- Жизнь этой травы кончилась, но вот она, перед тобою… Многое скрыто от наших взоров. Мы пока еще слишком невежественны, слишком бедны, слишком задавлены заботами о собственном выживании, чтобы иметь естественную возможность общаться с прошлым и будущим… Ты честный парень, Иосиф, ты не злоупотребишь знанием, которое я тебе доверю, не причинишь вреда ни природе, ни людям… Знай, существует текущее время - это время, в котором мы живем. Оно несется сплошным потоком: минута примыкает к минуте, день ко дню, столетие к столетию. Нет никакого зазора и никакого спасения: человек вынужден все быстрее бежать, чтобы поспевать за событиями, отмечающими перемены времени. Даже когда мы не бежим в этом несовершенном, однолинейном времени, бежит, задыхаясь и изнывая, наша душа. Вот отчего многие мыслители не могут дать полноценную, истинную картину меняющегося мира: они не ощущают перемен, перемещаясь параллельно с тою же скоростью, не имея возможности обогнать события… Но существует и другое время, уточняющее первое, придающее ему пространственность и координатность. Оно тоже реально, хотя мы обыкновенно думаем, что его выражают книги, картины, архитектура, антиквариат, сказания… Слушаешь меня внимательно? Понимаешь каждое слово? Надо повторить с самого начала или продолжать?.. Хорошо, я продолжаю, но помни отныне: условие всех наших бесед - полное уяснение сказанного. Не понял, попроси повторить, потому что человек, сбившийся со счета, уже напрасно запоминает дальнейшие цифры. То же и с понятиями… Итак, на всех материальных процессах запечатлевается совокупное время. Получается, что прошлое или будущее, случившееся или еще не случившееся открыто людям, воспринимающим материальные слепки или идеальные символы времени. Через них возможно входить в прошлое или будущее. Это не значит, что ты пролезаешь в прошлое или будущее, как пролезают в сад - сквозь пролом в заборе. Нет, проницание совершается с помощью магнетизма самой объемной истины, регенерирующей прошлые или наводящей новые биоэнергетические поля большой плотности. Эти поля способен создавать и воспринимать каждый разумный человек, потому что в каждом содержится частица творческой мощи природы, во всякое время соединяющей прошлое, настоящее и будущее. Все зависит от духовной функции. Поверь мне, эта функция выражена у тебя достаточно ярко. Подлинное нашей жизни совершается не только в смертном, но и в бессмертном, отстоящем от нас. И это зависит от человека - вовлекать в свою жизнь больше вечности или не вовлекать. Знать иные времена - это значит правильнее понимать нынешние. Без прошлого и будущего нет настоящего. На наши судьбы влияет не только то, что некогда было с нашими предками, но и то, что когда-нибудь еще произойдет с нашими потомками, что существует только в проекции, в генетике времени. Парадокс? Но разве вся жизнь не соткана из таких парадоксов?.. Я знаю людей, которые раздвигали рамки своего существования за счет жизни в вечности. Например, Николай Васильевич Гоголь. О, его величие более всего объясняется свободным перемещением не только в пространстве, но и во времени, - это было постоянной функцией его духа, которая у других людей существует в зачатке, как музыкальность, но почти не развита или развита слабо. Поверь, человек нынешнего века все еще не знает подлинной свободы: он не реализует всех своих сил и возможностей… Эй, Иосиф, ты, кажется, заснул? Думай же, думай, точно следуй за каждым словом; если упустишь хотя бы одно, будешь слышать уже только мой голос, а меня потеряешь из виду… Кто приучается думать на высоком энергетическом уровне, открывает для себя второй мир - мир осуществленной гармонии и истины, кто ленится думать, обходясь неряшливым обслуживанием своих первичных, неразвитых потребностей, тот и в этом мире, мире неосуществленной гармонии и несостоявшейся истины, чувствует себя достаточно одиноко… Десятый класс - возраст, когда подростки уже способны осваивать сложнейшие понятия!.. Ты, я вижу, устал, вот тебе маленькая разрядка - я прочитаю наизусть строки из письма