* * *
Мы выходили на позицию атаки. В боевой рубке, и без того переполненной, стало совсем тесно. Роджер Пейн занял свое место у вычислительного устройства расчетов торпедной атаки - механического "мозга", установленного в кормовой части. Джек Джексон, офицер связи, координировал работу двух гидроакустиков. Как помощник офицера, осуществляющего сближение, я передал свои обязанности по погружению Хэнку Хендерсону и склонился у верха трапа центрального поста, манипулируя небольшим устройством, так называемым "есть - был", - своего рода рычагом выведения на атаку в процессе расчета дистанции и направления. Там также находились двое рулевых, управляющий огнем, еще человека два - и все это в крошечном помещении.
Дик тщательно провел визирование, поднимая перископ вверх лишь до уровня, достаточного для того, чтобы увидеть верхушки мачт эсминца. Мы двигались со скоростью всего в три узла. Поверхность спокойного моря над нами была гладкой, как стекло, что позволяло легко заметить перископ. Все вспомогательные, ненужные в данный момент механизмы, включая систему регенерации воздуха, были выключены; мы были готовы к бесшумному бегству. Голоса были понижены до шепота, и пот начал выступать на наших лицах, поскольку температура поднялась до отметки в 100 градусов (по Фаренгейту). Нашим преимуществом был фактор внезапности, и ничто больше. Мы уже углубились на шесть миль в незнакомую гавань, с трех сторон окруженную сушей, и примерно через минуту всем тут станет известно о нашем присутствии.
Передние крышки на наших шести носовых торпедных аппаратах были бесшумно открыты. Мы приближались к установленной Машем дистанции в три тысячи ярдов. Это было немного далековато, но позволяло нам держаться на наиболее глубоком месте.
- Первому приготовиться к выстрелу.
Дик О'Кейн, согнувшись, обошел шахту перископа, поднял два больших пальца, показывая, что хочет поднять перископ в последний раз. Длинный цилиндр пополз вверх. Дик двинул рукоятки, прильнув к окуляру, как только перископ выглянул из-за бортовой линии палубы. Он дал перископу выдвинуться из воды примерно на два дюйма и быстро осмотрелся вокруг.
- Опустить перископ! - прошептал он так, что было понятно - это нужно сделать срочно, и напряжение достигло предела. - Командир, он двинулся, направляется к выходу из гавани. Курсовой угол десять, левый борт.
Теперь наш план застигнуть эту "утку" на месте в мгновение ока провалился. Корабль не только был на ходу, но и шел почти прямо на нас. Единственно разумным решением было отказаться от нашей затеи. Может быть, позднее нам удастся атаковать его на глубокой воде. Но у Маша не было настроения прислушиваться к голосу разума.
- Право на борт!
Ни мгновения не сомневаясь, он перешел к новому плану атаки. Теперь нам нужно было проследовать под правым углом к курсу следования миноносца и выстрелить по нему из кормовых аппаратов, когда он пойдет в обратном направлении.
Перископ пошел вниз… Роджер вращал рукоятки на вычислительном устройстве расчетов торпедной атаки. Маш пробрался в центр боевой рубки, тяжело дыша, вращая диски на "есть - был", приказы теперь выкрикивались, а не произносились шепотом. О скорости эсминца, возраставшей по мере его движения, можно было только догадываться. Роджер вносил данные в вычислительное устройство, которое автоматически устанавливало нужный угол на гироскопе. Корабль резко взял вправо. Через минуту мы были готовы открыть огонь.
- Поднять перископ… Пеленг!.. Цель пошла зигзагом… Курсовой сорок, правый борт.
Теперь эсминец шел перпендикулярно носу нашей лодки. Еще интенсивнее стали вращаться ручки, еще одна быстрая прикидка скорости цели - на этот раз пятнадцать узлов.
- Приготовиться… Аппараты, товсь!.. Первый, пли!.. Второй, пли! Третий, пли!
