Бенито Муссолини, ожидавший их прилета на аэродроме Сан-Николо-ди-Лидо, был не в духе. В солнечное утро 14 июня 1934 года он впервые встречал Гитлера на итальянской земле и собирался серьезно с ним поговорить. Уже в течение нескольких месяцев нацисты в Австрии терроризировали клерикальное правительство канцлера Энгельберта Дольфуса. Стремясь к тому, чтобы Австрия оставалась независимым буферным государством, дуче не испытывал дружеских чувств по отношению к человеку, собиравшемуся аннексировать ее, - Адольфу Гитлеру, канцлеру и президенту, называвшему себя "фюрером".
Когда "юнкере" после приземления остановился, фашистские официальные лица пораскрывали рты от изумления. Черной военной форме Муссолини резко контрастировал дождевик немецкого фюрера цвета хаки с поясом, серый гражданский костюм и обычные кожаные ботинки. Стоило ему появиться в двери самолета, нервно поправляя фетровую шляпу, один из четырехсот репортеров услышал, как дуче тихо сказал хриплым голосом шефу своего пресс-бюро Джалеаццо Чиано:
- А он мне не нравится.
Это наложило своеобразный отпечаток на их двухдневную встречу. Муссолини снисходительно похлопал Гитлера по плечу, поприветствовав его по-немецки. Во время исполнения оркестром песни "Хорст Вессель" фюрер прошипел немецкому послу Ульриху фон Хасселю:
- Почему вы не посоветовали мне надеть военную форму?
Отношение Гитлера к Муссолини, высказанное им Элизабет Церутти восемнадцать месяцев тому назад, несколько изменилось. Хотя именно дуче показал ему дорогу к власти, продемонстрировав, как следует устранить парламент и заткнуть рот прессе, накинуть узду на народ и пересажать оппонентов, наконец, создать нелегальную армию, прибегнув к патриотическим лозунгам, его коробило пренебрежительное отношение к нему Муссолини, которое тот и не скрывал.
Первая их беседа в богато меблированном салоне дворца Стра окончилась к полному неудовольствию обоих диктаторов. Невзирая на то что говорил он на ломаном немецком языке, Муссолини отказался от переводчика, и беседа проходила за закрытыми дверями. Уже скоро послышались удары кулаком по столу и повышенные голоса с хорошо различимым словом "Австрия". Когда они вышли из салона, лица обоих были красными, как бы застывшими и недовольными.
В "Гранд-отеле", где остановился Гитлер, репортеры, собравшиеся на пресс-конференцию, встретили слова Джалеаццо Чиано, что встреча Гитлера с Муссолини прошла "в атмосфере полного радушия и сердечности", непристойно весело.
Гитлер постепенно начал понимать Муссолини, а того волновал не только вопрос независимости Австрии, но и его личные отношения с пятидесятиоднолетним Дольфусом, который ему нравился. В августе 1933 года он был со своей женою АЛЬБИНОЙ у него в гостях на вилле в Риччионе. Они тогда хорошо отдохнули, катаясь на лодках, плавая и совершая прогулки на катерах.
- Я дам понять в Берлине, что Австрию следует оставить в покое, - заявил Муссолини и спонсировал два миллиона шиллингов Дольфусу на пропагандистскую деятельность.
В марте, когда Дольфус снова попытался получить поддержку в Риме, Муссолини признался своему сыну Витторио:
- Котел под бедным Дольфусом кипит, а Гитлер продолжает подбрасывать дровишки в огонь.
В это время Муссолини одолевали и личные проблемы. Через несколько дней в июне Кларетта Петаччи собиралась выйти замуж за своего лейтенанта. И дуче уже попрощался с ней, сказав:
- Ну что же, малышка, вы уходите, и я больше вас не увижу. Будьте счастливы.
Он не сожалел, что их отношения оставались платоническими, поскольку уважал ее молодость и искренность. Но признался себе, что ему будет ее не хватать, как и ощущения молодости, которое она ему давала.