Джона Китса, поэта, прожившего на свете всего лишь двадцать четыре года, но оставившего вечный след в духовной истории англичан и, тем самым, в истории всего мира. Китс писал своему другу: "Многие обладают оригинальным умом, вовсе об этом не подозревая: их сбивает с толку обычай. Почти каждый может, подобно пауку, соткать из того, что таится у него внутри, свою собственную воздушную цитадель. Пауку достаточно кончика листка или ветки, чтобы приняться за дело. Так же и человек должен довольствоваться немногими опорами для того, чтобы сплетать тончайшую пряжу своей души, просторную для странствий и сулящую своей необычностью многие наслаждения. Но умы смертных настолько различны и устремляются по столь различным путям, что поначалу невозможно поверить в существование общих вкусов и дружеской близости даже между немногими. Тем не менее, устремляясь в противоположные стороны, умы пересекаются множество раз - и в конце концов приветствуют друг друга у конечной цели. Старик поговорит с ребенком и ступит на его тропинку, а ребенок задумается над словами старика…" Иосиф, ты понял? Заметь, это было написано почти два столетия назад, а какая свежесть мысли! Вечный мир сказал здесь устами мира преходящего… Много чудесных людей среди современников, но и среди предков и потомков они встречаются в изобилии. Однажды мне посчастливилось беседовать с Федором Михайловичем Достоевским. Виделись мы с ним в июне 1874 года в Эмсе, где русский гений лечился… Такие встречи прибавляют жизни на целые столетия! Вот кто свободно проникал в историю прошлую или грядущую!..
Утомленный речью доктора, но одновременно и восхищенный его доверием, Иосиф спросил:
- Неужели и я смогу когда-нибудь обозревать прошлое и будущее?
- Несомненно. Каждый, кто хочет расширить границы своего присутствия на земле, может и должен стать властелином того ничтожно малого и одновременно почти бесконечного времени, которое отпущено судьбой. Просто захотеть - мало. Нужно воспитать свою душу. Труд человека вершит те же чудеса, что и природа. Взять, к примеру, дельтаплан. Поднимаясь в гору, ты несешь его на себе. Зато потом крылья несут тебя над пространством - ты видишь и чувствуешь то, что не мог видеть и чувствовать прежде… Чтобы преодолеть первичную логику, удерживающую нас в однолинейном времени бытия, мы должны усвоить миллион причин и миллион следствий, научиться связывать причины с причинами, отделенными пространством, и следствия со следствиями, отделенными эпохами. Вот принцип действия аппарата, готового устремить нас в бездну существовавшего несуществующего или существующего несуществовавшего. Для раскрепощенного разума нет границ: он опирается на бесконечность. Сначала вещи вызывают стойкое ощущение законов их связи, а затем законы связи вызывают стойкое ощущение вещей. Что это - чудесная интуиция, свойственная природе? Я склонен думать, что это именно интуиция, - она заложена в каждую вещь как ее продолжение и развитие. Упорство и выдержка - и мы получаем самые волшебные дары мироздания…
4
Лесник перестроил для своего ученого друга старую баню, поднял в ней второй этаж - на манер дачного домика. Наверху доктор Шубов держал книги, привезенные из города, и разные инструменты, с помощью которых делал опыты.
Пока Иосиф колол дрова, доктор и лесник накрыли стол: поставили по кружке простокваши, вареное мясо, салат из свеклы с яблоками и орехами и кислую капусту.
- Кто умеет есть, тот умеет жить, - сказал доктор Шубов. - Гигиена, умеренность и разнообразие, отвечающее состоянию и потребностям организма, - условие, при котором человек может управлять собственной энергией…
Неторопливо пили чай на травах - без сахара. Лесник рассказывал о последних новостях, возмущался, что озеро, где он рыбачит, погибает, поскольку недотепы из "Сельхозхимии" спустили в воду несколько цистерн аммиака, что продолжаются вырубки старинных лесопосадок по краям дорог, - будто бы ради расширения пахотных угодий, и эта близорукость ударит по людскому здоровью: и хлеб, и овощи в полосе дорог ядовитые…
Доктор кивал головой.
