Ударная волна переносит в окружающую среду около 50 % общей энергии взрыва. Ударная волна, ударяя по поверхности тела, вызывая в последнем деформацию, которая, постепенно затухая, распространяется на глубже лежащие ткани в виде волны сжатия и расширения. Колебательные движения тканей (сжатие и расширение) при прохождении через них упругой волны деформации могут быть настолько значительными, что на уровне наибольшей вибрации возникает разрыв тканей…
Избыточное давление 0,7–1 кг на 1 см поверхности тела вызывает смертельные поражения; при-больших величинах наблюдается отбрасывание тела на много метров и разрывы на части (отрыв головы, конечностей, разрыв грудной и брюшной полостей с размозжением внутренностей и т. д. (!). При избыточном давлении ниже 0,7 кг/см возникают различной тяжести многообразные расстройства функций центральной нервной системы, органов чувств и внутренних органов, обозначаемые терминами "контузия", "воздушная контузия". В последние годы повреждения ударной волной принято называть взрывной травмой.
При взрывной травме повреждаются не только голова и головной мозг, но и все другие органы и части тела: легкие, желудочно-кишечный тракт и т. д. Наиболее резкие изменения в эксперименте наблюдались в легких животных в виде мелкоточечных кровоизлияний, разрывов мелких сосудов, альвеол и бронхиол; иногда в виде массивных кровоизлияний, грубых разрывов и размозжения легочной ткани. Мелкоточечные кровоизлияния обнаруживаются также в стенках кишечника, желудка, в миокарде. В головном мозгу наряду с периваскулярными кровоизлияниями и расширением сосудов отмечались повреждения нервных клеток (разрушение и усиленная окрашиваемость протоплазматических отростков, смешение и выход ядер из клеток (!!!), утрата ими нормальных контуров)…
Во всех органах и тканях наиболее ранимыми являются кровеносные сосуды, которые деформируются, расслаиваются, разволакниваются или даже разрываются.
Непосредственное действие взрывной волны, обуславливающее клинику этих поражений тотчас же и вскоре после травмы, состоит в мгновенной деформации черепа, грудной клетки, резком давлении на живот с ушибом прилежащих органов и тканей (головного мозга, легких, органов брюшной полости)…
Резкие колебания давления (баротравма) в сочетании с воздействием возникающей при взрыве звуковой волны (акустическая травма) являются основными факторами, вызывающими повреждение барабанной перепонки, среднего и внутреннего уха. Указанные повреждения, а также мощный поток необычайно сильных звуковых импульсов, притекающих к звуковой зоне коры, обуславливают глухоту, а при распространении процесса на речевую зону, функционально тесно связанную со слуховой, - немоту. Эмоционально-аффективные реакции пострадавших на обнаруживаемые ими у себя после выхода из бессознательного состояния расстройства слуха и речи приводит к истерической фиксации последних (глухонемота, глухота, немота, заикание и т. п.).
Повреждение легких большинство авторов объясняет прямым воздействием ударной волны на грудную клетку; некоторые признают возможность воздействия ее на легкие через дыхательные пути. Закрытие голосовой щели в стадии вдоха в момент травмы способствует разрыву легких…
Выделяют молниеносную, тяжелую и легкую формы взрывной травмы.
Молниеносная форма характеризуется наличием глубокого коматозного состояния, частого слабого пульса, стерторозного дыхания, ригидностью мышц, кровотечением из носа, рта, ушей. Контуженные погибают, не приходя в сознание, вскоре после травмы.
При тяжелой форме отмечаются потеря сознания, глубина и длительность которой бывает различной, бледность, позже синюшности" лица, замедленный малый пульс, стерторозное дыхание, кровотечение из носа, ушей, горла, нарушение глотания, слюнотечение, расслабление сфинктеров. В дальнейшем отмечаются резкая лябильность пульса, акроцианоз, зябкость наряду с потливостью, глухонемота и другие расстройства речи и слуха; иногда отмечаются понижение остроты зрения, нарушение цветоощущения, восприятия формы и перспективы, ретроградная амнезия. Значительные парезы конечностей наблюдаются редко, только при ушибе головы. Изредка наступают парезы и параличи лицевого нерва, обычно на стороне поврежденного взрывной волной среднего уха. На стороне тела, обращенной к взрыву, иногда образуются кровоподтеки, сыпь, пузыри вследствие ушиба кожи, отмечается ригидность мышц, понижение чувствительности. Возможны тонические судороги, эпилептиформные припадки, приступы психомоторного возбуждения, напоминающие истерические (М.О. Гуревич, А.И. Гейманович). При поражении легких - одышка, боли в груди, кашель, кровохаркание, симптомы острого расширения легких, реже уплотнение легочной ткани и изменения плевры.