Лодка вздрогнула, когда три торпеды вырвались из торпедных аппаратов.
- Полный вперед!
Нос лодки начал подниматься вверх из-за потери веса в носовой части.
Газопаровые торпеды оставляют за собой след шириной с двустороннее шоссе, но гораздо белее. Теперь не было никакого смысла опускать перископ, потому что на этой дистанции противник мог смотреть на след, указываемый место лодки. Дик выдвинул перископ на всю длину и наблюдал. Прошла вечность, прежде чем он заговорил:
- Они идут на него.
Торпеды шли со скоростью около пятидесяти узлов, но промежуток между выстрелом и ударом казался вечностью.
- Первая прошла мимо за кораблем… Вторая прошла мимо за кораблем… Третья прошла мимо за кораблем.
Стоны разочарования раздались в боевой рубке. Мы посчитали его скорость меньшей, чем она была на самом деле.
- Произвести еще один расчет к атаке! - В голосе Маша слышалась жесткая настойчивость. - Возьмите двадцать узлов!
- Готово.
- Пятый, пли!
Лодка вновь вздрогнула, и глаза Дика оставались как приклеенные к перископу. И опять новости, которые поступали к нам через длинные паузы, были плохими.
- Цель отворачивает.
- Проклятье!
- Четвертая прошла мимо… Он разворачивается. Теперь он идет прямо на нас.
Ситуация резко изменилась. Потревоженный следом от трех первых торпед, эсминец начал быстрый уверенный отворот от нас, развернулся на 270 градусов и теперь направлялся к нам, готовый к возмездию. Миноносец, иначе говоря противолодочный корабль, предназначен для уничтожения подводных лодок, и этот теперь шел к нам с палубой, полной глубинных бомб. Мы выпустили четыре из наших шести носовых торпед. У нас было еще четыре в кормовых аппаратах, но потребовалось бы слишком много времени для того, чтобы развернуться и выстрелить ими, и еще больше для того, чтобы перезарядить наши носовые аппараты.
- Ладно, - сказал Маш. - Приготовиться к выстрелу прямой наводкой.
Мы говорили о выстреле прямой наводкой на встречных курсах в кают-компании, но сомневаюсь, что кто-нибудь из нас когда-либо всерьез предполагал, что ему придется произвести такой выстрел. Само это название подразумевает выстрел по цели, которая надвигается прямо на вас. Никто не знал наверняка, насколько эффективным он будет, потому что, насколько мне известно, тогда не было ни одного документально засвидетельствованного случая в практике действий подлодок, когда кто-нибудь пытался его применить. Но у него было одно очевидное достоинство и два ошеломляющих недостатка. С одной стороны, вам не нужно знать скорость цели при нулевом угле; с другой стороны, цель будет на минимальном расстоянии, и, если вы промахнетесь, не останется времени предпринять что-то еще. В данном случае нам предстояло выстрелить двухтонной торпедой по кораблю не более двадцати футов шириной, идущему на нас со скоростью порядка тридцати узлов.
За несколько минут до этого я, как идиот, думал, какую прекрасную историю расскажу Энн и Билли во время своего отпуска. Теперь же я с облегчением вспомнил, что перед началом нашего похода оставил на берегу завещание.
- Готово, - сообщил Роджер от вычислительного устройства.
- Приготовиться к выстрелу.
- Дистанция тысяча восемьсот.
- Пятый, пли!
- Перископ под водой.
- Подними выше.
Под влиянием выстрела Хэнк сразу же потерял контроль, и мы опустились ниже перископной глубины, а миноносец несся на нас, вспенивая воду бурунами.
- Подними ее выше, Хэнк. Парень, подними ее выше! - крикнул в люк командир.
Томительное ожидание, затем Дик припал к перископу:
- Капитан, мы не попали в него. Он все еще идет к нам. Все ближе.
