В мягких удобных креслах полулежали пассажиры. Лица их веселые, а взгляды направлены на девочку в коротком платье и с большим голубым бантом на голове. Белокурые волосы ее рассыпались по плечам, серые глазенки блестели весело и озорно: она нашла для себя забаву, которая не только доставляла ей удовольствие, но и привлекала внимание взрослых! С громким визгом и смехом она быстро разбегалась по проходу и делала прыжок. Затем поворачивалась и проделывала это же в обратном направлении…
- А вот я тебя и поймал, проказница! - воскликнул Виктор Андреевич, схватив ее в объятия.
- Так я же не ловилась! - воскликнула девочка. - Вот давайте снова… А так - не по правилам!
- А ты кто такая, что в самолете правила устанавливаешь?
- Верочка.
- Вон как! Подумать только, а я до сих тебя не знал.
- Потому что я маленькая, а вы… большой, - рассудительно пояснила она. - Мне еще семи лет нет.
- Правильно, не спорю. А вот бегаешь в самолете зря.
- Нельзя?
- Если очень хочется, то пожалуйста. Но, оттого что ты бегаешь, самолет качается, и про летчика скажут, что он не умеет летать, плохой летчик… А на самом деле он-то и не виноват!
Девочка задумалась.
- Тогда я буду сидеть смирно, - решила она.
- Молодец. Лучше в окошко посмотри. Вон поезд идет…
- Где?
- Внизу.
- Там все игрушечное, - отмахнулась Верочка.
Виктор Андреевич ласково потрепал ее по плечу и вернулся в пилотскую кабину.
- Ну, авиаторы, какая скорость? - спросил он, усаживаясь на свое место.
- Сейчас подсчитаю, Виктор Андреевич.
- Надо было сделать это, когда мы пересекали вторую железку. Умейте разговаривать и дело делать. А-ба-ба, а-ля-ля - это враг пилота!
Да, что это за "а-ба-ба, а-ля-ля"?! - скажет читатель.
Упомянутую нами абракадабру хорошо знают многие пилоты Аэрофлота: это озорное звукосочетание незаметно вошло в их быт и носит вполне определенный смысл (говорят, что и придумал его Виктор Андреевич).
Представьте себе, что во время обычного, несложного полета на маршруте среди самоуспокоенных членов молодого экипажа возник оживленный разговор. Тема не имеет значения. Важны темперамент и авиационная молодость беседующих. Беседа становится все оживленнее, автопилот включен, самолет летит сам… Однако нет машины коварнее самолета! Конечно, до настоящей беды далеко, но, пользуясь предоставленной свободой, самолет начинает проявлять беспечность к боковому ветру и словно радуется тому, что его сносит все дальше в сторону от заданной линии пути; он произвольно меняет высоту полета, в общем, совершает ряд мелких проступков, нарушающих строгую красоту полета и удорожающих рейс: ничего, дескать, Аэрофлот - богатая организация и оплатит недосмотр и невнимание нерадивого экипажа.
Вдруг командир корабля замечает неладное и с укором к себе говорит:
- Пока мы тут а-ба-ба, а-ля-ля, а ветерок нас снес, и высоту мы потеряли!
Мгновенно смолкает беседа, и экипаж возвращает машину на путь истинный.
…Под самолетом Курск. Второй пилот входит в круг над аэродромом, Виктор Андреевич наблюдает за ним, но не отвлекает его внимания: не то время.
- Есть выпустить шасси! - вдруг вскрикивает бортмеханик, и в самолете раздается шипение выпускаемых колес.
Второй пилот благодарно взглянул на бортмеханика: ведь он так старался перед Виктором Андреевичем, что даже позабыл дать вовремя команду "выпустить шасси", а бортмеханик по-товарищески выручил его и, чтобы поверяющий не заметил этого, громко откликнулся, будто нужная команда уже была дана. Но Виктора Андреевича на мякине не проведешь. Пряча улыбку в ладонь, он сделал вид, что и в самом деле не сообразил. "Дружный экипаж, - подумал он. - А на ошибку все же укажу, но после, когда сядем…"
Посадка произведена нормально. Когда уже рулили к аэровокзалу, бортрадист Бобрышев как бы только сейчас спохватился и "удивленно" спросил из-за плеча бортмеханика:
- Как, уже сели?!
- Да, разве не видишь? - добродушно кивает бортмеханик.
Это традиционный аэрофлотский комплимент пилотам: дескать, так мягко сели, что и не почувствовали, как машина коснулась земли.
