К сожалению, в данном документе ничего не сказано о судьбе остальных 104 спецотрядов. Часть из них, но не все, не были выведены за линию фронта, а использовались в ходе битвы за Москву в качестве минно-заградительных подразделений. Говоря другими словами, минировали подступы к столице и сам центр города. Еще несколько подразделений планировалось вывести за линию фронта, но в последний момент армейское командование решило их использовать в качестве стрелковых частей для захвата отдельных населенных пунктов. Несколько спецотрядов были переданы в оперативное подчинение армейскому командованию и военной контрразведке.
А как быть с теми, кто присоединился к спецотрядам уже непосредственно в тылу врага? Их учитывать или нет? С одной стороны, их нет в списке военнослужащих ОМСБОНа или сотрудников НКВД-НКГБ. А с другой, они сражались на равных с прибывшими из-за линии фронта. Чем одни хуже других?
Поэтому каждый называет свою цифру. Например, бывший начальник УФСБ по Новгородской области генерал-майор Вячеслав Алексеевич Осин в своем докладе "Роль и место контрразведки в военной структуре органов госбезопасности", сделанном им в апреле 2000 года на прошедшей в Великом Новгороде научно-практической конференции "Контрразведка вчера и сегодня", сообщил:
"В начале войны для разведывательно-диверсионной работы была создана Особая группа при наркоме внутренних дел, личный состав которой насчитывал 25 тысяч человек…".
Интересно, а где такое количество народа можно было разместить в Москве? И чем должны были заниматься эти люди? Оборонять столицу, участвуя в уличных боях? Руководить партизанским движением? Так штат всего центрального аппарата НКВД был значительно меньше.
Если докладчик под термином "Особая группа" подразумевал всю структуру аппарата Второго отдела - Четвертого управления (с учетом республиканских и областных подразделений), то цифра явно завышена. Если считать численность всего штатного состава аппарата Второго отдела - Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР и подчиненных ему республиканских и областных управлений и отделов, то едва ли наберется больше тысячи человек. Например, штат Четвертого отдела Ленинградского управления НКВД-НКГБ не превышал 40 человек, как и штат соседнего с ним Четвертого управления Карельской ССР.
Допустим, цифра 25 тысяч человек включает себя и численность спецгрупп, действовавших в тылу противника по заданию подчиненных Павла Анатольевича Судоплатова. Хотя в этом случае цифра явно занижена. Количество бойцов в подразделении в среднем составляло от трех до тридцати человек. Среднее арифметическое - пятнадцать "партизан с Лубянки". Умножим эту цифру на 2222 и получим свыше 30 тысяч человек. Это без учета истребительных батальонов, которые тоже входили в структуру Второго отдела - Четвертого управления и были даже очень боеспособными подразделениями.
Об истребительных батальонах мало писали в нашей стране. И существует определенный стереотип. Для неспециалистов эти воинские формирования ассоциировались с дивизиями народного ополчения. Если последних, вместе с курсантами военных училищ, использовали в качестве "пушечного мяса" для прикрытия "дыр" в обороне Москвы, то первых - для отлова немецких парашютистов. Необученные, плохо вооруженные и негодные к строевой службе инвалиды безуспешно пытались поймать прекрасно подготовленных вражеских агентов, путаясь под ногами у доблестных сотрудников военной контрразведки, чекистов и милиционеров.
В жизни все было по-другому. Большинство бойцов истребительных батальонов прошло специальную военную подготовку, да и со здоровьем у них все в порядке. В действующую армию они не попали из-за того, что получили отсрочку (например, работая на важном производстве). Их планировалось использовать в качестве бойцов партизанских отрядов (после того, как районы их проживания займет противник). А, например, в Москве им предстояло, наравне с бойцами 2-й мотострелковой дивизии НКВД, участвовать в обороне каждого дома. Сложно представить, чтобы такое ответственное задание поручили людям, не способным держать оружие. Участников будущих уличных боев в столице специально обучили борьбе с танками, чем не владело большинство бойцов Красной Армии. Типичный пример - когда красноармейцы на передовой со связками противотанковых гранат бросались под бронетехнику противника. Хотя для уничтожения машины вполне хватило бы одной гранаты. Да и сам бы герой остался жив.
