Наша внешнеполитическая ситуация безнадежна. Сейчас на кону стоит все, в особенности вооружение. Все, чего мы с трудом добились в вопросе вооружения, потеряно. Все державы, от которых это зависит, против нас. Франции, которая, как и прежде, находится на заднем плане со своими угрозами, даже пальцем шевелить не нужно, чтобы создать благоприятную для себя ситуацию. Необходимо понять всю серьезность положения и разъяснить ее авторитетным лицам. При таком положении вещей у нас есть две возможности. Либо ни о чем не беспокоиться, а потом на первый план выйдут силовые меры, за которые сегодня будут все державы (даже Польша не останется в стороне). Затем последует безнадежная последняя битва. Либо можно подчиниться. В обоих случаях Третий рейх будет в большой опасности. Таким образом, армия должна будет лишиться авторитета, завоеванного благодаря событиям 30 июня. <...>
Австрия является источником всех зол. Здесь нужно покончить с двойственной политикой. Наступит медленное и трудное охлаждение. Папен не получил ответа, и все-таки он должен взять на себя этот труд, но вести себя при этом очень осторожно".
Фактически Гитлер, после смерти Гинденбурга ставший главой государства, в связи с "делом Дольфуса" решился, по крайней мере внешне, направить отношение Германии к Австрии по "нормальному и дружелюбному руслу". В мае 1935 года он сообщил в рейхстаге, что Германия не имеет намерения захватывать Австрию или вмешиваться в ее внутренние дела. При этом он, естественно, выразил желание улучшить таким образом и отношения с Италией, которые стали весьма напряженными после убийства Дольфуса.
По поводу этого Бек, согласно его записям от 22 июня 1935 года, узнал от статс-секретаря Бюлова следующее: "Смена настроений в Италии в пользу Германии производит большое впечатление. Муссолини заметил, что Дунайский пакт, как он его себе представляет (гарантирующим благодаря великим державам господствующее положение Италии по отношению к Австрии, которое, согласно договору, обязана была бы признать и Германия), неосуществим, так как вопрос слишком многосторонен и сложен. Он натягивал одни нити, а другие слегка отпускал, стараясь как можно больше их держать в своих руках – не расставаясь с мыслями об Австрии. На настроения Муссолини влияла также предстоящая абиссинская авантюра, не стоит говорить о том, как она завершилась. Осенью, вероятно, начнется внимательнейшее обсуждение абиссинского вопроса, когда один из членов Лиги Наций начнет войну против другого. Точно, что Муссолини является одним из самых ненадежных политиков. В отношении Австрии мы ничего не сделали ввиду отсутствия интереса. Рано или поздно вопрос решится сам по себе в нашу пользу. Также мы участвуем в абиссинском деле не как "непослушные школьники" и авось получим благодаря ему дальнейшую передышку".
Также и венгерский начальник Генерального штаба Верт, 24 июня 1935 года беседовавший с Бломбергом в присутствии Бека, сделал достойные внимания замечания относительно политики Муссолини. Согласно записям Бека, Верт объяснил: "Важнейшим пунктом для Италии в австрийском вопросе является то, что она не хочет общей пугающей ее границы с "восьмидесятимиллионной Германией". У нее нет территориальных претензий на Австрию. Было бы нелогично, если бы Италия таким образом приобрела непосредственную границу с Германией, ведь она очень хочет этого избежать. Если бы Италию можно было успокоить заведениями, что у Германии нет территориальных претензий на Австрию и что она не хочет аншлюса, то австрийский вопрос больше бы итальянцев не волновал. Венгрия предложила посредничество по отношению к Италии. Муссолини был в основном пронемецки настроен, но в том, что касается армии, он германофоб. Муссолини не обратился к Венгрии с предложением создать фронт против Германии. Италия успокоена последней речью Гитлера".
Согласно заключенному год спустя, 11 июля 1936 года, договору между Германией и Австрией, немецкое правительство признавало полный суверенитет федеративного государства Австрии. "Каждое из правительств, – говорится в нем, – рассматривает форму внутренней политики другой страны, в том числе и вопрос австрийского национал-социализма, как дело другой страны. Дело, на которое оно не станет оказывать ни прямого, ни косвенного влияния". Наряду с этим отношение Германии к Италии вновь приняло дружеский вид. А после того как 23 октября 1936 года Германия признала захват Эфиопии Италией, связи между ними стали еще более тесными.