НЕМНОГО ЮМОРА
1
Однажды я - уже молодой командир корабля - выполнял со своим экипажем обычный рейс из города Шевченко, что у мыса Мелового на восточном побережье Каспийского моря, в Минеральные Воды. Через Махачкалу, но без посадки. Днем. Летом. В ясную погоду. Пассажиров, разумеется, комплект. Аэрофлот едва успевает перевозить желающих!
Рейс простой, легкий. Забрались повыше. Включили автопилот. Каспий блестит, словно зеркало, только слегка запыленное - за счет влажной, прозрачной дымки.
Махачкала доложила: "Середина моря", и тут, кажется, правый двигатель чуточку изменил свои голос… Переглянулись.
Закурили. И снова за бортом знакомый ровный гул. Кто-то облегченно вздохнул и стал вспоминать анекдот времен Рамзеса Второго, как вдруг… что-то вновь изменилось за бортом. На этот раз даже отблеск вращающегося правого винта чуть дрогнул.
Умолкли. И Он опять повел себя как ни в чем не бывало. Это уже выходило за рамки приличий, и я с любопытством глянул на "озорника". Без всякого осуждения - упаси бог! - только с любопытством.
Вдруг снова что-то стало в Нем пошаливать.
Тогда мы заговорили о правом двигателе, как о парне надежном, всем удовольствованном и потому не имеющем права жаловаться на судьбу: и вовремя ему сделали профилактику, и масло вовремя заменили, и работой не перегружают… Все это говорилось в третьем лице, потому что внизу - вода. Просто намекали: нельзя, дескать, хамить, не имея к тому сколько-нибудь достойного основания.
Замолчали и… вежливо кашлянул Он! Так повторилось еще дважды, но вот Каспий остался позади, внизу расстилалась дагестанская земля, и если чуть подвернуть вправо, то можно спланировать на равнину, а вообще, чтобы не волновать пассажиров, можно на одном левом долететь и до Минеральных Вод. Тут уж правому движку влетело по первое число. Чего он только не выслушал тогда! Особенно разъярился бортмеханик.
- Ну, что же ты теперь не бузишь?! - кричал он. - Ну, давай, продолжай… Значит, только над морем характер заявляешь?!
Но правый двигатель работал, как часы, и подчеркнуто не обращал внимания на оскорбления.
В Минеральных Водах сменный инженер самолично осмотрел двигатель, гонял его на всех режимах, но тот оставался спокойным и корректным и, наконец, заставил инженера как-то странно посмотреть на командира корабля.
2
В нашей эскадрилье возникла вакансия - освободилась должность пилота-инструктора. Кандидатов оказалось двое: Афанасий Архипович и Иван Иванович. Оба равные по достоинствам и недостаткам (если последние удалось бы у них обнаружить), так что положение создалось довольно щекотливое.
День бежит за днем, а командир объединенного авиаотряда все еще думает, поглаживает подбородок и вздыхает… И тут прилетает из Москвы весьма строгий пилот-инспектор. На этот раз ему обрадовались и обратились с просьбой: выручайте!
На левом командирском сиденье - Иван Иванович, на правом, где обычное место второго пилота, - сейчас московский инспектор.
Вырулили на бетонку, инспектор зашторивает левую сторону смотрового стекла, то есть, закрывает ее наглухо плотной черной шторой, и говорит:
- Давай, Иван Иванович, весь полет, от взлета до посадки, - вслепую…
Такого еще не бывало, но Иван Иванович и бровью не повел. Слетал отлично! Следом ничуть не хуже выполнил полет Афанасий Архипович.
Тяжко задумался инспектор и бормочет:
- Черти бы вас взяли обоих, вместе со мной. Ввязался…
- Чего? - не понял Иван Иванович.
- Черти, говорю, взяли бы вас обоих!
- А-а… Оно, конечно, да где их взять?
- Думаю… Вот что, хлопцы, дайте-ка я сейчас разок слетаю под шторкой, а вы оба присматривайте…
Ну, вырулили, зашторивается инспектор и просит взлет. Разрешают. И побежала машина, да все ее вправо тянет - Афанасий Архипович чуть было не вмешался, но тут машина кое-как взлетела.
По кругу делать особенно нечего - летит как надо. А вот с четвертым разворотом запоздал инспектор, потом спохватился, что промахнулся, с огромным креном давай назад выходить в створ посадочной полосы, снова проскочил и вторично еле-еле пристроился к наружному курсу.
Переглянулись украдкой Афанасии Архипович с Иваном Ивановичем, но помалкивают, начальство пилотирует…
Вот и полоса уже. Иван Иванович вежливо высоту подсказывает, Афанасий Архипович за свой штурвал пальчиками придерживается на всякий непредвиденный, а инспектор старается.