А на Кавказе истребительные батальоны значительно лучше, чем войска НКВД, не только боролись с бандитизмом, ловили вооруженных дезертиров и агентов немецкой разведки, но в качестве проводников и разведчиков участвовали в битве за Кавказский хребет. Объяснение этому простое. Они родились и выросли в горах, знали все тропы и имели горную подготовку. К тому же они были местными жителями и сразу могли обнаружить чужака.
Часть истребительных батальонов осенью 1941 года превратились в полноценные партизанские отряды. И отдельные формирования продолжали сражаться в тылу противника на протяжении всей войны. При этом часть из них все эти годы подчинялась республиканским и областным подразделениям Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР.
Зачем автор подробно описывал процесс выяснения количества подчиненных главного героя нашей книги? На это мало кто обращает внимания, но, не имея специального военного образования, опыта партийной, административной или хозяйственной работы, Павел Анатольевич Судоплатов эффективно командовал этой массой людей! Говоря современным языком, продемонстрировал свои уникальные качества топ-менеджера. При этом во всех анкетах он указывал свое воинское звание - "рядовой". Может, кто-нибудь из читателей напомнит о его предыдущем опыте, например, о должности заместителя начальника внешней разведки и офицерском звании - "майор госбезопасности". Да, это было, вот только количество подчиненных у него было на пару порядков меньше (в 1940 году в центральном аппарате работало 695 человек, а 242 разведчика было командировано за границу), да и система была отлажена предшественниками. А система присвоения званий в ОГПУ-НКВД отличалась от существовавшей в Красной Армии.
О чем не писали в книгах
В Советском Союзе в мемуарах многочисленных "партизан" с Лубянки, хотя автор назвал бы этих людей профессиональными разведчиками, контрразведчиками или диверсантами, их командир - Павел Анатольевич Судоплатов - упоминается крайне редко. Аналогичным образом поступали авторы многочисленных художественно-документальных очерков, повестей и романов о чекистах, воевавших за линией фронта. Даже когда мы натыкаемся на фигуру главного героя нашей книги, то авторы маскируют его под безымянного генерала или руководителя управления НКВД, а то и просто большого начальника, который по собственной инициативе отправляет желающих повоевать в партизанских отрядах за линией фронта. И дело не только в специфичном отношении к нему со стороны руководства страны (вспомним о его судимости), но и в официальной истории Великой Отечественной войны. Согласно ей, инициатором развертывания партизанского движения в тылу врага был сам народ. При этом дозволялось лишь говорить о руководящей и направляющей роли партии в этом процессе.
Да и сами "партизаны", если верить авторам большинства публикаций тех лет, за линию фронта решили отправиться по собственной инициативе. Написали рапорта на имя своего руководство, начальство рассмотрело заявления и приняло решение поддержать инициативу, сформировать из нее отряд (если много желающих) или спецгруппу (если мало), выдать рацию, обучить прыжкам с парашютом и отправить на выполнение боевого задания в тыл врага.
Вот как, например, в своей книге "На тревожных перекрестках. Записки чекиста" описал эту процедуру Герой Советского Союза Станислав Алексеевич Ваупшасов. В марте 1942 года во главе спецотряда "Местные" (численность 35 человек) Четвертого Управления НКВД СССР он был выведен на территорию оккупированной немцами Минской области Белоруссии, где с 1943 по 1944 год возглавлял партизанскую сеть под Минском, был членом подпольного обкома ВКП(б). Считался одним из крупнейших специалистов по террористическим и диверсионным операциям. В Москву вернулся в июле 1944 года.
В сентябре 1941 года он вернулся в столицу СССР из командировки в Финляндию и Швецию, где трудился в легальной резидентуре советской внешней разведки. А вот что произошло дальше.
"Прямо с вокзала я поехал в Народный комиссариат внутренних дел, чтобы отчитаться о проделанной работе и получить новое задание. Отчет не занял много времени, руководство наркомата было хорошо осведомлено о результатах моего пребывания за рубежом. Поблагодарив за службу, начальник управления генерал Григорьев (в сентябре 1941 года Павел Анатольевич Судоплатов руководил Вторым отделом, а не Управлением. - Прим. авт.) перешел к сегодняшним делам.
- Где хочешь воевать? - спросил он. - На Украине или в Белоруссии?