Мысли его опять возвратились к Гитлеру. Он не простил тому, что фюрер не последовал его совету весной 1933 года, переданному через посла Церутти, и не внял предупреждению:
- Антисемитский вопрос повернет врагов Германии, включая и ее собственных христиан, против Гитлера.
Вначале фюрер воспринял слова посла довольно спокойно, однако тут же взорвался, заорав:
- Разрешите мне считать, что Муссолини ничего не понимает в еврейской проблеме! Имя Гитлера будет везде произноситься с признательностью, как имя человека, стершего с лица земли еврейскую чуму.
Когда же барон Константин фон Нойрат, министр иностранных дел Германии , попытался тайно убедить дуче публично заклеймить точку зрения Гитлера, он ничего предпринимать не стал, не желая показывать миру, что нашелся человек, проигнорировавший его мнение.
На этот раз дуче решил показать гостю его малую значимость. В пятницу, во время парада в честь Гитлера, тот простоял в одиночестве на плацу более получаса, дожидаясь Муссолини. Когда дуче появился и оркестр заиграл, глаза у фюрера расширились от удивления - и было отчего. Мимо трибуны ряд за рядом проходили отряды фашистской милиции - шагая не в ногу, небритые, в потрепанной и неряшливой одежде (таково было распоряжение дуче).
Но это было еще не все. Муссолини приказал собрать на площади Сан-Марко беснующуюся толпу, демонстрирующую великое будущее Италии, на которую из окна смотрел Гитлер. За обедом в гольф-клубе "Лидо" в чашку с кофе Гитлера была насыпана соль. По протоколу была предусмотрена поездка на катере по каналам для показа Гитлеру достопримечательностей города, но она проведена не была. В свою очередь, цитируя собственное сочинение "Майн кампф", Гитлер заявил, что у всех средиземноморцев в жилах течет негритянская кровь.
Во время вечернего приема фюрера Муссолини, не дожидаясь конца, бесцеремонно ушел, считая, что и так выполнил свой долг. Канцлер должен возвратиться в Германию, зная мнение дуче о себе и понимая всю серьезность вопроса об Австрии.
- Это - горилла, - сказал Муссолини конфиденциально некоторым партийным боссам, - и должен получить урок.
Генералу Пьетро Бадолио, начальнику генерального штаба армии, он заявил язвительно:
- Он просто варвар… граммофон с семью пластинками.
Зная об этих высказываниях, Джалеаццо Чиано решил, что они должны дойти до Гитлера. Он считал себя политическим деятелем и пытался воспользоваться положением зятя самого дуче.
Посасывая через трубочку томатный сок - излюбленный напиток года, - он, сидя, в баре гостиницы "Даниэли", небрежно произнес, обращаясь к любознательным репортерам:
- Гитлером овладела навязчивая идея превентивной войны в Европе. А знаете ли вы, как его называет дуче? Чингисханом нового типа.
На столе перед Витторио Муссолини стояли остатки завтрака - несколько ломтиков апельсина, кусочек сыра, недопитая чашка крепкого кофе. Сквозь прикрытые жалюзи окна виллы Риччионе до него доносились звуки Адриатики - плеск волн, шорохи ветвей пальмовых деревьев. Девятнадцатилетний сын дуче собирался пойти на пляж.
Какая-то автомашина на большой скорости подъехала к дому и резко затормозила. Вытирая салфеткой губы, Витторио поспешил к двери. Его родители уехали, и их возвращения он ожидал не ранее наступления темноты. Но тут в дверь вошла Рашель, а за ней показались широкие плечи отца. С побелевшим лицом, прижимая костяшки рук ко рту, она произнесла:
- Сегодня утром они убили Дольфуса.
Всего полторы недели тому назад жена Дольфуса Альвина с двумя детьми - Рудольфом четырех лет и Эви шести лет - поселилась в вилле по соседству, которую для них снял Муссолини. Завтра к ним должен был присоединиться сам канцлер. Бенито размышлял, как сообщить ей о случившемся.