Странно, как в таких ситуациях часть вашего сознания может быть занята холодным, беспристрастным анализом факторов, не связанных непосредственно с вашей безопасностью. Я обнаружил, что изумлен изменением, происшедшим с Диком О'Кейном с момента начала атаки. Было так, будто во время всех болтливых, хвастливых месяцев до этого он был потерян, искал свое истинное "я" и теперь оно было найдено. Он был спокоен, немногословен и весьма хладнокровен. Мое мнение о нем все время претерпевало изменения. Я не в первый раз обращал внимание на то, что поведение людей под огнем невозможно точно предугадать по их ежедневным поступкам, но это был наиболее разительный из когда-либо наблюдавшихся мной примеров того, как человек превращается в первоклассную боевую машину.
- Приготовить к выстрелу шестой аппарат.
- Шестая, пли! - отдал команду Дик. Эхом отозвался Маш:
- Быстрое погружение!
Мы заполнили балластную цистерну и пошли вниз. Я спустился и принял управление у Хэнка. Я не мог погрузил лодку по-настоящему глубоко, потому что мы понятия не имели, какая там была глубина. Но я погружал ее так глубоко, как только мог, - до девяноста футов. Мы уходили от атаки возмездия глубинными бомбами.
Мы уже больше не были агрессором. Теперь наше время кончилось, так же как кончились и торпеды, и мы были беспомощны и не могли контратаковать. Все, что мы могли сделать, - это зацепиться за что-нибудь и быть готовыми к последней встрече с глубинными бомбами военного корабля. Наше время пришло, и мы ожидали конца почти спокойно.
Первый взрыв был громким и близким. Пара лампочек разбилась вдребезги, как это всегда бывает при близком взрыве, и я помню, что начал тупо смотреть на то, как мелкими кусками стал отслаиваться пробковый материал внутренней обшивки "Уаху".
Мы ожидали второго взрыва, каждый был внутренне сломлен и смотрел больше на окружающие предметы, чем на товарищей, ни один не смотрел в глаза другому, как это бывает в последние моменты жизни.
Десять, двадцать, тридцать секунд… Я поднял глаза и увидел на лицах окружающих меня людей выражение удивления. Шум из помпового отсека прервал оцепенение.
- Черт побери! Может быть, мы его подбили?
Было что-то нелепое, даже почти веселое в этом звуке. Наверху, в боевой рубке, Маш услышал его и засмеялся.
- Ну, ей-богу, подбили, - откликнулся он, теперь его голос громыхал. Возвращаемся на перископную глубину, Джордж.
Почти как безумные мы вытаскивали лодку наверх.
И вновь Маш предоставил Дику перископ. Тот долго смотрел.
- Вон он. Раскололся надвое.
Что творилось на "Уаху"!
Я махнул Хэнку, чтобы он занял место в центральном посту, схватил свой "графлекс" и поднялся по трапу в рубку. Маш прозвал меня корабельным фотографом, и я хотел во что бы то ни стало сделать снимок нашей цели.
Это было не просто. Даже Маш захотел взглянуть на нее, и каждый в переполненной боевой рубке пробивался в свою очередь посмотреть после того, как командир отошел от перископа в сторону. Наконец наступил и мой черед.
Миноносец пылал, разломившись надвое, как спичка, его нос уже осел. Наверное, у его командира сдали нервы, когда он увидел нашу последнюю торпеду, идущую на него, и он слишком резко положил руль, пытаясь отвернуть от нее, и, повернувшись к ней бортом, подписал эсминцу смертный приговор. Теперь, когда корабль начал тонуть, экипаж облепил его, сотни человек висели на оснастке, на надпалубных сооружениях, оставались на палубах. Пока мы боролись за место у перископа, некоторые моряки эсминца вернулись на свои места у орудия на носовой части палубы и открыли огонь по нашему перископу. Они продолжали вести его до тех пор, пока корабль не затонул, скрывшись в волнах.
Мне удалось сделать несколько снимков, после чего я посторонился. И теперь Маш, который становился тираном в чрезвычайных ситуациях, вернулся к духу демократии, которую всегда проявлял, когда случалось что-нибудь хорошее.
