Да, в киевских отрядах народных ополченцев были настоящие парни! Впрочем, им не уступали и старики. Когда осколками вражеского снаряда был уничтожен расчет станкового пулемета, к поврежденному "максиму" под вражеским огнем подполз шестидесятилетний ополченец Семеновский. Человек мирной профессии, связист, он никогда не воевал и не чаял оказаться на переднем крае. Ему и не приказывали сюда идти - он пришел сам со своим инструментом монтера. Проявив выдержку и хладнокровие, Семеновский разобрал пулемет, устранил повреждение и повернул "максим" во фланг наступавшему врагу. Немцы шли во весь рост… Длинная очередь скосила два десятка фашистов. Вражеская цепь шарахнулась в сторону, залегла. Движения связиста были размеренными, глаз зорким. Он тщательно выколачивал фашистов из складок местности, пока они не откатились на исходные позиции.
За 24 дня боев этот славный рабочий батальон понес немалые потери. В бою у поселка Мышеловка смертью храбрых пал его отважный командир Синельников. Погибли, сражаясь с врагом, коммунисты и комсомольцы Белоборов, Богуш, Гондлях, Грановский, Кондратьев, Сидоренко и другие. Рабочие - воины этого батальона, прибывшие на передний край прямо из заводских цехов, уничтожили в короткий срок свыше 500 фашистских солдат и офицеров. В те суровые дни Киев показал миру, как впоследствии Одесса, Севастополь и другие города, примеры массового, всенародного героизма. Неспроста фашистский генерал-полковник Гальдер в период битвы за Киев писал: "У Киева войска группы армий несут огромные потери… 6-я армия ежедневно теряет 1600 человек".
Другой фашистский генерал, командир 95-й немецкой дивизии Зикст фон Арним, писал в приказе: "Боевой состав полков в результате потерь за последние недели настолько уменьшился и большинство подразделений до того ослабли, что не могут быть использованы для боевых действий. Особенно остро чувствуется недостаток офицерского состава. До прибытия пополнения, которое вряд ли можно ожидать ранее середины сентября, необходимо временно свести несколько подразделений в одно".
В этих произнесенных сквозь зубы признаниях неспроста слышалась тревога. Армия оккупантов почувствовала у стен Киева мощь наших ответных ударов. Быть может, впервые за время "победоносного похода на Восток" некоторые фашистские генералы призадумались о цене, какую они платили за эту "прогулку". По крайней мере, и приказы фашистского военного командования, и перехваченные донесения из боевых частей врага, и показания пленных, - все говорило о замешательстве в его стане.
Запомнился мне пленный немецкий ефрейтор, бывший торговец из Бремена. Он первый засыпал меня вопросами:
- Почему вы переодели ваших солдат в штатское? Что это, прием маскировки? Если это не солдаты, где же они учились драться штыками?
Я напомнил ефрейтору, что ему следует не спрашивать, а отвечать. Он извинился и тут же, не удержавшись, спросил:
- Скажите, это правда, что штатские - платная армия? Сколько им платят? Правда, что они получают премии за каждого убитого немца? Сколько? И как ведется подсчет?
- Вы законченный кретин, - сказал я ему. - Неужели вас настолько оболванили, что вы поверили подобной чепухе?
Он глубоко вздохнул.
- Вы будете отвечать на вопросы?
- А меня не расстреляют?
- Нет.
- Я выложу все, господин полковник, начистоту. Наша дивизия готовится к генеральному наступлению. Предположительно это наступление начнется 25 августа. Задача - прорваться в Киев. Потери не в счет. Но я капитулировал. Я воевал во Франции и Греции, и там против нас стояли солдаты. А здесь, кроме солдат, в нас стреляют женщины, дети, старики. Где военный, где штатский - разобраться невозможно. Из каждого окна, из-за каждого забора можно поймать пулю. Итак, я готов отвечать на ваши вопросы, господин полковник…
Торговец из Бремена не врал: на указанных им направлениях гитлеровцы действительно предприняли целый ряд атак, пытаясь ворваться в Киев. Однако к 26 августа войска 29-го армейского корпуса врага с многочисленными приданными ему частями оказались отброшенными от Киева на пятнадцать километров. Да, на пятнадцать километров! Успеху нашего контрудара во многом содействовали доблестные народные ополченцы столицы Украины.
