ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА - Георгий Эдельштейн 15 стр.


Архиепископ Александр - один из самых молодых архиереев Московской Патриархии. Он блестяще опроверг широко распространенную гипотезу, что сергианство умрет само по себе, когда уйдут на покой архиереи хрущевско-брежневского постав-ления. Епископы Московской Патриархии, рукоположенные в 90-е годы, точно такие же сергианцы, как те, кого рукополагали в годы самого гнусного застоя и гонений на Церковь. Любой из новопоставленных сегодня не скажет ни слова правды, ибо они по-прежнему спасают Церковь, такая у сергианцев харизма.

Три года назад специальная комиссия Верховного Совета РСФСР опубликовала документы о сотрудничестве высших иерархов Московской Патриархии с КГБ. На Архиерейском Соборе 1992 года была избрана комиссия из восьми молодых епископов для изучения этих документов и проблемы в целом. Председателем комиссии избрали епископа Александра. Единственный плод работы комиссии - она похоронила проблему, не изучив ни одного документа, не проведя ни одного заседания. Если архиепископ Хризостом говорит, что он долго не простит тому, кто оскорбит память митрополита Никодима, архиепископ Александр, думаю, никогда не простит тому, кто попытается расспра-

122

шивать его о работе комиссии. Самая дурная характеристика в Московской Патриархии - стремительное продвижение по иерархической и служебной лестнице. Так продвигался, например, митрополит Воронежский Мефодий, о котором Хризостом во всеуслышание заявил, что он - офицер КГБ и атеист. Примерно так, же стремительно продвигается сегодня вверх по служебной лестнице архиепископ Костромской и Галичский Александр. В невиданно короткий срок он был возведен в сан архиепископа, перепрыгнув через головы двадцати своих собратьев-епископов, рукоположенных раньше его. Одна из главных его заслуг - успешное руководство мертворожденной комиссией. Я вполне готов допустить, что какие-то выводы комиссии Верховного Совета были ошибочными, я даже готов допустить, что вся работа той комиссии под председательством Льва Пономарева была тенденциозной, а все до единого выводы - ошибочными. Пусть об этом скажет и пусть это докажет комиссия Патриархии, руководимая моим правящим архиереем.

Недавно в Москве завершился Архиерейский Собор. Какие-то восторженные журналисты поспешили провозгласить в газете "Русская мысль", что он имел эпохальное значение, ибо агрессивные правые якобы потерпели на нем сокрушительное поражение. Восторжествовали идеи открытости миру, экуменизма, языковой реформы. Все это должно вселить в нас оптимизм.

Мне кажется, что все эти судьбоносные решения столь же важны и интересны, как классический спор остроконечников с тупоконечниками. Полемика в парламенте государства Блефуску безразлична для дальнейших судеб православия. Просто в Московской Патриархии все более прочные позиции занимают последователи митрополита Никодима (Ротова), он был всемирно известным сторонником открытости, экуменизма, языковой реформы, как, впрочем, и тот митрополит, о котором архиепископ Хризостом сказал, что он - настоящий кагэбэшник и атеист.

Бурная полемика вокруг "либеральных" приходов московских священников о. Александра Борисова и о. Георгия Кочеткова19 в конечном счете полезна только Священному Синоду и ОВЦС: она отодвигает в тень и скрывает подлинные язвы Патриархии, создает видимость "жизни", "полемики", "реформы" там, где безраздельно господствуют застой и коррупция. Общеизвестно, что планы участия Московской Патриархии в работе Всемирного Совета Церквей разрабатывались митрополитом Никодимом

123совместно с высокопоставленными чекистами или, точнее, высокопоставленными чекистами совместно с митрополитом. Они были утверждены на печально известном Архиерейском Соборе 1961 года, когда была поставлена задача тотального разгрома православия. Собор принял два решения: устранить настоятеля от руководства приходом и аннулировать без обсуждения все предыдущие постановления об экуменизме. Первое решение уже отменено, второе, к сожалению, даже не обсуждалось.

Определяющими для судеб Русской Православной Церкви являются вопросы восстановления соборности, замена ею принципа "демократического централизма", а попросту - авторитарного правления. Возвращение к решениям Поместного Собора 1917-1918 годов. Отвержение сергианства и всеобщее покаяние. Объединение разрозненных ветвей Русской Православной Церкви. Все это фактически разные аспекты одной проблемы, грани краеугольного камня. Сравнение наших якобы "посткоммунистических" дней со Смутным временем стало газетной банальностью, об этом сотни раз писали десятки журналистов. Они подробно анализировали экономические, политические, юридические, экологические и все прочие причины постигшей Россию катастрофы, все ближе подталкивающей нас к краю бездны, но неизменно проходили мимо православной Церкви. В системах большинства российских любомудров православие играет такую же роль, как в историографии Ричарда Пайпса. Да и в жизни у нас православие - не становой хребет общественного существования, а некий фестончик, пришитый сбоку ради красоты как дань моде. В день инаугурации Его Святейшество первым поздравил президента после произнесения клятвы и как бы благословил его, "да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте". А президент, по установившейся доброй традиции, в день тезоименитства приезжает поздравить Его Святейшество и дарит ему роскошный букет, центральные телевизионные компании радуют зрителей высокохудожественным концертным исполнением евхаристического канона. Иногда Церковь годится для миротворческих миссий, если высокие враждующие стороны норовят выиграть время и объегорить друг друга.

