Я шёл с ценным грузом в руках, торопясь к себе в гостиницу, а Жора, улыбаясь, шагал за мной. Я даже не догадался, что надо бы поменять металл на бумажки, а когда догадался, мы уже были в номере.
– Бабу куплю. – объявил я Жоре.
– Ты что, серьёзно? – спросил меня Жора.
– Абсолютно. Хоть польза будет от сотни – обратно отдавать я её не хочу.
– Я никогда за баб не платил и не буду! – поведал мне Жора своё жизненное кредо.
– А где твои бесплатные бабы? – поинтересовался я и драматически заглянул под его кровать. – Что-то не видать ни одной.
– Надо – будут, – заверил меня Жора.
– Мне уже надо, – сказал я и раскрыл телефонную книгу. Из объявлений массажных и эскортных компаний можно было составить отдельную книгу. Книгу жизни.
– Хочешь одну на двоих? – спросил я Жору.
– Нет, я с проституткой не хочу, – пренебрежительно подтвердил Жора.
– Не хочешь, мне больше останется, – сказал я, набирая первый телефон в разделе на букву А.
Вообще-то Жора был человек активный, и мы с ним часто ходили на охоту по барам. Женщины его любили, а он над ними смеялся. Сначала им тоже становилось смешно из попугайных соображений, и они ему отдавались. Потом Жора продолжал смеяться, а женщинам уже хотелось плакать. Но в Лас-Вегасе Жора почему-то внимания на самок не обращал.
Тогда на сотню долларов можно было хорошее женское мясо купить, и я вскоре договорился о свежем куске на час. Я выбрал помоложе и покрасивей и кое-как описал, что я тогда понимал под красотой. Возраст мне пообещали до двадцати и после восемнадцати. Самый вкусный легальный промежуток.
Жора посмеивался, слушая мои переговоры, и через минут десять деликатно ушёл, хотя я предлагал ему остаться и, если не присоединяться, то хотя бы спать или смотреть телевизор со своей кровати.
Пока я ждал заказ, я вспоминал своё совокупление с Шерри накануне моего отлёта в Лас-Вегас. Произошло это в её новой машине, которой она хотела мне похвастаться. Там на заднем сидении было удобно, как в кресле. Шерри сидела на мне и пихала свои соски в мой рот – без этого ей не кончалось. Я не сопротивлялся, а наоборот – радостно впадал в младенчество.
Согласно договорённости через полчаса ко мне явилась весьма миловидная мексиканочка, которой, вполне возможно, и было восемнадцать. Она с трудом говорила по-английски, но тем не менее смогла рассказать, что содержит семью в Мексике. Звучало правдоподобно. Но разжалобить меня больше, чем на сотню долларов было невозможно, так как к тому времени это были практически все мои деньги, которые и были тотчас затребованы авансом за предстоящие услуги.
Я указал на бадью с квотерами, стоящую на ночном столике. Мексиканка посмотрела на меня и поинтересовалась, сумасшедший ли я.
– Почему ты не поменял монеты? – спросила она.
– Не успел – к тебе торопился! – объяснил я, и мы оба прыснули от смеха.
В итоге я получил должное удовольствие. Причём во множественном числе. И в превосходной степени. Мексиканочка всячески демонстрировала взаимность в чувствах. Причём я смог засвидетельствовать неопровержимые доказательства этой взаимности.
Она ушла, с трудом держа бадью перед собой в руках и чуть не столкнулась в дверях с Жорой. Тот шарахнулся от неё в изумлении, пожирая её голодным взглядом. Представлять их я не стал, а Жора ошалело спросил меня:
– Она взяла у тебя оплату в квотерах?
– Да. А что, это не деньги?
Жора упал на кровать, хохоча. Снимал напряжение.
– А ты чем занимался? – поинтересовался я.
– Сходил поесть – роскошный ресторан отыскал.
– Ну вот, все сыты, – заключил я.
– А как ты с ней?
– Сначала так, потом эдак. Но девочка прекрасная. Кончает автоматными очередями.