Позже, когда Севастополю и Одессе были заслуженно присвоены звания городов-героев, солдаты и офицеры не раз спрашивали у меня:
- А что же Киев? Он ведь тоже сражался геройски!
- История разберется, и подвиги не будут забыты, - отвечал я.
Сыновья и дочери столицы Советской Украины, отважно сражавшиеся у ее стен, по праву гордятся своим древним и вечно юным Киевом, который как равный вошел в семью городов бессмертной славы, городов-героев.
Это высокое звание славного города добыто его защитниками в сражениях, которые кипели на рубежах Киевского укрепленного района, не стихая, 71 день и стоили германскому фашизму многих тысяч жизней солдат и офицеров, сотен самолетов, танков и другой военной техники. Здесь были разгромлены 44-я, 71-я, 299-я фашистские дивизии, а всего противник потерял на киевском направлении 10 дивизий.
Славные страницы в боевую эпопею Киева вписали не только наши солдаты, офицеры, генералы. Чудеса храбрости совершал трудовой народ - юноши, девушки, пожилые люди и даже дети. В организованное коммунистами народное ополчение в дни обороны вступило более сорока тысяч человек. Армию пополнили половина партийной организации города и 40 тысяч киевских комсомольцев. В дальнейших боях за Украину эти люди, среди которых я многих знал лично, проявляли высокое мужество и доблесть.
Битва на Днепре по своему военно-историческому значению не может быть переоценена. В гитлеровской авантюре "блицкрига" на Востоке 71 день сражений на киевском направлении был очень значительным отрезком времени. Мало того, что гитлеровцы потеряли здесь десятки тысяч солдат и были вынуждены принять позиционную войну, - они упустили время. Уже в послевоенные годы немецкий генерал Бутлар с горечью констатировал:
"Из-за нее (операции под Киевом - Л. Р.) немцы потеряли несколько недель для подготовки и проведения наступления на Москву, что, по-видимому, немало способствовало его провалу".
Защитники столицы Украины знали, что, сражаясь за Киев, они сражались и за Москву и что каждый день этой битвы был слагаемым нашей победы.
Боевые действия корпуса, оборонявшего Киев, высоко оценило правительство Советской Украины. Мне не забыть тех минут, когда под звуки "Интернационала" над нашими соединениями, опаленными огнем почти непрерывной двадцатидневной битвы, развернулось красное знамя Киева.
Это знамя от имени трудящихся города нам вручил старейший рабочий "Арсенала".
В конце августа наш корпус был выведен в резерв и направлен в район Конотопа. Вскоре перед десантниками бригады пролегли нелегкие, дальние дороги больших испытаний и ратного труда.
Смотр бригады. Снова в обороне. Немцы в Алтыновке. Бомбежка. На Сейме. Атака отбита. Машенька на передовой.
В конце августа наша бригада сосредоточилась в пяти километрах севернее и северо-западнее Конотопа. Штаб ее расположился неподалеку, в селе Поповка, Наши сотоварищи - 6-я воздушно-десантная бригада - сосредоточились в населенных пунктах восточнее Конотопа, а 212-я вела в это время ожесточенные бои у города Остер.
По распоряжению из штаба корпуса бригада приступила к занятиям по специальности. Это обрадовало многих офицеров: наконец-то мы снова воздушные десантники и, значит, не напрасно обучались этому делу до войны.
На окраине Конотопа нам предстояло построить парашютную вышку, где мог бы заниматься личный состав всех трех бригад; оборудовать учебные городки для наземной подготовки.
