Однако, поскольку я знал, что недостаточно исполнять свои обязанности, если у тебя еще не хватает духу приправлять свои поступки достойной уверенностью, я ему очень почтительно ответил - да, я и вправду молод, но я сумею справиться с каким-нибудь Испанцем, ведь я уже показал ловкость, выбив из боя Капитана старого корпуса. Он мне весьма любезно ответил, что, говоря так, я присваиваю себе малейшую долю должной мне славы, я мог бы сказать и о разоружении двух Командиров Гвардии и одного Командира Стражи, а это стоит не меньше одного Капитана старого корпуса. Атос, Портос и Арамис рассказали ему полностью, как происходило все дело, они добросердечно соглашались, что без меня они, может быть, не взяли бы верх над их врагами, и главное, Атос, кто даже признавался, что без моей помощи ему вряд ли бы удалось выбраться из рук Жюссака. Месье де Тревиль сказал мне, [28] что он еще не говорил с Его Величеством, потому что не знал всех обстоятельств, когда имел честь обсуждать с ним нашу битву, но он не преминет теперь все ему доложить; он даже будет говорить с ним в моем присутствии, дабы я получил удовольствие услышать из его собственных уст должные мне славословия.
Я делаюсь скромником при подобных речах, хотя в глубине души никакие другие не могут быть мне более приятны. Месье де Тревиль приказал заложить лошадей в свою карету и отправился навестить Бернажу, кого он знал лично. Он хотел услышать от него, каким образом протекала наша битва; он вовсе не подвергал сомнению слова трех братьев, но просто желал уверить Короля, что получил все подробности из места, не способного вызвать подозрения, то есть, из уст тех самых людей, с кем мы имели дело. Он нас пригласил, однако, отобедать с ним, а пока он не вернется после визита, мы пошли в сторону Игры в Мяч, располагавшейся совсем рядом с Конюшнями Люксембурга. Мы лишь обменивались мячами, - занятие, в котором я не был особенно ловок или, лучше сказать, ничего совершенно в нем не понимал, поскольку никогда не играл, кроме этого самого раза; потому, боясь получить удар в лицо, возможно, помешавший бы мне оказаться на свидании, назначенном мне Королем, я оставил ракетку и поместился на галерее, совсем рядом с оградительной веревкой.
Одна дуэль нагоняет другую
Там было четверо или пятеро дворян, я с ними был незнаком, и между ними находился один Гвардеец Месье Кардинала, кого Атос, Портос и Арамис знали не больше, чем я. Он же прекрасно знал, что они Мушкетеры, и поскольку имелась определенная антипатия между двумя Ротами, и покровительство Его Преосвященства его Гвардейцам обращало их в наглецов, едва оказавшись под галереей, я услышал, как тот говорил своим компаньонам - не следует удивляться моему испугу, должно быть, я подручный Мушкетера. [29]
Он не особенно заботился, услышу ли я его слова, а поскольку произносил он их достаточно громко, чтобы я их все-таки услышал, я подал ему знак, что мне надо замолвить ему словечко, причем его друзьям совсем не обязательно этого видеть. Я вышел из галереи; Атос и Арамис, увидев, как я прохожу, поскольку они были около входа, спросили меня, куда я иду; я им ответил - иду туда, куда они не могли бы сходить вместо меня. Они сочли, что я выхожу по какой-нибудь нужде, и продолжали перекидываться мячами. Гвардеец, решивший дешево разделаться со мной, потому что видел, как я молод, последовал за мной моментом позже, как ни в чем не бывало. Его товарищи, не видевшие поданного мной ему знака, спросили, куда он идет; он им ответил, из страха, как бы они не усомнились в чем-нибудь, - он идет во дворец де ла Тремуя, примыкавший к игорному дому, и сейчас вернется. Его кузен был Оруженосцем Месье Герцога де ла Тремуя, и он уже заходил его навестить вместе с ними, они легко поверили, что, не застав его, он пошел осведомиться, не вернулся ли тот.
