Бойцы заглядывали в совсем еще недавно бывшие добротными, просторными и благоустроенными, а теперь развороченные взрывами наших противотанковых гранат немецкие землянки. Заходить в них они не решались: там было много вшей, да и смердило - несло жженой серой, порохом и каким-то очень уже неприятным чужим духом.
Я вошел в одну из них. Там были разбросаны какие-то тряпки: женское белье, старая домашняя утварь, детские игрушки. Валялись остатки пищи, фотографии, письма.
Я поднял с пола нераспечатанное письмо. Оно было из Дортмунда. "Курт прислал из России одеяла и разные вещи", - прочитал я, едва разбирая каракули какой-то фрау. Мамаша наставляла своего сынка Ганса: грабь, убивай! Но ее Гансик уже ничего не пришлет из России, - он лежит в траншее, усыпанный вшами…
С чувством гадливости и омерзения вышел я из землянки, но не мог отказать себе в удовольствии пнуть ногой убитого фашиста: "Что, лежишь, паскуда? Лежи, лежи! Скоро всем вам так лежать придется!"
Однако, разъяренные неудачами, фашисты не успокоились. Наши наблюдатели доложили, что немцы снова накапливаются, теперь уже для контратаки.
Вот уже пошли на штурм своих бывших траншей немецкие автоматчики. Но наши артиллеристы и зенитчики Юшина давно пристреляли этот квадрат! И я удобно расположился в башне немецкого танка - моя снайперская винтовка успела накалиться от непрерывной стрельбы.
Я радовался удобно выбранной позиции, радовался тому, что все больше и больше фашистов падало от моих выстрелов, и беспокоился только за своих товарищей, которые где-то рядом тоже ведут снайперский огонь: "Как они там устроились, в безопасности ли? Все ли живы?" За Ивана Карпова, за Ивана Добрика и Загида Рахматуллина я не волновался - ребята опытные, не пропадут. А вот как остальные? Те, кто только недавно овладел снайперским искусством и едва успел открыть свой счет мести?
Снайпер в обороне - большая сила. У хорошего командира снайперы в подразделении на особом счету, и забота о них у него особая. Толковый командир заботится не только о росте рядов новых снайперов-истребителей, но и создает им необходимые условия, помогает в работе, заботится об их безопасности. Такой командир не пошлет отличного стрелка в штыковую атаку - он знает, что в этом же бою снайпер принесет больше пользы, стреляя с хорошо замаскированной огневой позиции, поддерживая своим огнем атакующих. Бывает, что удачно расставленные снайперы приносят успех подразделению в бою, а порой и решают исход самой атаки.
Вот и вчерашний день показал, что исход боя был предрешен в основном за счет меткого огня снайперов, не подпустивших противника к своим траншеям. Многие из них уничтожили в бою до десяти и более фашистов. Причем дело было не столько в количестве, сколько, так сказать, в качестве поверженных врагов. Снайперы уничтожали офицеров, корректировщиков, пулеметчиков, наблюдателей и тех солдат, которые вот-вот были готовы прыгнуть в наши траншеи.
…Мы прочно удерживали завоеванные рубежи. За короткую летнюю ночь бойцы успели заново переоборудовать немецкие траншеи, а наутро, когда взошло солнце, проснувшиеся немцы увидели новый неприступный вал, выросший перед самым их носом. Для противника наступила полоса невезения. Но осатанелый враг не унимался.
До самой глубокой ночи атаку за атакой отбивали наши бойцы, и количество убитых фашистов росло. У нас же потерь почти не было.
Относительно спокойно провели мы и следующую ночь. Немцы боятся темноты, они не воюют ночью. Одну за другой посылали они в черное небо осветительные ракеты, ожидая нашего ночного наступления. Но мы не пытались их атаковать: надо было отдохнуть, привести в порядок оборону. Только снайперы вели огонь по силуэтам фашистских наблюдателей, возникавшим в сиянии ракет.
На третье утро немцы снова попытались восстановить положение. Теперь задача у них был куда скромней - выбить, прогнать нас с выгодного рубежа, снова вернуться в свои траншеи.