Речь шла о работе в тылу врага. Я выбрал Белоруссию. С нею у меня связана половина жизни. В гражданскую войну я два года сражался там на Западном фронте, пять провел в западнобелорусских партизанских отрядах, после учебы, на исходе 1929 года, был направлен в Минск и служил в нем и других городах Белоруссии до середины 30-х годов.
Генерал Григорьев должен был знать все это из моего личного дела.
- Помню, помню, - сказал он, - ты же у нас почти коренной белорус. Отлично. Пойдешь туда не один и не вдвоем, а во главе разведывательно-диверсионного оперативного отряда численностью человек восемьдесят. Отдохни денек с дороги и поезжай в Подмосковье, где мы по заданию ЦК партии готовим кадры для заброски в тыл противника. Изучи людей, сформируй отряд и приготовься к десантированию.
- Слушаюсь, товарищ генерал. Скажите, а как там вообще обстоит с партизанским движением?
- По имеющимся у меня сведениям…"
А дальше главный герой нашей книги (обратим внимание на дату - сентябрь 1941 года) подробно рассказывает о ситуации, сложившийся на территории республики к осени 1942 года. Провидческий дар Павла Анатольевича Судоплатова объясняется просто - автору цитируемых мемуаров нужно было продемонстрировать размах и мощь партизанского движения в тылу противника, а осенью 1941 года оно было эффективным только в многочисленных отчетах партийных, военных и чекистских органов. Партизан в тылу врага выведено и оставлено было много, но из-за слабой подготовки, а также отсутствия радиосвязи эти подразделения оказались малоэффективными. Не многие из них смогли пережить первую военную зиму. Да и сам автор цитируемых мемуаров попал за линию фронта только в марте 1942 года. Чем же он занимался полгода, когда находился на незанятой противником территории? Ответ прост - был заместителем командира 4-го батальона 2-го полка ОМСБОНа. Почему Павел Анатольевич Судоплатов не смог сразу отправить профессионального организатора партизанского движения и разведчика-диверсанта за линию фронта - об этом мы подробно расскажем ниже. Отметим лишь, что отряд в количестве 80 человек был сформирован, но вместо отправки за линию фронта он участвовал в обороне Москвы. Продолжим цитировать мемуары будущего командира спецотряда "Местные".
"…С первых дней оккупации воюет во главе партизанского отряда ваш товарищ по 20-м - 30-м годам и по Испании Василий Захарович Корж…
Все рассказанное генералом было крайне интересно, но особенно меня взволновало сообщение о старом боевом друге Василии Корже. Плечом к плечу с ним, с Кириллом Орловским и Александром Рабцевичем я прошел по всем военным дорогам своей жизни. В первой половине тридцатых годов мы участвовали в подготовке партизанских отрядов на территории Белоруссии. Тогда высшее военное руководство не исключало возможности вторжения империалистических захватчиков на советскую землю и в мудром предвидении такого оборота дел заранее готовило во многих пограничных республиках и областях базу для развития партизанской борьбы. В Белорусской ССР было сформировано шесть отрядов: Минский, Борисовский, Слуцкий, Бобруйский, Мозырский и Полоцкий. Численность их устанавливалась в 300–500 человек, у каждого имелся свой штаб в составе начальника отряда, его заместителя, заместителя по политчасти, начальника штаба, начальника разведки и помощника начальника отряда по снабжению.
Бойцы и командиры отрядов были членами и кандидатами партии, комсомольцами, участниками гражданской войны. Весь личный состав был обучен методам партизанских действий в специальных закрытых школах. В них готовились подрывники-минеры, пулеметчики и снайперы, парашютисты и радисты.
Кроме основных формирований для борьбы в тылу врага, в городах и на крупных железнодорожных узлах были созданы и обучены подпольные диверсионные группы.
В белорусских лесах для каждого партизанского отряда были сделаны закладки оружия и боеприпасов. Глубоко в землю зарыли надежно упакованные толовые шашки, взрыватели и бикфордов шнур для них, патроны, гранаты, 50 тысяч винтовок и 150 ручных пулеметов. Разумеется, эти склады рассчитывались не на первоначальную численность партизанских подразделений, а на их бурный рост в случае войны и вражеской оккупации.
Орловский, Корж, Рабцевич и я были назначены командирами четырех белорусских отрядов и вместе с их личным составом деятельно готовились к возможным военным авантюрам наших потенциальных противников".
