотвращения раскрытия радиоэлектронного потенциала страны, и для сохранения государственных тайн страны в новых условиях.
31 декабря 1967 года в "сто восьмом" был открыт новый отдел - отдел 63. Руководителем нового направления был назначен И.Ф. Иванов, освобожденный для этой цели от разработки государственного значения "Целина-Д", переходившей к стадии летно-космических испытаний".
А началось все с решения комиссии: "ОКР-Ветер-2" закрыть, дальнейшую работу прекратить.
Что же это за "Ветер-2" и почему его закрыли? Это как раз и были первые, пробные шаги нашей конструкторской мысли по созданию аппаратуры для обнаружения не работающих приемников. Проведенный первый этап опытно-конструкторских работ "Ветер-2" комиссии показался неудачным, и было принято решение его закрыть. Так бы и произошло, и неизвестно, когда бы, через сколько лет, мы вернулись к этому направлению, если бы не один из членов комиссии. Им оказался Иван Иванов из "сто восьмого". Он высказал свое "особое мнение".
Профессор Юрий Ерофеев, ученый секретарь ЦНИРТИ, считает, что "особым мнением никогда не бросается ни один уважающий себя специалист. Это довольно жесткий прием, он не устраивает и председателей комиссии по приемке работ: наличие такого мнения означает, что комиссия не выполнила свою задачу до конца".
Разумеется, представители заказчика всячески пытались убедить Иванова отказаться от "особого мнения". Однако из этого ничего не получилось. Иван Федорович твердо стоял на своем. Он считал, что эти работы - есть первые важные шаги в новой, неизведанной области радиолокации и поиски решения надо продолжить.
И они были продолжены. В институте сформировали новый отдел, во главе которого и встал Иванов. Таким образом, рождение советской нелинейной радиолокации началось, по сути, в 1970 году, когда состоялось решение на работы по этому направлению. Первый экспериментальный образец появился уже через два года, а в 1974-м были изготовлены два локатора для серийного производства.
Аппаратура пользовалась большим спросом. Один отдел уже не справлялся с возросшими заказами. Пришлось на его базе развернуть новое подразделение, отделение № 10, в состав которого вошли три технических, конструкторский отделы, лаборатория управления и производственный участок.
За полтора десятка лет сотрудники ЦНИРТИ выполнили 24 научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Прежде всего это были разработки по нелинейной радиолокации, а также по другим направлениям.
Позже, когда аппаратурой по этой тематике заинтересовались Министерство по чрезвычайным ситуациям, инженерные войска Минобороны, этими проблемами в ЦНИРТИ занимались сотрудники отдела под руководством С. Притыко. Созданные ими нелинейные радиолокаторы предназначались для бесконтактного обнаружения скрытых закладок радиоэлектронных устройств подслушивания, звукозаписывающих и взрывных устройств с электронными или радиоуправляемыми взрывателями.
"ВАШ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР"
20 августа 1971 года генералу Юрию Мажорову исполнилось 50 лет. В этот юбилейный день он решил собрать близких друзей, соратников, коллег в ресторане "Прага" на товарищеский ужин.
Поздравить его приехали начальник Главка, главный инженер, руководители других научных учреждений. Как обычно, говорили добрые слова, звучали пожелания, вручали подарки.
Юрий Николаевич в этот период был в отпуске. Его обязанности исполнял главный инженер института Лобанов.
Перед началом торжества, пока не собрались гости, Мажоров поговорил с Лобановым. Тот заверил, что в институте все в порядке, затишье, время летних отпусков, никаких особых новостей. Каково же было удивление Мажорова, когда в перерыве между застольем к нему подошел один из сотрудников и спросил, будет ли он завтра в институте. "Да нет, - ответил Юрий Николаевич, - у меня еще неделя отпуска". Однако поинтересовался, в чем дело? И получил ответ, что назавтра запланирован приезд в институт недавно назначенного заместителя министра Панкратова. Любанов энергично готовится к встрече, организовал выставку достижений института и собирается делать доклад о новом подходе к унификации аппаратуры для всех родов войск.
Это было столь неожиданно, что Юрий Николаевич не нашелся, что сказать. Сотрудник усмехнулся, увидев растерянную физиономию начальника, и лишь пожал плечами: "Вот и я подумал, унификация дело нужное, но при чем тут Лобанов".
Мажоров прекрасно знал, чего стоит его главный инженер. Но чтобы такое?! Ай да Лобанов! Решил "погарцевать" перед новым начальством. Впрочем, стоило ли удивляться. С первых шагов на этой должности он вел себя не лучшим образом. Помнится, прошел лишь месяц-другой после назначения Лобанова главным инженером, и вдруг звонок. На том конце провода заместитель министра Плешаков.
- Ты, говорят, диктофоном разжился, Юрий Николаевич?
- Разжился. Министр подарил. Ему новый, более современный поставили.
