Его звали Пол Уоткинс, но мы обращались к нему не иначе, как Малыш Пол. Он скитался уже несколько лет и, по его словам, побывал в нескольких коммунах. Судя по тому, что юноша не мог оторвать глаз от обнаженных тел, я подумал, вряд ли ему доводилось видеть голую женскую плоть. Со своим интересом к девочкам и заигрыванием он был таким естественным. Мне нравилось наблюдать, как он строит из себя крутого парня, так что я спросил, не хочет ли он присесть и составить нам компанию. Пол хотел, и после моего легкого кивка Бренда и Снейк подвинулись, чтобы посадить его между собой. Они дали ему косяк, и уже скоро мальчишка обкурился не меньше нашего. Мне кажется, он попал в какой-то дивный мир, о котором даже не мечтал. Трава давала о себе знать, мелодия и тексты хороших песен пробудили в нас чувственность, и вскоре Пол обнаружил, как его ласкают и раздевают две девушки. Он остался у нас на ночь и ушел на следующее утро, но через пару месяцев вернулся. Сначала он был частью нашего круга, а потом стал иудой.
Мой контакт с Universal, в конечном счете, прервался, так и не принеся никакого результата. Моя вторая запись не состоялась, да и фильм о втором пришествии не сдвинулся с мертвой точки. Авторы сценария и потенциальный продюсер загорелись идеей, чтобы во втором пришествии Христос был черным. Я не мог на это купиться - с работой на студию случилось то же, что и с задуманным фильмом: я бросил заниматься этим дерьмом.
Пару раз, работая со сценаристами из Universal, я видел себя талантливым парнем, способным выдать достаточно материала для съемок первоклассного фильма, который оказался бы настолько удачным, что принес мне какое-никакое признание и достаточно денег, чтобы не приходилось постоянно надрываться. Когда наши разногласия привели к разрыву отношений, я почувствовал разочарование. "Пусть убираются ко всем чертям, кому они вообще нужны? В любом случае вся эта муть с материалами меня больше не интересует", - пытался я успокоить себя. В общем, мы снялись с места и какое-то время колесили по дорогам.
Еще с 1955 года, когда я впервые проехал на украденном "меркьюри" 1951 года по шоссе 66 мимо пустыни Мохаве, обширное малонаселенное пространство стало волновать меня. В последних наших поездках я чувствовал непреодолимое желание повидать пустыню больше, чем это было возможно с главных дорог, но пока что довольствовался обычным видом, который открывается с самых распространенных маршрутов. Весной 1968 года я начал ездить в те районы пустыни, куда редко забираются туристы, в городишки вроде Шошона, Текопы, Панаминт-Спрингса и других, таких маленьких, что их даже не наносят на карты. Чем меньше был город, тем приятнее и ближе к земле оказывались его жители. Повинуясь моему желанию, мы могли настолько отклониться от проторенных путей, что забредали туда, где бывали лишь землевладельцы, старатели или отшельники, искавшие уединения и стремившиеся уйти от законов и установленных порядков. Я был далек от затворничества, ибо какая-то часть моей натуры требовала, чтобы рядом со мной кто-то был, но вот сбежать из-под власти закона и порядка мне действительно хотелось. Я считал пустыню подходящим местом, чтобы пустить там корни. Если бы большинство тех, кто жил со мной в автобусе, ценили пустыню так же, как я, мы перебрались бы туда намного раньше, чем это случилось на самом деле. Но тогда молодежи в основном казалось, что в пустыне будет слишком одиноко, и они окажутся лишены некоторых источников удовольствия. Поэтому, вместо того чтобы осесть где-нибудь сразу, мы продолжали странствовать, называя автобус своим домом. Временами, чтобы отдохнуть от постоянной дороги, мы останавливались на неделю-две у кого-нибудь из друзей. Порой мы просто въезжали в пустующий дом, не спрашивая на то разрешения хозяев. Удивительно, но иногда наши стоянки продолжались несколько недель, прежде чем хозяин дома или полиция велели нам уносить ноги.