Зная, что войска нужно держать в постоянной боевой готовности, мы с комиссаром решили провести смотр личного состава бригады с боевой техникой и имуществом.
Нам хотелось установить степень боеспособности бригады. Но при взгляде на строй отдельных батальонов я невольно призадумался: каким же родом войск следует их назвать?
Солдаты и офицеры, которые по долгу службы непосредственно не участвовали в боях, сохранили и форму одежды, и экипировку десантников. Они по-прежнему выглядели подтянуто, молодцевато. А остальные? Кто в пилотках, касках и шинелях, кто в фуражках, потрепанных до такой степени, что виднелись только летные кокарды. Десантные тужурки пробиты пулями, изорваны осколками, обувь на многих добыта в бою.
Однако лица людей были светлы и уверены, ни оттенка усталости или подавленности, настоящие, продымленные порохом боевики.
Резко изменилось после двадцатидневных боев и вооружение батальона. В бригаде вовсе не было станковых пулеметов системы "максим", а сейчас в каждом батальоне их насчитывалось не менее двадцати, а то и больше.
Я спросил командира 4-го батальона капитана Зайцева, где он раздобыл столько "максимов"?
- Добыты вполне честно, - ответил капитан. - Пулеметы не успели вынести из боя при отходе наши соседи слева. Отброшенному нашей контратакой противнику не удалось их захватить.
Назначенный начальником разведки бригады капитан Аракелян после смотра спросил:
- А нужны ли нам эти "максимы", товарищ полковник? Ведь мы возвращаемся к своей специальности. Для нас это слишком громоздкое оружие. У нас даже нет таких парашютов, чтобы приспособить к "максимам"!
Его поддержал и комиссар бригады Чернышев, а я ответил, что еще подумаю над этим вопросом. Я не хотел огорчать их своей почти полной уверенностью в том, что нам не придется десантироваться. Закрадывалась мысль о вполне реальной перспективе драться в тылу врага без высадки с самолетов. Как старый пулеметчик, я знал, какой это клад наши "максимы" в столь сложной и тяжелой обстановке.
Начальник штаба бригады майор Борисов быстро и добросовестно разработал план боевой подготовки, и сразу же начались занятия. Однако уже на следующий день они были сорваны массированным налетом вражеской авиации.
Самолеты противника бомбили Конотоп и Поповку. Уходили, возвращались и снова бомбили. Казалось, это продолжается бесконечно. Такую подавляющую силу вражеской авиации штаб бригады почувствовал впервые. Тем не менее уже вечером мы возобновили занятия с личным составом.
Третьего сентября в Поповку прибыл командир 3-го воздушно-десантного корпуса полковник Затевахин. Он был необычно взволнован и озабочен. Я знал Ивана Ивановича Затевахина как человека большой выдержки и сдержанности. А теперь он был как-то излишне тороплив и, казалось, беседуя со мной, напряженно думал о чем-то другом.
Развернув на столе карту и склоняясь над нею, он сказал:
- Я получил, Александр Ильич, приказ от командующего сороковой армией… Корпусу следует немедленно занять оборону по южному берегу реки Сейм.
Мне показалось, что я ослышался.
- По южному берегу Сейма?..
- Да, и оборонять полосу от населенного пункта Мельня до села Хижки. Основной удар немцев нужно ожидать вдоль железной дороги Кролевец - Конотоп. Таким образом, ты должен сосредоточить силы на главном направлении… Предупреждаю: непосредственного соседа слева у тебя нет, а если и появится - это будут войска, отходящие под воздействием противника на восток. Поэтому необходимо принять меры по обеспечению левого фланга.
- Следовательно, - спросил я комкора, - наш план боевой подготовки по специальным занятиям приходится отложить?
Он горько усмехнулся.