Я ждал моего человека у двери, твердо решив заставить его раскаяться в наглых словах. Итак, как только он ко мне присоединился, я ему сказал, выхватывая шпагу из ножен, что ему здорово повезло иметь дело всего лишь с подручным Мушкетера, потому что, если бы речь шла о мэтре, то я не считал бы его способным ему сопротивляться. Я не знаю, что уж он мне там ответил, да и не придавал никакого значения ничему, кроме как отомстить за его наглость до тех пор, как появится некто, чтобы нас разнять. Я недурно преуспел, нанес ему два удара шпагой, один в руку и другой по корпусу, прежде чем явилась особа, оказавшая нам такую добрую услугу. Наконец, за короткое время, пока нас не беспокоили, я, без сомнения, ни с чем не считался, когда поднялся шум в самом доме Игры в Мяч, и все заволновались происходящим перед дверью. Тотчас набежали его друзья, и Атос, Портос и Арамис [30] сделали то же самое, опасаясь, как бы со мной чего не случилось, поскольку они не видели меня возвращающимся. Первыми прибыли друзья Гвардейца, и это стало для него большой подмогой - я держал его на коротком поводке и как раз собирался нанести еще один удар в бедро; он не думал больше ни о чем, только бы добраться до Дворца де ла Тремуя и там спастись. Его друзья, увидев его в таком состоянии, взяли шпаги в руки, чтобы помешать мне докончить его убивать; может быть, они не остановились бы на этом и перешли бы от обороны к наступлению, не явись тут Атос, Портос и Арамис. Зная раненого, как родственника их Оруженосца, весь Дворец де ла Тремуя одновременно восстал против нас.
Стычка при Игре в Мяч
Мы, без сомнения, были бы подавлены, если бы Арамис не начал кричать: "К нам, Мушкетеры!" Люди довольно охотно сбегаются на подмогу, когда слышат это имя - схватки Мушкетеров с Гвардейцами Кардинала, - кто был ненавидим народом, как ненавидят почти всех Министров, хотя никто не знает толком, почему их ненавидят, - сделали так, что почти все дворяне и все солдаты Гвардий охотно принимали партию за них, когда они оказывались в подобном положении. Наконец, один человек, видимо, обладавший большей сообразительностью, чем другие, и как раз проходивший мимо, подумал, что окажет нам наилучшую услугу, если побежит к Месье де Тревилю и поднимет тревогу, чем если он просто вытащит шпагу и станет нас защищать. К счастью, человек двадцать Мушкетеров находились на его дворе, ожидая, когда он вернется из города; они немедленно прибежали и загнали людей де ла Тремуя обратно в его дворец; друзья того, с кем я имел дело, были слишком счастливы отступить туда, даже не оглядываясь назад. Что до раненого, то он уже туда вошел и был не в очень хорошем состоянии, потому что полученный им удар по корпусу был крайне опасен. Вот что он навлек на себя своей неосторожностью. [31]
Наглость, проявленная прислугой Дворца де ла Тремуя, породила у нескольких Мушкетеров, явившихся нам на помощь, идею разложить огонь у дверей этого дворца, чтобы научить их не мешаться в следующий раз в чужие дела. Но Атос, Портос и Арамис и некоторые другие наиболее мудрые разъяснили им, что все произошедшее было к славе Роты, и не следует таким недостойным поступком, как этот, подавать Королю повод их укорять; все согласились с этим мудрым советом.
Действительно, все располагало нас к тому, чтобы быть довольными - кроме Гвардейца Кардинала, кого я привел в то состояние, о каком сказал, еще двое из его друзей были ранены - Атос и Арамис, каждый, нанесли им по доброму удару шпагой, и тем, всем троим, придется не меньше месяца проваляться в постели, предполагая, во всяком случае, что Гвардеец не умрет от своих ран.
Мы возвратились после всего этого к Месье де Тревилю, он еще не вернулся. Мы ожидали его в зале, каждый подходил сделать мне комплимент насчет того, что я сделал. Такие начала были слишком прекрасны, чтобы не привести меня в совершенный восторг. Я уже пророчил себе даже великую судьбу, но в самом скором времени мне поубавили спеси.
Расследование и контррасследование
Месье де Тревиль вскоре прибыл - Атос, Портос и Арамис просили его соблаговолить уделить им маленькую личную аудиенцию - они намеревались сказать ему важную вещь. Такие таинственные слова, выражения их лиц подсказали ему, что они были более смущены, чем обычно. Он пропустил их в свой Кабинет, где они попросили его разрешения мне войти вместе с ними, поскольку то, о чем они будут говорить, касалось меня более, чем кого бы то ни было; едва они получили позволение, как я последовал за ними. Они рассказали ему обо всем произошедшем, и как я поддержал честь Роты, какую Гвардеец Кардинала осмелился нагло атаковать без всякого данного ему повода. Месье де Тревиль был обрадован, что я его так славно покарал, а узнав о еще двоих, [32] пожелавших его защищать и отделавшихся ранами, он послал просить Месье Герцога де ла Тремуя не давать убежища людям, выказавшим себя столь недостойными в поступках. Он даже потребовал его правосудия за вылазку его людей, предпринятую против нас. Месье де ла Тремуй, предупрежденный его оруженосцем, прислал сказать в свою очередь, что жаловаться надлежит ему, а не Мушкетерам - убив перед его дверью Гвардейца Месье Кардинала, родственника одного из его главных слуг, они хотели поджечь дверь; они еще и ранили двух других особ, пожелавших их разнять - таким образом, если он не накажет главарей этого беспорядка, больше никто не будет в безопасности в собственном доме.