И все же стремления Гитлера были направлены на то, чтобы мирным путем провести аншлюс Австрии через усиление там национал-социалистического движения. Но на случай, если вопрос о восстановлении габсбургской монархии станет остро, весной 1937 года Верховному командованию армии нужно будет подумать и о возможности военного вмешательства.
"Германия не в том положении, чтобы рисковать и давать повод к войне..."
20 мая Бек высказался очень категорично: "Группировка сил в Европе сейчас такова, что можно не волноваться о войне лишь между двумя из держав. Насколько я знаю Австрию, а в особенности австрийскую армию, я уверен, что немецкое военное вступление в Австрию, направленное против восстановления габсбургской монархии, означает войну между Германией и Австрией. В случае войны Францию и Чехию нужно считать врагами номер один, Англию, Бельгию и Россию – врагами номер два, Польшу и Литву – врагами номер три. У меня недостаточно информации, чтобы судить о позиции остальных держав. Но эту информацию лучше заведомо считать неблагоприятной, как в случае навязанного нам конфликта. То же самое относится к Венгрии и Италии".
Затем Бек обратил внимание на стоящую тогда в Германии очень серьезно проблему снабжения продовольствием, которую можно было решить, по его мнению, путем внедрения ускоренных технологий переработки урожая и обработки полей при участии всех имеющихся в распоряжении рабочих сил. Затем он продолжил: "Ограниченный военный успех – захват Австрии до Трауна, – на мой взгляд, не поможет достижению политической цели. Полный захват Австрии должен будет повлечь за собой такое количество военных мер, что, даже если все удастся, нужно будет опасаться, что будущие немецко-австрийские отношения будут проходить не под знаком аншлюса, а под знаком грабежа... Иногда утверждается, что Франция в одиночку не ведет войну. Не учитывая позиции Англии, которую предвидеть невозможно, в данном случае можно утверждать, что Франция была бы не одна. Она борется вместе с Австрией против Германии, и со временем, о чем можно говорить довольно уверенно, может рассчитывать, что и Чехия будет на ее стороне".
Далее Бек цитирует известное и часто употребляемое им высказывание фон Клаузевица: "Задачей и правом военного искусства по отношению к политике является главным образом следующее: не дать политике требовать того, что противно природе войны, чтобы из-за незнания влияния инструмента она не совершала ошибки в его использовании".
Подводя итог, Бек подчеркивал: "Германия во всем, что касается армии, находится не в том положении, чтобы рисковать и давать повод для войны в Центральной Европе. Реально ни в настоящее время, ни в ближайшем будущем она вообще не сможет вести войну. На основе оценки военно-политических и прочих предпосылок военного вмешательства в дела Австрии, направленного против восстановления габсбургской монархии, я считаю, что дальнейшая разработка этой мысли была бы безответственностью со стороны армии".
Несмотря на оценку Бека, в изданной 24 июня 1937 года "Директиве о единой подготовке вермахта к войне" Верховное командование вермахта спланировало вооруженное вторжение в Австрию, если там начнется восстановление габсбургской династии (план "Отто").
Наряду с австрийским вопросом также остро стоял вопрос об отношении Германии к Чехословакии, которому начальник Генерального штаба должен был уделять повышенное внимание с самого начала своей служебной деятельности. Эта проблема наравне с Судетами таила в себе опасность военных осложнений, а вследствие двойной уверенности, которую давали Чехословакии Франция и Россия, – опасность большой европейской войны. Бек отстаивал точку зрения, что Германия не должна использовать судетский вопрос как повод для нападения на соседнее государство и вообще она должна избегать всего, что может повлечь за собой военную стычку с таким результатом.
Возможность выразить свою точку зрения высшему военному начальству впервые предоставилась ему весной 1935 года. Военный министр рейха, опираясь на оперативное исследование, призывал главнокомандующего сухопутными войсками в своем письме от 2 мая высказать его мнение о приготовлениях, которые нужно было провести для выполняемой "молниеносной" операции (условное название Schulung – "Учения") против юго-восточного государства, "не принимая во внимание теперешнее неудовлетворительное состояние нашего вооружения" и предполагая, что "любое улучшение ситуации с вооружением сделает возможным расширение готовности и, таким образом, создаст более благоприятные перспективы на успех".