- Такова обстановка. Есть данные, что гитлеровцы в районе Коропа форсировали Десну. Бои идут на рубеже Шостка - Кролевец - Алтыновка. Это такое расстояние, что моторизованные части противника могут оказаться на реке Сейм уже завтра. Придется, Александр Ильич, зарываться в землю, как кротам, и как можно глубже, и, главное, грамотно в инженерном отношении. Да, теперь приходится сожалеть, что в мирное время мы, десантники, инженерное дело почти не изучали. Иногда даже игнорировали: дескать, наша стихия - воздух…
Командир корпуса еще сообщил, что в полосе обороны бригады должен стать артиллерийский зенитный полк в составе двенадцати 85-миллиметровых пушек. Эти пушки могут, при необходимости, успешно вести борьбу с танками противника…
Я поглядывал на часы: времени для оборудования обороны бригады оставалось так мало! А сколько еще предстояло других дел…
Затевахин уехал, а я вызвал Борисова и Чернышева. Подробности объяснять им не приходилось: они сразу поняли, как резко изменилась обстановка, и приступили к работе. В бригаде все пришло в движение: офицеры штаба и политотдела получили задания и поспешили в подразделения.
На следующий день, 4 сентября, весь личный состав бригады уже находился в назначенной полосе обороны: рыли окопы, готовили все огневые средства, чтобы в сочетании с особенностями местности до предела использовать сильные стороны каждого вида оружия. Офицеры старались организовать как можно лучше противопехотный огонь. Здесь-то и пригодились наши станковые пулеметы!
Противотанковую оборону пришлось строить только на главном направлении вероятного удара. Так как огневых средств было недостаточно, я решил усилить расчеты 45-миллиметровых пушек двумя-тремя автоматчиками из числа самых стойких бойцов, проявивших в боях под Киевом наибольшую выдержку и отвагу.
Автоматчики отрывали в радиусе 50–60 метров от орудия щели с круговым обстрелом и располагались в них с бутылками с горючей смесью. В случае прорыва танков к орудию они должны были поджигать машины врага и отрезать его пехоту от танков.
Из оперативного отдела армии для помощи в организации обороны к нам прибыла группа офицеров. Ее направил командующий Кузьма Петрович Подлас. Он придавал исключительно важное значение кролевец-конотопскому направлению.
К 6 сентября мы неплохо подготовили оборону: отрыли траншею неполного профиля в 30–40 метрах от воды; установили в небольших котлованах орудия, хорошо замаскировали их под фон местности.
В тот же день были созданы истребительные роты и команды. В эти подразделения мы отбирали в индивидуальном порядке самых смелых, испытанных солдат и командиров, большинство из которых были коммунистами.
Я беседовал с каждым из них и убедился, что эти люди не дрогнут перед вражескими танками.
Но после полудня мне позвонил командир батальона капитан Пастушенко и сообщил странную весть. Утром к нему в штаб прибыли двое штатских, оба члены партии. Они утверждали, будто немецкая пехота на автомобилях заняла без боя Алтыновку…
Я приказал Пастушенко немедленно доставить этих штатских ко мне.
Старший из них, как оказалось, был агроном; второй - секретарь сельского Совета. Запыленные, усталые, в потеках пота, они тяжело опустились на отрытую землю и молча одновременно подали свои документы.
Я заглянул в партийные билеты, в паспорта.
- Рассказывайте, товарищи… Мне позвонил капитан, однако не верится… Немцы в Алтыновке?
- Да, они ворвались утром, - взволнованно заговорил агроном. - Все это произошло так внезапно… В Алтыновке не было ни одного нашего солдата. Вдруг слышим гул моторов. Думаем, наверное какая-то наша часть движется на фронт. Машины вкатываются в село… Что это? Немцы!.. - Он вздрогнул, пересилил спазму. - А сейчас, товарищ полковник, что они там творят!.. Сразу же арестовали всех партийных и советских работников и большую группу расстреляли в центре села… Мы убежали из-под расстрела. В Алтыновке наши семьи… Пьяная немецкая солдатня шляется от дома к дому, бьет, насилует, пытает…
Словно из-под земли передо мной вырос начальник разведки капитан Аракелян.
