IV
Но если Рим действительно привык ко всему и уже ничему не удивлялся, то в других городах Европы и даже и в Италии слышались и совершенно другие голоса. В прекрасной Флоренции появился монах из Феррары по имени Джироламо Савонарола, и на проповеди его сбегалось, случалось, чуть ли полгорода. Он происходил из старого падуанского рода и поначалу готовил себя к карьере врача – его дед Микеле Савонарола был известным доктором.
Он, однако, решил исцелять не тела, а души.
Нравы, которые он наблюдал вокруг себя, казались ему "языческими и эпикурейскими". Надо полагать, в значительной степени это так и было. В общем, все это донельзя раздражало Джироламо Савонаролу, и еще в 1475 году он ушел из дома и поступил в доминиканский монастырь, оставив дома написанную им книгу под красноречивейшим названием "О презрении к свету". С 1490-го он обосновался в самом центре гуманистических воззрений своего времени – во Флоренции. Не было города во всей Италии, где "язычество и эпикурейство" пустили бы такие глубокие корни, как во Флоренции в годы правления Лоренцо Медичи – и тут-то, по мнению брата Джироламо, и было самое правильное место для битвы с силами зла. B августе 1490 года он произнес поистине громовую проповедь, в которой пророчествовал, что "скоро Бог поразит своим гневом всю Италию".
Это произвело сильное впечатление.
К Лоренцо Медичи, правителю Флоренции, брат Джироламо отнесся неприязненно и даже отказал ему в исповеди, когда в апреле 1492 года тот оказался на смертном одре. Лоренцо умер 9 апреля – а Джироламо Савонарола разразился еще одной проповедью, которая потрясла его слушателей.
Он сказал, что увидел в небе руку, держащую меч, и надпись, выведенную огнем: "Gladius Domini super terram cito et velociter", что в приблизительном переводе с латыни означало: "Меч Господень над землей, готовый разить стремительно". И зазвучали ангельские голоса, внятные брату Джироламо и гласящие, что Милость Божья будет праведным и Гнев Господень – согрешившим и в грехе своем упорствующим, а потом Меч повернулся острием к земле, и небо потемнело, и пролился дождь, но состоящий не из капель воды, а из мечей, стрел и огня, и прогремели Громы Небесные, и были спущены с цепи и Война, и Мор, и Голод…
Слушатели были поражены, все только и говорили, что Господь, уж конечно, покарает впавшее в тяжкие грехи христианство и не поможет и заступничество и Святой Церкви, ибо и она "смердит в язвах и гное пороков своих прелатов" – как говорил тот же брат Джироламо.
А уж когда по Италии распространились слухи о том, что врачи папы Иннокентия в надежде спасти своего пациента искупали его в крови трех молодых юношей, почти подростков, каждому из которых они посулили по золотому дукату, но платить им не пришлось, потому что от кровопускания они умерли – тогда мысли о близящемся уже Конце Света и вовсе обрели некую реальность. Что сказать? Иннокентий VIII скончался – даже самые отчаянные усилия врачей ему не помогли.
B начале августа 1492 года, как уже и было сказано, кардиналы собрались на конклав.
V
Еще в июле, до того как папа Иннокентий "отдал Богу душу свою и свой страждущий дух", в курии шли предварительные переговоры о кандидатуре наследника. Имелось две партии кардиналов – так называемая "миланская", выдвигавшая Асканио Сфорца, и так называемая "неаполитанская", кандидатом которой был кардинал Джулиано делла Ровере. Тот факт, что он еще недавно стоял во главе людей, враждебных королю Неаполя, был позабыт – теперь его отношения с Ферранте не оставляли желать ничего лучшего, и король даже предлагал ему помощь и содействие со стороны своих кондотьеров – Виргинио Орсини и Просперо Колонна. Король Ферранте, конечно, был крайне жесток даже по стандартам Италии того времени, но в отсутствии ума его никто не обвинял. Поскольку архиепископ Неаполя, заседавший в конклаве, был его врагом, он предпочитал купить поддержку клана делла Ровере – шансы кардинала Джулиано он расценивал как предпочтительные. Его уже поддержала Республика Генуя, а король Франции посулил ему несметную сумму в 200 тысяч дукатов. Согласно предварительным расчетам, на эти деньги Джулиано делла Ровере мог купить шесть голосов, девять у него уже было – с 15 голосами он получал большинство в две трети и, следовательно, победу.