Поле боя наполнилось грохотом и лязгом - из-за оврага выплыли танки противника, сопровождаемые пехотой, направляясь к нашему переднему краю. Их пушки на ходу изрыгали снаряд за снарядом, поднимая фонтаны земли над нашими головами. И снова заиграл грозный оркестр наших минометчиков и артиллеристов. Огонь стрелков и снайперов роты отсек пехоту противника от танков, и бронированные махины повернули назад, подгоняемые огнем наших пушек.
Не принесла немцам успеха и авиация: как только над нашими головами появились четыре "Юнкерса-87", открыли ураганный огонь зенитчики Юшина. Немецкие асы поспешили сбросить бомбы… на свой передний край. Один из самолетов был сбит. Не долетев до земли, он взорвался в воздухе, и обломки его посыпались на головы гитлеровцев.
Ничего не смогли добиться фашисты и на третий день. Их планы были сорваны стойкостью наших бойцов, умелым руководством командиров, действиями политработников полка, личным примером увлекавших красноармейцев на подвиг.
Спустя несколько дней в батальоне состоялось партийное собрание, на котором были подведены итоги трехдневных боев с фашистами. В конце этого собрания комиссар полка Томленов сказал:
- А теперь почитайте-ка вот это. - И протянул несколько номеров газет. Это была наша армейская четырехполосная газета "Удар по врагу".
Взял одну газету и я. На первой полосе сразу бросался в глаза заголовок, набранный жирным шрифтом: "Замполитрука товарищ Николаев истребил 211 врагов Родины!" И чуть пониже, помельче шрифтом: "Равняйтесь на его пример, множьте счет священной мести!"
Тут же был помещен мой портрет, рядом с которым публиковалось "Приветствие Военного совета снайперу-истребителю тов. Николаеву".
Громко застучало сердце. Я стал читать разбегавшиеся в моих глазах буквы текста:
"Дорогой товарищ Николаев! Военный совет горячо поздравляет Вас с успешным истреблением фашистских мерзавцев в последних боях за город Ленина. Уничтожив 211 гитлеровцев, Вы доказали на деле свою беззаветную любовь к Родине и лютую ненависть к гитлеровским извергам.
Желаем Вам дальнейших успехов в великом и благородном деле очищения советской земли от немецких захватчиков".
И подпись: "Военный совет армии".
Оторвав взгляд от газеты, я обалдело поглядел на окруживших меня бойцов - глаза друзей, улыбаясь, смотрели на меня.
- Ось як у нас! Ну-ка, дывись! - сказал подошедший ко мне Иван Добрик, протягивая другую, уже центральную газету.
Я дрожащими руками взял ее - то была "Правда".
"От Советского Информбюро", - прочитал я. И заголовок: "За три дня снайпер Николаев уничтожил 104 фашистов". Неизвестный мне корреспондент Н. Воронов рассказывал "некоторые подробности боевой работы мастера меткого выстрела".
- Ось и газета "Известия": тут тэбе и от Советского Информбюро, и от майстера Буштыркова письмо. Ну, тот, з Кировского заводу, мы ж были у них на маю, на торжестве. Вот он Женьке пишет….
"Ленинградцы - снайперу Николаеву. Ленинградский фронт, 10 августа. (Спецкорр ТАСС.) На имя снайпера Н-ского подразделения Николаева, который, как уже сообщалось в печати, уничтожил за три дня 104-х фашистов, поступают многочисленные письма с горячим приветом и поздравлениями от трудящихся города Ленинграда. Мастер-орденоносец одного из заводов Буштырков пишет снайперу:
"Узнал о твоем беспримерном подвиге. Это, дорогой мой боец, великое дело. Привет тебе и спасибо. Мы помним, дорогой товарищ Николаев, зиму, помним весь этот суровый год, и мы знаем, что враг заплатит нам за все - за все разрушения и страдания. Бей, родной, бей немцев так, как в эти три дня. Учи товарищей высокому мастерству, искусству снайпера. Пусть в нашей Красной Армии будут тысячи, десятки и сотни тысяч таких, как ты".
