В Мцхете чекистам удалось задержать руководство "Комитета независимости Грузии": председателя князя К. Андроникашвили, членов ЦК национал-демократов Я. Джавахишвили и М. Ишхнели, члена ЦК СДПГ(м) Ж. Джинорию, члена КНГ от партии грузинских эсеров М. Бочоришвили. Уже 5 сентября они обратились к повстанцам с призывом сложить оружие. Только князю Константину Чолокашвили удалось спастись: в конце 1924 года он вместе с частью своих бойцов бежал через Турцию во Францию.
Параллельно шла антименьшевистская кампания по отработанной схеме: митинги на заводах с требованием расстрела всех причастных к мятежу, в прессе публиковались письма трудящихся с подобными признаниями: "при меньшевиках жилось не то, что теперь, свободы не было никакой". Сообщалось, что 17 тысяч рабочих и крестьян с проклятиями покинули предательские ряды партии меньшевиков. Собрали совещание делегатов всегрузинского съезда бывших меньшевиков. Хотя среди участников восстания большинство составляли рабочие Чиатуры и крестьяне Мегрелии, пресса указывала, что все это интриги бывших помещиков. Как говорил секретарь Аджарского обкома партии Леван Гогоберидзе:
Вы знаете, товарищи, что в Грузии дворянство составляет 6 процентов населения. Это необыкновенный процент, которого нет ни в одной другой стране. Даже в Польше, стране панов, число дворян достигает 4 процентов. Мы должны сократить в Грузии процент дворянства.
Особую жестокость проявляли красноармейцы и чекисты в первые дни подавления восстания. Рассказывают о сотнях и тысячах жертв, расстрелянных без суда и следствия. В грузинском эмигрантском журнале "Кавкасиони" в 1964 году описывался такой эпизод:
В Чиатуре хватали всех, кто попадется под руку, даже тех, кто не участвовал в восстании, загрузили в эшелон, как будто для отправки в Тифлис, но у станции Квирила расстреляли из пулеметов запертых в вагонах людей. Никто из них не смог выжить.
Эта история широко известна в Грузии, и даже полноразмерный макет изрешеченного пулями вагона был выставлен при президенте Михаиле Саакашвили в Музее оккупации в Тбилиси. Но никакими архивными материалами, впрочем, этот случай не подтвержден, а столь странный способ казни вызывает сомнения.
Победители не только не скрывали, что расправились с восставшими жестко и кроваво, но этим бравировали. "Эти господа, эти "герои восстания", дали нам возможность немного прочистить свои ружья", – говорил Серго Орджоникидзе. Ему вторил еще один видный грузинский секретарь ЦК КП(б) Грузии Михаил Кипиани: "Наше ЦК уничтожило меньшевисткое ЦК. Сейчас они либо в холодной земле, либо в составе нашего ЦК".
Репрессии продолжались и после поражения восстания. В своем выступлении в Москве Серго Орджоникидзе заявил: "В массовых расстрелах мы немного переборщили, но с этим уже ничего не поделаешь". Сотни меньшевиков оказались на Соловках и в сибирской ссылке.
Есть основания полагать, что позиция Берии в вопросе о репрессиях была чуть более взвешенной, чем у его начальников. Об этом свидетельствует письмо Берии к Орджоникидзе в 1932 году, где он оправдывается за якобы произнесенные им при коммунистическом вожде Абхазии Несторе Лакобе весьма нелицеприятные для Орджоникидзе слова:
Дорогой Серго, как могли Вы хоть на минуту допустить мысль о том, что я когда-либо где-либо или кому-либо, в том числе и Н. Лакоба, мог говорить столь нелепые, фантастические и даже контрреволюционные вещи вроде: "Серго в 24 году в Грузии перестрелял бы всех грузин, если бы не я".
