Несколько слов скажу о китайских винах. Иностранец, проживший в Китае неделю, знает, что есть горячее рисовое вино и мао-тай. Иностранец, проживший всю жизнь в Китае, знает, что китайцы умеют делать превосходные вина из северного винограда и никуда негодный коньяк. Вообще надо признать, что правы французы, которые утверждают, что настоящий коньяк производится только в местности, именуемой Коньяк, а арманьяк - в местности Арманьяк. Французы говорят: "Гоните, какие хотите винные спирты, выдерживайте их в дубовых бочках, пока они не пожелтеют. Ради бога. Но не называйте эти напитки коньяком. Коньяк - это наша торговая марка". Действительно, в этом есть своя логика. Нельзя делать абы где портвейн (его родина Португалия), херес (его родина Испания), шартрез и бенедиктин (их родина Франция). Это все равно, что печатать чужие деньги. Есть нейтральное слово бренди, и болгары сейчас им пользуются, продавая свой выдержанный в дубовых бочках винный спирт. И даже французские виноторговцы пишут на своих этикетках "французский бренди", если их виноградники находятся вне зоны "Коньяк", определенной законом правительства Франции. Зона "Коньяк" захвачена четырьмя фирмами: "Martell", "Hennesy", "Remi-Matin" и "Courvoisier". Все остальное - не коньяк. Если виноградник находится даже в ста метрах от четко определенной зоны, это уже не коньяк, а бренди. Впрочем, вряд ли хоть кто-то способен отличить коньяк "Martell" от французского бренди "Chatelle", считающихся разными напитками из-за этих бюрократических ста метров. По-моему, бренди Chatelle - великолепный французский коньяк.
Один мой американский пациент, по фамилии Перри, как-то сказал: "Калифорнийские вина! Ну хорошо, неплохие вина, но не называете их портвейнами, мадерами, коньяками. Таких вин в Калифорнии быть не может, их родина Португалия, Испания, Франция. Врать не надо, вот что. Посмотрите, что Британско-американская табачная компания попыталась сделать перед войной с виргинским табаком. Это табак из американского штата
Виргиния, что означает "девственница". Он назван так в честь английской королевы Елизаветы (которая, кстати, девственницей не была). Семена привезли в Китай и здесь вырастили табак. Неплохой табак, но не виргинский. А лозы, которые мы привезли из Франции к себе в США, в Калифорнию, начали давать не тот виноград. Поэтому и коньяк - не коньяк. Да и вообще, это же нонсенс - из одной французской лозы пытаться делать и французский коньяк, и португальский портвейн, и испанский херес!".
Думаю, Перри был прав. Калифорнийские вина по-своему хороши, хотя у них есть привкус жженого сахара. Но калифорнийский портвейн - не португальский портвейн, калифорнийский херес - не испанский херес, калифорнийское шампанское - вообще не шампанское, а игристое американское.
Наш массандровский портвейн - великолепное вино, но это не портвейн. И не надо думать, что если в красное вино добавить винного спирта до крепости в девятнадцать градусов, то оно от этого станет портвейном. Очень может быть, что массандровское вино лучше португальского портвейна, но его надо назвать другим именем и добавить в скобках "типа портвейн".
Китайцы подают к столу горячее рисовое вино. Оно не крепче пятнадцати градусов, светло-желтого цвета. Наливают его из маленьких чайничков в маленькие пиалы, и если к нему привыкнуть, оно приятно. Мао-тай - это особая вещь. Его готовят только в одной из южных провинций Китая и продают в глиняных бутылках. Это очень легкая на вид жидкость, слегка голубоватого цвета и невероятной крепости (наверное, больше пятидесяти градусов). У нее два вкуса. Вначале ощущаешь вкус сыра, а после глотка - вкус свежих яблок.
Много пишут о специях, добавляемых китайцами в пищу. Вообще-то все народы это делают, но специи одних народов кажутся странными другим народам. К чужой пище надо привыкнуть, чтобы ее оценить. В XVII веке в Европу специи ввозили из Индии, потому что в Европе тогда соль была в дефиците, и недосоленное мясо без приправ казалось невкусным. В богатых английских домах у хозяина был мешочек с солью, и когда он хотел почтить особо какого-либо гостя, то щедро отсыпал ему щепотку. Русская поговорка "не солоно хлебавши", очевидно, имеет то же значение. Китайцы в мясо часто добавляют имбирь, а индусы - корень куркумы и свой порошок карри. Имбирь и куркума - родственные растения, хотя слегка различаются по запаху, цвету и вкусу. Индийский порошок карри идет для приправ почти во все кушанья. Он приятен на вкус, и один только его запах возбуждает аппетит, что при тропической жаре, когда есть вообще не хочется, очень важно.