Закрывшись в своем кабинете, дуче попытался проанализировать известные ему факты. Первый тревожный сигнал пришел от Ойгенио Морреале, начальника венского бюро "Иль Пополо д'Италиа". Ночью он услышал передачу, что Дольфус более не канцлер и что нацисты захватили радиостанцию. Утром он сразу же поспешил в итальянскую дипломатическую миссию, опасаясь, что Дольфус уже мертв. Еще накануне Морреале встречался с канцлером, и тот сообщил ему, что собирается повезти в подарок Муссолини путеводитель по Вене, изданный в восемнадцатом веке на итальянском языке. У него в ушах еще звучали слова Дольфуса:
- Моя семья находится там, у вас. Малыш уже начал говорить по-итальянски, спросив в разговоре по телефону, скоро ли я к ним приеду.
Хотя миссия и не располагала точными сведениями, оттуда позвонили в Рим заместителю министра иностранных дел Фульвио Сувичу. Было высказано предположение, что Дольфус находится в заложниках у нацистов. Будучи не в состоянии связаться с дуче, Сувич позвонил генералу Федерико Байстроччи, заместителю военного министра. Не говоря лишних слов, он сообщил ему:
- В Вене происходят трагические события. Уверен, когда мы свяжемся с дуче, он тут же отдаст приказ о мобилизации.
Муссолини сидел с мрачным лицом. У него не было никаких иллюзий. Он слишком хорошо знал Адольфа Гитлера. Через две недели после их встречи в Венеции фюрер, проведя кровавую операцию "Ночь длинных ножей", ликвидировал руководство штурмовых отрядов, которые, по сути дела, привели его к власти. Узнав об этом, Бенито сказал Рашель:
- Он более безжалостен, чем даже Аттила, и без малейших колебаний убил своих товарищей, помогавших ему в захвате власти. Это все равно если бы я отдал приказ убить Гранди и Боттаи…
В четыре часа пополудни на Адриатике разыгрался шторм. Над морем нависла белая пелена дождя. Муссолини стоял у телефона, запрашивая последние известия. Стало уже темнеть, когда он узнал трагическое: Дольфус умирал. В час ночи нацисты, переодевшись в форму австрийской армии, ворвались в здание ведомства канцлера в Вене. Канцлер находился в большом зале, где в 1815 году на Венском конгрессе был подписан мир по окончании наполеоновских войн. Девять человек проникли туда, а когда Дольфус попытался скрыться, выстрелили, ранив его в горло.
Канцлер умирал медленно. В течение трех часов он лежал на диване в соседнем помещении, истекая кровью, но никакой помощи ему оказано не было. Совсем ослабев, он прошептал, обращаясь к своим служителям:
- Ребята, вы всегда ко мне хорошо относились… Я желал только мира. Да простит Бог заблудших.
Муссолини стал действовать быстро и решительно. Он знал, что в Баварии на границе с Австрией был сосредоточен так называемый австрийский легион, состоявший из нескольких тысяч человек, готовый оккупировать Австрию в любой момент, ожидая только одобрения Гитлера. Поэтому он отдал приказ о введении повышенной боевой готовности войск. Четыре дивизии - почти сорок тысяч человек - могли немедленно выступить на Бреннерский перевал. Всю ночь на границе с Австрией был слышен грохот танков и топот сапог итальянских войск, занимавших боевые позиции.
- Пусть попробуют сунуться, - с угрозой произнес дуче. - Мы покажем этим господам, что с Италией шутки плохи.
И этого было достаточно. К полуночи Гитлер отступил. Германская официальная пресса уже не трезвонила о падении Дольфуса, а его смерть рассматривалась как внутриавстрийская проблема. Путч оказался преждевременным, и фюреру пришлось набираться терпения и выжидать лучших времен, учитывая твердую позицию Италии в вопросе о независимости Австрии, не говоря уже о Франции и Великобритании.
Что касается жены Дольфуса, то Бенито хотел было отложить визит к ней до утра следующего дня, но Рашель настояла, и они поехали к Альвине, несмотря на проливной дождь.
