Насколько позволяли жесткие рамки придворного этикета, Диана старалась дать своим детям нормальное воспитание. Печальный опыт ее собственного детства послужил уроком на всю жизнь. Диана твердо знала, что никакая няня не заменит родную мать, и тем более плохо, когда ребенок переходит из рук в руки. Эмоциональный ущерб от такого воспитания невосполним. Диана не могла допустить, чтобы ее дети, лишенные материнской ласки, плакали в кроватке, как когда-то ее брат Чарльз и она сама. К Уильяму пригласили няню, Барбару Барнз, служившую прежде в семье лорда Гленконнера, однако с самого начала Диана дала понять, что намерена сама активно заниматься воспитанием ребенка. Она кормила грудью обоих сыновей, хотя ее старшая сестра Сара не раз пыталась ее отговорить.
На какое-то время радость материнства победила симптомы булимии, мучившей Диану целый год. На третий день после рождения Уильяма к ней в Кексингтонский дворец приехала Кэролин Бартоломью, которая впоследствии рассказывала: "От нее веяло счастьем и удовлетворением. Диана была преисполнена гордости и за себя, и за ребенка". Это настроение передалось и ее мужу. К немалому удивлению старых знакомых, Чарльз был готов часами нянчиться с новорожденным. Один из служащих принца вспоминает их разговор как-то вечером в пятницу: "Я хотел было кое-что вскопать, - сказал Чарльз, - но земля такая твердая, что не воткнешь лопату. Лучше заняться пеленками и подгузниками". Ходили слухи, что принц даже отменяет деловые встречи ради того, чтобы больше времени проводить с семьей, что он сам купает малыша, что подросший Уильям швырнул в унитаз туфли отца.
Однако из Кенсингтонского дворца просачивались не только добрые вести. Рассказывали, что Диана страдает нервным истощением, и принц сильно озабочен состоянием ее здоровья. Более того, Диану упрекали в том, что она слишком уж прибрала мужа к рукам и оказывает все большее влияние на его друзей и служащих. На деле у принцессы возобновились симптомы булимии с тяжелой формой послеродовой депрессии. Это было закономерно: ее физические силы были подорваны болезнью, и бурные события последнего года до предела расшатали нервную систему.
Трудные роды и наступившая следом психическая реакция давали себя знать. Если раньше Диане удавалось как-то бороться с терзавшими ее подозрениями насчет Камиллы Паркер-Боулз, то теперь она буквально места себе не находила от ревности. Она впадала в панику и бросалась обзванивать знакомых, когда Чарльз не приходил домой в назначенное время; не могла сомкнуть глаз до утра, если он не ночевал дома. Один из друзей вспоминает, как принцесса звонила ему, разыскивая мужа, и по голосу было ясно, что она плачет. Однажды Диана случайно подслушала, как Чарльз, принимая ванну, с кем-то разговаривает по телефону. Ее повергли в отчаяние слова: "Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить".
Диана была раздражительна и плаксива, постоянно беспокоилась о ребенке. "Как там малыш, Барбара?" - то и дело теребила она няню. Свое собственное здоровье совсем запустила. К тому же в этот период ей было очень одиноко. С рождением сына общение с родственниками и друзьями свелось к минимуму. Что касается королевской родни, то с ними отношения еще более усложнились: теперь на Диану смотрели не только с озабоченностью, но и со страхом, приписывая ей вредное влияние на мужа. Родители Чарльза были крайне недовольны тем, что он в последнее время увлекся вегетарианством и решил отказаться от охоты и отстрела дичи. Королевскому семейству принадлежат обширные владения в Шотландии и в графстве Норфолк, и охота считается делом важным и полезным в хозяйстве. Родители опасались, как бы принц вовсе не потерял интерес к этим угодьям, и подозревали, что Диана приложила к этому руку. Как ни лестно было такое предположение, оно совсем не соответствовало реальному положению вещей.
