Встреча оказалась исторической: на перроне маленькой кавказской железнодорожной станции сошлись 4 человека, которым суждено в дальнейшем сменять друг друга в качестве руководителей государства…
Итак, 27 ноября 1978 года Горбачёв стал секретарем ЦК КПСС. Этот пост в партийной иерархии предполагал возвращение в Москву, о ней в эти годы мечтали практически все энергичные и амбициозные люди. Москва из провинции виделась средоточием культуры и науки, выделялась налаженным бытовым уровнем (в том числе и продовольственным снабжением).
Горбачёв возвращался в Москву уже другим человеком. Вряд ли он заехал на Стромынку, да теперь там уже и не жили университетские студенты. Горбачёвы обустраивались в выделенной ему в 1978 году в Москве квартире на улице Щусева. Горбачёвым на двоих предоставили шестикомнатную квартиру. Дочь Ирина с мужем въехали по соседству в трешку. Правда, Раиса Максимовна места близ Стромынки посетила, отметила, что ЗАГСа, где регистрировали их брак, уже нет…
Москва уже была совсем другой, не такой, как в первые годы после смерти Сталина. Да и студенты уже были другие. Наряду с ночными очередями за билетами на Таганку или в "Современник", на фестивальные фильмы (это, правда, летом, но многие и не уезжали на каникулы, устраиваясь на разные подработки) они просиживали в аудиториях, уже цинично помалкивая, слушая лекторов по научному коммунизму. Те щедро пересыпали рассказ цитатами из "Ленинского курса" Брежнева. Косноязычие самого "автора" было главной темой анекдотов. Но студенты любыми способами старались остаться в Москве, для этого нужно было жениться или выйти замуж за москвича, зацепиться хоть каким бы то ни было корешком за московскую почву.
Признаки не просто застоя, а разложения государства, выстроенного сталинской командой, были очевидны уже в 70-х годах. Экономика из последних сил старалась казаться эффективной. Ее еще хватало и на безопасность, и на образование, и на медицину, и на бесплатное жилье, и на дешевый транспорт, и на социалку, и на поддержку зарубежных и заморских "друзей". Но из провинции перекосы были заметней… Например, сращение партийной номенклатуры с торговой мафией и криминалитетом, коррупция, взяточничество, воровство. Были серьезные дефекты в распределении продукции.
Стоит познакомить читателя с партийной верхушкой, с ней Горбачёву придется ежедневно взаимодействовать через многочисленные отделы и сектора аппарата ЦК КПСС. С ними же придется делить коллективную ответственность за состояние страны и ее будущее, ибо решения в Политбюро принимались при единогласном одобрении и поддержке. Это усложнит его процесс принятия решений, частые колебания, проблемы с кадрами, когда тех, кто не умер от старости, придется выводить из Политбюро.
Если личность Андропова читателю хорошо знакома, то фамилии других членов Политбюро и секретарей ЦК читателю позабылись, а то и вовсе малоизвестны, хотя их портреты носили на праздничных демонстрациях и развешивали во многих присутственных местах. Отметим главное, что их объединяло: это – преклонный возраст. Например, Н. А. Тихонов, один из самых пожилых председателей Совета Министров СССР, не был способен к самостоятельной деятельности государственного масштаба. В отличие от А. Н. Косыгина он не имел собственной экономической программы. Его считали безупречно честным, как вспоминал бывший управляющий делами Совета Министров СССР Михаил Смиртюков: "Как получил трехкомнатную квартиру, когда был зампредом, так и жил в ней с женой до самой смерти. Детей у них не было, и жили они очень скромно. Ему, как бывшему премьеру, оставили дачу, охрану, назначили персональную пенсию. Никаких сбережений у Тихонова не оказалось. Когда он работал в правительстве, все свои деньги они с женой тратили на покупку автобусов, которые дарили пионерлагерям и школам. После ликвидации СССР персональную пенсию отменили, и Николай Александрович получал обычную пенсию по старости. И ребята из охраны скидывались, чтобы купить ему фрукты". За пять лет его премьерства ушла из жизни значительная часть Политбюро и сменились четыре генсека; сохранив свой пост при Андропове и Черненко, 80-летний Тихонов покинет важнейший в государстве пост через несколько месяцев после прихода к власти Горбачёва "по состоянию здоровья" (атеросклероз мозговых сосудов).
О том, какие взаимоотношения сложились среди этих пожилых и нездоровых людей, видно из того, как, например, относилось к Тихонову (формально – главе правительства) влиятельное трио Политбюро – Устинов, Андропов, Громыко. Когда советские войска вошли в Афганистан, Устинов не счел нужным сообщить об этом Тихонову.