Не надо прятать голову под крыло: ни лжесимфонией Московской Патриархии с посткоммунистической олигархией, ни феерическими телешоу из Успенского Собора Московского Кремля, ни самыми развысокохудожественными концертами ду-

124

ховной музыки Смутное время не одолеть и не избыть. Известный русский мыслитель И.А. Ильин более сорока лет назад писал: "Русские летописи пишут о Смуте, что она была послана нам за грехи, - "безумного молчания нашего ради", т. е. за отсутствие гражданского мужества, за малодушное "хоронячество" и "непротивление злодеям""20.

Коренной порок Московской Патриархии в том, что мы, усвоив сергианскую доктрину, неизбежно превратились в интегральную часть эсэсэсэровской государственности, стали колесиком и винтиком в дьявольской машине. Вера отеческая, вера православная, молитва и таинства - сами по себе, а функционирование церковного аппарата - само по себе. И естественно, став совслужащими, функционеры утратили способность к различению добра и зла, правды и лжи. Отсюда - спасение Церкви бесстыдной ложью, отсюда лжесвидетельства о Новомучениках, отсюда все формы маклаческого политиканства, отсюда страстные, надрывные обличения фашистских зверств в Катыни, американской агрессии в Корее, бактериологической войны где-то в Индокитае. Отсюда всесторонняя поддержка любых "национально-освободительных" движений и самых людоедских террористических банд и помпезные форумы ангажированных "борцов за мир". Отсюда активное участие в эмгэбэшной затее "Львовского собора" и ликвидация унии21, обернувшаяся страшной трагедией для всей Западной Украины. Отсюда ежегодные Рождественские (!) и Пасхальные (!) послания Святейших Патриархов и всех правящих архиереев, десятилетиями пакостивших каждую Праздничную Литургию, когда с церковных амвонов зачитывались гнусные коммунистические агитки. Желающим за давностию лет позабыть холуйское поздравление к 70-летию "Богоизбранного Вождя-Генералиссимуса" могу напомнить совсем свеженькое богомерзкое Послание к 70-летию Великой Октябрьской Социалистической Революции. Под ним подписи ныне здравствующих и заседающих членов Священного Синода. Зачитывали все эти Рождественские, Пасхальные и Юбилейные опусы мы, священники Московской Патриархии, на нас и вина: через нас грех входил в мир, мы вливали яд коммунистической пропаганды в уши наших словесных овец. И от тех слов своих осудимся.

И опять И.А. Ильин: "Правда и ложь смешались воедино. Добро и зло стали неразличимы. А за годы войны и официальная Церковь была вовлечена в эту систему лжи". "Одежда не гаранти-

125рует ничего. Разве иерочекисты, прилетавшие в Париж и соблазнившие митрополита Евлогия и митрополита Серафима (Лукьянова), - были не в рясах? Разве шулер не выдает себя слишком безукоризненным фраком и белоснежной сорочкой с бриллиантовыми запонками?"22.

После войны прошло пять десятилетий. За эти годы система лжи стала и более нахрапистой, и более тотальной, и более изощренной. И рясы стали более безукоризненными, куколи и клобуки - еще более белоснежными, кресты на них и на драгоценных митрах засверкали еще более крупными бриллиантами. Правда, нередко - фальшивыми.

"Русский народ нуждается в покаянии и очищении, - писал И.А. Ильин. - Десятки лет суще-дьявольского большевизма уже очистили одних и затоптали в грязь других. И вот, очистившиеся должны помочь неочистившимся восстановить в себе живую христианскую совесть, веру в силу добра, верное чутье к злу, чувство чести и способность к верности. Без этого - Россию не возродить и величия ее не восстановить. Без этого русское государство, после неминуемого падения большевизма, расползется в хлябь и в грязь. И напрасно кто-нибудь стал бы утверждать, что этот процесс стал возможным и даже уже начался после предательского "конкордата между большевиками и так называемой патриаршей церковью". Этот конкордат мог только запереть те священные двери, которые ведут в глубину души к слезному покаянию и волевому очищению. Чудовищно предлагать русскому человеку доверие к чекистам и получекистам! Растленно думать и говорить о том, что таинство покаяния может совершаться перед антихристом"23.