На следующий день мы уже летели домой и в самолёте, при посещении туалета, у меня возникли рези при мочеиспускании и прочие замечательные симптомы гонореи, триппера, французского насморка, перелоя, хуерыка, и т. п.
"Проклятая малолетка, – чертыхнулся я про себя, – Жора, как чувствовал, не хотел ко мне присоединяться. А я так мечтал сегодня в Шерри забраться, и она небось сразу позвонит время единения назначать. Придётся как-то отбояриваться и срочно лечиться."
И действительно, дома на ответчике Шерри просит сразу позвонить, как приеду. Решил, скажу, что насморк, что простудился, что температура высокая. То, что насморк французский, ей знать не положено.
Звоню Шерри. Она каким-то не своим голосом разговаривает, но о встрече ни слова. И вдруг объявляет, что у неё появились выделения, жёлтые и вонючие.
Я взял Шерри на пушку, грозно спросив, спала ли она с кем-либо, так как у меня тоже образовались симптомы. Она сразу раскололась – был, мол, у неё романчик перед моим отъездом. Я сразу предложил ей поехать вдвоём в круглосуточную венерологическую клинику. Она не возражала – обрадовалась лишний раз прокатиться на своей новой машине. Приехала и визгливо затормозила под моими окнами.
В клинике нас развели по кабинетам, глянули на наши капли в микроскоп, торжественно объявили диагноз, наказали, как вести себя сейчас и впредь, а также вручили по пузырьку с таблетками и по пачке презервативов. А заодно кровушку на Вассермана вытянули в пробирки. В те времена – это было самым страшным, что могло случиться в результате любвеобилия.
Мы с Шерри подошли к фонтанчику с водой и налили в бумажные стаканчики, чтобы запить первые таблетки, и тут, как по наитию, мы переглянулись – я взял свою таблетку в рот и поцеловал Шерри, перепихнув языком таблетку ей в рот. Она запила её, взяла свою таблетку и передала её мне таким же любовным способом.
Едем мы обратно, спрашиваю, в каком магазине она машину купила, уж не в том ли, думаю, где Жора работает. Оказалось, что именно в том и что именно Жора эту машину ей продал, и что Шерри его отблагодарила по полной женской программе. И было это за два дня до нашего отъезда в Лас-Вегас. Следовательно, я подхватил от неё Жорину заразу на следующий день.
Жора мне ничего не сказал о своём приключении с Шерри, и в этом не было ничего удивительного – он, в отличие от меня, был скрытный. Теперь мне стало понятно, почему он на баб в Лас-Вегасе не бросался – симптомчики-то у него раньше выявились. Вот он и нажимал на жратву вместо баб.
Мы решили не медля позвонить Жоре, обрадовать его новостью.
Сначала взял трубку я:
– Жора, я знаю, почему ты не хотел со мной в Лас-Вегасе мексиканочку делить, – таинственно сказал я.
– Почему? – настороженно спросил он.
– Потому что у тебя с конца капает да жжёт дьявольским огнём.
– А ты откуда знаешь? – воскликнул он.
– Сейчас тебе объяснят откуда, – пообещал я и передал трубку Шерри.
– Жорик, ты зачем меня заразил? – обратилась она к нему.
Затем последовала немая сцена в исполнении Жоры, потом слёзы оправдания в том же исполнении, затем нервный смех от очередной реализации, что мир тесен, а у женщины – нет.
По ходу разговора выяснилось, что Жора никогда раньше гонореей не болел и теперь убеждал себя, что появившиеся симптомы – всего лишь раздражение, и оно скоро само пройдёт. Мы развеяли его иллюзии и дали адрес клиники. Выяснять, от кого подхватил он, было уже неинтересно. Это мне напомнило бы мои математические расчёты с рулеткой.
Но самое грустное в этой истории то, что я на мою чистую и честную мексиканочку понапрасну подумал, а сам её триппером заразил. Заметьте, не проститутка меня заразила, а я – проститутку. Стыд мне и позор!