- Давайте поднимайтесь все и взгляните, - позвал он.
Члены экипажа поочередно поднимались, заполняя каждый дюйм центрального поста и боевой рубки. Каждый проталкивался к перископу и надолго замирал, поглощенный невероятным зрелищем, прежде чем оторваться от окуляров со словами, представляющими экстремальную лексику его словарного запаса. Я слышал в тот день впечатляющие выражения.
Мы все еще торжествовали, когда глубинная бомба разорвалась близко от корпуса лодки, напомнив нам, что предстоял длинный путь, прежде чем мы выберемся из этой трущобы. Мы ушли вновь на глубину до девяноста футов, обнаружив, что в воздухе появился самолет, высматривающий нас. Поэтому мы начали пробираться к выходу из залива.
Через считанные минуты мы услышали шум винтов катеров, шнырявших вокруг над нами, подобно водным насекомым. Они разыскивали нас, и мы поняли, что единственный способ выбраться невредимыми из гавани Вевак - идти с опущенным перископом. В дополнение к незнакомым течениям и глубинам нам теперь нужно было уходить в полной тишине, а значит, даже гирокомпас должен быть выключен. Пользоваться можно было магнитным компасом, на который никогда нельзя особенно полагаться внутри лодки, где все из стали. Нам нужно было одолеть четыре мили, сделать поворот направо и пройти около двух миль, прежде чем мы достигнем открытого моря, и если мы повернем слишком рано, то можем врезаться в тот остров, на котором видели берегового наблюдателя, сидящего под кокосовой пальмой. Если же мы повернем слишком поздно, то можем удариться о риф, что впереди нас.
До начала атаки я заметил молодого матроса у звукоприемной аппаратуры, слушающего с огромным вниманием, хотя он в то время не особенно был нужен. Теперь он говорил с Машем.
- Командир, - сказал он, - когда мы входили, я слышал на берегу звуки острова Машу. Думаю, что могу определить по ним, когда он на траверзе.
Ни один из присутствовавших в боевой рубке точно не знал, какими были береговые звуки. Я читал о том, что даже креветки издают звуки в океане, а креветки многочисленны на мелководье в том районе. Как бы там ни было, если человек, работавший на акустическом устройстве, думал, что может помочь, мы были готовы слушать.
Итак, полагаясь на него, мы, в свою очередь, готовились действовать. Ждали, когда он доложит, что звуки позади траверза.
Мы всплыли после наступления сумерек примерно в двух милях за гаванью и огляделись.
Японцы развели костры почти на каждом пункте на берегу и на островах, вдоль всего рейда. Они, видимо, были уверены, что мы все еще в бухте, и ждали, когда появимся на поверхности. Я до сих пор благодарен креветкам, поселившимся вдоль острова Машу, и "посту берегового наблюдения" за то, что благополучно вывели нас после рекогносцировки гавани Вевак.
Глава 6
Стрижка под ноль
Два маленьких острова лежали на порядочном отдалении от Вевака, образуя естественный проход для прибывающих и отбывающих судов. Маш приказал всю ночь проводить перекрестное патрулирование этого района в надежде сесть на хвост какому-нибудь конвою из Палау и спустился вниз составлять радиодонесение о боевой операции в Веваке.
Нет более приятной обязанности для командира подводной лодки в военное время, как составление доклада об успешно проведенной операции. Донесение должно раскрывать суть дела, но быть сжатым, хотя и приправленным красочностью описаний и вызывающей бравадой, потому что его будут читать другие, а не только командование, которому оно адресовано. Моряки на других подлодках в пределах радиоприема быстро расшифруют радиограмму, и она разойдется по кают-компаниям, где каждое слово будет разобрано как с точки зрения грамматики, так и военной тактики. И в этом прекрасном упоении победой должны быть приняты во внимание газеты и книги по истории и давняя традиция кратких, метких эпиграмм, украшающих документацию в государственных военно-морских архивах. Только занудный и лишенный воображения капитан не потратит массу творческих усилий на послание, за напускным безразличием и скромным намеком на героизм которого очевидны надежность лодки и экипажа.