Вне зависимости от того, правильно ли передал Лакоба слова Берии, они вполне могли соответствовать истине. О кровожадности и горячности Орджоникидзе в 1924 году было широко известно. Берия же до начала Большого террора предпочитал пользоваться "острыми методами" избирательно. Лаврентий Павлович как человек в душе беспартийный и циничный не любил делать лишних движений. Да и в ОГПУ времен Дзержинского ценилась не только кровожадность, но и умение вести тонкую оперативную игру, которой массовые казни противопоказаны.
Берия победил меньшевиков раньше, чем прозвучали первые выстрелы. Он сумел обезглавить и морально обезоружить восстание еще до его начала и не сомневался в его провале. Потому Лаврентий Берия писал о мятежниках, решившихся в этой ситуации поднять оружие, с некоторым снисхождением и сожалением:
В истории очень часто можно встретить людей, которые в своем ослеплении политической борьбой теряют всякую перспективу и из революционных деятелей превращаются в политических авантюристов.
В начале марта 1925 года председатель Всесоюзного Исполнительного комитета Михаил Калинин, находившийся в Грузии, призвал к амнистии участников восстания. И тех, кого не расстреляли, в том же году выпустили. Впрочем, всех их в дальнейшем ожидала одинаковая судьба – во время Большого террора 1930-х их расстреляют практически поголовно. Под руководством Лаврентия Берии.
Расследование дел главарей восстания длилось почти целый год. 16 июля 1925 года в Тбилиси начинается открытый процесс над Паритетным комитетом руководителей восстания. Перед Верховным судом Грузии предстало 47 подсудимых, 57 свидетелей. Судьями были известные грузинские большевики Г. Вашадзе, И. Стуруа, К. Цинцадзе. Главным обвинителем выступил М. Окуджава, общественным обвинителем – С. Кавтарадзе.
Подсудимым инкриминировалась организация восстания, связь с заграницей, теракты, шпионаж, измена Родине. Если первый пункт обвинения был очевидным, то шпионаж и измена Родине выглядели малоубедительно. Теракты же вообще носили скорее опереточный характер. Планировалось ограбление казино, подпольного картежного притона, налет на почтовый вагон, уже упомянутые покушения на Ворошилова и Склянского, организация крушения поезда с курсантами, похищение Мдивани и Махарадзе и даже убийство Дзержинского. Реально удалось только ограбление поезда на станции Бослеви 4 января 1923 года. Добыча составила 2 миллиона рублей. Попытка ограбления скорого поезда Батуми – Москва, предпринятая 2 сентября 1923 года, была пресечена чекистами. Все экспроприаторы были арестованы на станции Чина еще до прихода поезда.
Отдельно рассматривалась деятельность так называемых банд. Самой многочисленной – 600 человек – была банда Константина Челокаева. Она действовала в Хевсуретии и Кахетии. В Горийском уезде действовали два отряда: Лашкорашвили со своими людьми подчинялся партии федералистов, а Касрадзе – меньшевикам. В Гурии орудовала банда Гогии Глонти. Впрочем, в убийстве коммунистов обвинялись только абреки Касрадзе. 10 февраля 1923 года в селе Лихаури они застрелили военкома Оболадзе и красных командиров Саникадзе и Чубунидзе.
Важный сюжет – попытка установить связь с Северным Кавказом. Рассчитывали организовать там армию из 90 тысяч вооруженных горцев. Член ЦК партии национальных демократов Циннамдгаришвили встретился в Грозном с чеченским полевым командиром Али Митаевым и казацким атаманом Мидюшкиным. С последним у национал-демократа вышел горячий спор о будущих границах между Россией и Грузией. В результате атаман примирительно заметил: "Сначала убьем медведя, потом будем делить его шкуру". Но все равно армии горцев, желающих "убить медведя", Грузия так и не увидела.
Хотя методы следствия были значительно более "либеральными", чем будут в 1930-е годы, чекистам под руководством Берии удалось сломить волю арестованных, запутать их, заставить давать показания друг на друга. Все это позволило сделать судебный процесс образцово-показательным. В отличие от Московского и Бакинского процессов правых эсеров, здесь все прошло без сучка и задоринки.