У "миланцев" было семь голосов и перспективы на получение еще четырех. В семерку надежных голосов входил и голос кардинала Борджиа. Князья Церкви заперлись в Сикстинской капелле, и начались упорные торги. Испанский кардинал Бернардино Лопес де Карваджал вознес молитву, в которой просил Господа послать знамение Свое, дабы избранный оказался истинным Избранником и смог бы исцелить раны Матери-Церкви и укротить грехи, снедающие живую плоть ее, – но нельзя сказать, что высокие соображения так уж сильно повлияли на выборы.
Оказалось, что ни "миланцы", ни "неаполитанцы" не в силах собрать нужные для победы 15 голосов, но вот кардинал Родриго Борджиа набирает 14. Ему был нужен один, всего один дополнительный голос – но он никак не мог получить его. Ему отказал даже непримиримый противник Ферранте, кардинал Карафа, и просьба о помощи, обращенная к совсем молодому кардиналу Джованни Медичи, тоже пропала втуне. В общем, неизвестно, чем бы это все окончилось, если бы не одно совершенно непредвиденное обстоятельство. В заседании участвовал Маффео Герардо, патриарх Венеции, по общему мнению, уже совсем выживший из ума. Ему было 95 лет, что и сейчас возраст очень преклонный, а по тем временам просто неслыханный, люди, как правило, умирали, не дожив до шестого десятка.
И вот именно он, пробудившись и проявив хоть какой-то интерес к происходящему, в ночь с 10 на 11 августа 1492 года вдруг подал голос за кардинала Борджиа. Таким образом, избрание состоялось, и городу и миру было объявлено, что новый Викарий Христа вступает на Святой Престол. И не только Викарий Христа, но еще и Епископ Рима, Преемник Князя апостолов, Верховный Глава Вселенской Церкви, Великий Понтифик, Примас Италии, Архиепископ и митрополит Римской провинции, Суверен Папского государства, раб рабов Божьих, а в земной жизни своей – кардинал Родриго Борджиа – стал папой римским и нарекся Александром.
Он был шестым папой, носившим это имя, и стал, таким образом, Александром VI.
Александр VI, раб рабов Божьих
I
Редко какое избрание папы отмечалось в Риме с такой пышностью, какой было обставлено "торжество избрания Александра VI". Надо сказать, это неудивительно – выборы прошли сравнительно мирно, в городе, правда, было убито около 200 человек, но массовых беспорядков не было, и дворцы потерявших фавор кардиналов толпа не громила.
Вечером 12 августа 1492 года по Риму прошла процессия из 800 человек, явившихся с факелами в руках приветствовать нового папу римского, но основная церемония, конечно, была организована позднее. Папа Александр был коронован тройной тиарой Викариев Христа 26 августа на ступенях базилики Святого Петра, в присутствии иностранных послов, осыпавших его похвалами и поздравлениями. Кардиналы к этому времени уже принесли ему все почести, положенные понтифику, – это было сделано внутри собора. Обставлено все было со всей возможной пышностью – кардиналов сопровождали их слуги, одетые в цвета своих хозяев – розовые, зеленые, белые, черные и так далее, богато украшенные серебром. Граф Никколо Орсини ди Питильяно на коне и в полном вооружении возглавлял торжественную процессию – он занимал должность капитана-генерала Церкви, то есть главнокомандующего папских войск.
Сам папа, Александр VI, следовал за ним в паланкине под золотым балдахином, украшенным желтыми и красными лентами. Концы мантии папы поддерживали два кардинала.
Всего в процессии участвовало добрых десять тысяч человек – были представлены все монашеские ордена, и все религиозные братства, и все знатные семьи, обязанные Церкви как ее вассалы и как викарии земель, пожалованных Церковью им в управление. В толпу кидали монеты, и не какую-нибудь мелочь, а серебро. Ликование было полным – юные девицы славили нового папу и пели гимны, специально сложенные в его честь, поистине ангельскими голосами.
Основной темой было смелое сравнение папы Александра VI с Александром Македонским.
Высказывалась мысль, согласно которой "Рим был велик при Цезаре, но при Александре Великом он станет еще более великим". Соотнесение непременного "величия Рима" с его государем, Александром VI, уже авансом нареченным Великим, было неопровержимо…
Повсюду висели флаги, украшенные гербом Борджиа – могучим быком на красном поле, – а дальше всех пошел кардинал Барбо: у его дворца была установлена срочно изготовленная скульптура в виде быка. К ней был подведен фонтан, так что из ноздрей быка били струи воды, к всеобщему изумлению и ликованию.
