Ещё можно как-то понять то, что в условиях военного времени в пропагандистских целях фальсифицировались данные об этих подвигах и людях, их совершивших. Известно, что Александр Матросов имел свыше 40 предшественников, однако на щит - конечно, не по его вине - было поднято именно его имя. Была подтасована дата его последнего боя: 27 февраля исправили на 23 февраля, приурочив событие к юбилею Красной Армии.
Непростительно то, что высшее военное руководство во главе с Верховным Главнокомандующим И.В. Сталиным попыталось придать исключительному, почти сверхъестественному патриотическому порыву бойцов чуть ли не плановый характер. В частности, броски на амбразуру стали пропагандироваться как способ боевых действий пехоты при преодолении хорошо подготовленной обороны противника. Лозунг "Отдать жизнь за Родину!" усилиями политорганов превращался в требование постоянной готовности стать смертником - и не только тогда, когда сильный враг стоит у порога, но и тогда, когда он и без того недалек от гибели…
И пусть написанное выше не покажется кощунством по отношению к павшим героям. Безнравственно, не раскрыв всей правды о Великой Отечественнойвойне, торопиться вновь наводить глянец на память оней…"
Самым знаменитым советским "камикадзе" времен Великой Отечественной войны является Александр Матросов, боец 6-го добровольческого корпуса им. Сталина.
Его подвиг стал легендой, о нем сняты кинофильмы, его именем названы улицы и корабли. О нем сочиняли кощунственные анекдоты.
А меня давно интересовал вопрос, как броски на амбразуру могли быть настолько эффективными, что их пропагандировали в качестве боевого приема?
Я лично видел, как автоматные очереди "Калашникова" пробивали стволы деревьев и превращали в пыль кирпичи.
Думаю, что германский MG, ведущий огонь из амбразуры, при скорострельности 700 выст./мин. просто разорвал бы тело героя пополам за секунду. Да и если удавалось подобраться к огневой точке так близко, что можно броситься на нее грудью, почему не воспользоваться гранатой?
И лишь спустя много лет я нашел в рубрике "Секретные материалы" газеты "Новое дело" от 21–27 февраля 2003 года журналистское расследование этой темы. Весьма любопытное, на мой взгляд.
"Говорит капитан в отставке Лазарь Лазарев, в годы войны командовавший разведротой:
"Летом сорок третьего года, когда после указа о присвоении Александру Матросову звания Героя Советского Союза вовсю разворачивалась пропагандистская кампания по прославлению его подвига как примера для подражания, мы как-то между собой обсудили эту историю. Нам, видевшим, что делает с человеком пулеметная очередь с близкого расстояния, было ясно, что закрыть своим телом амбразуру нельзя. Как выглядит человек после этого - не хочется и вспоминать… Даже винтовочная пуля сбивает человека с ног. А пулеметная очередь в упор сбросит с амбразуры любое самое грузное тело…"".
А вот мнение Вячеслава Кондратьева, известного российского писателя, в годы войны командовавшего штрафными подразделениями и воевавшего в тех же местах, что и Матросов: "Во время войны мы недоумевали: зачем бросаться на амбразуру, когда ты так близко подобрался к огневой точке противника? Ведь можно закинуть гранату в широкий раструб дзота, можно открыть густой автоматный огонь по ней и тем самым заставить замолчать пулемет противника…"
В общем, получается, что подвиг Матросова выглядит несколько фантастичным и практически невероятным.
Так что же на самом деле произошло тем февральским трагическим днем 1943 года?
Увы, судить об этом сегодня очень сложно. Легенда о подвиге была составлена на основе коротенького донесения агитатора политотдела Шестого добровольческого корпуса старшего лейтенанта Волкова. После боя за деревню Чернушки он написал следующее сообщение:
"Комсомолец Матросов, 1924 года рождения, совершил героический поступок - закрыл амбразуру дзота своим телом, чем и обеспечил продвижение наших стрелков вперед. Чернушки взяты. Наступление продолжается. Подробности сообщу по возвращении".
Но сообщить подробности старший лейтенант не успел. Вечером того же дня он был убит. А в политотделе корпуса ухватились за донесение и в вышестоящие инстанции ушла бумага, разукрашенная уже поэтическими подробностями, вроде такой: "Пулемет захлебнулся кровью героя и умолк". Летом 1943 года о подвиге узнал сам Сталин, посещавший войска Калининского фронта. В сентябре он дал распоряжение следующего содержания:
"Великий подвиг товарища Матросова должен служить примером воинской доблести и героизма для всех воинов Красной Армии".
После этого и заработала вовсю пропагандистская машина по прославлению Матросова.