Но особенно неприязненные отношения в 1970-х годах сложились у Тихонова с А. П. Кириленко, курировавшим как секретарь ЦК промышленность. Кириленко считался одной из важнейших фигур в партии и возможным преемником Л. И. Брежнева на посту Генерального секретаря ЦК КПСС. Во время отсутствия М. А. Суслова Кириленко председательствовал на заседаниях Секретариата ЦК КПСС.
И. В. Капитонов выделялся таким славословием Леониду Ильичу, что даже последнего раздражало, окончил Московский институт инженеров коммунального строительства. Работал старшим инженером Рязанского областного жилищного управления. Побывал на роли первого секретаря Ивановского областного комитета КПСС. Он как секретарь ЦК заведовал Отделом организационно-партийной работы и был председателем Центральной ревизионной комиссии КПСС (уже при Горбачёве).
М. С. Соломенцев, председатель Совета Министров РСФСР, в молодости по комсомольскому набору зачислен в Ленинградское военно-морское училище на штурманское отделение подводного плавания, но заболел.
Леонид Ильич умел быть снисходительным к личным слабостям своего окружения. Им многое сходило с рук. Брежнев не спешил наказывать провинившихся. Он сделал руководителем Казахстана своего друга Д. А. Кунаева. Тот сразу избавился от второго секретаря Соломенцева: позвонил Брежневу и рассказал, что тот "потерял авторитет перед общественностью и продолжать работать с подмоченной репутацией не может".
Речь шла о романе Соломенцева с некой дамой, врачом в совминовской поликлинике. Они обычно встречались в гостинице, но однажды муж-милиционер поколотил партработника.
Леонид Ильич убрал из Казахстана Соломенцева, примирительно заметив Кунаеву: "Если он неудачно поухаживал за одной женщиной, от этого социализм не пострадает. Мы его переведем на работу в другую область".
Брежнев отправил Соломенцева первым секретарем в Ростовскую область. Через два года, в декабре 1966 года, Брежнев сделал Соломенцева секретарем ЦК и заведующим отделом тяжелой промышленности. Одновременно он возглавил Комиссию законодательных предположений Совета Союза Верховного Совета СССР. При Андропове Соломенцев возглавил Комитет партийного контроля при ЦК КПСС и стал членом Политбюро. Он сохранял влияние и в начале периода руководства Горбачёва. Соломенцев был одним из основных сторонников антиалкогольной кампании середины 1980-х.
К. У. Черненко был не столь преклонных лет, но тяжело болен. В войну он учился в Высшей школе партийных организаторов при ЦК ВКП(б), окончил Кишинёвский педагогический институт, стал "профессиональным канцеляристом, а не политиком, среднего пошиба бюрократом", по оценке академика Г. Арбатова. Черненко считался близким соратником и выдвиженцем Брежнева, но после смерти последнего не нашел достаточной поддержки среди партийных группировок, чтобы занять пост Генерального секретаря. Только после смерти Андропова Черненко избран Генеральным секретарем ЦК и Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
В глазах Горбачёва было важным и то, что советский человек был постоянно ограничен в выборе возможностей: он не мог свободно переселиться туда, где ему лучше, не мог поехать за границу когда захочет, не мог выбрать себе товары какие хочет. Все это приводило к напряженности, которая копилась в коллективной психике и требовала выхода. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, явилось назначение на пост Генерального секретаря ЦК КПСС Черненко.
Кунаев писал: "Избрание Черненко… было нашей ошибкой. Мы знали, что он аккуратист, строго следит за прохождением документов, но на роль лидера явно не годился. Во время рассмотрения его кандидатуры ни один из членов Политбюро не выступил. Черненко стал генсеком при гробовом молчании членов ПБ… Все мы понимали, что по своему уровню культуры и знаний, государственной мудрости он не отвечал тем требованиям, которые были совершенно необходимы первому лицу государства. Но мы, хоть и молча, проголосовали за. Думаю, не только меня мучили угрызения совести. Но оправдания нашему всеобщему малодушию нет".
Все это так. Но самое главное заключалось в том, что это был уже смертельно больной человек. Попытка спасти тоталитарную систему не состоялась. Горбачёву пришлось присутствовать при том, как, став генсеком, 73-летний тяжелобольной Черненко в 1984 году восстановил в КПСС исключенного из нее при Хрущёве В. М. Молотова, сам вручил ему партбилет. Это действие вместе с Михаилом Сергеевичем с изумлением наблюдала вся страна по телевидению. Черненко пригласил вернуться в СССР дочь И. Сталина Светлану Аллилуеву, пытался возвратить внимание экономистов к научно-практической значимости экономических дискуссий конца 1940-х – начала 1950-х годов и печально известной работе Сталина – впервые после 30-летнего забвения той книги.
Маразм руководства достиг своего апогея при Черненко, который не обладал элементарными качествами политического деятеля и к тому же стал генсеком, будучи безнадежно больным.