Лаконичная ремарка. Двумя оставшимися отрядами командовали Артур Карлович Спрогис и Софрон Макаревич. О втором известно лишь, что в начале двадцатых годов прошлого века он участвовал в партизанском движении на территории Западной Белоруссии. Сложно сказать, как сложилась его дальнейшая судьба. Мог погибнуть в период репрессий 1937 года или в первые месяцы Великой Отечественной войны, когда, как и Василий Корж, попытался организовать партизанский отряд из местных жителей.
"В 1932 году под Москвой командование провело секретные тактические учения - Бронницкие маневры с высадкой в тылу "неприятеля" парашютного десанта. Отрядом десантников довелось командовать мне.
В маневрах участвовали дивизия особого назначения войск НКВД, Высшая пограничная школа, академии и училища Московского военного округа. На учениях присутствовали прославленные полководцы гражданской войны К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный.
Работа по заблаговременной подготовке партизанской борьбы отличалась высокой организованностью, содержательностью и глубокой предусмотрительностью. Мои товарищи и я не жалели сил, времени, самих себя для образцового выполнения всех оборонных мероприятий, связанных с этой подготовкой.
Тем большее недоумение вызвала у нас отмена сделанного ранее. В конце 30-х годов, буквально накануне второй мировой войны, партизанские отряды были расформированы, закладки оружия и боеприпасов изъяты. Ошибочность этого решения стала особенно явственной в 1941 году, с началом немецко-фашистской агрессии; но и в момент его появления на свет нам, участникам описанных мероприятий, уже было понятно, что оно принято в ущерб обороноспособности страны.
В те грозные предвоенные годы возобладала доктрина о войне на чужой территории, о войне малой кровью. Сама по себе, абстрагированная от конкретно-исторической обстановки, она, разумеется, не вызывала никаких возражений, имела ярко выраженный наступательный, победоносный характер. Однако проверку реальной действительностью эта доктрина не выдержала и провалилась уже в первые дни Великой Отечественной войны.
Не берусь утверждать, что заранее созданные, хорошо обученные и оснащенные партизанские подразделения смогли бы коренным образом изменить ход войны в нашу пользу. Это, конечно, утопия. Ленинизм учит, что партизанские силы являются вспомогательными и лишь способствуют успеху основных вооруженных сил страны.
Нет слов, шесть белорусских отрядов не смогли бы своими действиями в тылу врага остановить продвижение мощной немецкой армейской группировки, наступающей на Москву. Но замедлить его сумели бы! Уже в первые недели гитлеровского вторжения партизаны и подпольщики парализовали бы коммуникации противника, внесли бы дезорганизацию в работу его тылов, создали бы второй фронт неприятелю. Партизанское движение Белоруссии смогло бы быстрей пройти стадию организации, оснащения, накопления опыта и уже в первый год войны приобрести тот могучий размах, который оно имело в 1943–1944 годах.
Само собой понятно, что всего этого я не сказал тогда начальнику управления, времени у него было в обрез, он работал круглосуточно и спал урывками в комнате, примыкающей к служебному кабинету.
- Включи в отряд радистов, лекаря, переводчика. Обязательно найди уроженцев Минска и Минской области, с ними тебе легче будет завязывать связи с местным населением, партизанами, подпольщиками и подпольными партийными органами. Звать мы тебя будем… - генерал задумался над новой моей, седьмой по счету, конспиративной фамилией. - Давай так: майор Ваупшасов станет майором Виноградовым, - предложил он. - Скромно и звучно. Идет?
- А нельзя ли покороче, товарищ генерал? Чтоб шифровальщикам каждый раз не проставлять лишних знаков в радиограммах. Все же четыре слога, десять букв.
- Короче так короче! - согласился начальник управления. - Режем пополам и получаем безалкогольный вариант той же фамилии. Градов. Коротко, но веско: майор Градов! Ну, как?
- Согласен, товарищ генерал, в самый раз.
- Тогда ступай, майор Градов, а я закажу тебе документы на это имя. Меня в донесениях будешь называть "товарищ Григорий", просто и по-домашнему.
Он ласково улыбнулся красными от бессонницы глазами. Тяжелая, смертельная усталость лежала на его интеллигентном лице, и я сквозь свою собственную усталость и нервную напряженность после европейских странствий впервые ощутил, какой неизмеримый груз лег на плечи моих соотечественников с началом войны.