Первого апреля 1965 года Мэри родила нашего сына Валентина Майкла Мэнсона. Больничной койкой ей служил матрас, брошенный на пол в какой-то лачуге в Топанга-Каньон, где мы остановились. Я принял роды, обрезал пуповину и завязал пупок. Девочки, числом уже пятнадцать, были медсестрами. Я был горд тем, что Винни-Пух, как мы прозвали младенца, был моим потомством. К нему тянуло всех, и он стал средоточием радости в нашей группе. Мы посчитали, что ребенка можно воспитать и вне обычной семьи, где есть мама и папа. Мы все несли за него ответственность. Ребенок мог бы вырасти без всех этих заскоков, которые дети обычно перенимают у родителей, что позволило бы ему избежать влияния ограниченных, односторонних взглядов. Он возмужал бы, окруженный любовью и пониманием. Его голова не была бы забита бесконечными сомнениями, а характер не испортился бы под воздействием комплексов, сформировавшихся из-за эгоистичных, властных родителей. Он узнал бы подлинную любовь и свободу мышления, которой лишены большинство людей. Мы тоже стали бы учиться у нашего ребенка, не знакомого с ненавистью, ревностью, наживой и эгоизмом.
Появление новорожденного никак не сказалось на нашем образе жизни. Если что-то и изменилось, так это была возможность вести себя совершенно по-другому в отличие от обычных родителей, проявляя качества, противоположные их недостаткам. Эту возможность предоставил всем нам Винни-Пух. Окружавшие меня ребята на собственном опыте почувствовали, как родители и общество подавляют, используют и отвергают их. Им было известно, что в целом родители и общество иногда значат что-то хорошее, но они слишком озабочены своей жизнью, чтобы правильно сориентировать детей. Винни-Пуху и другим нашим детям повезет больше. Всех нас охватывало чувство, что мы помогаем родиться личности, которая будет создавать более совершенный мир.
Винни-Пух ехал туда, куда его вез черный автобус. За ним присматривали пятнадцать - двадцать человек. Однажды он послужил причиной нашего ареста в округе Вентура. Мы остановились в какой-то лесистой местности и разбили лагерь. К нам подошли люди шерифа и начали приставать. Они забрали меня и еще пару девушек за фальшивые удостоверения личности. Мэри попалась на том, что на людях кормила своего ребенка двадцати дней от роду. Проводя все время в разъездах или развлечениях, мы уже привыкли к повышенному вниманию полицейских, но обычно несколько улыбок девушек решали дело: копы просто просили нас вести себя поспокойней и ехать дальше. В тот раз девушки не улыбались, вдобавок прозвучало слово "свинья", так что, увидев голую грудь Мэри во рту у Винни-Пуха, один из полицейских указал нам на какой-то закон, запрещавший подобное. В итоге Мэри забрали с нами.
Наши ряды пополнялись так стремительно, что в автобусе стало невозможно жить нормально. Когда людям дискомфортно, они утрачивают расположение друг к другу, и мелкие неурядицы разрастаются до крупных споров, особенно в компании упрямых молодых девушек. Дело в том, что порой я хотел вернуть старые добрые деньки, когда нас было четверо - Мэри, Лин, Пэт и я. Но, размышляя о том, кому же придется уйти, я каждый раз находил причину, по которой этот человек должен остаться. Решить проблему могло бы место, где разместились бы все, расположенное подальше от проторенных дорог, чтобы городские жители и представители закона не мелькали все время перед нашими глазами. Пустыня по-прежнему манила меня. Мысль о жизни в пустыне стала казаться привлекательной для некоторых из тех, кто раньше отвергал ее на корню, но среди нас еще оставались те, кому эта идея была не по вкусу.