Дела в молодой семье складывались таким образом, что Диана вообще не могла влиять на поведение мужа. Одно дело - выбирать галстуки и фасон рубашек и совсем другое - участвовать в принятии важных решений, как, в частности, об отказе от вековых традиций помещичьего уклада. В таких вопросах мнение Дианы в расчет не принималось. Увлечение принца вегетарианством скорее всего результат его философских бесед с бывшим телохранителем Полом Офисером - во время долгих автомобильных поездок тот не раз с пеной у рта доказывал преимущества вегетарианского питания.
Именно в этот период Диана сделала важное открытие, проливавшее свет на истинное отношение свекра и свекрови к ее браку. Во время очередной ссоры принц Чарльз в запальчивости проговорился, что его отец, герцог Эдинбургский, якобы поставил условие: если в пятилетний срок их семейная жизнь не наладится, Чарльз сможет вернуться к своему холостяцкому образу жизни. Не известно, насколько реальна была угроза, но с этого момента Диана поняла, что должна рассчитывать каждый свой шаг по отношению к свекру и свекрови.
В Балморале ей стало еще хуже. Погода лишь усугубляла депрессию. Почти непрерывно шли дожди, и когда Диана отправилась в Лондон, заснявшие ее у выхода из дворца фоторепортеры решили, что принцессе стало скучно и она поехала за покупками. На самом деле Диана вынуждена была вернуться в Кенсингтонский дворец, чтобы серьезно заняться своим здоровьем. Она консультировалась с целым радом психотерапевтов и психологов, которые предлагали самые разные методы лечения ее хронической депрессии. Одни настаивали на медикаментозном лечении, как это было во время ее беременности, другие пытались добраться до сути, анализируя ее психику.
Некоторое время ее наблюдал известный психотерапевт, последователь Юнга, доктор Аллан Мах-Глейшен (друг Лоренса Ван-дер-Поста). Его приемная находится как раз неподалеку от Кексингтонского дворца. Его метод заключался в анализе снов Дианы. Она должна была записывать свои сны, чтобы потом обсуждать вместе с врачом их закодированный смысл. Впоследствии Диана призналась друзьям, что эта методика не внушала ей большого доверия. Доктор расстался со своей пациенткой, однако на этом его контакты с королевским семейством не прекратились. Последние несколько лет он наблюдает принца Чарльза, который регулярно является на психотерапевтические сеансы в его приемную на Слоун-Стрит.
Другой врач, Дэвид Митчелл, главное внимание уделял анализу бесед между Дианой и ее мужем. Каждый вечер он просил свою пациентку вспомнить по порядку события прошедшего дня. Диана не скрывала, что разговоры с мужем почти всегда заканчивались слезами. Ее осматривали и другие специалисты. Каждый делал свои выводы и предлагал какие-то меры, однако принцесса чувствовала, что ни один не приблизился к пониманию истинной природы ее болезни.
11 ноября врач Дианы Майкл Линнет поделился своей тревогой по поводу состояния здоровья принцессы с пианисткой Лили Снип, знавшей Диану еще по школе Вест-Хет. Мисс Снип сделала следующую запись в своем дневнике: "Диана очень похорошела, но слишком худая (доктор очень недоволен тем, как она питается). Я спросила, как чувствует себя принц Уильям - прошлой ночью он спал 13 часов! Диана сказала, что малыш просто чудо, и они с Чарльзом его обожают".