Прошло без малого полвека, а добавить к словам И.А. Ильина нечего. Кто, кроме Церкви, поможет народу и каждому из нас возродить живую христианскую совесть? Кто восстановит веру в силу добра, верное чутье к злу, чувство чести и способность к верности? Вот и расползается Россия в хлябь и в грязь.

1996 г. Костромская епархия, с. Карабаново

Первая публикация: Религия и права человека: Сб. статей. М.: Наука, 1996. С. 146-191. (На пути к свободе совести. Вып. 3).

Правило веры и образ кротости

Своим указом от 22 января 1987 года архиепископ Михаил запретил меня в священнослужении "за пребывание на приходе лиц, в количестве 40 человек, не имеющих отношения к Вологодской епархии", проще - за то, что летом 1986 года ко мне на приход, в село Ламаниха Вологодского района, приехали два священника и с ними несколько семей из Вологды и Москвы, которые два месяца с утра до ночи трудились на приходе, помогая мне восстанавливать храм. Срок запрещения истек, но еще более года мне не давали возможности служить.

За эти полтора года у меня собралось 36 документов, иллюстрирующих систему взаимоотношений между священником и правящим архиереем. Привожу два из них.

Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему МИХАИЛУ, архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому

Ваше Высокопреосвященство!

Ваше письмо № 190 от 2 сентября с. г. я получил. Благодарю Вас.

Очень жаль, что оно написано в таком раздраженном тоне и имеет своей целью лишь одно - как можно больнее обидеть и оскорбить меня. За что Вы, преемник апостолов, не уставая, бьете меня, священника? За что, не стыдясь, злословите перед Вашими собратьями епископами, перед клириками, перед нашими прихожанами и, с особенным смаком, с каким-то высоким вдохновением, - перед безбожниками всех мастей? Епископу нетрудно сделать это, когда он говорит о клирике своей епархии у этого

Очевидцы

127клирика за спиной, но достойно ли такое поведение епископа? Чем питается Ваша злоба?

Скоро исполнится десять месяцев с того дня, 19 декабря 1986 года, когда Вы почему-то положили себе за правило говорить со мной и обо мне так грубо и оскорбительно, как не позволял себе за семь с половиной лет моего служения в сане священника ни один уполномоченный, а уж сих злохудожников превзойти трудно. На что Вам, архиерею Русской Православной Церкви, их лавры?

Смею предположить, что истинная причина Вашей странной внезапной и неувядающей ненависти ко мне может быть только одна, иной не придумать: с того первого памятного дня Вы ясно сознаете, не можете не сознавать, что Вы - кругом не правы, что Вы творите явное беззаконие, что Вы, ЕПИСКОП, стали просто послушным орудием КГБ и прочих внецерковных сил, и этой нарочитой грубостью пытаетесь убедить себя в обратном, заглушить в себе голос совести.

. Вспомните тот день. Вашими первыми словами, когда я встретил Вас в полном облачении по дороге в Ламаниху и просил благословения, были: "Я отстраняю Вас сегодня от Богослужения, ибо гневаюсь на Вас и не могу служить с Вами Литургию". Причина, как Вы объяснили, - Вас не встретили на дороге в полутора километрах от храма, где остановилась Ваша машина. Ночью прошел снег, тропинку к нам замело, идти было очень трудно, Вы страшно утомились. Сознаю это по своему многолетнему опыту хождения на требы по глубокому снегу и тоже в рясе. Я на двадцать лет моложе Вас, но нередко падал в полном изнеможении в снег, лежал и не находил в себе силы подняться. Честь Вам и хвала, что, несмотря на такие трудности, неустанно ездите по всей епархии, посещаете самые отдаленные приходы, служите в них, проповедуете. Полностью признаю свою вину в тот день за нерасторопность, за пассивность, халатность в предшествовавшие Празднику дни, как безусловно признавал ее и тогда. Позвольте лишь повторить объяснение своих действий (точнее - своего бездействия), что отнюдь не снимает с меня вину, но, надеюсь, служит смягчающим обстоятельством,

Несколько дней перед Праздником я был тяжело болен, всенощное бдение накануне служил с температурой выше 38°, различить буквы в служебнике не мог, всю службу провел с закрытыми глазами по памяти. Вопреки обычаю, не смог сам читать ни кафиз-