Вещие капли
Григорий называл себя Грегом, но все сослуживцы за глаза добавляли к его имени кличку Crazy Russian. Когда он с приятелями-коллега-ми отправлялся в бар в пятницу после работы, то он не сидел и медленно напивался, как большинство посетителей бара, а выпивал лишь одну стопку водки и переходил от девушки к девушке, заговаривал с ними и набирал у них номера телефонов, по которым названивал им до следующей пятницы. И часто уходил из бара не с приятелями, а с владелицей одного из телефонов. Грег был щедрым, знакомил своих скромных коллег с девушками и делился избытком номеров телефонов, то есть телефонами тех девушек, которые ему понравились меньше прочих. За это сослуживцы Грега любили его, и в прозвище Crazy Russian звучало сплошное почтение и восхищение.
Однажды к концу рабочего дня к Грегу подошёл Тим из соседнего отдела, пухловатый блондин лет двадцати пяти, и попросил его перевести письмо, написанное по-русски. Тим рассказал, что это письмо он получил по электронной почте от девушки из России: сначала она написала на английском – ломаном, но всё-таки достаточно понятном, чтобы опознать девушкины намерения познакомиться с американцем. Тим решил проверить, действительно ли девушка русская, и попросил её прислать письмо на её родном языке. И вот теперь он обращался к Грегу как к эксперту. Грег торопился закончить какой-то проект, не хотел отвлекаться и предложил Тиму заехать после работы к нему домой – Грег жил рядом с офисом, – чтобы заняться переводом длинного письма. Тим с готовностью согласился.
– Раз такое русское дело, – сказал Григорий вошедшему Тиму, – давай дёрнем по стопке водки.
Тим замялся, но отказаться не посмел, ведь он пришёл к Грегу за одолжением. Грег опрокинул стопку одним глотком, закусил огурчиком и протянул другой огурчик на вилке Тиму, который последовал примеру хозяина и, разумеется, закашлялся.
Коллеги сели на диван и Григорий стал переводить письмо. Девица по имени Света была из какого-то сибирского городка, она расписывала, как учится в местном университете, и до чего она красива. У Тима в кармане была ею присланная фотография – смазливая наглая рожица на стройном тельце и всё это лет двадцати. Света сообщала, что мечтает о семье и об Америке, а также о свободе и взаимоуважении.
Грег предупредил Тима о голодных русских девочках, оправдывая их хищность царящим в российской провинции сплошным травоядством, тогда как самочки мечтают об американском мясе, – и Грег многозначительно указал пальцем себе в промежность. На это Тим, явно захмелевший от непривычной водки на пустой желудок, посмотрел Грегу в глаза и проникновенно спросил: "Можно я тебе пососу?"
Грег слегка ошалел, посмотрел на длинноволосого Тима с розовыми щеками, которые почти не требовали бритвы, и подумал: "А пусть пососёт: оргазм есть оргазм. И вообще интересно, кто лучше сосёт, баба или мужик? Хотя, какой он мужик?"
– О’кей, – сказал Грег, и Тим сразу опустился на колени перед сидящим на диване Грегом, расстегнул ему ширинку, потом распустил ремень на брюках, расстегнул брюки и стал их спускать. Грегу пришлось привстать, и Тим умело стянул с него брюки вместе с трусами. У Грега хуй уже стоял – эрекция у него появлялась от самого слабого намёка на секс, а часто – даже не дожидаясь намёков. Тим жадно заглотал хуй и начал кивать, умело обхаживая его языком.
"Совсем неплохо", – подумал Грег, закрыл глаза и с лёгкостью представил на месте Тима одну из своих подруг.
Тим был опытным сосальщиком и когда он почувствовал во рту каплю из простаты, предвестницу скорых капель семени, – он отстранился от Грега и попросил его:
– Кончи мне в зад, пожалуйста.
Грег, в этот патетический момент готовый чуть ли не на всё ради оргазма, воспринял предложение как вполне приемлемое, хотя раньше ему не приходилось иметь дело с мужчиной. Да и Тим смотрел на него такими молящими глазами, что Грег опять сокейничал.