После окончания церемониальной проверки папских гениталий – правило было заведено для того, чтобы предотвратить появление второй папессы Иоанны, на все четыре стороны света, на север, юг, восток и запад, были отправлены гонцы, с тем чтобы донести весть об избрании папы и о том, что трон Святого Петра снова заполнен и занят новым избранником.
Гонец, посланный на запад, добрался до Валенсии за неслыханно короткий срок, всего за 18 дней, и сообщил жителям Хативы, что их бывший земляк вознесся над миром. Он спешил не зря – его наградили такой суммой денег, что он смог дать приданое двум своим дочерям.
Валенсийцы были щедрыми людьми.
II
По установившейся традиции, новоизбранный папа должен был провести церемонию "помощи бедным", и традицию эту в Риме трактовали так широко, что дворец кардинала, победившего на выборах в конклаве, отдавался народу на разграбление. По крайней мере, так утверждается в авторитетном источнике, причем имеется и пояснение, что четыре мула, нагруженных деньгами и отправленных из дворца кардинала Родриго Борджиа во дворец кардинала Аксанио Сфорца, были не платой за голос, поданный им в ходе выборов, а разумной мерой предосторожности – раз дворец все равно разграбят, то следует спасти хоть наличные…
Тут, конечно, ничего не докажешь. Подкуп, несомненно, имел место – в то время выборы иначе и не мыслились, – но и кардиналу Джулиано делле Ровере было что предложить потенциальным "продавцам на рынке голосов", так что Асканио Сфорца проголосовал за своего друга Родриго Борджиа не только за деньги. И был за это богато вознагражден – кардинал, ставший папой, уже не мог сохранять свои церковные должности и бенефиции и волей-неволей с ними расставался. Вопрос, кому они достанутся, решался в зависимости от симпатий – и то, что доходнейшая должность вице-канцлера Священной Канцелярии была дарована кардиналу Асканио Сфорца, может дать представление о глубине благодарности Александра VI его другу Асканио…
Вообще, новый папа показал себя истинным валенсийцем – он был очень щедр, и не только по отношению к своим друзьям и сторонникам. Он, скажем, перераспределил свои епископства Картахены, Майорки и Порто, замки Сориано и Чивита Кастелляна, богатейшее аббатство Субиако таким образом, чтобы они достались кардиналам из влиятельнейших семей римских баронов – причем проявил при этом похвальную беспристрастность: Орсини и Колонна получили примерно поровну.
Кое-что досталось даже противникам, клану делла Ровере, а кардинал Джованни Медичи, не согласившийся проголосовать за Родриго Борджиа, получил тем не менее пару неплохих бенефиций и замок Витербо.
Папа Александр желал показать, что "старых обид он не помнит", даже если они были нанесены ему только вчера, а вот иметь хорошие отношения с семейством Медичи очень хотел бы. Это, конечно, имело смысл – Лоренцо Медичи умер в апреле 1492 года, но власть во Флоренции перешла к его старшему сыну, Пьетро Медичи. А поскольку кардинал Джованни Медичи доводился новому правителю родным братом, то сделать ему любезность было делом совсем не лишним. Ясное дело, не была позабыта и собственная семья. Чезаре Борджиа получил доходы с архиепископства Валенсии на немалую сумму в 18 тысяч дукатов в год, и еще пару тысяч ему добавили бенефиции с разных мелких церковных владений. Да и в отношении 12-летней дочери папы Александра, Лукреции, возникли некие идеи…
В связи с этим есть смысл остановиться и поговорить о детях папы Александра Борджиа.
III
То, что папы, случалось, имели детей, было делом общеизвестным. Приличий ради, как правило, их представляли племянниками, но, скажем, о Джироламо Риарио, племяннике папы Сикста, все говорили как о его сыне – уж очень хорошо относился к нему Святой Отец…
Папа Иннокентий, как мы знаем, двух своих детей даже признал и дал им свою фамилию, так что Родриго Борджиа в бытность свою кардиналом никаких новых горизонтов не открыл – разве что признал своими семерых детей, а не двух. Самым старшим из них был сын, Пьетро Луиджи Борджиа, или, на испанский лад, дон Педро Луис де Борха. Он родился в 1462 году и до интронизации отца не дожил – он умер в 26 лет, не оставив потомства. Его испанский титул герцога Гандии, выхлопотанный ему заботливым Родриго Борджиа, остался в семье.