- Люди не пытаются узнать о самых существенных своих интересах - как это назвать? Дикостью? Нищетой духа? Все гнусности на свете творятся людьми - и теми, которые причиняют страдания, и теми, которые помогают, и теми, которые терпят. Все они приближают время общей погибели… Думать, думать теперь надо, каждому думать, прикидывать общие интересы на завтрашний день. Иной за десятку готов реку вспять повернуть, а то, что его сыну и внуку придется тысячи занимать, чтобы с голоду не умереть, об этом в башке и не ворохнется… Типичная картина: тракторист или шофер остановился, кого-то ожидает, мотор работает, облако газа вокруг, а он спокойно сидит в кабине, - ни малейшего понятия о коллективе и его интересах. И таких, увы, много, которые ни в чем не усомнятся, сделают, что прикажут, любую бумагу подпишут, любое решение одобрят.
- Да, - горько сказал лесник. - Многие оценивают мир только по тому, уютно живется в мире лично им или неуютно. Невежды, они растрачивают свои энергетические запасы на пустую борьбу с соплеменниками и поэтому ничего не достигают, ничего не значат для себя, для семьи, для народа, для планетной общины. Предназначение человека - не в том, чтобы побивать себе подобных, а в том, чтобы овладеть истиной жизни, получить полное право на свое время, на пространство, в котором разворачивается судьба. Гармония бытия - не пустое слово.
- Слыхал? Учись, - обратился доктор к Иосифу, показывая на лесника. - Не трать силы на пустяки, не ограничивай себя бесконечными проблемами собственного быта!..
После обеда доктор сунул под мышку какую-то книгу, взял складные кресла и привел Иосифа на поляну, со всех сторон укрытую густым ельником.
- Твои знания о добре - пока самые поверхностные. Немного стоит добрый поступок, совершенный от здоровья и хорошего настроения. Добро - тогда добро, когда служит добру, вызывая ответное добро… Истинно добрый - кто далеко видит и твои, и свои, и общие интересы. Только он способен открыть в человеке его простор, и тогда человек понесет по свету новую доброту. Это одно из величайших свершений, на которые мы способны, - побуждать к добру других людей. - Он расставил кресла. - Тебе необходим свежий воздух. В сущности, ты переутомился. Вот я и подкреплю твою нервную систему… Располагайся в кресле поудобнее. Как только я начну читать, закрой глаза и слушай мой голос. Моя задача - возбудить в тебе новую энергию, привести в такое пограничное состояние, когда начинается спонтанное поступление собственных ресурсов… Помни: ты частица мироздания, ты не выше и не ниже реки, травы, облаков. Ты утратил связь со многими явлениями мира, но способен ее восстановить… Суета - это первичное, календарное время. Есть время вечности - когда открывается сущность вещей и понятий. Твое время сейчас - не на стрелках часов, твое время - в тепле солнечного луча, в дыхании ветра, в звуке моего голоса… Расслабься, вздохни спокойно, нет места больше хаотическому движению в поле суеты, вектор твоего духа - бессмертие. Смертное существо, ты полный властелин своего бессмертия…
Доктор Шубов стал читать книгу - монотонно звучали слова. Они вытесняли беспокойство, внушая, что подлинная правда жизни витает над всеми событиями дня или года. Иосиф утратил самоощущение, зато шум ветра в темных кронах елей стал сильнее и многозначительнее; солнечные лучи, падая на лицо, уходили к душе, и там происходило что-то, чему нет названия в неразвитом еще человеческом языке. Мысль освобождалась от всех стеснений, все легче и свободнее парила она в пространстве, и само пространство было уже не тем, которое видят перед собою, а другим, которое не видят, - оно лишь смыкается со зримым пространством и уходит от него в бесконечность…
5
Пахло снегом. Густые хлопья медленно опускались на голую землю, на пожухлые травы, на скалы.