С помощью жесткой дисциплины, искусственных пропагандистских приемов, которые, впрочем, не воспринимались в народе и давали лишь внешний пропагандистский эффект, государственный корабль кое-как поддерживался на плаву, но динамизм и скорость утратил. Страна шла навстречу большой беде.
На самый верх, как правило, поднимались руководители более толстокожие, особенно не переживавшие за моральные аспекты своих действий, те, у кого совесть запрятана глубоко. Ибо качества руководителя оценивались главным образом с точки зрения способности достигать поставленной цели.
К появлению Горбачёва на Новой площади партийно-советское руководство своим внешним видом свидетельствовало всему миру немощь и корыстолюбие лидеров.
"Конечно, мне нелегко, – говорил Черненко…бледный с синими губами, задыхающийся… – Но товарищи настояли на моем избрании, и мне отказаться было невозможно". Опять те же стереотипные ссылки на "товарищей", которые я, – вспоминал Е. Чазов, – уже слышал и от Брежнева, и от Андропова. Ссылки, которыми прикрывалась жажда власти и политические амбиции".
"Это было очень своеобразное время, – вспоминал академик Г. Арбатов. – Брежнев и его сподвижники утвердили власть узкой группы, в которой, несмотря на старость и болезнь, все же безоговорочно главенствовал сам Генеральный секретарь. Все в этой группе, пока хоть как-то держались на ногах, были практически несменяемыми. Физиология стала важнейшим фактором политики. А иногда все зависело просто от того, кто кого переживет". Одряхлевшее руководство Советского Союза больше беспокоилось о своем здоровье и благосостоянии близких, нежели о "службе Отечеству". Оно патологически боялось каких-либо изменений и новшеств, продолжая упорно обманывать народ, покупать его доверчивость дешевой колбасой и водкой, выдвигать "руководителей" лишь из рядов КПСС.
Горбачёв с хрестоматийной биографией коммунистического управленца – типичный продукт советской эпохи. Но он явно выделялся своим румянцем, южным загаром, своим здоровьем (за этим внимательно следила Раиса Максимовна) на фоне престарелого ареопага, не способного управлять страной.
Утром перед работой – сеанс массажа. В полдень ему подавали чай или сок. Обедал он только дома. Пищу ему готовил специально подобранный повар. После обеда полтора часа отводилось отдыху и дневному сну.
Жена активно следила за распорядком дня и делами супруга и в Москве, тем более что престарелый ареопаг появлялся на Новой площади не каждый рабочий день, проводя время в кремлевских санаториях и больницах.
Раиса Максимовна держала Горбачёва, любившего вкусно и много поесть, на строгой диете, превратив его из пухлощекого, с явно обозначенными вторым подбородком и лысиной, к моменту перевода в Москву в существенно постройневшего и со вкусом одетого человека средних лет.
Колеса государственной машины еще тяжело кряхтели, "ворочаясь".
Горбачёв моментально заметил перемену в поведении работников партийного аппарата – помощников, консультантов и референтов – во время его визитов к секретарям ЦК. Аппарат был вышколен, дисциплинирован, но теперь вместо человеческих отношений в силу вступала "табель о рангах". Чинопочитание в КПСС было утвердившейся нормой. А ведь многих он "хорошо знал, во время наездов в Москву десятки раз разговаривали, шутили. Отношения, как мне казалось, были вполне нормальными. И вдруг… В каждой приемной встретил как будто других людей. Возникла некая "дистанция"".
Горбачёв начал осваивать круг проблем с того, что попросил заведующего сельскохозяйственным отделом В. А. Карлова собрать всех, с кем предстояло работать. "И тут то же самое… Вчера они давали мне рекомендации и указания, вмешивались в ставропольские дела. И каждый при этом многозначительно изрекал: "Есть мнение…" Чье – не говорят. И все-таки отношения были у нас нормальные. А теперь, когда собрал их, смотрят настороженно, как на "начальство", и тревога в глазах – "новая метла". Надо было вносить ясность, снимать беспокойство, и поэтому сразу же сказал:
– Устраивать чехарду с кадрами не намерен, будем работать, как работали.
Все успокоились, и началась деловая беседа".
"Решил пойти по секретарям ЦК с визитом вежливости – поговорить, установить контакты, как-никак, а работать вместе. Побывал у Долгих, Капитонова, Зимянина, Рябова, Русакова. Когда зашел к Пономарёву (академику, курировавшему Институт марксизма-ленинизма, автору более 100 научных и публицистических работ, а главное – известного учебника "История Коммунистической партии Советского Союза". – Т. К.), то услышал советы по вопросам сельского хозяйства. Это, кстати, продолжалось и потом, вплоть до его ухода на пенсию. Борис Николаевич принадлежал к числу "аграрников-любителей": проезжая на машине со своей дачи в Успенском, отмечал все, что попадалось на пути…
– Вчера видел у дороги поле. Хлеб созрел. Надо косить, но ничего не делается. Что же это такое?