Однако смотрят - "подвесил" он самолет сантиметров на тридцать, а то и на все пятьдесят, да как кинет его сверху, аж загудела пустая машина, точно барабан.
Срулили на травку, инспектор весело, как ни в чем не бывало спрашивает:
- Ну как, Иван Иванович, полетик?
Мигом взмокрел Иван Иванович. "Выдать, думает, правду? Еще зажмет при случае!.."
- Да как вам сказать… - вслух произносит он. - Так ведь… того…
- Ну, ну, потяни резину!
- Так ведь… в общем-то… нормально…
- А ты что скажешь, Афанасий Архипович?
- Плохо, - брякнул Афанасий Архипович, сперва отворотясь, а потом в глаза глянул начальству и закончил: - меньше надо в кабинете сидеть, а больше самому тренироваться…
- Вот это и есть ответ пилота-инструктора! - воскликнул инспектор. - Так тому и быть. А ты, Иван Иванович, чего-то ударился по дипломатической части… Ну, я для тебя сейчас специально сотворю полетик: все мы немножко дипломаты…
И сотворил. Показал, как в авиации боги летают.
ЧТО ПИЛОТУ НАДО
1
Пассажирам не положено заходить в пилотскую кабину. Но когда стюардесса доложила, что "симпатичный старичок, лет под семьдесят, впервые оторвавшийся от земли, просится в кабину", я подумал и разрешил.
К нам вошел высокий, стройный казак, седой, светлоглазый, с загорелым лицом в сетке мелких-мелких морщинок.
- Приветствуйте в вашем курене!
- Здравствуйте, дедушка, присаживайтесь…
- Спасибочко. Ох ты, мать честная!.. И это все вы знаете?
- Стараемся, дедушка, - служба.
Штурман объяснил назначение основных приборов и даже ухитрился коротко рассказать о заходе на посадку с помощью радио. Глаза старика восторженно сияли, он то и дело причмокивал от удовольствия.
- Ну, а ежели погода не дозволяет?
- Тогда идем на запасной аэродром.
- От-то с разумом!
- Сколько же вам лет, простите за любопытство?
- Так вот, сказывают, что вроде бы пошел сто двадцатый круглый…
- Как же это вам удалось?
- Так вреда людям не наносил, чего бы и не пожить?..
- Но и мы для людей стараемся, - говорю я.
- И вы с мое поживете, - убежденно уверил старик.
- И все же? - полюбопытствовал штурман.
- Вот вы, к примеру, - повернулся к нему старик, - цигарку сосете, а я… на запасной еродром ушел…
- Здорово! Ну, а если по чарочке?
- Не требуем. Одначе возле перебору тоже еродромчик в запасе имеем.
- И так всю дорогу?..
- А что? Вот только всех войн не пересчитать… Да еще вот друзяков моих время укрыло, - вздохнул старик. Помолчал. И снова оглядел множество приборов, тумблеров, сигнальных лампочек. Спросил: - Тяжко?
- Да как вам сказать… - начал было я, потом кивнул и признался: - Трудновато бывает, дедушка!
- От-то и я говорю, - одобрительно заметил старик, - парень-то скорее мужиком становится в серьезном деле! И жизни тоды ровнее пойдеть…
Он опять о чем-то задумался, затем улыбнулся, поднялся неторопливо, как бы давая понять, что свиданием он удовлетворен и не решается более отвлекать нас от полета. На прощание то ли назидательно, то ли даже просительно сказал еще:
- Сынки! Наитяжкое самое из всего, что есть, - одно: не понять или позабыть… Хучь езди, хучь летай, а помни: ты человек, и скотское тебе не к лицу, как скотине негоже в телевизерь глядеть… В кажном основа добрая должна быть! Без ней - сломишься… Она, то есть основа, не нами придумана. Могеть быть, от бога, могеть быть, и нет - не в том суть…. Основа человеческая - всем едина. Беречь ее в себе надобно! А что до счета годов - то рази и он не от основы ведется?
- Пожалуй, дедушка, - задумчиво произнес штурман. - Да что она собой представляет?..
- Основа-то? У всех по своему разумению, а я, скажем, еще и так ее понимаю: надо прожить, чтоб от тебя убытков людям не осталось. А ежели кто покрепче, так оно желательно дюжей: чтоб от тебя польза - какая сумеется - произвелась. Навроде бы доходов, значит…. А без хребта - куды ветер получится… Ну, звиняйте, сынки, а вижу - правильно работаете. Нехай и дале так… С богом!
Старик молодцевато надел кубанку и ушел в пассажирский салон.
2
- Павел, - однажды спрашиваю я Шувалова, - какие качества, по-твоему, особенно необходимы пилоту?