Бека беспокоила мысль, что за этим "оперативным исследованием" укрывалось намерение провести серьезные приготовления для нападения на Чехословакию. Уже на следующий день, 3 мая, он предоставил главнокомандующему письменное изложение своей точки зрения. Прежде всего он поясняет: "По зрелом размышлении я считаю своим долгом сообщить уже сегодня, что если в письме господина министра имеются в виду не планы оперативного исследования, то этим самым письмом задумывается вступление в практические военные приготовления. Но тогда я должен покорно просить снять меня с должности начальника управления, так как я не чувствую, что справляюсь с последней задачей".
Затем Бек беспощадно раскритиковал основы этого так называемого "оперативного исследования". Он писал: "В постановлении господина министра нет ничего о военной цели, которая поставлена командующему действующей армией на основе указанной государственным деятелем руководителю вермахта цели "молниеносной операции". Только когда военная цель для сухопутной армии будет полностью понятна, можно будет начать заниматься практическими и точными стратегическими проработками... Операция "Учения" выдвинет на первый план другие державы и сделает их противниками тех, кто ее проводит. Кроме того, нужно упомянуть, что Франция в настоящее время привела в боевую готовность 11 пехотных дивизий, 1 кавалерийскую, 1 мотомеханическую дивизию для "молниеносного нападения на Германию". В любом случае во время операции "Учения" нельзя рассчитывать на то, что хотя бы единожды будут задействованы только два противника. Скорее правильнее предположить, что при примерно неизменном военно-политическом положении, по меньшей мере, противники на западе и юге как можно быстрее пустят в ход превосходящую по силе военную машину против атакующего. Таким образом, операция "Учения" может рассматриваться в гораздо более широких рамках. Последнее следует учитывать в первую очередь".
Бек считал безнадежным и бесперспективным для Германии в такой обстановке, определенно сложившейся на долгое время, предпринимать наступательную войну против Чехословакии. Он писал следующее: "Хотя подготовка операции "Учения", "не принимая во внимание теперешнее неудовлетворительное состояние нашего вооружения", идет и предполагается, что "любое улучшение ситуации с вооружением сделает возможным расширение готовности и, таким образом, создаст более благоприятные перспективы на успех", все же я могу рассматривать подобную операцию не более чем жест отчаяния. Жест отчаяния, при котором германская армия, оставляя на произвол судьбы немецкую землю, сама себя выведет из игры для непосредственной обороны страны и, вероятно, за пределами Германии найдет свой бесславный конец. А в это время у себя дома противники будут диктовать самые благоприятные для себя условия. Подобное военное руководство, которое, вероятно, вскоре лишится не только доверия Родины, но и, прежде всего, доверия собственной армии, должно быть готово к суровому осуждению не только современников, но и истории".
Сказано было жестко и ясно и... не достигло результата. Автор того "оперативного исследования" мог почувствовать себя лишь смущенным при чтении этого оперативного разъяснения. Само собой разумеется, так Бек дал понять, что речь в основном идет о теоретических рассуждениях, а не о практических подготовительных мерах.
Но, по мнению Бека, теоретические соображения имеют смысл лишь тогда, когда они опираются на реальные или, по крайней мере, близкие к действительности основания. При решении поставленных стратегических задач или в проводимых военных играх, в руководимых им оперативных разработках он предостерегал офицеров Генерального штаба от конструирования желательных мыслей, от "исполненного фантазий стремления в темное будущее", что легко могло бы "учинить насилие" над вещами и привести к роковым последствиям.