Наряду с высокой лябильностью пульса, у контуженных отмечается тенденции к повышению артериального давления в остром периоде, что в ряде случаев приводит к стойкой тигертонии в последующем (Т.С. Истманов), а также к повышению венозного давления (А.И. Златоверов, Н.И. Маховиладзе). При электрокардиографии у контуженных обнаруживается синусоидная брадикардия, дыхательная аритмия, стойкая желудочковая экстрасистолия. Иногда контуженные жалуются на тошноту, потерю аппетита вплоть до полной анорексии, вынуждающей прибегать к насильственному кормлению. У некоторых, наоборот, аппетит повышается (булимия). Изредка отмечаются метеоризм, понос, недержание газов, упорная рвота. При прямом воздействии ударной волны на область живота можно обнаружить напряжение мышц брюшной стенки наряду с анестезией кожи (даже при отсутствии разрыва половых органов)…
Легкие формы взрывной травмы характеризуются быстро проходящими расстройствами слуха и речи, отсутствием неврологических симптомов и признаков нарушения функций внутренних органов. Такие контуженные нуждаются только в кратковременном (3–5 дней) отдыхе и лечении…"
Какими же наивными надо быть, чтобы всерьез воспринимать ловкие кувырки киногероев во взрывной волне! Как такое возможно, если взрыв вышибает ядра из нервных клеток головного мозга?!
Помню, когда я проходил срочную службу в рядах Советской армии командир учебной роты, капитан С., инструктировал нас, молодых курсантов, на занятиях по метанию боевых гранат: "Если ты не залег, то остановись после броска гранаты, нагни голову вперед, чтобы каска прикрыла твой череп от осколков. Держи автомат перед собой вертикально, как свечку, прижми его к себе! Цевье защитит горло, рожок магазина прикроет область сердца, затворная рама - брюхо, а приклад - гениталии!"
Позднее я удивлялся, как можно, оказывается, использовать обычный АК в качестве универсального средства защиты. И верно. Когда страшно, то сворачиваешься подобно эмбриону, улитке, корчащейся на огне, и становишься таким маленьким, что, кажется, за скомканную сигаретную пачку спрячешься, не то что за автомат. А осколок - не приведи господь, - попавший в руки-ноги, извлекут, дырки заштопают, и будешь, как новенький. Другое дело - грудина, кишки, промежность. Кровью истечешь, воспаление схлопочешь, перитонит с гангреной…
А ведь речь шла всего-навсего о маленькой РГ размером с лимон.
Помню, нас учили ложиться при условных бомбежке и артобстреле, а тем паче при нанесении противником ядерного удара: "Вспышка прямо!"
Взводные, а за ними и сержанты учебки, кривя рты и матерясь, орали: "Упал! К земле прижался крепче, чем к любимой девушке! Носки врозь, пятки вместе! Плечами, грудью, животом, бедрами прижался, солдатик!" На наивный вопрос новобранцев: "Зачем же так прижиматься? Ведь ее, землю, при взрыве небось тряхнет, окаянную!" - ответ следовал незамедлительно, по-военному грубоватый и лаконичный: "Чтоб тебе, дуболому, яйца не оторвало!"
Тогда мы смеялись.
Но с годами, глядя на документальные съемки, на сорванную взрывной волной с тел одежду, на оторванные конечности, на перевернутые машины и распыленные постройки, я понял, что мои военные наставники были не так уж далеки от истины. Ведь если между залегшим солдатом и землей окажется хотя бы маленький зазор, то взрывная волна ворвется в него, поднимет человека, как на воздушной подушке, подцепит исполинской невидимой лопатой, отшвырнет и шлепнет так, что потом хирурги долго будут чесать в затылках, не зная с чего начать собирать изломанное тело.
Говорят, что я в своих книгах незаслуженно обхожу молчанием моряков. Мало уделяю внимания военно-морскому флоту.
Согласен. Исправляю это упущение. Тем более что именно на флоте основное поражение наносится артиллерийским огнем, а следовательно, взрывами.
О специфике подобных ранений, о действиях матросов в бою и о труде судовых врачей я предлагаю поразмышлять, используя выдержки из книги уже упоминавшегося мной участника Второй мировой А. Маклина "Крейсер "Улисс" и книги А. Новикова-Прибоя "Цусима". Сам Новиков-Прибой проходил службу в должности баталера на броненосце "Орел" 2-й Тихоокеанской эскадры, сражался в Цусимском бою во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. и с документальной точностью воспроизвел в своей книге все, чему он являлся свидетелем.