- Правильно пишет товарищ, - сказал комиссар. - Учить других - вот наша с тобой задача!
И, вынув из планшетки тонкую ученическую тетрадку, комиссар протянул ее мне, добавив:
- Я, Николаев, на твоем месте сейчас же написал бы ответ на приветствие Военного совета армии.
- Верно, товарищ комиссар. Только трудная это задача!
- А давайте присядем и подумаем все вместе. Вот и друзья, как всегда, тебе помогут…
Вот что у нас получилось:
"Получил Ваше письмо. Глубоко взволнован вниманием ко мне. Это воодушевляет меня на новые подвиги. Я уничтожил 211 фашистов. Это не предел в моей работе. Пока бьется мое сердце, пока руки держат винтовку, а глаза хорошо видят, буду уничтожать коричневую чуму. Мое обязательство, данное на фронтовом слете истребителей - уничтожить 300 фашистов, - будет с честью выполнено. Свой опыт работы передавал и буду передавать в широкие красноармейские массы, буду растить новых истребителей. Призываю всех снайперов-истребителей нашего фронта с еще большей ненавистью бить врага, бить так, чтобы ни один фашист не остался живым на нашей земле.
Развернем еще шире снайперское движение! Шире боевое соревнование между подразделениями!
С боевым приветом снайпер-орденоносец, замполитрука
Е. Николаев".
Комиссар взял письмо, аккуратно сложил его и сунул в свою полевую сумку, прихлопнув по ней, словно поставив точку над этим решенным вопросом. И, попрощавшись со всеми, уже на ходу бросил мне:
- Завтра с Добриком явитесь в штаб полка - митинг будет. О времени сообщим чуть позже. Ну а вам всем, товарищи, пожелаю такого же успеха в уничтожении фашистской нечисти. Триста четыре фашиста были убиты в этих трехдневных боях только нашими снайперами. Пусть растет счет мести у каждого из вас изо дня в день, чтобы и о вас так писали в газетах, упоминали в сводках Совинформбюро.
- Николаев, а ты от матери-то своей письмо прочитал? - спросил вдруг Иван Карпов.
- Нет, никакого письма я не видел.
- Как же так? Ребята, у кого письмо для Женьки от матери?
- Да вот оно! Только письмо-то без конверта дошло. - И Загид Рахматуллин передал сложенную вчетверо газету.
На первой полосе газеты "За Родину" я прочел заголовок: "Бей крепче, сынок!" - и мелко сбоку: "Письмо знатному снайперу нашего фронта Е. Николаеву от матери из Тамбова".
"Родной мой Женечка! Я горжусь тобой, твоим успехом в бою, когда ты уложил за три дня 104-х гитлеровских мерзавцев. Бей их, сынок! До тех пор, пока твое сердце бьется в груди и руки держат оружие. Мсти за всех сестер, братьев, детей, погибших от кровожадной гадины. Жду тебя, мой герой, с победой домой! Привет и пожелания успехов в бою шлют все родные. Целую тебя! Твоя мама. Привет товарищам по оружию".
- И откуда только она узнала? Я же ей ничего не писал! - удивлялся я.
- Да из газет! Что она там не читает их, что ли? - предположил Иван Карпов. - Ну, пошли, ребята, по местам, собрание окончено. Давайте продолжать свою работу - нужно оправдывать сказанное и обещанное сегодня!
И он первым отправился по траншее к своему взводу. Вслед за ним, гася свои "козьи ножки", разошлись и остальные.
Такая наша работа
Защитники Ленинграда совершили поистине легендарный подвиг. Они показали невиданные образцы стойкости и упорства, высокой сознательности, самоотверженности, патриотизма, бесстрашия в боях во имя счастья и свободы своего народа. Ни в коей мере не умаляя значения в позиционной борьбе артиллерии, танков, авиации и военно-морского флота, сделавших очень много на Ленинградском фронте в первые годы войны, нужно сказать, что главную роль в обороне сыграла все-таки пехота - солдат с винтовкой, грудью своей остановивший противника у стен города.