В представленной ему на утверждение разработке военно-политического содержания он написал: "Обоснованная в меморандуме политическая постановка цели ведет, естественно, к военно-политическим и военным выводам. У этого есть как преимущества, так и недостатки. Я считаю не вызывающим сомнений, что уже сегодня нужно иметь в виду точную картину будущего развития, к которому надо стремиться. В настоящее время происходит так много, а будущее, как оно может развиваться – особенно без нашего участия, – столь трудно предвидеть, что я хотел бы принять за действительно ценный военно-политический лозунг: из-за наших интересов ни с кем не испортить отношения. Также я абсолютно уверен, что любой военно-политический и военный вопрос может рассматриваться нами лишь в рамках отношения к нам Франции, а не самостоятельно и что Франция всегда будет находиться на другой стороне и являться нашим злейшим и сильнейшим противником".
Структура Верховного командования вермахта
Одной из сложнейших проблем, которой занимались мыслящие головы молодого вермахта в отношении возможности будущей войны, была целесообразная структура Верховного командования вермахта. В этом вопросе мнения управления вермахта, в котором уже тогда будущий генерал Йодль имел весомый голос, и Генерального штаба сухопутных войск сильно различались. Первый хотел не только предоставить главнокомандующему вермахта (в мирное время военному министру рейха) общее руководство военными действиями, но и считал желательным, чтобы он имел непосредственное влияние на руководство операциями отдельных частей вермахта (сухопутные войска, люфтваффе, военно-морские силы). Бек придерживался иной точки зрения: главнокомандующий сухопутными войсками должен требовать право принимать участие в обсуждении и решении вопросов общего военного руководства. Одно из представленных исследований, в котором не рассматривалась война на несколько фронтов – против Франции и Чехословакии – и в котором не принималась во внимание подобная ситуация, дало Беку повод в подробной памятной записке от 9 декабря 1935 года изложить и обосновать свою точку зрения на данную проблему.
"В ведении войны против Франции и Чехословакии, – пояснял он, – которая в первую очередь является сухопутной войной, главная ответственность лежит на сухопутных войсках. Само собой разумеется, что главнокомандующему сухопутными войсками должна быть дана мера влияния на ведение военных действий, на которую он имеет право, как руководитель сухопутных вооруженных сил, и его обязанности не должны сводиться к положению только исполнительной власти. Это влияние распространяется в первую очередь на руководство военными действиями, но также и на их политические основания. Он является подходящим человеком, чтобы решать, что в военном плане является осуществимым, а что – нет. Для этого у него в Генеральном штабе есть служба, которая дает ему советы и которая оснащена превосходно – как только может быть оснащен штаб Верховного командования вермахта. Поэтому если где бы то ни было ведутся исследования, касающиеся Верховного командования частей вермахта, в особенности командования сухопутными войсками, то нужно действовать согласно вышеизложенной точке зрения. Наши военные планы, так же как и большие военные операции, должны быть результатом тщательной и обширной работы мысли при участии авторитетных служб. Так было всегда – иначе можно было поплатиться – и всегда будет.
Основная часть этой мыслительной работы в стране, которая находится в таком военном положении, как Германия, принадлежит сухопутным войскам. Главнокомандующий вермахта должен принимать ее в расчет, или ему пришлось бы взять на себя непосредственную ответственность и самому руководить подготовкой и проведением войны. Это было бы свыше его сил, а в иных конкретных ситуациях, как, например, в сегодняшней, и выше его мастерства. Главнокомандующему сухопутными войсками нельзя давать полномочия, которые будут означать тяжелейшие изменения в ведении войны (как произошло в спорном исследовании вермахта). Он должен требовать для себя права и обязанности первого и единственного советника главнокомандующего вермахта по всем решающим вопросам ведения сухопутной войны. <...>
Важнейшим условием успешных действий командования является доверие между руководителем и его советником. Обе стороны могут как поколебать это доверие, так и никогда его не достичь. Путем к достижению и сохранению доверия является непрерывный обмен мнениями. В этой связи чисто военные отношения невозможны".
В качестве требований к главнокомандующему сухопутными войсками Бек назвал следующее:
"а) участие во всех важных делах обороны страны и подготовки к войне, как в кабинете министров, так и у фюрера;
б) право быть первым и единственным советником главнокомандующего вермахта по всем решающим вопросам ведения сухопутной войны в мирное и военное время;
в) командная власть в мирное время над всеми частями сухопутной армии;
г) полная самостоятельность в ведении операций сухопутной армии в рамках предписаний, данных военным министром рейха вермахту".