Тим быстро сбросил туфли, снял брюки с трусами и в одном свитере лёг на бок, обратясь большим круглым задом к Грегу.
Грег понял, что спущенные брюки надо снимать совсем и запрыгал на одной ноге, не сводя глаз с безволосых белых ягодиц. Внутри оказалось, как в женщине, лица Тима было почти не видно, и у Грега возникло ощущение, что под ним женское тело с большим мягким и гостеприимным задом. Грег наклонился вбок, чтобы посмотреть, что же делает Тим, и увидел его маленький плохо стоящий хуй, который тот теребил одной рукой. Когда на Грега накатило и он выпустил рвущееся наружу семя, Тим зашевелил рукой быстрее и тоже зарадовался своему выпорхнувшему семени.
Грег вытащил член и пошёл в ванну его помыть. Он всегда делал так, побывав в женской прямой кишке. Подставляя член под струю тёплой воды, Грег думал, что нарушил свою заповедь – ни с кем на работе не заводить шашней. Но заповедь эта всегда была обращена на женщин, а тут Грег её нарушил совершенно с неожиданной стороны.
Когда Грег вышел из ванной, Тим уже стоял в поднятых и застёгнутых брюках. В руках он держал письмо от Светы.
– Ты не будешь возражать помочь мне с переводом, если она снова напишет мне по-русски?
И так как этот вопрос прозвучал слишком многозначительно, с намёком на будущую подобную встречу, Тим добавил:
– Но я попрошу её, чтобы она впредь писала только по-английски.
– Всё нормально, переведу, – сказал Грег и добавил по теме. – Было совсем неплохо. А тебе понравилось?
Обрадованный благожелательной реакцией Грега, Тим широко улыбнулся, подтвердил свой восторг словесно и собрался уходить. Грег краем глаза посмотрел на диван, не разлил ли Тим своё добро. Диван был чист – Тим всё учёл.
Следующие пару месяцев Тим и Грег встречались раз десять в тех же условиях и по той же программе. Однако из разговоров с Тимом Грег узнал, что тот мечтает жениться и иметь детей, хотя за всю свою жизнь Тим смог заняться удовлетворением свой похоти только с одной женщиной, в которую ему так и не удалось проникнуть из-за отсутствия эрекции. Так что они по очереди потрудились языками, причём Тим излился женщине в рот, а когда он опустился к её чреслам, чтобы доставить удовольствие женщине, то отпрянул от запаха, который показался ему отталкивающим.
Грег, членом выпрямляя в струнку прямую кишку Тима, обещал, что познакомит его с женщиной, чтобы Тим наконец понял, что запах пизды прекрасен, а следовательно, его надо любить. Обетованная женщина возбуждала Тима ещё больше, и он только радостнее поддавал, сжимая член Грега своей кольцевой мышцей.
Русская девушка Света через несколько писем живо вошла в роль и стала называть Тима "любимым", жаждать его поскорее увидеть и жаловаться на бедность, которая не позволяет ей тотчас купить билет на самолёт и броситься навстречу Тиму. Кроме того, она осыпала комплиментами его внешность, душу и все, что ни подворачивалось под красное словцо. Грег предостерегал Тима от попадания под чары российской цирцеи, и Тим по совету Грега прямо написал Свете, что денег он ей посылать не будет, после чего внимание Светы сразу переключилось на какого-то другого владельца валюты, письма прекратились, а с ними и переводческая деятельность Грега.
Естественно, что любовный пыл Грега полностью не иссякал в заду Тима, – Грег радовал своим целенаправленным вниманием нескольких женщин, и они в ответ доставляли ему немало радости.