- Как сказать, - задумался Павел. - Одни говорят, что нужны именно те, которых недостает… Другие - что обычные. Притом все это так индивидуально, что не сразу и ответишь.
- Ну, а все же? Пусть не по порядку…
- Понимаешь, - оживляется Павел, - поскольку полет всегда происходит по порядку, мне думается, что склонность к последовательности очень необходима нам.
- Да, это лучше, нежели браться то за одно, то за другое и не доводить до конца…
- Я, собственно, не это имел в виду, - уточняет Павел. - Речь идет о последовательности внутренней, психологической, что ли. На взлете думай о самом взлете и о предстоящем наборе высоты, а не о посадке, которая должна быть через два-три часа… Как-то я иду по Пушкинской и вижу: девочка плачет. "Что случилось?" - спрашиваю. "Завтра собираюсь в зоопарк". - "Страшно?" - "Нет, что вы! Очень хочу…" - "Прекрасно. А слезы к чему?" - "Вдруг дождь пойдет!" - "А что, обещали по радио?" - "Нет, ну а вдруг…" - "Так завтра и поплачешь! А то и в кино пойдешь". Подумала девочка, согласилась со мной и улыбнулась: "В нашем доме кинотеатр есть…" А я себе представил: вырулили мы на взлетную полосу, а я рыдаю. "Что такое, командир?" - всполошился экипаж. "Да вот думаю: а вдруг, пока долетим до Свердловска, там погода испортится и аэродром закроется". - "Так мы в Челябинске сядем или в Уфе. Горючего навалом!" - "А все же…" - "Синоптики предупреждали?" - "Нет, говорили, что по всей трассе ясно". - "В чем же дело?" - "А вдруг…"
- Наверное, ребята отказались бы с тобой лететь, - смеюсь я.
- Точно! - соглашается Павел.
- Ну, а если наступило, пришло такое "вдруг"?
- Тогда… - Павел повернулся ко мне: - А ты вспомни тот случай, с Александром Васильевичем…
3
Самолет Ту-104 Московского управления Аэрофлота, ведомый экипажем под командованием известного пилота Александра Васильевича Беседина, летел пассажирским рейсом Хабаровск - Москва (с посадкой в Иркутске).
Все шло нормально, вовремя снизились, вошли в круг над аэропортом Иркутска, командир корабля дает распоряжение:
- Выпустить шасси.
И тут такой грохот, что уму непостижимо. Взорвался цилиндр подъема - выпуска правой тележки основного шасси. А в нем - масляная жидкость под давлением 150 атмосфер. Осколками перебило электропровода, отчего отказал насос, подающий горючее в левый двигатель. Теперь колеса нельзя ни убрать, ни поставить на специальные замки, чтобы они не болтались. И левый двигатель вот-вот станет, судя по сигнальной лампочке на приборной доске.
Им был уготован еще один сюрприз - взрыв цилиндра, хотя это даже теоретически казалось невероятным. Но, как видите, одна из вечных проблем любой техники в том, что жизнь, так сказать, богаче и умеет перехитрить всех инженеров нашей планеты вместе взятых…
Первым делом Александр Васильевич накренил самолет на левое крыло, чтобы горючее из правого крыла поступало в левый двигатель самотеком. Затем он представил себе монтажную гидросистему подъема и выпуска шасси, а также кинематическую (то есть силовую) схему тележек колес так четко, будто видел их на чертеже. А знал он устройство своего Ту-104 не хуже тех, кто сконструировал и построил этот первый в мире реактивный пассажирский красавец самолет. И картина несколько прояснилась… Ведь у стойки колес расположен так называемый серповидный подкос. Если осторожно и мягко, с минимальной скоростью садиться на задние пары колес, то они, упираясь через систему рычагов в серповидный подкос, выдержат вес всего самолета и не дадут сложиться стойкам основного шасси. Но для этого желательно как можно позднее опустить носовую стойку с колесами… "Ну что же, выпущу тормозной парашют", - решил Александр Васильевич.
Осталось точно реализовать намеченный им и единственно возможный в создавшихся условиях план. На всякий случай он отослал экипаж в хвост и готовился к посадке один. Но в последнюю минуту в пилотскую кабину прибежал второй пилот, Вячеслав Носков, и решительно сказал, усаживаясь в свое кресло:
- Не могу, командир! Извини, но это свыше моих сил…
Вдвоем пилоты и осуществили эту редчайшую, рискованную посадку.
"За смелость и самообладание", как написано в Указе Президиума Верховного Совета СССР, Александра Васильевича наградили орденом Красной Звезды, а теперь он и заслуженный пилот СССР.