Задача Муссолини была не из легких. Альвина, устав за день, уже легла спать, но по звонку в дверь быстро спустилась по лестнице. Поскольку Рашель не знала немецкого языка, Бенито сообщил Альвине, что канцлер "серьезно ранен". Рашель же крепко ее обняла, как это обычно делают женщины.
По отрывистым фразам дуче и поведению Рашель та поняла кошмар случившегося и громко зарыдала.
Женщины тесно прижались друг к другу, Муссолини же стоял в стороне молча и, как сказал позже Сувичу, "чувствуя себя беспомощным и одиноким".
Вся семья сидела за столом молча - Рашель, Витторио, Бруно, Романо и Анна Мария. Как загипнотизированные, они смотрели, как отец, сидевший во главе длинного стола, управлялся вилкой с длинными желтого цвета макаронами. Было уже одиннадцать часов вечера, время отхода ко сну малышей давно прошло, но об этом никто не вспоминал.
Как бы почувствовав на себе взгляды семьи, дуче, поднеся вилку ко рту, задержал руку и произнес слова, которые Витторио запомнил на всю свою жизнь:
- Сейчас, как мне кажется, наступил конец мирного периода в Европе. Хорошие речи о благоразумии и спокойствии уже ничего не значат. Нужно побеспокоиться о хорошем оружии.
Было час пополудни 24 июня 1935 года. До официального обеда в "Эксцельсиор-отеле" оставалось пятнадцать минут. Молодой дипломат Марио Панза обеспокоенно сказал Муссолини:
- Мы можем опоздать, ваше превосходительство. Вы не успеете переодеться за пять минут.
На дуче были белые парусиновые брюки, рубашка с открытым воротом и теннисные туфли на босу ногу. В ответ он хрипло рассмеялся и сказал:
- Ты думаешь, я буду переодеваться из-за этого парня? И не подумаю. - Нахлобучив старенькую твидовую кепку, коротко бросил: - Пошли.
Обеспокоенный Панза последовал за ним. Он знал, что имел в виду Муссолини, и был готов отдать свою годовую зарплату, чтобы только избежать этого обеда. Если год назад дуче решился унизить Адольфа Гитлера в Венеции, то сейчас он собирался сделать это по отношению к британскому министру без портфеля тридцативосьмилетнему элегантному Роберту Энтони Идену.
Как и большинство сотрудников министерства иностранных дел, Панза знал, что между ними были натянутые отношения. Используя ту же тактику, что и с Гитлером, дуче заставил Идена прождать около часа до их встречи.
- Я сыт по горло этими англичанами, считающими, что весь мир должен им кланяться, - заявил он тогда.
Когда же их переговоры были прерваны, и Идеи уехал, Муссолини отреагировал на это, сказав:
- Никогда не видел дурака, одетого более изящно. В свою очередь, в британском посольстве Идеи охарактеризовал его словами:
- Он не джентльмен.
На этот раз миссия британского дипломата была на первый взгляд рутинной - обмен мнениями по текущему англо-германскому морскому соглашению. Но Муссолини знал истинную причину визита Идена от агентов своей секретной службы, хорошо потрудившихся ночью в британском посольстве: удержать его от войны против последнего независимого королевства Африки - Абиссинии.
С точки зрения дуче причины для этого были вполне обоснованны. Ему надо было получить опорный пункт в Африке, сделав вызов Лиге Наций, и в то же время стереть позор битвы при Адове, произошедшей тридцать девять лет назад, когда абиссинские войска устроили побоище, разгромив восьмитысячную итальянскую армию. К тому же ему хотелось разрешить растущую проблему безработицы. Еще в январе его новый министр финансов, всегда улыбающийся граф Паоло Таон ди Ревель, перевел экономику страны на военный лад, сократив импорт, понудив держателей иностранных ценных бумаг конвертировать их в государственные облигации и боны, ограничив биржевые дивиденды шестью процентами и запретив экспорт итальянской валюты.