Месье де Тревиль, выслушав, в какой манере разговаривал этот оруженосец, сказал ему, что его мэтр не должен был бы его слушать и верить тому, кто слишком заинтересован в этом деле; он же прекрасно знает, как все произошло, и люди, чье слово стоит его собственного, были тому свидетелями и все ему рассказали. Он тотчас направился к Герцогу и взял меня с собой. Он опасался, как бы Герцог не позволил обманывать себя и дальше, а потом не настроил разум Его Величества, пересказав ему дело совершенно иначе, чем оно было на самом деле. Он боялся к тому же, как бы к Королю, предупрежденному таким способом, не явился бы еще на осаду и Месье Кардинал и окончательно не захлопнул бы дверь всему, что могло бы быть сказано после него. Его Величество обладал таким изъяном, стоило его один раз предубедить, и ничто уже не было более трудным, как его в этом разубедить. Скорее, чем идти к Герцогу, Месье де Тревилю было бы лучше самому отыскать Короля и предупредить его первым. Это был бы выигрышный удар партии, но Его Величество, к несчастью, отправился с утра на охоту, и он не знал, в какую сторону. В самом деле, хотя накануне Король говорил, что желает ехать [33] охотиться в Версаль, он с тех пор изменил намерение и выехал через ворота Сен-Мартен.
Месье Герцог де ла Тремуй принял Месье де Тревиля довольно холодно и сказал ему в моем присутствии, что он ему советует еще раз, как добрый друг, покарать тех из его Мушкетеров, кто оказались виновниками убийства, кто были в это замешаны, поскольку дело на этом не остановится. Месье Кардинал уже о нем извещен, и Кавуа, Капитан-Лейтенант его пеших Мушкетеров, мгновение назад был у него и молил от имени Его Преосвященства присоединиться к нему, чтобы потребовать удовлетворения за общее оскорбление, нанесенное им обоим. Кавуа еще сказал ему, - если Гвардеец этого Министра был ранен, то его собственный дом чуть было не сожгли, и что одно было, по меньшей мере, столь же оскорбительно, как другое - потому что часто предпринимают ссору против человека, не задумываясь о мэтре, кому он принадлежит, но нельзя вознамериться сжечь дом, не задумавшись о том, кто этим будет оскорблен, даже если в результате не произошло никакого убытка.
Тактика Месье де Тревиля
Месье де Тревиль, кто был человеком рассудительным, позволил ему выговориться, постаравшись уяснить, что у того было на сердце; но увидев Герцога замолчавшим, он у него спросил, как если бы раздумывал над сказанным ему, как тот человек - серьезно ранен? Месье де ла Тремуй ответил ему, что боятся за его жизнь, удар шпаги, нанесенный по корпусу, пробил ему легкие; первым же делом ему посоветовали подумать о душе, потому что он был между жизнью и смертью. Месье де Тревиль спросил его, не сам ли умирающий сказал ему, каким манером он был ранен, и Герцог чистосердечно согласился, что рассказчиком был не он, но один из тех, кто прибежал ему на помощь. Месье де Тревиль попросил его соизволить проводить его в комнату раненого, дабы, пока он еще в состоянии сказать правду, они могли бы выслушать ее из его собственных уст. Он сказал ему, что это послужит возданию [34] Гвардейцу быстрой и полной справедливости, если окажется, что он был оскорблен, но также, если окажется, что он был нападавшим, как он слышал от Мушкетеров, это послужит к оправданию несчастных, лишь ответивших на обиду, ведь они не могли ее стерпеть, не потеряв их честь.
Герцог, кто был довольно добрым человеком, и кто не особенно заботился обхаживанием Кардинала, которого он видел очень редко, так же, впрочем, как и Короля, не мог найти возражений на эту просьбу. Он отправился вместе с Месье де Тревилем в комнату раненого, а я не захотел за ними туда следовать, из страха, как бы не принести ему горя, если он меня увидит, меня, кто привел его в это жалкое состояние. Герцог не успел задать ему вопрос, как он признал свою вину и рассказал, как все произошло. Герцог был страшно удивлен, когда услышал его рассказ в таком виде и, в то же время вызвав к себе того, кто изложил ему все навыворот, он приказал ему покинуть его дом и никогда не являться ему на глаза, поскольку он был способен его обмануть.