Подавляющее большинство подсудимых, за исключением Ясона Джавахишвили, активно сотрудничали со следствием, раскаивались, задним числом считали восстание плохо подготовленной авантюрой. Среди оппозиционеров, особенно меньшевиков, шла непрерывная дискуссия о том, не надо ли сотрудничать с грузинскими большевиками и пытаться расширить автономию Грузии легальным путем. Они понимали, что с 1922 года находились под колпаком у чекистов, которые раз за разом арестовывали их вожаков.
Приговор был относительно мягким. Прокурор Михаил Окуджава требовал расстрелять семь человек. Приговорили к смертной казни четверых и тут же заменили расстрел на десятилетнее заключение. Подавляющее большинство обвиняемых получили три года заключения, двое – пять лет, двое – восемь.
Победить меньшевиков одним ударом не удалось. Об этом свидетельствует подписанная Л. Берией докладная записка о положении в Грузии по данным ГрузГПУ от 30 июня 1927 года:
В мае 1925 года в подполье проходит четвертый грузинский нелегальный съезд меньшевиков. Сильнее всего позиции подполья в Гурии. Тамошняя организация партии состоит из 3000 человек во главе с Милосием Сихуралидзе. 40–50 из гурийцев вооружены и состоят в союзе с "немногочисленной, но великолепно вооруженной бандой Гунтайшвили".
С грустью глава ГПУ констатирует:
Гурийские меньшевики популярны, их охотно укрывает население.
Второй по численности чекисты считали кутаисскую организацию – 1450 человек и две типографии. В Тифлисе меньшевиков в подполье более пятисот. В 1926 году было арестовано 910 подпольщиков, 280 из них высланы за пределы Грузии.
Эмигрантское правительство постоянно засылало через турецкую границу своих эмиссаров. В июне 1927 года пограничники задержали при переходе советско-турецкой границы Ивана Карцивадзе. Он оказался ответственным эмиссаром заграничного парижского бюро ЦК меньшевиков. У Карцивадзе изъяли сумку писем для передачи деятелям подпольных организаций меньшевиков. Это были новые директивы, написанные Ноем Жордания и Ноем Рамишвили по подготовке нового восстания. Но этому восстанию не суждено будет даже начаться.
Режиссер театра Руставели Сандро Ахметели возглавлял по оперативным данным националистическую организацию. Власти провели чистки тифлисского учительства и студентов консерватории. С работы были выгнаны 50 учителей и исключены 20 студентов. Удалось провести удачную операцию по перевыборам каталикоса – 26 мая 1927 года этот сан получил вполне лояльный к власти Христофор.
Продолжалось разоружение населения. В 1927 году было сдано или изъято 7503 винтовки и 275 револьверов. Свою записку Берия заканчивает предложением позволить ГПУ Грузии иметь собственную резидентуру в Париже, для того чтобы иметь возможность контролировать грузинскую эмиграцию.
В 1930-е годы закавказским чекистам удалось обзавестись мощной агентурой в кругах грузинской эмиграции. В немалой степени именно эти успешные операции привлекли внимание Серго Орджоникидзе к руководителю секретно-политической части ОГПУ Л. Берии, и именно в этом контексте о Лаврентии Павловиче узнал и Иосиф Сталин.
9 сентября 1925 года руководитель коммунистов Закавказья С. Орджоникидзе писал Сталину:
Дорогой Сосо… Ты, наверное, помнишь Коцию Сулаквелидзе, несколько месяцев тому назад он нелегально вернулся из Берлина для работы. Но скоро был арестован в Батуми. Побыв около двух месяцев в "институте" Берии, разрешился замечательным письмом. Впечатление от него хорошее. Заявил, что всемерно будет работать с нами против меньшевиков.