128

мы, ни каноны. Утром в день Святителя Николая, часов в шесть, я пытался договориться с колхозным конюхом Николаем Малко-вым, чтобы он встретил Вас на дороге. За два дня до службы дорога по моей просьбе была прочищена бульдозером, но, повторяю, в ночь на Николу прошел густой снег. Именинник Николай потребовал плату по таксе - как всегда, сейчас же, до службы и встречи, бутылку водки. Я, крайне необдуманно и легкомысленно, наотрез отказался. Он тоже категорически отказался обсуждать любые иные условия и сразу уехал на ферму. В Ламанихе, как Вам известно, никто не живет, больше обратиться было не к кому. Поэтому я пошел исповедовать, совершать проскомидию, служить заказные панихиды и водосвятный молебен, что мне было рекомендовано сделать до приезда Вашего Высокопреосвященства, Я еле успел управиться со всем этим к девяти часам. Вину с себя, повторяю, нисколько не снимаю. За эту вину я был прямо на дороге примерно обруган Вами и наказан, что принял, ни слова вопреки глаголя. Но никак не могу понять, почему Вы ни словом не

1 упрекнули за те же прегрешения старосту или других членов церковного совета, когда они принимали Ваше благословение, в котором было отказало мне. Ведь, пожалуй, скорее их, а не моя, настоятеля, прямая обязанность - договариваться с конюхом, давать ему бутылки, ибо подобная деятельность на приходе, контакты с аборигенами на уровне "бутылки" безмерно унижают священника, постоянно борющегося с алкоголизмом до и помимо всяких антиалкогольных кампаний, как я неоднократно докладывал Вам и все тому же уполномоченному. Кстати, обратно до машины он, все тот же Коля Малков, как помните, тоже вез Вас в санях "за бутылку", на что староста, А.А. Лебедева, с бухгалтером К.А. Деми-чевой картинно, с низкими поклонами, просили у меня "благословения" в присутствии Вашего Высокопреосвященства. Бутылка водки пошла, как всегда, Вашему шоферу, ведь ему за столом пить нельзя, а бутылка церковного вина "Узбекистан" - Коле Малкову. Маленький курьез здесь в том, что они перепутали мешочки: Малкову кагор - противнее рыбьего жира, пришлось у кого-то на са-

| могон менять. А я ведь кагор из Москвы в рюкзаке вожу, "Узбекистона" в Вологде не бывает.

В тот день, на Николу, Вы дважды произнесли одну и ту же, показавшуюся мне тогда загадочной, фразу: "Отец Георгий, я ехал сюда с твердым намерением запретить Вас в священнослужении". Значит, гневаться начали еще до того, как вышли из своей

129машины и пошли по глубокому снегу, до того, как, не получив от меня вожделенную "бутылку", уехал Коля, до того, как пошел снег, и занесло тропу в Ламаниху.

Когда окончился молебен и пора было выходить с крестным ходом, кто-то намеренно или случайно поставил за калорифер в углу выносной запрестольный крест, приготовленный для этого крестного хода и стоявший вместе с фонарем и запрестольным образом у столпа. Вы тут же стали совершенно непристойно кричать на меня при всех прихожанах. Потом, во время самого крестного хода, бывший истопник церкви Н. Скородумов, назвавшийся звонарем, уведомил Вас, что с колокольни украдены все колокола и, надо думать, в них звонят уже где-то за границей, и Вы не дали себе труда просто сделать несколько шагов в сторону, поднять голову и поглядеть на колокольню. Вы сочли излишним задать мне хоть один вопрос, сочли информацию клеветника вполне достаточной для объективного суда, и вдруг, подозвав меня, принялись гневно топать ногами и кричать так, что я никак не мог понять, чего Вы от меня хотите, не мог разобрать выкрикиваемых Вами слов и обрывков фраз, но, глядя в Ваше густо покрасневшее лицо, опасался только одного - как бы у Вас инсульт на месте не приключился. И что самое поразительное, что довершало всю фантасмагорию - бесчинные крики и топанье архиепископа сопровождались пением тропаря, которым прославляют святителей, т. е. епископов: "Правило веры и ОБРАЗ КРОТОСТИ", мы ведь Николу праздновали, все люди тропарь знают (я специально 100 экземпляров напечатал и раздал), вот и просил я всех прихожан петь его все время, не переставая.

Прошло десять месяцев. За все это время Ваших непрестанных издевательств надо мной Вы не найдете в моих словах, в моих письмах на Ваше имя ничего более грубого и непристойного, более оскорбительного для Вас, чем сухой официальный тон некоторых моих прошений, стремление стать на почву фактов и законности. Вы пишете, что я "нарядился в юридическую тогу". Одежда эта, признаю, при обращении священника к архиерею, даже к архиерею, сознательно и бесстыдно измывающемуся над ним, священником, недостойная. Клянусь, она мне ненавистна до сего дня. Я облачался в нее, только когда мне приходилось беседовать с заведомыми безбожниками и беззаконниками - уполномоченными Совета по делам религий или их исполкомовскими пособниками. Но сейчас у меня нет выхода, нет выбора, я все про-

130

чие наряды перебрал, Вы сами меня нынче в эту недостойную священнослужителя хламиду нарядили.

Назад Дальше