Китайцы ценят хрустящие свойства пищи. Это свойство особенно присуще молодым побегам бамбука - сваренные и поданные с соевым соусом они очень хороши. Китайцы любят подробно описывать все свойства пищи, называя при этом сладкие, соленые, кисло-сладкие, кислосолёные, горьковатые, горькие и прочие оттенки вкуса.
В китайском рационе есть некоторые особенности: например, в нем больше рыбы, чем мяса, - она дешевле. В провинции (об этом мне рассказывал один бельгийский миссионер) крестьяне из-за дороговизны почти не едят мяса. Они разводят свиней белого, как у нас, и черного цвета, но их мясо идет на продажу богатым помещикам. Не едят свинину только китайские магометане и евреи (по религиозным соображениям), но им можно есть баранину и говядину. Корова не считается в Китае священным животный, как в Индии. Вообще китайцы не склонны гастрономию смешивать с религией и предрассудками. В пищу здесь идут вареные жуки, лягушки, маленькие "рисовые" птички, которым откусывают головы и оттуда высасывают мозг, а бычьи хвосты, тушенные в соевом соусе, вообще считаются деликатесом.
Заменой хлебу служит рис, но это, главным образом, на юге. На севере китайцы готовят хлебные пампушки, блины и толстые лепешки, слегка поджаренные на масле, но без соли.
Широко употребляется в пищу арахис. Существует два сорта арахиса: крупный - выращиваемый на севере Китая, и мелкий - на юге. Крупный сорт вкуснее, и китайцы делают из него массу сладостей: запекают в сахаре или покрывают тонкой сахарной корочкой, белой или розовой. Арахис можно есть сырым или жареным. Для употребления сырым арахис вымачивают в каком-то соусе, тогда он становится мягче и по вкусу напоминает миндаль. Очень хорош жареный арахис, особенно, если бросить его в сладкий чай. Поджаривать арахис можно на обычной сковородке, все время помешивая. Если его слегка пережарить, то зерна станут коричневыми. Такой арахис хорош с холодным пивом, особенно, если его сверху обсыпать солью.
То, что я здесь называю вкусным, - мое личное мнение. Оно во многом совпадает со взглядами китайцев, но не всегда. К примеру, я никогда не ел трепангов, потому что мне не нравится их вид. Понятно, что это не аргумент. Мне не нравится вид "тухлых" яиц, которые долго выдерживают в земле, чуть ли не в известке. Не знаю, какие они на вкус, никогда их не пробовал. Белок у них зеленый, желток - непонятно какой, мокрый. Зато подавляющее число китайских блюд очень хороши. Копченая рыба, которую хозяйка коптит прямо перед обедом, превосходна. Китайские пельмени, приготовленные из нескольких сортов мяса с зеленью, могут поспорить с сибирскими. Китайцы славятся мастерством готовить и супы.
Читатель, конечно, прекрасно понимает, что о вкусах не спорят. Мои дед и бабушка, например, говорили, что китайские овощи никуда не годятся по сравнению с русскими: "Русский огурец! Только в комнату войдешь, уже чувствуешь". Возвращаясь из Англии в Китай в 1948 году, я беседовал в Пенанге (Малайзия, ныне Кенанг) с молодым китайцем, который спросил меня: "Скажите, правда, что будто бы в Китае, мне это говорил мой дед, все фрукты и овощи пахнут лучше, чем здесь?". У меня тогда возникла мысль: может быть, с годами чувство обоняния стирается и старый человек не так остро чувствует запахи. А может, это лирика прошлого? Или гастрономический шовинизм? - русский огурец все-таки лучше.
Я уже упоминал о том, что китайское эстетическое чутье отражается на приготовлении пищи. Например, летом китаянки из самых бедных семей готовят обед или прямо на тротуаре, или у открытых дверей (не так жарко), и можно видеть, что и в самой бедной семье пищу готовят так же, как в дорогих ресторанах, только меню во много раз беднее. Пучок лука китаянка обязательно продольно нашинкует и аккуратно разложит на одной тарелочке, на другой у нее будет соленая капуста, в чашечке - соя, которая служит и приправой, и солью. Рис варят так, что отдельные зерна не слипаются. Креветки, внешне некрасивые, готовят в виде нежно-розовых колобков и подают с зеленым горошком.
В состоятельных семьях был, конечно, повар, и не один. Повар в китайской семье - persona grata, и его называют почтительно: "да-ши-фу" - великих дел мастер. Но эти "великих дел мастера" полностью хозяйку не заменяли. Кулинария - слишком важное искусство, чтобы женщины могли уступить его мужчине (хотя все известные в истории повара - мужчины, заметьте, - ни одной женщины). Китайская хозяйка должна была блеснуть перед гостями своим искусством, часто отсутствующим. Она шла на кухню, чтобы приготовить какое-то особенное блюдо. Гости обязаны были ее за это хвалить. А повар, если он и готовил это блюдо за нее, молчал.