Сохранилось только одно свидетельское показание человека, участвовавшего в бою за деревню Чернушки. Это командир взвода, где служил герой, лейтенант Леонид Королев. Он опубликовал свой рассказ во фронтовой газете. Но надо помнить, что уже вовсю разворачивалась пропагандистская кампания, и потому лейтенант, рассказывая о виденном, находился под чутким контролем военных цензоров и политработников. Из текста его рассказа видно, что, излагая подробности боя Королев постоянно путается. В одном месте он говорит о том, как Матросов закрыл своим телом пулемет. А в другом утверждает, что уже после боя тело героя нашли за несколько метров от дзота…
Попытку реконструировать подвиг предприняли только через несколько десятков лет после войны. Вот версия Лазаря Лазарева:
"К 50-летию Победы я услышал по радио передачу о герое, повторившем подвиг Матросова и удостоенном звания Героя Советского Союза. Этот герой оказался жив и проживал в одном из сельских районов Украины. Он очень просто, я бы сказал, по-будничному и потому абсолютно достоверно рассказал, как на самом деле было дело.
Он оказался впереди атакующих. Привстал, чтобы бросить гранату, а в это время по нему стеганула пулеметная очередь. А тем, кто был сзади, показалось, что он закрыл амбразуру дзота. Но тем не менее вражеский пулемет был уничтожен. В части, где он служил, его посчитали убитым, а он выжил, хоть и стал инвалидом и пятьдесят лет понятия не имел, что его представили к высокой награде… Наверное, нечто подобное было совершено и Матросовым".
У писателя Кондратьева несколько иное видение событий:
"У Саши Матросова, по всей видимости, закончились гранаты и патроны. И он был вынужден действовать по-другому: обойдя дзот, залез на него и сверху старался прижать ствол пулемета, но немецкие солдаты, схватив ею за руки, стащили вниз и убили. Этой заминкой и воспользовалась рога, прорвавшая вражескую оборону. Это подвиг разумный, умелый и не вина Матросова, что у него не хватило физических сил: на фронте мы все страшно недоедали… Но нам не сказали правду, создали легенду, в которую никогда не верили обстрелянные солдаты".
Да, Александр Матросов действительно совершил героический поступок, не подлежащий сомнению. Кстати, за всю войну подвиг, подобный этому, совершили сотни наших воинов. И Матросов не был первым. Еще летом 1941 года политрук Александр Панкратов пожертвовал своей жизнью, лично уничтожив вражеский дзот в бою под Новгородом. Видимо, Матросову просто "повезло, что на его поступок обратил внимание сам Сталин…
Подвиг в действительности оказался не таким поэтичным, как его рисовали армейские пропагандисты".
От этого, конечно же, подвиг не перестал быть подвигом.
Но пропагандистская машина, перейдя все грани приличия и здравого смысла в воспевании "несгибаемого коммунистического духа" советских людей, "превыше собственной жизни ставивших долг перед Родиной", буквально нивелировала героизм наших солдат, добившись результата прямо противоположного тем целям, которые она перед собой ставила. На уникальные случаи самопожертвования перестали обращать внимания, они уже не поражают наше воображение, а воспринимаются чем-то вроде будничного однообразия войны.
Об этом открыто пишут многие современные публицисты.
"Весьма показательно, что многие военные историки продолжают пропагандировать не воинское мастерство, находчивость, храбрость, которые в первую очередь определяли исход боев и сражений, а самопожертвование, часто граничившее с самоубийством. "Обвязавшись гранатами", он бросился под танк. Подвиг командира тут же повторили его подчиненные, и четыре "тигра" замерли, охваченные пламенем".
В. Суворов в своей книге "Очищение" также подметил эту особенность патриотического воспитания.
"Признаюсь: мемуары немецких генералов мне нравились куда больше, чем мемуары советских. Советский генерал вспоминал о том, как последней гранатой рядовой Иванов подорвал немецкий танк, как последним снарядом сержант Петров уничтожил атакующих гитлеровцев, как под шквальным огнем политрук Сидоров поднял бойцов в атаку, как лейтенант Семенов направил свой горящий самолет на скопление танков… И рассказывали наши генералы о том, что говорил, умирая, рядовой Иванов: он просился в партию. И сержант Петров тоже просился. И все другие.
А у немцев никто почему-то подвигов не совершал, героизма нe проявлял. В их мемуарах нет места подвигам. Для них война - работа. И они описывали войну с точки зрения профессионалов: у меня столько сил, у противника, предположительно, столько… Моя задача такая-то… Выполнению задачи препятствуют такие-то факторы, а сопутствуют и облегчают ее такие-то. В данной ситуации могло быть три решения, я выбрал второе… По такой-то причине. Вот что из этого получилось.