Муссолини уже предупредил англичан, что не потерпит их оппозиции. В качестве эмиссара он использовал в первый и последний раз свою дочь Эдду при ее поездке в Лондон.
- Если они станут противодействовать нашей политике, начнется война, - наставлял он двадцатипятилетнюю дочь.
И Эдда на обедах и званых вечерах проводила его
идею.
- Так считает мой отец, - заявила она представителю министерства иностранных дел сэру Роберту Уанзиттарту.
Даже Идеи не тешил себя иллюзиями в отношении задачи, стоявшей перед ним. Во время приема накануне его отъезда Эдда прямо сказала ему:
- Для чего вы едете в Рим, мистер Иден? Вы же знаете, что не нравитесь моему отцу.
По дороге в "Эксцельсиор-отель" Муссолини сказал возбужденно:
- Этот болван в элегантном костюме! Хоть я и сын кузнеца, но знаю, как себя вести.
Визит Идена был для дуче очередным примером традиционного британского вероломства. Два месяца тому назад в Стрезе, на озере Маджиоре, британские, французские и итальянские государственные деятели собрались за круглым столом с главной задачей - осудить создание Германией национальной армии и военно-воздушных сил в нарушение Версальского договора. Абиссинский вопрос не стоял на повестке дня, хотя в декабре 1934 года в стычке между абиссинским и итальянским отрядами в районе Валвала погибли тридцать два итальянских солдата. Муссолини тут же потребовал компенсации в сумме двадцати тысяч фунтов стерлингов, официального извинения и отдачи салюта итальянскому флагу. Для любого здравомыслящего государственного деятеля следующие шаги были очевидны.
За несколько недель до Стрезы Муссолини решил прощупать англичан. Итальянскому послу в Лондоне Дино Гранди была направлена депеша с задачей прояснить два вопроса. Готовы ли британцы дать Муссолини зеленый свет в Абиссинии? И как они поддержат дуче в вопросе гарантии независимости Австрии при преемнике Дольфуса Курте фон Шушинге?
При ближайшей же оказии Гранди поднял эти вопросы в беседе с английским премьер-министром Рамзаем Мак-Дональдом.
- Англия, - пояснил Мак-Дональд, - подобна леди. Она любит энергичных мужчин, предпочитая, однако, чтобы дела делались благоразумно и осторожно - не публично. Проявите тактичность, и с нашей стороны никаких возражений не будет.
События в Стрезе подтвердили это. Хотя сэр Джон Симон, министр иностранных дел, и привез с собой экспертов по Абиссинии, они молчали. В ресторане под открытым небом неподалеку в тот же день между столиками прошли продавцы газет, предлагая свежий номер "Корьере делла Сера", в которой крупными буквами был набран заголовок: "Итальянские войска проследовали через Суэцкий канал!" В пути находилось более 200 000 солдат, 50 000 мулов и вьючных лошадей и 10 000 автомашин.
Однако британская делегация на это никак не отреагировала. Муссолини полагал, что получил тем самым негласное одобрение своих действий.
Но по Австрии поддержка ему оказана не была.
- Не могу же я один совершать марши войск к Бреннерскому перевалу, - попытался он протестовать.
Мак-Дональд ответил ему на это, что Австрия - созревший плод и готова упасть в подол Германии. Французский премьер-министр Пьер Лаваль высказался в том плане, что это касается в первую очередь интересов Италии. В заключение конференции союзники заявили о необходимости сохранения мира в Европе, и дуче воспользовался последним шансом, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
- В Европе, - повторил он дважды.
Он опасался, что будет поставлен вопрос об исключении Италии из Лиги Наций. Но никто по этому поводу не сказал ни слова.
Вспоминая об этих событиях, Муссолини ехал на встречу с Иденом. Тот, одетый с иголочки, несмотря на жару, даже бровью не повел, увидев странное одеяние хозяина. На лицах ряда гостей появилось удивление. Даже сэр Эрик Друммонд, британский посол, бросил на дуче взгляд с комическим испугом.