Каждое утро повар ходил на базар. Это целый ритуал. Знакомые лавочники просто стелились перед ним, желая угодить: нельзя же потерять выгодного покупателя. В иностранных семьях - так было принято - повар-китаец, отчитываясь перед хозяевами о расходах, мог в свою пользу набавлять на стоимость купленных продуктов до десяти процентов. Если он набавлял больше, то это считалось почти воровством. Вообще в этом была какая-то справедливость: если хозяева приезжали в Китай грабить местное население, то почему повара не могли грабить своих приезжих хозяев? А потом, что значили для иностранца эти десять процентов? Если фунт яблок стоил десять центов, а повар в отчете ставил одиннадцать, что от этого менялось? Если хозяин получал в своей иностранной фирме восемьсот китайских долларов в месяц, а повару платил только десять, то, думаю, можно понять повара, который выгадывал себе лишних десять долларов в месяц.
Нужно заметить, что до войны продукты в Китае были очень дешевыми, а фрукты вообще ничего не стоили. Помню в 1923-ем или 1925 году в Тяньцзине мы жили в одном доме с родственниками. Нас было десять человек: моя тетка с двумя детьми, дядя с женой, тещей и ребенком, моя мать, отчим и я. Повару каждое утро давали один серебряный доллар, и на эти деньги он кормил нас всех. Правда, это было более пятидесяти лет назад.
Любопытную историю о поварах, этих "великих дел мастерах", описывает в одной из своих книг Даниэле Ва-рэ, итальянский посол в Китае в 1911 году.
В Пекине проживала молодая английская чета. У них было два повара - родные братья. Как-то супруги разругались и целый месяц друг с другом совсем не разговаривали, даже ели в столовой в разные часы, чтобы не видеться. К хозяину дома каждый вечер приходил повар "номер один" и подавал счет за сделанные за день покупки. Хозяин с ним рассчитывался. Через месяц супруги помирились, и англичанин с удивлением узнал от жены, что к ней каждый вечер приходил повар "номер два" и подавал точно такой же счет, который она ему оплачивала. Англичанин страшно взбесился, вызвал повара "номер один" и потребовал объяснений. Повар "номер один" ответил ему с невозмутимым видом: "Хозяин, уже более месяца, как я поссорился с моим братом, мы с ним не разговариваем, и я не знаю, что он делает". Англичанин, пребывавший в течение месяца точно в такой же ситуации, не знал, что ответить, и инцидент был исчерпан.
Всякий китайский обед начинается с зеленого чая с тыквенными, арбузными и подсолнечными семечками. Чай этот длится час, два, три, пока не соберутся все гости. Хозяин ждет, потому что не знает, сколько придет гостей. Если европейский хозяин обычно боится, что гостей придет меньше, чем он пригласил, то китайский хозяин находится в более трудном положении: гостей может быть больше, чем он рассчитывал. Для выхода из этого положения в Китае придуманы круглые столы. Они складываются пополам и стоят вдоль стен. За круглый стол можно посадить любое количество людей. А пищи готовится столько, что уходящим гостям остатки заворачивают в бумагу, чтобы они и дома могли поесть и вспомнить гостеприимного хозяина.
С едой связаны некоторые правила этикета, которые характерны только для Китая. Например, после угощения фруктами китайцы подают полотенца, смоченные в ароматизированном кипятке. Таким полотенцем вытирают сперва лицо, а затем руки. Впрочем, в китайском этикете есть и некоторые погрешности, для европейцев совершенно недопустимые. Китайцы спокойно сплевывают кости на скатерть, и скатерть после ужина выглядит ужасно. С такими манерами, по-моему, было бы проще не накрывать стол скатертью вообще. Если, с нашей точки зрения, рыгать за столом неприлично, то во многих восточных странах, в том числе в Китае, если вы не рыгнули за столом - значит, плохо поели, а это упрек хозяину.
Я мало интересовался китайскими религиями, как, по-моему, и сами китайцы, но их храмы великолепны. Хотя красота храма, мне думается, вопрос архитектуры, специфичной для каждого народа, а не вопрос религии. Я знал, что конфуцианство не религия, а свод этических правил. Таоизм - это путь к чему-то. Скептики говорят, что это путь, который никуда не ведет, он оброс суевериями, всякими чертями и богами. Буддизм был довольно распространен, но он не типичен для Китая. Китайские студенты, с которыми я учился, о религии никогда не говорили, но они были суеверны и особенно верили в каких-то потусторонних лисиц. У японцев эти лисицы тоже есть в фольклоре.