"Внизу, на операционном пункте было тихо. Ярко горели электрические лампочки. Нарядившись в белые халаты, торжественно, точно на смотру, стояли врачи, фельдшера, санитары, ожидая жертв войны…
И хотя давно все было приготовлено для приема раненых, он [старший врач Макаров] привычным взором окидывал свое владение: шкафы со стеклянными полками, большие и малые банки, бутылки и пузыречки с разными лекарствами и растворами, раскрытые никелированные коробки со стерилизованным перевязочным материалом, набор хирургических инструментов. Все было на месте: морфий, камфара, эфир, валерианка, нашатырный спирт, мазь от ожогов, раствор соды, йодоформ, хлороформ, иглы с шелком, положенные в раствор карболовой кислоты, волосяные кисточки, горячая вода, тазы с мылом и щеткой для мытья рук, эмалированные сточные ведра, - как будто все эти предметы выставлены для продажи и вот-вот нахлынут покупатели. Люди молчали, но у всех, несмотря на разницу в выражении лиц, в глубине души было одно и то же - напряженное ожидание чего-то страшного. Однако ничего страшного не было. Отсвечивая электричеством, блестели эмалевой белизной стены и потолок помещения. Слева, если взглянуть от двери, стоял операционный стол, накрытый чистой простыней. Я смотрел на него и думал, кто будет корчиться на нем в болезненных судорогах? В чье тело будут вонзаться эти сверкающие хирургические инструменты?
Освежая воздух, гудели около борта вдувные и вытяжные вентиляторы, гудели настойчиво и монотонно, словно шмели.
Мы почувствовали, что в броненосец попали снаряды - один, другой. Все переглянулись. Но раненые не появлялись. Что же это значило? Я заметил и у себя и у других постепенное исчезновение страха. Люди начали обмениваться незначительными фразами и улыбаться друг другу. Не верилось, что наверху шло настоящее сражение. Казалось, что мы участвуем лишь в маневрах со стрельбой, которые через час благополучно закончатся, - так неоднократно бывало раньше. И все почему-то обрадовались, когда первым пришел на перевязку кок Воронин. По расписанию, он находился у трапа запасного адмиральского помещения и должен был помогать раненым спускаться вниз.
- Ну, что с тобой, голубчик? - ласково обратился к нему старший врач.
Кок по движению губ врача догадался, что его о чем-то спрашивают, и заорал в ответ:
- Я ничего не слышу, ваше высокоблагородие! Оглушило меня. Разорвался снаряд, и я полетел от одного борта к другому. Думал - аминь мне, а вот живой оказался.
Все с любопытством потянулись к нему, а он, подняв руку, показывал лишь один палец с небольшой царапиной.
Воронин, получив медицинскую помощь, ушел на свое место. Такое ничтожное поранение как-то не вязалось с громовыми выстрелами тяжелой артиллерии. И в операционном пункте, не зная о ходе сражения, люди повеселели ещё больше. Японцы уже не казались такими грозными, как мы о них думали раньше, а наш корабль достаточно был защищен броней, чтобы сохранить свою живучесть и сберечь от гибели девятьсот человек.
Но скоро начали появляться раненые, сразу по нескольку человек. Одних доставляли на носилках, другие приходили или приползали сами. В большинстве своем это были строевые офицеры, квартирмейстеры, комендоры, орудийная прислуга, дальномерщики, сигнальщики, барабанщики - все те, кто находился на верхних частях корабля. Передо мной прошел ряд знакомых лиц. Вот прибежал матрос Суворов с мелкими осколками в спине и правой ноге, с кровавой раной в предплечье и ступне…
Сигнальщик Куценко, явившись, сморщил лицо, как будто собирался чихнуть, - у него была прошиблена переносица. Матрос Карнизов, показывая врачу разорванный пах, оскалил зубы и странно задергал головой, на которой виднелась борозда, словно проведенная медвежьим когтем. У барабанщика квартирмейстера Волкова одно плечо с раздробленной ключицей опустилось ниже другого и беспомощно повисла рука. Дальномерщик Захваткин, согнувшись, закрыл руками лицо, - у него один глаз был поврежден, а другой вытек. Нетерпеливо шаркал ногой комендор Толбенников. Ему ожгло голову, плечи и руки. Носильщики то и дело доставляли раненых с распоротыми животами, с переломанными костями, с пробитыми черепами. Некоторые настолько обгорели, что нельзя было их узнать, и все они, облизанные огненными языками, теперь жаловались, дрожа, как в лихорадке:
- Холодно… Зябко…
Раненых, получивших временную медицинскую помощь, укладывали тут же, на палубе, на разложенные матрацы…
Как морская война отличается от сухопутной, так и медицинская помощь раненым на корабле имеет свои особенности. Прежде всего об эвакуации пострадавших не может быть и речи. Им придется оставаться здесь до прибытия судна в свой или чужой порт. Броненосец, пока не потерял способности управляться, не может выйти из боевой колонны для передачи раненых. Этим самым он только нарушил бы общий строй эскадры и ослабил бы на некоторое время ее силу. К нему во время боя не может приблизиться и госпитальное судно для снятия людей, выбывших из строя, потому что оно рискует от одного снаряда пойти ко дну со всем своим населением. Значит, здесь, в этом помещении, и раненые, и медицинский персонал, и все остальные люди одинаково разделяют судьбу своего корабля. Была разница и в самом характере нанесенных ран. У нас в отличие от сухопутного боя не дырявили людей винтовочными пулями, не рубили шашками, не прокалывали штыками, не мяли лошадиными копытами. Если на суше страдали лишь частично от артиллерийского огня, то на корабле подвергались увечью исключительно от разрывающихся снарядов. Поэтому к нам обращались люди за медицинской помощью с ожогами или с такими ранами, которые причинялись осколками с острыми, режущими краями, нарушающими целость тканей на большом пространстве. Затем в сухопутном сражении даже на передовых перевязочных пунктах, медицинский персонал, занимаясь своим делом, не испытывает тех неудобств, какие достаются на долю судовых врачей. Там - надежная земля, здесь - качаются стены, уходит из-под ног палуба, а при крутом повороте судна появляется такой угрожающий крен, что холодеет на душе, и все это происходит с такой неожиданностью, какую нельзя предусмотреть.