- А я вот тоже узнал, удивился. Слышал, ты записываешь все, что говорят сотрудники, которые приходят к тебе на прием.
- Зачем мне это нужно, Петр Степанович?
Дальше пришлось объяснить: на диктофон наговаривал некоторые предстоящие выступления, мысли. После перекладывал их на бумагу. Удобно.
Плешаков хмыкнул и положил трубку, а чувство осталось такое, словно наплевали в душу. Кто же нашептал этакую гадость заместителю министра?
Впрочем, Мажоров всю войну прослужил в разведке, и расколоть подлеца для него не составляло большого труда. Он набрал телефон приемной Плешакова, представился, спросил, кто сейчас в кабинете замминистра. Секретарь, выдержав паузу, ответила:
- Ваш главный инженер, Юрий Николаевич.
…К концу вечера Любанов вновь подкатил к Мажорову, признался в своей любви и преданности, пожелал дальнейшего спокойного отдыха. Юрий Николаевич, едва сдерживался, но решил проучить "преданного" зама.
Утром он приехал в институт и сразу направился в свой кабинет. Но кабинет был уже занят. В кресле начальника восседал Любанов, а сотрудники развешивали по стенам плакаты.
Увидев директора, Лобанов побледнел, вскочил с кресла.
- Панкратову я буду докладывать сам, - сказал Мажоров, - а если вы потребуетесь, позову. Сейчас идите к себе.
Вскоре охрана доложила, что прибыл замминистра. Юрий Николаевич встретил его, проводил в кабинет, рассказал об институте, его делах и проблемах.
Панкратов задавал вопросы, потом сказал, что ему несколько раз звонил главный инженер института и он хотел бы его увидеть. Вызвали Лобанова. Оказалось, что во время отпуска Юрия Николаевича тот настрочил докладную записку на имя министра. Записка попала к Панкратову, и теперь он решил уточнить, чего хочет главный инженер. Любанов, не моргнув глазом, заявил: нужно, чтобы его принял министр для доклада. Его предложения имеют особую значимость.
После отъезда Панкратова, Мажоров потребовал представить ему копию записки. Лобанов лично от себя излагал идеи специалистов института по межвидовой унификации.
Действительно, аппаратуру для военно-воздушных сил выпускали заводы в Самаре, в Барнауле и в Омске, для наземных частей - в Брянске, Новгороде и Ростове-на-Дону. Приборы для космоса делали в Москве. Таким образом, проблема унификации действительно назрела. Но при чем здесь Любанов?
Мажоров вызвал к себе главного инженера и высказался прямо и без обиняков - все сделанное Лобановым есть присвоение чужих идей.
Однако механизм уже был запущен. Вскоре позвонили из секретариата министра и сообщили, что в ближайшее воскресенье состоится совещание, на котором заслушают Лобанова по его записке.
Участие в совещании принимали замминистра Панкратов, начальник Главка Липатов, Мажоров и, разумеется, Лобанов.
Открыл совещание министр Валерий Калмыков. Он сказал, что прочел докладную записку, и теперь ждет доклада. Главное, что бы он хотел услышать, как осуществить предложенное.
Увы, этого Лобанов не знал, и потому стал повторять содержание записки. Министр остановил его, заметив, что он умеет читать и просит изложить практическую часть.
"Тут, как и следовало ожидать, - вспоминал Юрий Николаевич, - Лобанов "поплыл". Он ведь не знал практической стороны дела, да и не мог себе ее представлять. Слишком это сложно было для него. Снова начал лепетать про записку. Калмыков вновь его перебил, требуя конкретики. Воцарилась тишина. Тут министр повернулся к нам и спросил: "Может кто-нибудь доложить, как осуществлять предложения по межвидовой унификации?"
Липатов показал на меня. Я сказал: "Поскольку вся эта работа велась при моем участии и под моим руководством, готов доложить". Все эти проблемы были хорошо известны, мы задыхались от обилия однотипных работ. Словом, рассказал, как мыслится осуществить работы. Калмыков задал несколько уточняющих вопросов. Лобанов в это время сидел красный как рак.
Закончив обсуждение, Калмыков приказал подготовить приказ по министерству по развертыванию деятельности. Затем он всех отпустил, меня попросил остаться.
- Ну, что это за главный инженер у вас? - с горечью спросил он у меня.
Пришлось ответить, что прошедшие полтора года показали полную некомпетентность Лобанова.
- Завтра принеси мне приказ о его освобождении от должности, - сказал министр.
На следующий день подписанный приказ был у меня в сейфе.
Тем не менее Лобанов не пропал. Нашлись заступники, и он стал впоследствии директором одного из научных объединений. Правда, и там был снят с занимаемой должности. Последний раз я о нем слышал в 1991 году, когда он тайно сбежал в Израиль".
После увольнения Лобанова на должность главного инженера института был назначен полковник Зиничев.