По жестокой прихоти судьбы как раз в тот момент, когда Диана все глубже погружалась в бездну отчаяния, общественное мнение обернулось против нее. Газеты перестали расхваливать принцессу-Золушку, а хором порицали ее за "безумную расточительность", кричали, что она якобы способна потратить целое состояние на новые наряды. На нее возлагали ответственность за то, что в продолжение последних восемнадцати месяцев целый ряд придворных чиновников покинули свои посты; наконец, принцессу обвинили в том, что она пытается разлучить Чарльза со старыми друзьями и не разрешает есть мясо. Даже пресс-секретарь королевы охарактеризовал взаимоотношения супругов как "весьма неровные". Именно в тот момент, когда в мозгу Дианы периодически вспыхивала мысль о самоубийстве, ведущий раздела светской хроники одной из газет назвал ее дословно "исчадием ада и монстром". Несмотря на то, что эта вопиющая ложь не имела ничего общего с реальными фактами, Диана принимала нападки журналистов очень близко к сердцу.
Брат Дианы Чарльз бросил неосторожную фразу, которую недоброжелатели тотчас взяли на вооружение. Вот его слова: "Она без лишнего шума избавилась от некоторых лизоблюдов, окружавших принца". Ссылаясь на эту фразу, говорили, что именно Диана затеяла кадровую чехарду в Хайгроуве и Кенсингтонском дворце, хотя на самом деле ее брат имел в виду не служащих, а многочисленных друзей-подхалимов, липнувших к принцу.
В этот период Диана думала только о том, чтобы выжить, и у нее не было сил затевать коренные преобразования управленческих структур при дворе принца Уэльского. Впрочем, она не боялась признать свою вину, когда было что признавать. Диана, например, не отрицала, что была резка с Джеймсом Уайтэкером - за что газеты злорадно обозвали ее "котенком, вообразившим себя львом". Диана сказала ему в сердцах: "Вы должны понять, что я не несу никакой ответственности за увольнения. Не в моей власти увольнять людей". Поводом для инцидента послужила отставка Эдуарда Эйдина, личного секретаря принца Чарльза, принадлежащего к древнему роду, который верой и правдой служил монархии, начиная с короля Георга V.
Как раз с Эдуардом у нее складывались самые дружеские отношения. Многих из его протеже она приняла в качестве своих придворных дам. Со своей стороны, Диане очень хотелось женить старого холостяка, и она усердно выполняла роль свахи, знакомя Эдуарда с незамужними девицами.
Когда уволился Стивен Барри, преданный камердинер Чарльза, опять все свалили на Диану. А ведь он сам говорил ей, что подумывает об отставке - еще во время медового месяца в Средиземном море, когда они сидели на палубе, любуясь ярким закатом. Несколько лет спустя Стивен умер от СПИДа. А тогда Диана с грустью подумала, что его отставка наверняка вызовет кривотолки - так же, как и уход телохранителя принца - Джона Мак-Лина и некоторых других сотрудников, служивших принцу до его женитьбы. Возможно, эти люди сочли, что раз принц пристроен в "надежные руки", можно с чистой совестью удалиться.
В первые годы замужества, когда Диана осваивала трудную роль супруги наследника престола, судьба несколько раз посылала ей испытания, из которых она выходила с честью и с надеждой, что сумеет быть полезной королевскому дому и своей стране. Ее дебют в качестве представительницы королевского семейства совпал с трагическими обстоятельствами. В сентябре 1982 года принцесса Монако Грэйс погибла в автомобильной катастрофе, и Диана решила во что бы то ни стало присутствовать на похоронах. Она хотела почтить память женщины, которая проявила чуткость и доброту, поддержав невесту принца на ее первом балу восемнадцать месяцев назад. Кроме того, Диана чувствовала своего рода солидарность с принцессой Грзйс, которая, подобно ей самой, вошла в королевскую семью извне, не будучи королевской крови. Сначала она обсудила свое намерение с мужем. Чарльз воспринял новость без особого энтузиазма и сказал, что нужно получить разрешение королевы. Диана обратилась в письменной форме к личному секретарю королевы (так было принято при дворе). Тот ответил отрицательно, объяснив, что Диана заняла свой пост совсем недавно и не имеет достаточно опыта. Диана не смирилась: речь шла о вопросе, которому она придавала принципиальное значение. Она написала письмо непосредственно королеве, которая дала согласие на поездку. Диана впервые отправилась за границу одна в качестве официальной представительницы королевского дома и сумела оправдать доверие. Похороны - мрачная церемония, которая одних отпугивает, а других располагает к мелодраматизму. По общему признанию, Диана вела себя в трудных обстоятельствах с редким достоинством, что особо отмечалось в прессе.