Не обращая внимания на эти тяжелые условия, оба врача с исключительной энергией выполняли свои обязанности. Легко раненных перевязывали фельдшера, а в иных случаях и санитары. Сильно изувеченные обязательно проходили через руки Макарова и Авророва.
- На операционный стол! - слышались их распоряжения.
Морское сражение не тянется долго, а беспорядок, сопровождающий бой, может скверно повлиять на успех операции. Поэтому серьезные операции, как и настоящее лечение, откладывались до более благоприятного времени, когда перестанут грохотать пушки и противники разойдутся в разные стороны. Кроме того, пострадавшие прибывали в таком количестве, что врачи все равно не успевали разбираться в деталях телесных повреждений. Они ограничивались лишь поверхностным осмотром ран, кровотечения и определением того, насколько нарушена костно-суставная система. И сейчас же применяли неотложные лечебные меры.
То и дело слышался повелительный голос Макарова:
- Тампонировать рану! Руку в лубок!. Этому впрыснуть два шприца морфия!.
Фельдшера и санитары метались от одного раненого к другому, накладывая повязки или жгуты. Мои обязанности были просты: я сменял загрязненные простыни, подавал что-нибудь врачам или поил жаждущих. Оба врача были заняты теми, которым повреждения грозили смертью. Корабль помимо качки часто дергался от залповых выстрелов своей тяжелой артиллерии и от разрывов неприятельских снарядов. В такие моменты хирургический нож врача, освежая рану, проникал в человеческое мясо глубже, чем следует, а ножницы, вместо того чтобы только обрезать ткани, потерявшие жизнеспособность, вонзались и в живой организм…
На операционный стол был положен матрос Котлиб Том. У него левая нога в колене была раздроблена и держалась только на сухожильях. Оказалось, что, прежде чем его подобрали носильщики, он долго полз из носового каземата до середины судна, оставляя за собою кровавый след. Теперь он лежал неподвижно, посеревший, как труп, с полным безразличием к тому, что над ним проделывали. Ему распороли штанину, оголили ногу до паха и положили на нее резиновый жгут. Когда отхватили сухожилья, старший врач Макаров приказал мне:
- Новиков, убери!
Я взял с операционного стола сапог с торчащей из него кровавой костью и, не зная, что с ним делать, оставил его у себя в руках. Мое внимание было поглощено дальнейшей операцией над Котлибом. Оставшуюся часть ноги обтерли эфиром и смазали йодистой настойкой. Рукава у старшего врача были засучены по самые локти. Засверкал хирургический нож в его правой руке. Словно в бреду, я видел, как отделяли кожу с жировым слоем и как резали мясо наискосок, обнажая обломанную кость. Потом по ней заскрежетала специальная пила. На кость загнули оставленный запас мяса, натянули на нее кожу и начали штопать иглой с шелковой ниткой. Я продолжал держать сапог с куском отрезанной ноги. Меня прошибло холодной испариной и сильно тошнило. Старший врач, работая, не замечал, что висок у него испачкан кровью и в каштановой бородке блестят крупные капли пота. Он увидел меня и рассердился:
- Что же ты держишь в руках сапог?
- А куда же мне его? - в свою очередь спросил я, едва соображая.
- Брось под стол.
Я исполнил приказание, бросил сапог под стол, но звука при его падении не расслышал…"
Снаружи, на палубах корабля бушевал огненный смерч из взрывов и огня. Он сметал, уничтожал и калечил все живое, что попадалось на его пути, что не было прикрыто бронированными стенами корабельных лабиринтов.