Маш начал составлять свой доклад, ночью обошлось без контакта с противником, и рано утром мы, пройдя между двух островов, стали двигаться вперед со скоростью, которую позволяли развивать два двигателя, и взяли курс на Палау. И теперь, прежде чем возобновилась наша разрушительная миссия, нам была предоставлена возможность вспомнить о гуманизме.
Я начал отращивать усы вскоре после того, как мы покинули Брисбен, увлеченный оригинальной теорией, которую вскоре предстояло проверить. Я стоял вахту с четырех до восьми и приглаживал пальцем свои усы, когда что-то показалось на горизонте. Мы были в то утро необычайно бдительны на мостике, несмотря на неизбежное расслабление после боя, не столько из-за обостренного чувства опасности, сколько из-за растущего духа состязательности. Молодой рулевой Альфред Симонетти нес вахту вместе со мной. Этот вежливый, мечтательный парнишка гордился своим талантом сигнальщика, и своего рода соревнование развернулось между нами в отношении того, кто первым заметит на поверхности воды какой-либо объект. Поэтому, увидев мачту маленького рыбацкого бота, я прокричал об этом с такой гордостью, точно это был авианосец. Артрасчеты встали к палубным орудиям малого калибра, и подводная лодка осторожно приблизилась к боту. Дали пулеметную очередь по его носовой части, когда подошли на расстояние выстрела, чтобы предупредить их о серьезности наших намерений. Но, когда подошли поближе, наша подозрительность переросла в сочувствие. Это было одномачтовое рыбацкое судно типа шхуны, длиной всего двадцать футов, и находилось оно довольно далеко от берега, а шестеро членов его экипажа были слабы, испуганы и, вероятно, умирали от голода.
Ни один из них не говорил по-английски, и мы послали за нашим каютным юнгой филиппинцем Хуаном Оро Джейсоном. Он задействовал все свои языковые возможности, взяв вежливый тон, но ничего не вышло. Затем мы попробовали обратиться к помощи нашего каютного юнги. Иисус Чаргулаф Маналисэй был с нами только с того времени, как мы отбыли из Брисбена, но уже прослыл неисправимым лентяем, но никто не сомневался в его знании родного языка. У него тоже ничего не получилось, мы стали объясняться знаками.
В конце концов мы поняли, что они малайцы, их двигатель забарахлил, был глубокий штиль и они долго дрейфовали без воды и питья. Первоначально они были вдевятером, но трое уже умерли, один из выживших был слеп, и у двоих других имелись все признаки цинги. Так войне пришлось подождать, пока мы доставали все, что у нас было из запасов, - хлеб, воду, консервы, сигареты и передавали их нашим маленьким смуглым братьям в рыбацком боте. Мы оставили их с запасом на две-три недели. Когда мы отчаливали, один из них с трудом поднялся, изобразив жест, который, как я всегда думал, родился на американском профессиональном боксерском ринге, - рукопожатие над головой. Каким-то образом оно подчеркивало, что мир тесен.
Во второй половине дня мы пересекли экватор, и тут мои усы меня подвели.
Мы пересекали линию экватора во время нашего второго патрулирования, но без соответствующей церемонии, к большому разочарованию некоторых из наших бывалых моряков и среди них старшины группы торпедистов Рассела Pay. Pay, который, как главный торпедист, занимал более высокое положение, чем любой старший сержант, служил на военном флоте более двадцати лет и получал большее удовлетворение от посвящения в "тритоны" офицеров, наравне с рядовыми матросами, в мистериях бога моря Нептуна. Он руководил в таких случаях, как мне довелось узнать, с такой большой важностью, что его огромный живот выпирал еще больше.