Вскоре после "боевого крещения" на горизонте появились новые проблемы. Принц Уэльский с супругой получили приглашение от правительства Австралии посетить страну с официальным визитом. Принц Уильям еще не начал ходить, и в газетах было много споров: как это Диане удалось уговорить королеву отпустить малыша в дальнюю дорогу. Однако королева тут была вообще ни при чем. Дело в том, что премьер-министр Австралии Малькольм Фрезер сам проявил инициативу и послал письмо, в котором заверил молодых родителей, что вполне понимает их проблемы и потому предлагает взять маленького сына с собой. До этого письма они уже практически смирились с мыслью, что придется оставить сына дома на четыре недели. Благодаря предупредительности Фрезера, принц и принцесса смогли продлить австралийское турне еще на две недели и посетили Новую Зеландию.
Во время визита принц Уильям вместе с няней Барбарой Барнз находились в обширном поместье под надежной защитой специально отобранных телохранителей. Хотя родители виделись с сыном лишь во время недолгих перерывов в предельно насыщенной программе, Диана была рада и этому. Кроме того, каждое свидание служило благодарной темой для разговоров: родители с радостью замечали, как он растет, меняется, и потом долго вспоминали и обсуждали эти изменения.
Австралийское турне стало для Дианы экзаменом на выносливость. Принца и принцессу встречали так горячо, с таким воодушевлением, с каким ей впоследствии редко приходилось сталкиваться. Из 17 миллионов жителей страны около одного миллиона наиболее ярых почитателей переезжали из города в город по всему маршруту следования высоких гостей. Восторг толпы граничил иногда с истерией. В Бризбейне ажиотаж достиг точки кипения. Трехсоттысячная толпа заполнила центр города, и достаточно было привести в движение эту массу, чтобы люди передавили друг друга. Ни сам принц, ни его придворные никогда еще не видели такого восторженного приема.
Первые дни было особенно трудно: изматывающие перелеты, нервное напряжение, приступы булимии… После первого официального посещения авиационного училища Элис-Спрингз-Скул Диана разрыдалась, оставшись наедине со своей придворной дамой Анной Бекуит-Смит. Ей так хотелось увидеть Уильяма, хотелось домой, хотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого места. Даже Анна, зрелая 29-летняя женщина, была совершенно разбитой. Сама Диана чувствовала себя как ребенок, которого учат плавать, бросив в воду на большой глубине: либо плыви, либо пойдешь ко дну. Она поднатужилась и - выплыла.
Диана, естественно, смотрела на мужа, как на советчика и руководителя, однако, реакция общественности и средств массовой информации отнюдь не способствовала взаимопониманию между супругами. Как и в Уэльсе, толпы собравшихся на улице не скрывали разочарования, если принц Чарльз выходил на прогулку без жены. Ее фотографии не сходили с первых страниц газет и журнальных обложек. Чарльзу ничего не оставалось, как подбирать букеты, брошенные к ее ногам. То же самое было, когда они ездили с трехнедельным визитом в Канаду в том же году. Один из бывших придворных принца Чарльза комментировал это следующим образом: "Он никак не ожидал подобной реакции. В конце концов, именно он был принцем Уэльским. Он выходил из машины - и толпа стонала от разочарования. Это не могло не задевать его самолюбия и в конце концов он стал ревновать. Со временем их поездки вдвоем стали походить на совместные турне двух конкурирующих поп-звезд. Увы, дух соперничества в немалой степени способствовал тому, что в настоящее время они участвуют в официальных мероприятиях порознь".