Осенью 1941 года, в самое тяжелое в обороне Ленинграда время, в войсках Ленинградского фронта родилось снайперское движение. Его инициаторами были армейские коммунисты и комсомольцы. Подхваченное вовремя политработниками и командованием частей и соединений, это движение к началу 1942 года приняло поистине грандиозный размах. Находясь ли в обороне, ведя наступательные или оборонительные бои, советские снайперы с одинаковым успехом били гитлеровских захватчиков.
На каждый наш выстрел противник отвечал ураганным огнем. А у нас в то время каждый снаряд, каждый патрон находились на особом учете: боеприпасов не хватало… И все же, если в первые месяцы войны гитлеровцы ходили на позициях в полный рост, чувствовали себя хозяевами завоеванной земли, то с появлением наших снайперов положение резко изменилось - фашисты были вынуждены не только бегать в обороне, все ниже и ниже пригибаясь к земле, но и буквально ползать но ней. Горела под ногами фашистов наша земля.
"Русские стреляют дьявольски метко, все попадания - в голову, между глаз, в шею. В тихие дни русские снайперы выбивали из моей роты по шесть-десять человек", - показал в то время один из пленных фашистов. Среди вражеских солдат, по рассказам пленных, даже ходили слухи, что под Ленинград будто бы специально прибыла дивизия охотников-сибиряков, которые попадают белке в глаз.
Снайперско-истребительное движение активизировало нашу оборону, спасало воинов от опасной окопной неподвижности, открывало возможность небольшими средствами наносить врагу значительный урон.
Снайпер как штатная единица в армейских частях существовал еще с мирного времени. В войну эти сверхметкие стрелки стали в своих частях инструкторами снайперских школ, работали рядовыми снайперами, первыми открыли счет мести.
Военный совет Ленинградского фронта 28 января 1942 года сообщил в ЦК ВКП(б), что к 20 января 1942 года в рядах снайперов-истребителей насчитывается более 4200 бойцов, командиров и политработников. За двадцать дней января 1942 года снайперы 23, 42 и 55-й армий и Приморской оперативной группы уничтожили более семи тысяч вражеских солдат и офицеров. К 22 февраля 1942 года ряды снайперов-истребителей увеличились до шести тысяч человек.
Мы, снайперы, старались выбирать себе такие огневые позиции, откуда немцы меньше всего ожидали огня. Я, например, часто устраивался в развалинах дома, где-нибудь за печной трубой, и бил через дверцу разбитой голландки. Бил с высокого дерева, с колокольни полуразрушенной церквушки. Порой подбирался совсем близко к немецким траншеям и, маскируясь под куст, неподвижно лежал почти на виду у немцев, делая один-два выстрела только тогда, когда грохотала немецкая или наша артиллерия или шла пулеметно-автоматная перестрелка. Особенно удобно было стрелять из подбитого танка: расположившись в нем, ты был в полной безопасности - и выстрелов твоих не слышно, и можно не бояться вражеских осколков или пуль. Маскировка для снайпера - великое дело!
Нам приходилось работать полный световой день. Ночью, как правило, мы отдыхали. А задолго до рассвета были уже на местах, на своих НП. Стояли в траншее, в заранее оборудованной для ведения огня стрелковой ячейке, или лежа, замаскировавшись в укрытии на нейтральной полосе, мы вели наблюдение за обороной противника, которую знали как свои пять пальцев. Да и могло ли быть иначе? Мельчайшее изменение в рельефе местности, в его очертаниях замечалось мгновенно. Каждая чуть заметная былинка, любой предмет, попадающий в поле зрения, изучались досконально. И обнаружение чего-то нового, порой совсем незначительного в обороне противника моментально настораживало.
Вот в немецких траншеях появилась какая-то палка. Ни вчера, ни раньше ее там не было. Что бы это значило? Уж не вмонтирована ли в эту сучковатую палку обыкновенная стереотруба и не скрывается ли там фашистский наблюдатель, корректировщик или снайпер?..
Такая ежедневная работа обостряла зрение, слух, развивала сообразительность. Она приучала искусно маскироваться, вовремя разгадывать коварные замыслы врага и, в свою очередь, ловко обманывать его самого, ставить ловушки для фашистских наблюдателей и снайперов.