Дали были замутнены. Иосиф опасался, что пройдет стороной людское поселье и тем погубит себя: в этих необозримых долинах, где столько непуганой птицы и зверя, человеку нужен, необходим сотоварищ: сегодня ты подранишь камнем зайца или куропатку, но завтра, подобно куропатке, станешь добычей медведя или тигра, одному не устоять в этом вечном состязании выносливости и силы, осторожности и опыта.
Снегопад усиливался, идти становилось все труднее. Возле высоких скал Иосиф решил переждать непогоду. Только выбрал укромное местечко с подветренной стороны, как тут же почуял приближение какого-то крупного зверя: сначала посыпались камни, а потом стал слышен и тяжелый топот.
Иосиф осторожно выглянул из укрытия, пытаясь пораньше распознать опасность. Рука сжимала заостренный камень.
Внезапно донеслись людские голоса - кричали охотники. Через минуту у ручья, берегом которого только что прошел Иосиф, показался огромный мамонт.
Зверь уходил от погони достойно - не срываясь в трусливый бег. Необычайно чуткий, теперь он ничего не слышал из-за звуков собственного движения.
Вот он прошел совсем рядом - мелькнули загнутые вверх бивни; терпко пахнуло разгоряченным телом, укрытым космами шерсти, - у брюха они свисали свалявшимися, грязными сосульками. Иосифу показалось даже, будто он разглядел скошенные глаза, выражавшие обиду и презрение.
Мамонт свернул возле скал и стал спускаться к реке, двигаясь наискось так, чтобы не поскользнуться, - сдвинутые камни и разворошенная глина обозначили его путь.
"Зверь уйдет, если переберется через реку. Он отлично плавает, хотя и остерегается зимней воды…"
Выждав еще немного, Иосиф направился в ту сторону, где должны были быть охотники. Он не боялся встречи с ними: обычай всех племен строго запрещал причинять вред чужаку, если он никого не обидел; напротив, люди обязаны были накормить и обогреть пришлеца, а если это малый ребенок, то и сыскать ему кормилицу. Это невесть когда и кем установленное правило торжествовало на всем обитаемом пространстве, и, кажется, не было еще случая, чтобы его нарушили.
Временами Иосиф замирал на месте и вслушивался, но не различал иных звуков, кроме ветра, шороха снежинок да гомона ворон, доносившегося из леса за рекой.
"Э-ге-гей!" - призывно закричал Иосиф. Раз, другой, и охотники, правильно истолковав крик, изменили направление движения. А вскоре разом обступили Иосифа.
Эти люди имели жалкий вид, но Иосиф ничем не выдал своих чувств, - высокомерие и насмешка считались самым грубым оскорблением.
Охотники были смуглы, у каждого на шее - амулет, на бедрах - понёва из шкуры мелкого зверя мехом наружу, скорее всего кошачья или заячья.
- Эй, человече, - сказал, почтительно поклонившись и опустив свое копье, старший из охотников. - Ты не видел, куда побежал мохнатый зверь?
- Туда, - показал рукою Иосиф. - Зверь выбился из сил. Если его преследовать, к полудню добыча станет вашей.
Охотники посовещались. Никто не навязывал своего мнения, каждый только ответил на вопрос старшего.
- Мохнатый зверь силен и опытен, - сказал старший охотник. - Удача миновала нас, мы не подготовили второй ловушки, а копьем взять этого великана невозможно. Мы возвращаемся домой. Если хочешь, ступай с нами.
Иосиф поклонился и молча пошел за людьми, так же молча потянувшимися вслед за старшим охотником.
Никто не озирался на Иосифа, никто ни о чем не расспрашивал. Разговаривать на охотничьих тропах не полагалось, расспрашивать же незнакомца считалось нарушением воли богов.