На людях принц Чарльз не показывал виду, что его раздражает падение его популярности, но с глазу на глаз он не скрывал своих претензий к жене. Не кривя душой, она говорила в свое оправдание, что вовсе не жаждет шумной славы, наоборот, внимание средств массовой информации постоянно отравляет ей жизнь. В самом деле, природа хронического заболевания, которым страдала Диана, непосредственно связана с самооценкой, с отвращением к своей внешности - поэтому ежедневно видеть свое многократно тиражированное изображение на журнальных обложках не доставляло ей никакой радости.
Несмотря на чудовищные перегрузки, в конечном счете австралийское турне стало поворотной точкой в ее жизни. Диана покинула Лондон девочкой, а вернулась взрослой женщиной. Конечно, эта перемена ни в какое сравнение не идет с той метаморфозой, которая произойдет спустя несколько лет, и все же это были первые признаки сложного процесса раскрепощения личности. В течение долгого времени ее угнетало ощущение собственной беспомощности, несостоятельности перед лицом новых задач, поставленных жизнью. Теперь, благодаря приобретенному опыту, Диана знала, что роль официального представителя королевской семьи ей вполне по плечу. В будущем ее ждет еще немало травм, и немало будет пролито слез, но самое страшное осталось позади. Диана принялась по кусочку складывать рассыпавшуюся мозаику своей жизни. Давно, очень давно она не виделась со старыми друзьями - не хватало духу. Они - вольные пташки, им не понять каково ей, запертой в золотой клетке королевского дворца. Казалось бы, звезда мировой величины должна смотреть свысока на прежнюю жизнь с ее мелкими радостями: дружескими вечеринками, розыгрышами, веселыми уикендами… Но для Дианы эти мелочи символизировали свободу, и ей больно было думать об этом.
Да и какой она предстанет перед друзьями юности: несчастная, раздавленная, тень прежней Дианы. Подобно больному зверю она стремилась зализывать раны вдали от чужих глаз. Грандиозный успех австралийского и канадского турне вернул ей веру в свои силы. Диана принялась писать письма, возобновляя дружеские отношения с членами своей прежней лондонской компании. В их числе был и Адам Рассел, которому Диана назначила встречу в итальянском ресторане в Пимлико, в центре Лондона.
Адам увидел совсем новую Диану, не похожую на веселую, озорную девушку, с которой он познакомился среди горных вершин. Она держалась гораздо увереннее, с непринужденным остроумием поддерживала беседу, но за шутками безошибочно угадывались печаль и одиночество. "При каждом движении она слышала позвякивание золотых цепей. Чувствовалось, что Диана еще не привыкла к этому", - вспоминает Адам Рассел.
Самая большая роскошь, о которой она мечтала, - расслабиться перед телевизором, смакуя тост с запеченной фасолью. "Так я представляю себе райскую жизнь", - поведала Диана своему собеседнику. Что касается изменений в ее общественном статусе, то прежде всего бросалась в глаза фигура телохранителя из Скотленд-Ярда, маячившая за соседним столиком. Диана далеко не сразу привыкла к тому, что у нее появилась вторая тень. Постоянное присутствие вооруженного полицейского служило самым веским напоминанием, что она больше не принадлежит самой себе. Подумать только: когда-то она могла включить на полную мощность магнитофон и наслаждаться звуками любимой музыки, путешествуя в полном одиночестве на своей машине. Теперь ежеминутно приходилось считаться с желаниями и настроением постоянного спутника.
В первое время Диана позволяла себе по вечерам прокатиться с ветерком, оставив дома заботливого "опекуна". Во время одной из таких прогулок по лондонским улицам за ее автомобилем увязались на машине несколько разгоряченных молодых арабов. Теперь принцесса предпочитает ездить к южному побережью, где можно подставить лицо свежему морскому ветру, почувствовать, как он перебирает волосы. Диана любит отдыхать у воды, на берегах реки Ди или у моря.