Завтра будет письмо председателя Кутаисского уездного комитета и члена ЦК (меньшевиков) Чеишвили, результаты "благотворного" влияния Берии.
Из этого письма совершенно очевидно, что уже в 1925 году Сталин прекрасно знал о существовании Лаврентия Берия, иначе Орджоникидзе написал бы о нем подробнее.
Главный чекист Грузии
С самого начала у Берии в Грузии был ряд карьерных преимуществ. Подавляющее большинство руководителей связей с Кавказом до этого не имели и прибыли из России с 11-й армией. Именно на основе особого отдела этой армии и была сформирована Грузинская ЧК. Лаврентий Берия был грузином, кроме того, знал и азербайджанский язык. С другой стороны, он не был обременен связями с руководством Грузии. Вся грузинская партийная номенклатура состояла из людей, знакомых еще с дореволюционных времен, прошедших тюрьмы, подполья, часто породнившихся друг с другом. На Кавказе вообще очень важны дружеские и родственные отношения. Предать человека своего круга невозможно.
В 1920-е годы сначала московское руководство ЧК, а затем и руководство страны видят в Берии объективного, не связанного обязательствами с местной элитой представителя центральной власти. В январе 1924 года он выполняет важнейшее распоряжение, исходящее наверняка от самого Генсека Иосифа Сталина.
21 января 1924 года умер Ленин. Между тем еще во время его тяжелой болезни в партии несколько лет шла борьба между сторонниками самого известного после Ленина коммунистического вождя Льва Троцкого и большинством номенклатуры, вождями которой были Иосиф Сталин, Лев Каменев и Григорий Зиновьев. Вопрос о том, кого видел своим наследником Ленин, кто является самым правоверным ленинцем, становится важнейшим политическим вопросом внутрипартийной борьбы. Как раз в это время у Троцкого обострилась хроническая малярия, и по решению ЦК он отправился на лечение в Сухуми. Когда Лев Давыдович узнал о смерти Ленина, он, несмотря на болезнь, хотел вернуться в Москву, чтобы принять участие в похоронах. Но, согласно его воспоминаниям, был обманут.
21 января застигло нас на вокзале в Тифлисе, по пути в Сухум… Я соединился прямым проводом с Кремлем. На свой запрос я получил ответ: "Похороны в субботу, все равно не поспеете, советуем продолжать лечение". Выбора, следовательно, не было. На самом деле похороны состоялись только в воскресенье, и я вполне мог бы поспеть в Москву. Как это ни кажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон.
Троцкий продолжил свое лечение. И уже на следующий день в Сухуми его посетил Лаврентий Берия. Любопытно, что Москва выбрала в качестве информатора и даже доверенного лица не кого-то из местных руководителей, например старого большевика Могилевского или главу Грузинского ЧК Кванталиани, а мало кому известного чекиста. И рапортует о результатах встречи с Троцким Берия не своему непосредственному начальству, а через их головы прямо в Москву.
Лев Троцкий в тот момент смертельно опасный для партийной верхушки человек. Наркомвоенмор, председатель Реввоенсовета – за ним Красная армия и флот. Кроме того, он знаменитый оратор, способный поднять массы, самый известный в мире после Ленина российский коммунист. Донесение Берии – очень осторожный текст. В нем содержится исключительно важная информация, при этом Берия не позволяет себе выказывать личного отношения к Троцкому. Ведь кто его знает, чем закончится внутрипартийная борьба и кто в итоге победит.
Телеграмма
зам. председателя Грузинской ЧК Берии
Ягоде о посещении Троцкого в связи с кончиной Ленина.