Месье де Тревиль, очень довольный своим визитом, возвратился к себе, где мы и отобедали: Атос, Портос, Арамис и я, так, как он нам и предлагал прежде. Хотя собралась такая бодрая славная компания, и нас было восемнадцать за столом, там не разговаривали почти ни о чем другом, как о моих двух битвах. Не было никого, кто не воздал бы мне больших почестей, что может слишком вскружить голову молодому человеку, у кого уже было в себе самом довольно гонору, чтобы поверить, будто он и вправду чего-нибудь стоит. Когда мы отобедали, все уселись играть в "ланскене (ландскнехт)"; у меня достаточно чесались руки, чтобы сделать, как остальные, если бы мой карман был потуже набит; но мои родители заклинали меня перед отъездом бежать от игры, как от подводных камней, она губит большинство молодежи; я так твердо держался настороже, не только на этот раз, против моей собственной склонности, но еще и при всех других обстоятельствах, когда [35] меня пробирал тот же зуд, что, какими бы ни были соблазны, я поддавался им только в крайне ограниченных пределах.
Интриги Кардинала
Проведя послеобеденное время в этой манере, то есть, одни играя, другие наблюдая за игрой, мы отправились вечером в Лувр, Атос, Портос, Арамис и я. Король пока еще не возвращался с охоты, но так как он не мог надолго задержаться с появлением, мы оставались в его прихожей, куда, как сказал Месье де Тревиль, он зайдет забрать нас, чтобы отвести в Кабинет Короля. Его Величество явился момент спустя, и три брата, имевшие честь быть лично известными и даже уважаемыми им, выстроились на его проходе, желая привлечь к себе какой-нибудь взгляд; но вместо того, чего они добивались, они испытали на себе взор гнева и негодования. Они вернулись совсем опечаленные к окну, где я стоял, так и не осмелившись показать меня перед ним, прежде чем сами не будут представлены и не принесут ему свои поклонения. Они были настолько убиты только что приключившимся с ними, что мне было нетрудно разглядеть их горе. Я спросил, что привело их в такое состояние - они ответили, что наши дела пошли плохо, или же они сильно ошибаются; во всяком случае, следовало дождаться прибытия Месье де Тревиля и тогда уже разобраться здраво; он сам спросит у Его Величества, в чем было дело, но зная характер этого Монарха, он, конечно, не зря состроил им мину; он был чрезвычайно естественен; и если абсолютно необходимо для ремесла правления, как заявлял известный политик, умение скрывать, то никогда не существовало менее пригодного Принца, чем он.
Я почувствовал себя совершенно ошеломленным при этих словах. Я испугался, тем не менее совершенно не зная, что случилось, как бы дурное настроение Его Величества не распространилось и на меня; потому я так нетерпеливо ждал прибытия Месье де Тревиля, чтобы узнать поскорее, каков же мой удел. Он явился, наконец, и сказанное им еще [36] более увеличило мое беспокойство. Он нам сообщил, что Месье Кардинал, отослав Кавуа к Герцогу де ла Тремую, и с тех нор, как он был уверен, заручившись поддержкой Герцога, распорядился передать Королю все, что произошло при выходе из нашей Игры в Мяч; Его Преосвященство написал ему длинное письмо по этому поводу, представив ему, что если только он не покарает своих Мушкетеров, они во всякий день будут устраивать тысячу убийств и тысячу наглых выходок, и тогда никто уже не осмелится больше призывать их к порядку. Месье де Тревиль покинул нас, сказав напоследок, что он не рассматривает сложившуюся ситуацию, как благоприятствующую нам увидеть в этот день Его Величество; сам он войдет в его Комнату, и если он не вернется к нам через момент, мы сможем каждый разойтись по домам; он тогда сумеет предупредить нас о том, что следует делать, и он не упустит ни единого мгновения. Он тотчас же нас оставил и вошел к королю. Его Величество некоторое время стоял, ничего ему не говоря, и даже состроил ему мину, как только что трем братьям. Месье де Тревиль, кого это не особенно тронуло, потому что он знал, - Король вскоре заставит его вернуться к впечатлениям, внушенным ему Кардиналом, тоже ничего не говорил, зная, что должен отложить наше оправдание на другое время. Король, кто, как я уже говорил, был весьма естественен, не понимая, почему ему не сообщают о том, что произошло, как он думал, в чем ему обязаны были отдать отчет, наконец, внезапно разорвал тишину. Он спросил Месье де Тревиля - значит, так он справляется со своим поручением - его Мушкетеры убили человека и спровоцировали множество беспорядков, и, однако, он не говорит ему об этом ни единого слова. Еще более важная вещь, он пренебрег своей обязанностью заключить их в тюрьму, дабы они понесли наказание в должное время и на указанном месте; подобное поведение недостойно доброго Офицера, [38] каким он его всегда считал, и он тем более удивлен, зная лучше, чем кто бы то ни было, насколько тот был врагом всякого насилия и всякой несправедливости.