Ответ помогла найти Сандра Гуд. Сэнди одной из последних пришла к нам в группу. О ее жизни детишки из бедных семей могли только мечтать: симпатичная студентка колледжа, у которой в двадцать три года было все. В Сан-Франциско она принадлежала к определенному кругу. Обеспеченные разведенные родители давали ей все, что она желала, другими словами, все что угодно, только не искреннюю любовь и дружеское общение. В материальном плане она могла получить все - только захоти, но, несмотря на это, Сэнди искала свое место в жизни. Когда друзья пригласили ее в дом, где появился на свет Винни-Пух, она примчалась из Фриско ради одной волнующей ночи.
Я помню, в тот вечер мне показалось, что больше всего ее занимает собственная персона. Сэнди была одета в слаксы и блузку по последней моде, а ее серьги и украшения прекрасно гармонировали с макияжем. Какой-нибудь шикарный ресторан подошел бы этой красавице гораздо больше, чем пол в хижине, где мы устроились.
Ей было не очень уютно здесь. Я совсем не знал эту девушку и потому большую часть времени смотрел на нее, наблюдая за ее реакцией на происходящее. Остальные девушки были в джинсах, спортивных костюмах или в просторных блузах. Никакой косметики, а из украшений - одно или два кольца. Пока я играл на гитаре и пел, я смотрел, как гостья украдкой пытается снять сережки и избавиться от косметики. Рассмотрев, что у девушек на голове, она незаметно растрепала руками свои волосы, чтобы они лежали более естественно, как у остальных. "Может, она и занимается только собой, но ей не чуждо желание быть такой, как те, в чьей компании она находится", - подумал я про себя.
За игрой на гитаре и курением травки время летит незаметно. Народ время от времени выходил из комнаты в туалет. Сэнди же не шевелилась, но спустя какое-то время я с удивлением заметил, что она ерзает, сдерживает дыхание и вообще делает все, чтобы не описаться. Наконец я отдал гитару Брюсу, дав ему возможность поиграть, а сам взял Сэнди за руку и отвел в туалет. "Сюда, милая, - сказал я ей, - я польщен, что тебе понравилась моя музыка, но все-таки не стоит сидеть и слушать ее до тех пор, пока не промочишь штаны". Она посмотрела на меня с таким облегчением и благодарностью, какие мне редко доводилось видеть. Когда Сэнди вышла из туалета, мы не стали возвращаться в комнату, а вышли прогуляться. Прогулка вылилась в разговоры, море секса и желание узнать друг друга. Сэнди бросила все свои старания, предписанные обществом, и стала одной из нас. Одной из сильнейших! И благодаря ее знакомствам мы нашли способ попасть на ранчо Спан, что в конце концов позволило нам там поселиться.
Спан, декорация ранчо, находится чуть выше Чэтсворта, Калифорния, в Сими-Хиллз. Хотя мы были всего лишь в получасе езды на машине от центра Голливуда, суматошный и беспокойный город был от нас далеко: от автострады до ранчо было еще пилить и пилить. Кроме двух главных строений и огромного свободного пространства, где киношные ковбои, преступники и индейцы разыгрывали драмы из жизни Старого Запада, на ранчо были декорации старинного города, типичного для вестернов. Вдоль деревянного тротуара стояли здания, которые должны были изображать салуны, кафе, гостиницы и тюрьмы времен Дикого Запада, когда все кругом скакали на лошадях и палили из пистолетов. За искусственным городом, чуть ниже, было разбросано несколько старых лачуг-притонов, где угонщики скота и настоящие злодеи напрасно старались укрыться от бравых парней шерифа или главного героя. Увидев это место впервые, я понял, насколько оно нам подходит, и подумал: "Вот оно, вот наше место!"