Передать тов. Ягоде для срочной передачи
тов. Сталину или Орджоникидзе
22 января посетили тов. Троцкого и сообщили ему наше мнение о том, что ему в какой бы то ни было форме необходимо высказаться в связи со смертью Ильича. Болезнь не дала возможность ему выступить на открытом собрании. Написал статью, которую мы передали по радио. В беседе с нами т. Троцкий, между прочим, сказал следующее: он не верит в возможность какого бы ни было раскола в нашей партии. Политический уровень нашей партии даже молодой ее части высок. Во всяком случае, если что-либо и было возможно, это не будет с его стороны. Последние слова он повторил 4 раза. В общем, он не мыслит раскола партии. По его мнению, предстоящий партийный съезд разрешит все насущные вопросы нашего хозяйства и практические вопросы смычки с крестьянами. По его мнению, предстоящая весна будет решающая в вопросе о взаимоотношениях с крестьянами.
Международное положение он считает формально благоприятным, однако этот вопрос ставит в зависимости от внутреннего положения нашего Союза. Тов. Троцкий считает, что его последняя брошюра подверглась незаслуженным нападкам, ему приписывается то, о чем по существу он не писал. Смерть Ильича сильно подействовала на него. Он считает, что в данный момент особенно необходима сплоченность. Он считает, что партия окажется достойной того, кто эту партию создал. Ленина может заменить только коллектив. Чувствует себя т. Троцкий неважно.
23/I-24 г. Зампредчека Берия
Любопытно, что это донесение адресовано не председателю ОГПУ Феликсу Дзержинскому, а второму его заместителю Генриху Ягоде, доверенному человеку Сталина. Это означает, что уже в начале 1924 года Берия был человеком Сталина на Кавказе. Обращает также на себя внимание наблюдение Берии, что Троцкий четыре раза повторил слова о том, что раскол в партии не будет инициирован с его стороны. С одной стороны, чекистский профессионализм, с другой – демонстрация служебной старательности. Если Троцкий четыре раза что-то повторил, значит, четыре раза об этом заводили речь. Москва может спать спокойно, задание выполнено со всей серьезностью.
Множество версий существует по поводу карьерного взлета Берии, который уже в 1926 году в возрасте 27 лет стал главой Грузинского ОГПУ. Например, говорили о подстроенной им авиакатастрофе, в которой погиб председатель Закавказского ЧК Могилевский. Но, во-первых, эта смерть никак не повлияла на служебное положение Берии, формально он так и оставался второстепенной фигурой. Во-вторых, так могут рассуждать только люди, не понимающие реалий 1920-х годов. Можно предположить, что Сталин уже тогда начал устранять некоторых своих противников, хоть это и не доказано. Но представить, чтобы Берия принял решение такого уровня, просто невозможно.
Еще один сюжет связан со смещением Епифана Кванталиани, непосредственного начальника Берии, с его поста председателя Грузинского ОГПУ. Многие авторы рассказывают забавную историю с грузинско-турецким колоритом. В Тбилиси прибыла важная делегация из Анкары. Грузинские чекисты тут же развернули операцию по вербовке турков. Якобы на одном из застолий грузинские огэпэушники настолько увлеклись вербовкой и напились вина, что подрались с упрямыми турецкими дипломатами. Все, конечно, возможно: грузины любят застолье, турки, как мусульмане, пьют мало.
Надо сказать, Турция времен Ататюрка была одной из немногих дружественных СССР стран. Поэтому случившееся стало причиной серьезного разбирательства в Москве. Вопрос касался дипломатического престижа и жесткие оргвыводы были неизбежны. Епифана Кванталиани сняли с должности. Его место занял заместитель – Лаврентий Берия.
Сын Кванталиани утверждает, что Лаврений Берия сознательно подставил его отца. Но никаких доказательств тому нет. В любом случае, в этой ситуации Берия оказался сильнее своего шефа и как чекист, и как политик. Тем более, даже враги замечали: Лаврентий Павлович никогда не напивался вдрызг. Дело этого не любило.
Карьера Епифана Кванталиани была навсегда разрушена. Он занимал незначительные номенклатурные позиции в руководстве Грузии, работал в ЦКК, заведовал почтой и телеграфом, служил заместителем начальника Закавказской железной дороги. В 1937 году его арестовали и расстреляли.