Среди них была актриса, которая играла одну из трёх сестёр в чеховской пьесе, и Грег использовал это как предлог прийти за кулисы. Спектакль ставил режиссёр, приехавший из России и не знавший ни слова по-английски. Он руководил американскими актёрами только с помощью личного примера, наотрез отказываясь от переводчика. Режиссёр проигрывал роль каждого персонажа сам, показывая соответствующему актёру или актрисе, как надо эту роль исполнять. Грег сначала познакомился с режиссёром, а тот уже представил Грега полюбившейся актрисе. Актрису звали Дженни, и она ласково приняла комплименты от Грега, но отказалась пойти с ним в бар после спектакля. Увидев, как огорчился поклонник, Дженни написала на программке адрес своей электронной почты и протянула Грегу. В результате последовавшей интенсивной переписки выяснилось, что Дженни – лесбиянка и живёт с "женой", как она называла свою подругу, причём жена по имени Бонни играла в спектакле вторую сестру. Бонни, по словам Дженни, ненавидела мужчин, причём настолько, что у них в доме, на стене в гостиной, висело распятие, на котором вместо Христа был гвоздями распят хуй. Именно такой судьбы Бонни желала всем мужским половым органам.
– А третья сестра из пьесы – тоже лесбиянка? – поинтересовался Грег.
Дженни рассказала, что та актриса, по имени Грета, – гетеросексуалка и замужем, но Бонни и Дженни работают над тем, чтобы приобщить и её к радостям женской любви.
Грегу всё это ужасно понравилось, и для начала он решил взяться за Дженни, чтобы вывести её на "мужскую" дорогу. Выбор слабого звена в цепи оказался верным – Дженни призналась Грегу, что тайком от Бонни она мечтает о мужчинах, ей хочется попробовать хуя. И разве можно в этом винить женщину?
В 13 лет Дженни оказалась в руках взрослой лесбиянки, которая её выводила на такие оргазменные высоты и одновременно так стращала мужчинами, абортами и детьми, что Дженни полностью отдалась женщинам и последние два года жила с Бонни. Отец Бонни развращал её с пятилетнего возраста и даже предоставлял её своим друзьям для недетских удовольствий. Так что Бонни, с детства напуганная хуями, которые приносили ей лишь боль вместо удовольствия, признавала только женщин. Папашу Бонни посадили за растление дочки, когда ей было двенадцать, мать её умерла сразу после рождения дочери, и потому Бонни довоспитывалась приёмными родителями – лесбийской парой.
Бонни и Дженни познакомились в театральной школе и прониклись друг другом так, что уже подумывали завести ребёнка и зажить семьёй. Дженни ревновала Бонни к другим женщинам, а Бонни ревновала Дженни к возможным мужчинам, женским чутьём угадывая любопытство своей подруги.
Грег был далеко не первым мужчиной у Дженни. Она, что называется, дорвалась до хуёв и всячески их в себя засовывала, но прочие отношения с мужчинами она поддерживать не умела и не хотела: полового общения с ними ей вполне хватало. Недоступное с женщинами ощущение заполненности твёрдым мясом, выстреливающим горячей спермой, открыло Дженни новую вселенную.
Так что ничего удивительного не оказалось в том, что Дженни радостно согласилась на предложение Грега почувствовать в себе сразу два хуя. Для Дженни это было внове. А Грег решил тем самым предоставить Тиму возможность побыть с жаждущей и красивой женщиной под личным руководством и при участии Грега.
Грег и Тим поджидали Дженни, которая должна была приехать к Грегу на квартиру. Мужчины разделись, Тим для разогрева сосал член Грега, а Грег отстранялся, когда чувствовал, что подступает оргазм – он хотел все силы отдать Дженни и показать Тиму, как это делается. Наконец в дверь постучали, и Грег пошёл открывать дверь.
– О, ты уже готов? – радостно заулыбалась Дженни, входя в гостиную. – Я еле вырвалась: Бонни заподозрила неладное и чуть не закатила мне скандал. Но я успела убежать. А где твой приятель?
– Он в спальне.
Дженни скинула кофточку, Грег щёлкнул замком её лифчика и Дженни с торчащими в стороны сосками вошла в спальню, где на кровати им навстречу приподнялся Тим.
– Ой, какой миленький мальчик, – воскликнула Дженни, села к нему на кровать и поцеловала Тима в губы, взяв его член в кулачок.
Тим крепко прижался к Дженни, не очень хорошо представляя, как подступиться к женщине, с чего начать.