Примерно через час пути, когда Иосиф уже совершенно выбился из сил, подошли к обрывистому холму, у подножия которого темнела пещера. Неподалеку молодые женщины палками выбивали из расстеленной на земле шкуры мамонта грязь и пыль, вычесывали шерсть деревянными гребнями, похожими на грабли.
Следуя приглашению старшего охотника, Иосиф, нагнувшись до пояса, ступил в пещеру. На миг ослеп от темноты. В нос ударил смрад скученного жилья.
Приглядевшись, увидел сбоку от входа небольшой костер. В глубине вместительной пещеры угадывались люди, слышался приглушенный скулеж грудных детей.
- Слава богам и хранителям рода! - старший охотник поклонился огню и тронул рукой старейшину, шевелившего угли. - Сегодня мы упустили добычу: злые духи повернули мохнатого зверя на тропу, где не было ловушки. После трапезы возобновим загон… А это - встреченный человек из чужого племени.
Старейшина, бородатый мужчина лет сорока, худой, болезненного вида, указал Иосифу место подле себя.
- Можешь подремать, человече, - сказал он. - Здесь тепло, а блохи перед трапезой кусают не так сильно, как после…
Иосиф только у очага почувствовал, как перемерз. Наслаждаясь теплом, он старался разглядеть обитателей пещеры, отметив про себя, что жизнь их далеко не проста и не радостна, - впрочем, в нем говорили предрассудки, навязанные цивилизацией, поклоняющейся вещам и личным удобствам.
С удивлением он установил, что больным и слабым людям отведен самый низкий и холодный угол пещеры. Было очевидно, что те члены общины, от которых уже нельзя ожидать прибыли для общего дела, не пользуются большой заботой и вниманием. Иосифу показалось это несправедливым - забыть о добре, которое принесли люди в пору своей молодости и силы. Но в племени господствовала другая, освященная веками мудрость: все преимущества - тем, кто поддерживает крепость и славу рода, хранит предания, умеет врачевать и добывать пищу…
Немощных стариков в пещере было немного - трое или четверо. Столько же и матерей с младенцами. Всем остальным оставаться в пещере не полагалось, они выполняли какую-либо работу: готовили дрова, чистили шкуры, шили одежду, обрабатывали куски кремня, чтобы получить скребки или наконечники для копий и стрел…
Неожиданно Иосиф почувствовал прикосновение: старейшина с интересом пощупал его вельветовую куртку.
- Человече, - тихо сказал он, - за твое одеяние, сделанное, верно, из очень мягкой кожи, я готов дать целую корзину яиц куропатки. Это большое лакомство.
Иосиф поразился предложению. Обычай разрешал торги только в особых случаях. Кажется, старейшина вообще не смел заводить разговор на эту тему.
Чтобы выиграть время, Иосиф спросил:
- Где ты держишь яйца куропатки?
- Покрытые пчелиным воском, они сложены в корзину, а корзина опущена на дно ручья. Так поступали предки.
"Предки никогда не понуждали к обмену", - подумал Иосиф и, закрыв глаза, сделал вид, что погрузился в дрему.
Но старейшина, видимо, крепко пленился мягким вельветом, потому что вновь ощупал его пальцами:
- Я добавлю тебе то, что мы жертвуем для духов земли и неба, - орехи и толченые целебные корни с янтарным медом.
Иосиф и ухом не повел, зная, что племя обычно жестоким образом карает старейшину, изобличенного в непочтении к обычаям, а заодно казнит и всякого из причастных.
- Отвечай же, пришлец!
- Я вижу, в твоем племени не принято укрывать от холода тело. Ни боги, ни люди не простят уклонения от обычая.
- Чепуха, - возразил старейшина, озираясь, однако. - Мне больше по нраву обычай твоего племени: зачем изнурять тело непогодой, если можно укрыть его шкурой, не стесняющей движений?.. Нам досталось от старины много обычаев, которые следовало бы искоренить. И прежде всего возмутительный предрассудок, будто большинство собрания знает толк во всяком деле.