Безразличие китайцев к религии делало их очень терпимыми по отношению ко всякого рода религиозным учениям и течениям. Вообще интересно: безразличие считается отрицательным качеством, а терпимость, наоборот -добродетелью, но очень часто это просто одно и то же. Человек проявляет к чему-то терпимость потому, что ему все равно. Наверное, поэтому в Китае можно было столкнуться с таким изобилием религий. Магометанство, правда, было распространено в большей мере среди дунган на западе Китая, но зато многие китайцы становились католиками и протестантами разного толка (методистами, баптистами). Иностранные католики называли их "рисовыми": какая церковь давала больше риса, в ту религию они и переходили. Иными словами, серьезно христианством они не интересовались, хотя были среди них и искренне верующие, как и во всяких религиях. В Пекине была колония православных китайцев, потомков ал-базинских казаков, приехавших с нашим посольством в прошлом веке. Казаки остались в Пекине, женились на китаянках. Я встречал их потомков в православной церкви в Тяньцзине. Внешне это были настоящие китайцы, а говорили чисто по-русски. Вообще, в отличие от католической и протестантских церквей, православная духовная миссия в Пекине к прозелитизму особенного энтузиазма никогда не выказывала, а глава миссии архиепископ Иннокентий в основном занимался составлением большого китайско-русского словаря. А потом были и политические причины, почему китайцы не спешили переходить в православие: оно воспринималось как религия проигравшей войну партии, религия белой эмиграции, поэтому ничего хорошего или выгодного быть в ней не могло. Зато популярностью пользовались американские секты баптистов и методистов. Вот это было выгодно. Китайцы, работавшие с французами, легче переходили в католицизм. Тоже было политически выгодно. В общем, к искренности китайских христиан сами иностранцы в Китае относились скептически. Но, повторяю, это суждение не может быть огульно отнесено ко всем верующим китайцам.
Когда китаец заболевал, то родственники обращались по очереди к представителям всех религий в надежде, что какая-нибудь поможет. Это тоже подтверждает отсутствие веры в какую-нибудь одну религию. Делались жертвоприношения, сжигались сделанные из серебряной бумаги "слитки" серебра (не жертвовать же настоящими), в курильницах жгли ароматичные желтые палочки из верблюжьего кала. Действительно, весьма ароматные.
Китайцы очень серьезно относятся к смерти, и китайские похороны удивительны. Сыновья в доказательство своей сыновней преданности умершему отцу буквально разорялись на устройстве похорон. Все это в конце концов было запрещено гоминьдановским правительством, но я еще застал торжественные похороны. Считалось хорошим тоном подарить заблаговременно гроб своей бабушке. (Интересно, дарили ли они гробы своим тещам?). Хорошие китайские гробы стоили дорого, и бабушка хранила такой гроб в отдельной комнате и хвасталась им перед своими приятельницами. Доски для гробов были толщиной сантиметров пятнадцать-двадцать. Хорошие гробы покрывались черным лаком и расписывались золотой краской, на них изображались драконы и разные цветы. У богатых людей похоронная процессия растягивалась на несколько кварталов. Будучи еще мальчишкой, я видел в Тяньцзине похороны какого-то родственника императорской фамилии. Похоронная процессия шла через весь город (а Тяньцзинь был тогда городом с тремя миллионами жителей) в течение всей первой половины дня. Участники процессии несли его доспехи, бумажные куклы, изображавшие его солдат, бумажных лошадей. Все это потом сожгли на его могиле (в старину сжигали настоящих людей, как и у древних славян, и обязательно - жен умершего). Гроб, покрытый шелковым балдахином, расшитым рисунками, несли более двадцати человек. Китайцы ставят свои гробы на огромные палки, это скорее стволы деревьев, и чтобы поднять такой катафалк, надо действительно много людей. Играли оркестры. Шли плакальщицы во всем белом (у китайцев белый цвет - цвет траура), потом в определенном порядке шли монахи - буддисты, таоисты, конфуцианцы. Около дворца, принадлежавшего покойному, слуги приглашали всех прохожих заходить внутрь. Я был с моей двоюродной сестрой, и мы вошли. В колоссальном по размерам и роскошном по убранству зале были выставлены богатства умершего: зеркала в оправе, украшенной жемчугом, старинное оружие и еще много всего, чего я не запомнил. Но что нам понравилось, так это то, что каждому вошедшему гостю сразу давали пол-арбуза. Для посетителей семья закупила несколько тысяч арбузов.
В Шанхае я видел похороны меньшего масштаба, но с несколькими оркестрами. Одни похороны мне особенно врезались в память. Перед гробом шел оркестр - все музыканты были одеты в форму каких-то южноамериканских адмиралов, они играли вальс из "Веселой вдовы".