Мемуары немецких генералов - это вроде бы набор увлекательных поучительных головоломок. Каждый писал на свой лад, но все - интересно. А мемуары наших генералов вроде бросались одной и той же группой главпуровских машинисток, которые только переставляли номера дивизий и полков, названия мест и имена героев. У нашего солдата почему-то всегда не хватало патронов, снарядов, гранат, и все генеральские мемуары - про то, как наши ребята бросаются на танк с топором, сбивают самолет из винтовки и прокалывают вилами бензобак бронетранспортера. Все у нас как бы сводилось к рукопашной схватке, к мордобою, вроде и нет никакого военного искусства, никакой тактикой.
У нас в мемуарах - школа мужества.
У немцев - школа мышления".
К сожалению, подобный подход к описанию войны сохранился в нашей литературе до сих пор. (И к нему еще присоединились элементы кинобоевиков.) Только теперь эксплуатируются не коммунистические принципы, а возрождение патриотического духа и национальной идеи.
В заблуждении оказались не только современные исследователи, но и сотни тысяч советских солдат Великой Отечественной, в сознании которых произошел чудовищный перекос.
"Апология жертвенности, идеи сугубо языческой, пронизывает всю пропагандистскую работу. (…) Не задумывались, что такая пропаганда в армии совершенно аморальна, она продолжает восхвалять жестокие методы руководства войной".
"Великий подвиг товарища Матросова должен служить примером…"
ещё как-то можно объяснить, когда подобный призыв звучит под Москвой в 41-м, но - в 45-м, на улицах Берлина… Понятно, что на последнем этапе войны людей все трудней было посылать на смерть. Для этого агитация политработников должна была достичь своего апогея, сравнимого с истерией. И содержать в себе скрытую угрозу: "Жертвуй собой, как товарищ Матросов, или, за проявленную в бою трусость, сам знаешь, что тебя ждет…"
Обреченность советских солдат проявлялась в наплевательском, бесчеловечно-диком отношении к павшим бойцам. И им же поддерживалась, прививая равнодушие к собственной судьбе.
Довольно часто в воспоминаниях ветеранов можно встретить такие слова: "Впереди повозка, за ней пленные. Идут тихо и молча. Из окопа торчит мертвая нога.
- Хоть бы зарыли поглубже, - говорит водитель, - а то собаки бегают".
В письме бывшего заместителя председателя Львовского облисполкома Н.М. Петренко, направленном в Главное политическое управление Красной Армии в октябре 1943 г. (то есть когда Красная Армия уже наступала), говорилось:
"Я считаю вопрос о правильном погребении погибших советских бойцов и командиров вопросом важным, влияющим на боевой дух армии.
Немцы крепко учитывают психологическое воздействие на живых солдат соблюдения ритуала погребения и воспринимают его как заботу о человеке даже после его смерти. У нас же наоборот - полное пренебрежение к трупам убитых. По дорогам от г. Каменска Ростовской области до Харькова я немало встречал убитых красноармейцев, трупы которых валялись по 10–15 дней на дорогах в грязи, в канавах, в полях. По этим Дорогам проезжают воинские части и наблюдают эту недопустимую картину нашей халатности. Для каждого воина Красной Армии совсем не страшна смерть, по-моему, очень страшно очутиться на месте убитого, брошенного на дорог е, как что-то никому не нужное, забытое. (…)
Считаю, что вопрос обязательного и своевременного захоронения погибших воинов Отечественной войны является одним из важных вопросов агитационного порядка, который отражается на психологии красноармейца…"
Подобное отношение к солдатским жизням и смертям сохранялось вплоть до конца войны.
"Я вспомнил бои за Одером в 1945 году и престарелого генерала-артиллериста, выговаривавшего молодому командиру дивизии полковнику за то, что в полосе его дивизии генерал обнаружил незахороненный труп убитого лейтенанта, лежавший у дороги, по которой шли войска. Помнится генерал говорил: "Своевременно и с почестью похоронить павших в бою - это немаловажный моральный фактор для живых. Что подумают бойцы, проходящие и проезжающие мимо тела убитого лейтенанта, лежащего в грязной жиже? Только одно- может, и мое тело будет вот так валяться".
Цинизм, с которым пропагандисты "требовали постоянной готовности стать смертником" (читай - трупом), не мешал им хвастливо заявлять о преимуществе подобной агитации, обвинять врага в трусости и неспособности идти на жертвы и откровенно фальсифицировать факты.
Поэтому все мы воспитаны на следующих примерах.
"Таранный удар ни в одном учебнике по тактике не значится как прием воздушного боя, но среди сбитых советскими летчиками фашистских самолетов несколько сот уничтожено именно этим боевым приемом. Больше всего фашистских асов поражало то, что после сокрушительного, казалось бы, смертоносного для обеих сторон удара "эти безумцы русские чаще всего ухитрялись оставаться живыми и сохранить свою машину!" Любопытно, что ни в одной публикации об авиации вермахта после первых же столкновений с советскими ВВС в Великой Отечественной войне не цитировались хвастливые слова фюрера: "Славяне никогда ничего не поймут в воздушной войне, это - оружие могущественных людей, германская форма боя".