Следующей по старшинству была дочь, Джиролама, за которой последовала еще одна, Изабелла. Обе благополучно подросли и были выданы замуж в знатные римские семьи. Джиролама умерла совсем молодой и детей родить не успела. Изабелла жила со своей семьей в Риме, и после ее замужества отец ею больше не интересовался.
Кто были матери Пьетро Луиджи Борджиа и двух его сестер, неизвестно – они были зарегистрированы по ставшей уже стандартной формуле как дети кардинала Борджиа и некоей неназванной замужней женщины.
От Ваноццы деи Каттанеи у кардинала Родриго Борджиа было четверо детей: Чезаре, Джованни, дочь Лукреция и, наконец, самый младший из его сыновей, Джоффре, которого называли еще и Жоффре. Поговаривали, что на самом деле его отцом был не Родриго, а Джорджио делла Кроче, третий законный муж Ваноццы.
В целях соблюдения приличий Родриго Борджиа время от времени выдавал Ваноццу замуж за каких-нибудь совершенно безобидных людей, но, возможно, третий из них оказался не столь безобиден. Тем не менее Родриго не стал спорить со своей подругой, когда она попросила его узаконить и Жоффре, и дал ему свое родовое имя, Борджиа. Он был, как уже и говорилось раньше, широким человеком, на людские слабости смотрел весьма снисходительно и не стал делать в этом смысле исключений и для Ваноццы – если ей хочется, чтобы все ее мальчики носили одну фамилию, ну что же, пусть так и будет.
Но сейчас, в 1492 году, его ум был занят уже не столько личными, сколько государственными заботами. На конклаве, закончившимся его избранием, столкнулись интересы двух партий – "миланской" и "неаполитанской". "Миланская" партия не сумела провести своего кандидата в лице Асканио Сфорца, но в целом согласилась на избрание Борджиа и была за это вознаграждена. "Неаполитанская" партия, делавшая ставку на кардинала Джулиано делла Ровере, проиграла, но король Неаполя, Ферранте, был не такой человек, чтобы просто принять неудачу – у него возникли определенные планы. В силу этого требовалось, не теряя ни минуты, срочно укреплять связи с Миланом, для чего династический брак подходил как нельзя лучше. У нового папы имелась дочь, Лукреция, которую можно было использовать в этих целях и выдать замуж за какого-нибудь члена дома Сфорца – это все было понятно. Ей, правда, было всего 12 лет – но по тем временам девушки и не в таком возрасте выходили замуж. Было, правда, и еще одно препятствие – она была уже просватана.
Ну что ж – эту проблему, по мнению папы Александра, можно было решить в рабочем порядке.
IV
Еще в 1490 году, когда ей и было-то всего десять лет, Лукрецию помолвили с доном Хуаном де Сентелес, арагонским дворянином. Потом нашелся жених получше – дон Гаспар де Просида, граф д’Аверса, тоже из Арагона. Когда до него дошли слухи о возможном расторжении помолвки, он помчался в Ватикан. Уж о чем он там со своим будущим тестем поговорил, так и осталось неизвестным, но договор о браке был расторгнут, а дон Гаспар получил на руки 3000 дукатов и покинул папскую резиденцию, согласившись позабыть о своих жениховских правах. В Рим тем временем поспешил новый претендент на руку юной Лукреции – Джованни Сфорца, кузен Асканио Сфорца по боковой линии. Хоть и незаконнорожденный, Джованни как жених имел за собой ряд преимуществ – он был викарием Церкви и держал за собой владение Пезаро на рубежах Папской области. Он был вполне прилично воспитан и образован и уже был женат однажды на девушке из рода Гонзага, маркизов Мантуи. Она умерла при родах – но связи с ее родней Джованни Сфорца сохранил, а военными силами семейства Гонзага пренебрегать не следовало. Но, конечно, самое главное было то, что Джованни рассматривался семейством Сфорца как родственник, что и было немедленно доказано – ему был дан главный командный пост в войсках Милана.
Брак был заключен в начале февраля 1493 года, но свадьбу пока отложили. Невесте тем временем собиралось пышное приданое – утверждалось, что одно из ее платьев стоило 15 тысяч дукатов. Джованни Сфорца такими средствами похвастаться не мог – для того чтобы произвести приличное впечатление на своих новых родственников, ему пришлось призанять золотую цепь у брата своей покойной жены, маркиза Мантуанского.