Владельцем ранчо был Джордж Спан. Ему шел девятый десяток, но жизни он не разлюбил и мог целыми днями травить байки про свои отношения с легендами старых вестернов: имена Уилла Роджерса, Тома Микса, Хопалонга Кэссиди (Уильям Бойд), Роя Роджерса и Джина Отри слетали с его языка с такой легкостью, что тебе ничего не оставалось, как поверить в реальность и крепость дружбы Джорджа с этими кинозвездами. Уверен, что в ту эпоху, о которой распространялся Джордж, его ранчо пользовалось огромным спросом в киноиндустрии, но время, как и сам Джордж, существенно изменилось. Теперь у него было пятьдесят - шестьдесят верховых лошадей, и он обеспечивал все необходимые условия желающим проехаться на лошади. Ранчо и ковбойский город-декорация служили лишь фоном для прогулок верхом и очень нуждались в ремонте. Ухаживали за лошадьми и поддерживали порядок в загонах и стойлах шестеро-семеро парней. Они так и говорили: мы работаем на ранчо Спан. Среди них были Шорти Ши, Хуан Флинн, Джон Шварц и Стив Гроган.
Джордж практически ослеп и не покидал парадного крыльца, так что не всегда был в курсе того, что происходит за пределами его дома на ранчо. Но, несмотря на плохое зрение и малую подвижность, старика Джорджа было трудно одурачить. К тому же его нельзя было назвать дряхлым. Он все еще был весьма прозорливым торговцем лошадьми. Джордж знал и понимал людей лучше многих из тех, кто зарабатывает себе на хлеб, анализируя психику других.
Первый раз я ехал на ранчо Спан, преследуя две цели: во-первых, осмотреться, а во-вторых, найти приятеля Сэнди, который жил на ранчо и работал там механиком. Наш автобус нуждался в ремонте. Мне хотелось посмотреть, что может сделать с этим знакомый Сэнди. Он чинил автобус пару дней, и у меня было полно времени для того, чтобы побродить по ранчо и познакомиться с некоторыми его обитателями. Чем больше я осматривался, тем больше мне нравилось это место.
Несмотря на близость к автостраде, оно было достаточно уединенным, а с другой стороны, находилось не так далеко от города, и мы могли бы гонять туда-сюда, если мне нужно было в город по профессиональным делам, а кому-нибудь из молодежи просто захотелось бы увидеть вблизи огни большого города.
Больше всего для жилья нам подходил главный дом на ранчо, но не тот, в котором жил сам Джордж, а одна из декораций, стоявшая на некотором расстоянии от дома владельца ранчо. В то время там обитал хиппи по имени Каплан вместе со своей семьей и еще какими-то людьми. Судя по всему, Каплан очень хорошо устроился на ранчо и пользовался благосклонностью старика Джорджа. Поэтому нечего было даже думать о том, чтобы как-нибудь спровадить его и всех остальных с места, где мне так хотелось обосноваться самому. По крайней мере, на какое-то время.
Знакомый Сэнди наконец привел автобус в порядок, и я уехал с ранчо, не переговорив с Джорджем насчет нашего переезда сюда. Но я знал, что вернусь. Через несколько дней я стоял у Джорджа на крыльце и, призвав на помощь все свое красноречие, убеждал его, почему он должен пустить нас на ранчо. Я взял с собой пару девочек: им нужно было сыграть невинных милашек. Когда я въезжал во двор (не на автобусе, а на одолженной машине), Джордж сидел на крыльце. Я остановился у крыльца, наверх вели ступени четыре. "Мистер Спан, меня зовут Чарльз Мэнсон, мне хотелось бы поговорить с вами насчет аренды части вашей территории", - обратился я к Джорджу. "Ну что же, сынок, мы можем обсудить это, но тебе придется подойти поближе, потому что я слепой, как летучая мышь. Ни черта не вижу, но это не мешает мне говорить или думать. Подойди-ка сюда, и мы послушаем, что ты там надумал", - ответил старик Джордж.