Или:
– Вчера гулял недалеко от дачи, набрел на овраги – трава по пояс… Почему не косят? Куда смотрят?
Так вот и было: эксперт по международным делам, особо не смущаясь, выдавал "экспертные" рекомендации и по сельскому хозяйству".
А. С. Черняев, помощник М. С. Горбачёва в 1986–1991 годы, до этого консультант, заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС: Горбачёва "в аппарате… скоро заметили. Определенным индикатором его растущей активности было ворчанье Б. Н. Пономарёва, который после заседаний Секретариата или Политбюро, бывало (конечно, "среди своих" и полушепотом), негодовал: мол, молодой да ранний, лезет не в свои дела, занимался бы своим сельским хозяйством, что он понимает в политике и т. п."
Горбачёв работал много. По словам секретаря крайкома по идеологии А. Коробейникова, еще на Ставрополье Михаил Сергеевич говорил ему, подчеркивая свое трудолюбие: "Не только головой, а и задницей можно сделать что-либо путное".
Его железную выносливость отмечали и коллеги по Политбюро и Верховному Совету. Помощник Горбачёва В. Болдин отмечал: в те годы Горбачёв рос быстро. Главным в жизни с 9 до 21 часа была работа, стремление подняться выше, получить признание. Он долго засиживался на работе – читал множество записок и справок, различные документы, держал в голове десятки различных статистических данных. Неплохо оперировал всем, что услышал от ученых, специалистов.
Однако первый секретарь МГК КПСС В. В. Гришин, претендовавший на роль Генерального секретаря, подчеркивал: на заседаниях Горбачёв, как правило, отмалчивался, поддакивал, со всеми предложениями соглашался. Гришин никогда не слышал из его уст каких-либо новаторских предложений.
Если Горбачёв и выступал на Политбюро по вопросам сельского хозяйства, то выступления были, как правило, серенькие, поверхностные, не содержащие каких-либо предложений по кардинальному улучшению работы на том участке, за который он отвечал. Складывалось впечатление, что он ни с кем не хотел портить отношения. Ну, это оценки конкурента. Секретарь же ЦК В. Фалин (избранный уже при Горбачёве), наблюдая в конце 70-х – начале 80-х годов появление М. С. Горбачёва на заседаниях Политбюро и Секретариата, отмечает: перестарков в руководстве страны подпирает свежая генерация, соскучившаяся по настоящему делу. Горбачёв навлекал на себя косые взгляды коллег, когда неловко нарушал идиллию.
Он приводит конкретный пример. В 1982 году Секретариат обсуждал вопрос о состоянии энергетики. "Два министра – Братченко и Непорожний – вешали на уши лапшу. Ведущий заседание Черненко предложил указать министрам-коммунистам на необходимость "большего внимания", "повышения требовательности" и прочее. Слова попросил Горбачёв.
– Я не согласен. Секретариат рассматривает данный вопрос в третий раз. Никаких перемен к лучшему первые два обсуждения не принесли. Пора не уговаривать, а спрашивать с министров.
К. У. Черненко и остальные секретари приуныли. Все удачно складывалось, и надо же.
– Что ты, Михаил Сергеевич, предлагаешь?
– Я за то, чтобы строго следили за выполнением принимаемых решений, коль беремся за какой-то вопрос. Кто их нарушает, должен отвечать в партийном порядке.
– Может, условимся так: последний раз предупредим коммунистов Братченко и Непорожнего. Не поможет накажем по всей строгости.
Никто не возразил. Горбачёв к штурму неба не был готов, но флаг показал".
А. С. Черняев в дневнике заметил: когда после смерти Суслова и отставки Кириленко Горбачёв стал вести иногда заседания Секретариата, "те, кто по очереди из нас, замов, там бывали, возвращались в восторге: наконец-то появился умный и честный человек, озабоченный состоянием страны и готовый что-то делать. Особенно нравилось, как он "вызывал на ковер" министров, разоблачал их некомпетентность, близорукость, а то и обман, который стал обычной и простительной практикой. Но замечали и другое: оргвыводов даже в отношении явных бездельников и паразитов не следовало. Это, наверное, было бы превышением "компетенции", Политбюро не поддержало бы. Принцип "стабильности"… свято сохранялся. Ибо это была основа самосохранения режима и власти "верха". Нахлобучки, иногда оскорбительные, сносили, даже, бывало, ерничали над собой, а вот чтоб прогнать – совсем другое дело!"
Но важнейшим остается вопрос о том, на каком повороте своей карьеры Горбачёв проникся реформаторским духом?