Ни один из гитлеровских храбрецов, лихо бомбивших города Европы и расстреливавших женщин и детей, не решился ответить тараном на таран! Более того, после бесплодных дебатов "быть или не быть" тарану в ВВС вермахта был издан секретный циркуляр - "уклоняться от таранного удара соблюдением дистанции не менее 100 метров от советского самолета". Русские тараны приучили фашистских молодчиков к осторожному маневрированию и стрельбе издалека даже тогда, когда они скопом налетали на одинокий советский ястребок.
(Возможно, в этом и есть военный профессионализм - обеспечивать себе перевес сил и, избегая потерь, уничтожать врага, тогда как таран - последнее средство, продиктованное безысходностью. - O.K.)".
И, наконец, откровенная ложь: "Итак, из нескольких сот таранных атак, зафиксированных в анналах мировой авиации, все принадлежат советским летчикам, совершившим их на истребителях всех типов, на пикирующих бомбардировщиках, на штурмовиках, на американских машинах "Томагавк".
Но никто не смеет умалять доблесть наших отцов и дедов, обвиняя в трусости германских летчиков, с которыми они сражались! Всем известно, что немцы были храбрыми и умелыми солдатами, сражавшимися мужественно и не менее фанатично, чем советские воины. Они сражались кто за фюрера и за национал-социалистическую идею, кто за Германию и просто за свои дома, когда война пришла на их родину.
В дневниках Й. Геббельса содержатся записи, подтверждающие готовность германских летчиков жертвовать собой.
Запись от 15 марта 1945 г.:
"Кстати, что касается воздушной войны, то теперь против групп вражеских бомбардировщиков должны использоваться так называемые смертники. Фюрер согласился использовать примерно 300 смертников с 95-процентной гарантией самопожертвования против групп вражеских бомбардировщиков, с тем чтобы при любых обстоятельствах один истребитель сбивал один вражеский бомбардировщик. Этот план был предложен еще несколько месяцев назад, но, к сожалению, его не поддержал Геринг. Не стоит больше говорить о военной авиации как о едином организме и роде войск, ибо коррупция и дезорганизация в этой составной части вермахта достигли невероятных размеров". 1 апреля 1945 г.:
"Эскадры вражеских бомбардировщиков опять непрерывно появляются над Германией, причиняя нам огромнейший ущерб. Отныне против этих бомбардировочных эскадр будут применяться в качестве таранящих истребителей старые немецкие самолеты. Нужно исходить из того, что потери этих истребителей-таранов при их тотальном использовании против вражеских бомбардировщиков составят до 90 процентов. Использование старых истребителей в качестве воздушных таранов должно начаться через восемь - десять дней. Ожидают, что это должно дать исключительный эффект. От 50 до 90 процентов наших летчиков-истребителей записались в эту группу добровольно; следовательно, боевой дух наших летчиков-истребителей еще исключительно высок, хотя Геринг по понятным причинам постоянно и утверждает обратное".
9 апреля 1945 г.:
"Первые операции наших истребителей таранного боя не привели к ожидаемому успеху. Это объясняют тем, что соединения вражеских бомбардировщиков шли небольшими группами и с ними пришлось вести борьбу поодиночке. Кроме того, из-за сильного заградительного огня вражеских истребителей, нашим истребителям лишь в немногих случаях удалось осуществить таран. Но из-за этого нельзя падать духом. Речь идет о первой попытке, которая будет повторена еще раз в ближайшие дни и, как можно надеяться, с большим успехом".
Но немцы спохватились поздно. При том господстве в воздухе, которое сохранялось за союзной авиацией, и полном развале структуры ВВС Германии, никакие тараны уже не могли изменить ситуации. Часто на них просто не обращали внимания. Но это вовсе не означает, что "ни один из гитлеровских храбрецов не решился ответить тараном на таран"!
"Пилоты германских истребителей на Западе и так, по сути, были смертниками, поскольку имели очень мало шансов пробиться к цели сквозь огонь пулеметов "летающих крепостей" и сквозь пушечный огонь прикрывавших их тяжелых истребителей Р-47 "Тандерболт". В этих условиях тем меньше у них было шансов совершить таран, если и на дистанцию прицельного выстрела выйти можно было лишь с огромным трудом.
Единственная попытка применить массовые тараны люфтваффе была предпринята 7 апреля - в день последних массированных налетов союзной авиации на германские города". Союзники, похоже, вообще не заметили атаки "камикадзе фюрера".