- Разрешите доложить, товарищ полковник… Мы взяли трех пленных.
- Вот это кстати, капитан! Ведите их сюда…
Мне было не совсем понятно, что же происходит на фронте? Я знал, что наш 3-й воздушно-десантный корпус вместе с другими частями 37-й армии не только приостановили наступление немцев на Киев, но и отбросили их от города на 15 километров. Конотоп находился на второстепенном направлении. Чем же объяснялся стремительный выход немцев к Алтыновке, на северный берег Сейма? Сейчас даже без бинокля можно было видеть в бескрайней степи группы беженцев. Почему они отходили не на восток, а на юг?..
Будто острие иглы коснулось сердца: я понял - немцы захлестывали, обходили с севера правый фланг Юго-Западного фронта и стремились выйти в наш глубокий тыл. Было ясно, что, если мы дадим им возможность прорваться в направлении на Конотоп, нашим войскам, обороняющим столицу Украины, не избежать окружения.
Но вот разведчики привели немецкого танкового офицера, скуластого, довольно нескладного детину. Я поручил своему шоферу Косолапову накормить агронома и секретаря сельсовета, а сам занялся пленным.
Гитлеровец имел кличку "заядлый разведчик", так как не впервые участвовал в подобных рейдах и еще в начале допроса не преминул подчеркнуть, что изъездил почти всю Европу в составе разведывательных отрядов.
Впрочем, подробности его биографии меня мало интересовали. Он сообщил, что его дивизия входит в состав 24-го моторизованного корпуса и этот корпус имеет задачу наступать строго на юг, в направлении населенных пунктов Шостка, Кролевец.
Обстановка для наших войск складывалась очень серьезная.
- Какая задача была поставлена лично перед вами? - спросил я пленного. - Совершить рейд по нашим тылам?
Он потряс головой, криво усмехнулся:
- Да-да… Рейд по тылам: от города Шостка на юг, в направлении Конотопа. Должен сказать, господин полковник, что вот уже вторые сутки мы не встречали никакого сопротивления со стороны красных…
- Значит, вы не встречали войск?
- Так точно, господин полковник… И мы не ожидали, что встретим сопротивление на реке Сейм. Собственно, мы его и не встретили.
- Как вы оказались в плену?
Немец удивленно развел руками:
- Сам удивляюсь! Возможно, виноват шнапс… Откуда-то появились ваши солдаты. Один из них - настоящий великан - выбил у меня из рук автомат, а дальше… ну, это не интересно.
Оглянувшись, сразу же узнал в группе бойцов "великана". Поеживаясь, он указал на рядового Ладыкина.
- Доложу вам, господин полковник, это - силач… Он мог бы стать чемпионом!
Я подозвал рядового Ладыкина.
- Расскажите, как были взяты пленные?
Ладыкин смущенно улыбнулся.
- Очень просто, товарищ полковник. Мы действительно не оказывали сопротивления: видим, движется немецкая машина, решили подпустить ее поближе и взять фашистов в плен. Так и сделали. Я дал автоматную очередь, а немцы - кто куда из машины запрыгали по бурьяну. Лейтенант выстрелить хотел, да я автомат у него выбил. Схватились. Быстро его скрутил. Пьяный был, как свинья. Остальные бежать хотели, только им это не удалось. В машине у них целый продовольственный склад оказался: поросята, куры, две корзины яиц и многое другое.
- О, мы прекрасно питались! - подтвердил немец. - В селах нас, конечно, не ожидали. Приезжаем - и все наше. Закон войны. Солдату все разрешается.
Я обратил внимание на другого немца, с физиономией, изукрашенной "фонарями".
- А это что за "рисунок"?
Докладывал рядовой Козлов, бойкий, разговорчивый, смешливый.