Результаты своих наблюдений мы ежедневно докладывали командованию, и оно пользовалось нашими сведениями также, как донесениями разведчиков. Мы сообщали о новых, хорошо замаскированных дотах, землянках, огневых точках и наблюдательных пунктах, трассирующими пулями показывали эти цели наблюдателям-артиллеристам. Всего два-три снаряда - и от подозрительного дота ничего не оставалось.
Нет слов, работа снайпера опасная и очень трудная: попробуй пролежать сутки почти без движения под лучами палящего солнца или проливным дождем, в пургу и мороз, да еще, быть может, под прицелом фашистского снайпера. Это очень нелегко. Особенно если вчера ты участвовал в рукопашном бою и не остыл еще от него, не отдохнул, не выспался и к тому же голодный. И все же мы упорно делали свое дело, старались уничтожить как можно больше фашистской нечисти.
До сих пор помню моих учеников - старшего сержанта Петра Деревянко, бойцов Василия Муштакова, Анатолия Виноградова, Соловьева, Ряхина, Дьякова, Зосю Мицкевич и других. Их было около сорока человек, а уничтожили они более шестисот фашистов. А разве я могу забыть наш "интернационал" - снайперов украинца Ивана Добрика, белоруса Василия Шевченко, татарина Загида Рахматуллина, русских ребят Ивана Карпова, Владимира Шубина, Сергея Дмитриева, Валентина Локтева, Николая Качалина, Владимира Дудина, Юрия Семенова, Ивана Васильева, старика учителя Пугина и других однополчан? А наших девушек Марию Митрофанову (ныне Барскову), Марию Назарову, Маргариту Котиковскую и других, которые лежали в засаде со снайперской винтовкой и терпеливо переносили все невзгоды и тяготы войны? У них, как и у нас, не было счастливой юности и была только одна радость - радость увеличивавшегося счета мести.
В конце 1942 года меня перевели в контрразведку, и мой снайперский счет оборвался на цифре "324". Я все-таки сдержал свое слово, данное Андрею Александровичу Жданову и всем присутствовавшим на первом слете снайперов-истребителей в Смольном.
Освободив Ленинград от вражеской блокады, наша дивизия вместе с другими частями Ленинградского фронта устремилась вперед, погнала фашистов и дошла до самого их логова. Вместе со мной весь боевой путь проделала и моя снайперская винтовка, на ствольной накладке которой до сих пор не стерлись нанесенные в годы войны три большие, две средние и четыре маленькие звездочки…
Тридцать пять лет спустя
И вот я на новой работе. Получил офицерское звание старшего лейтенанта и должность оперуполномоченного отдела контрразведки "Смерш".
Работу в новой должности я начал все в той же родной дивизии, в одном из ее полков, где обслуживал сразу два батальона: нашего брата чекиста тогда не хватало. Это был все тот же передний край, те же растерзанные снарядами траншеи, тот же разбитый Урицк перед нами, а в нем фашисты. Все те же изнурительные ежедневные бомбежки, артобстрелы, тот же посвист вражеских пуль над головой.
Моя основная обязанность в полку - помогать своему командованию выполнять боевую задачу, своевременно вылавливать и обезвреживать вражескую агентуру. Для этого я должен был отлично знать каждого бойца и командира в своих двух батальонах.
А потом меня перевели в 96-ю гаубичную артбригаду 23-й артдивизии, которая стояла у Пулковских высот.
В бригаде мне сразу понравилось. Артиллеристы - народ толковый: культурный, грамотный, боевой, много комсомольцев, коммунистов. С таким народом работать было легко и просто.
Через наши огневые позиции на передний край обороны ходили артиллеристы - разведчики бригады. Мне нравился их командир - высоченный, на редкость симпатичный, молодой веселый офицер Сергей Шорников. О нем в бригаде ходили легенды, его знал каждый. Что знал о нем я? Он москвич. Окончил училище. Волевой, храбрый человек, добрейший малый, не зазнайка. Овеянный заслуженной боевой славой, он ничуть не кичился этим.