Мы с девочками поднялись на крыльцо. Джордж встал со стула и протянул вперед руку. За толстыми стеклами его темных очков я видел открытые глаза, двигавшиеся как у человека с нормальным зрением. Вместо того чтобы пожать мою руку, Джордж просто держал свою руку в том направлении, откуда слышал мой голос. Я пожал его руку, здороваясь. Когда я представлял ему девушек, он тоже поворачивался на звук их голоса и ждал, пока они пожмут ему руку. Наблюдая, как левой рукой Джордж приобнимал девушек за плечи, пока правой здоровался с ними, я заподозрил, что Джордж не столь слеп, как притворялся. Этот ушлый старый засранец мог использовать свое плохое зрение, помимо прочего, как повод для получения приятных ощущений, подумалось мне. Но последующие события доказали, что Джордж на самом деле слеп почти настолько, как сказал нам. Перебросившись несколькими словами с каждой из девушек, он вернулся ко мне. "Ладно, сынок. Так что же может сделать для тебя такой старый ковбой, как я?" - спросил он. "Видите ли, сэр, - сказал я ему самым дружелюбным голосом, на какой только был способен, - сам я музыкант. Сейчас я и еще четверо-пятеро человек из моей группы живем в автобусе, ставшем домом на колесах. Нам нужно место, постоянное место, которое мы могли бы назвать своим домом. Дело в том, что в настоящий момент у нас не так много денег. Но все мы готовы делать какую-то работу на вашем ранчо в благодарность за жилье. Девушки могут делать уборку в вашем доме и готовить для вас и для нас, а ребята - все, что будет нужно на ранчо". - "Значит так, - начал Джордж. - Кухарка у меня есть. Ко мне приходит Перл, она готовит и убирает дом. Но, наверное, ей хотелось бы иметь возможность иногда передохнуть. У меня есть несколько наемных работников, они присматривают за лошадьми, но ведь им может понадобиться помощь, чтобы следить тут за всем. Где ты собрался остановиться?" - "Ну, нам очень подходит большой дом, но я заметил, что в нем кто-то живет. Но если так случится, что они съедут, мне бы хотелось как-нибудь договориться с вами насчет этого дома".- "В общем, так, сынок, там уже живут Кап и его люди, и на твоем месте я не стал бы рассчитывать на этот дом. В твоем распоряжении две старые хибары перегонщиков скота за холмом, но там нет никаких удобств. Жить там будет несладко". - "Да ладно, мистер Спан, нам не привыкать. Пока это место нас устроит. Уверяем, вы останетесь довольны нами". - "Зови меня Джордж, сынок. Мы обговорим ваши обязанности потом, когда вы устроитесь".
Я соврал Джорджу насчет размеров нашей компании, но рассудил, что нас будет не видно из его дома и старик не узнает, сколько нас на самом деле поселилось у него на ранчо.
Старые лачуги позволяли нам вести уединенную жизнь, и к тому же это было только начало. В скором времени интерес старого Джорджа к девочкам можно было удовлетворить так, что к тому моменту, как он узнал бы об истинном числе гостей, он ценил бы нас настолько, что не захотел бы выгнать обратно на дорогу. А при правильном раскладе наш переезд в главный дом ранчо не заставил бы себя долго ждать.
На следующий день я спокойно проехал мимо основных домов и остановил автобус рядом с одной из старых хижин. При этом в автобусе ехал Винни-Пух и еще восемнадцать человек - четверо ребят и четырнадцать девушек (дюжина из них пряталась на полу автобуса). Придя в восторг от свободного места, девушки быстренько взялись за уборку, вооружившись мылом, водой и щетками. К вечеру хижины блестели чистотой, и оказалось, что в них вполне можно жить. Находившийся неподалеку родник, свечки, фонари, печка, топившаяся дровами, и туалет на улице обеспечили нас всеми необходимыми удобствами.
Я не хотел переигрывать и сразу обманывать Джорджа и его гостеприимство, поэтому объяснил молодежи, что владелец ранчо не в курсе, что нас так много. Какое-то время им придется держаться рядом с нашим домом, не рыскать по окрестностям и не обнаруживать наше количество.