Горе, владевшее им со времени смерти Дамблдора, стало теперь иным. Обвинения, которые он услышал на свадьбе от Мюриэль, поселились в его сознании подобно больным существам, заразившим и память о волшебнике, которого он боготворил. Неужели Дамблдор мог спокойно позволить случиться тому, о чём говорила Мюриэль? Неужели он походил на Дадли, готового мириться с любым пренебрежением, с любыми оскорблениями, пока они не касаются его самого? Неужели он мог отвернуться от сестры, которую прятали от людей, держали в заточении?
Гарри думал о Годриковой Впадине, о её могилах, ни разу не упомянутых Дамблдором, думал о загадочных вещах, завещанных Дамблдором им троим без каких-либо объяснений, и в душе его нарастала обида. Почему Дамблдор ничего ему не сказал? Да и так ли уж небезразличен был он Дамблдору? Или тот относился к нему всего лишь как к орудию, к мечу, который следует начищать и затачивать, но поверять ему что-либо вовсе не обязательно?
Он больше не мог лежать на полу гостиной, перебирая горестные мысли. Охваченный отчаянным желанием сделать хоть что-нибудь, как-то отвлечься, Гарри выбрался из спального мешка, поднял с пола свою волшебную палочку и тихо вышел из гостиной. На лестничной площадке он шепнул: "Люмос" - и при свете палочки начал подниматься по ступеням.
На площадку третьего этажа выходила дверь спальни, в которой Гарри и Рон ночевали, когда были здесь в последний раз; Гарри заглянул в неё. Дверцы платяных шкафов стояли распахнутыми, бельё с кровати кто-то содрал. Гарри вспомнил опрокинутую ногу тролля, которую видел вчера на первом этаже. Кто-то обыскивал дом после того, как Орден его покинул. Снегг? Или, может быть, Наземникус, много чего уворовавший отсюда и до, и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри прошёлся по портрету, изображавшему некогда Финеаса Найджелуса Блэка, прапрадедушку Сириуса, - теперь на холсте остался лишь грязноватый фон. Очевидно, Финеас Найджелус предпочёл провести эту ночь в кабинете директора Хогвартса.
Гарри снова стал подниматься вверх и добрался до самой верхней площадки, на которую выходили только две двери. На одной висела табличка с именем: "Сириус". В спальне своего крёстного отца Гарри никогда ещё не был. Он толкнул дверь и поднял палочку повыше, чтобы она освещала по возможности большее пространство.
Комната эта была просторной и когда-то, должно быть, красивой. Большая кровать с резной деревянной спинкой в изголовье, высокое окно, задёрнутое длинными бархатными шторами, густо покрытая пылью люстра, из которой ещё торчали огарки с восковыми сосульками. Тонкая пленка пыли покрывала картины на стенах и доску в изголовье кровати; паук растянул паутину между люстрой и верхушкой большого платяного шкафа, а войдя в спальню, Гарри услышал, как удирает потревоженная мышь.
Ещё подростком Сириус понаклеил здесь такое количество плакатов и картинок, что они почти полностью закрыли серебристо-серый шёлк, которым были обтянуты стены. Гарри оставалось лишь предположить, что родители Сириуса не сумели снять заклятие Вечного приклеивания, державшее всё это на стенах, поскольку одобрить декоративные вкусы своего сына они определённо не могли. Похоже, Сириус из кожи вон лез, чтобы досадить родителям. Здесь было несколько больших, потускневших, красных с золотом знамен Гриффиндора, подчеркивавших безразличие Сириуса к родственникам, каждый из которых закончил Слизерин. Было много фотографий магловских мотоциклов и (Гарри оставалось лишь позавидовать нахальству Сириуса) несколько плакатов, изображавших магловских девушек в купальниках. Ясно было, что это маглы, поскольку они оставались совершенно неподвижными, выцветшие улыбающиеся губы и глаза их словно примёрзли к бумаге, составляя контраст единственной здесь магической фотографии - изображению четырёх учеников Хогвартса, стоявших перед камерой, держась за руки и смеясь.
Гарри ощутил прилив удовольствия, узнав на ней отца, - его нерасчёсанные тёмные волосы стояли, как и у Гарри, торчком, и он тоже носил очки. Рядом с ним возвышался небрежно-красивый Сириус, чуть надменное лицо его было много моложе и веселее того, какое помнил Гарри. Справа от Сириуса стоял едва достававший ему до плеча Петтигрю, полноватый, со слезящимися глазами, разрумянившийся от радости, вызванной тем, что его приняли в самую клёвую из школьных компаний, в компанию таких обожаемых всеми бунтарей, как Джеймс и Сириус. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда выглядевший каким-то потрёпанным, но светившийся не менее радостным удивлением человека, неожиданно обнаружившего, что его любят и считают своим… Или Гарри это казалось, поскольку он уже знал, как всё тогда было? Он попытался снять фотографию со стены, в конце концов она теперь принадлежала ему, ставшему наследником всего имущества Сириуса. Однако фотография с места не сдвинулась. Сириус не оставил родителям ни единой возможности что-либо изменить в его комнате.
Гарри окинул взглядом пол. Небо снаружи стало ярче: пробивавшийся в комнату луч света позволял хорошо разглядеть листки бумаги, книги и мелкие вещицы, разбросанные по ковру. Ясно было, что комнату Сириуса тоже обыскивали, хотя найденное в ней было, похоже, сочтено - по большей части, если не целиком, - не имеющим ценности. Несколько книг кто-то грубо встряхнул, отчего обложки их наполовину оторвались, а пожелтевшие страницы рассыпались по полу.
Гарри наклонился, поднял с пола несколько листков, всмотрелся в них. Один оказался страницей из старого издания "Истории магии" Батильды Бэгшот, другой - из руководства по уходу за мотоциклом. Третий был исписан от руки и смят, Гарри разгладил его.
Дорогой Бродяга!
Спасибо, огромное тебе спасибо за подарок на день рождения Гарри! Он всё ещё остаётся у мальчика самым любимым. Гарри всего только год, а он уже летает на твоей игрушечной метле и выглядит страшно собой довольным - прилагаю снимок, посмотри сам. Как ты знаешь, метёлка поднимается над землёй всего на два фута, но Гарри уже едва не прикончил кошку и расколотил кошмарную вазу, присланную на Рождество Петуньей (вот тут мне жаловаться не на что). Разумеется, Джеймс находит всё это забавным, говорит, что мальчик станет великим игроком в квиддич. Нам пришлось убрать и упаковать все безделушки, и теперь мы не спускаем с него глаз, когда он летает по дому.
День рождения прошёл очень тихо, в гости к нам заглянула лишь старая Батильда, которая всегда была к нам добра, а Гарри попросту обожает. Мы так жалели, что ты не смог появиться, но, конечно, Орден прежде всего, да к тому же Гарри ещё не настолько вырос, чтобы понять, что это его день рождения. Джеймса начинает немного расстраивать необходимость сидеть здесь, будто взаперти, он старается не показывать этого, но я же вижу. А тут ещё Дамблдор никак не вернёт его мантию-невидимку, и это лишает Джеймса возможности совершать хотя бы небольшие вылазки. Если ты сможешь нас навестить, это его очень обрадует. В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик, по-моему, он чем-то подавлен, хотя, вероятно, всё дело в новости насчёт Маккиннонов. Я, услышав её, целый вечер проплакала.
Батильда забегает к нам почти каждый день. Она очаровательная старушка, рассказывает о Дамблдоре совершенно поразительные вещи, не уверена, что он был бы доволен, узнав об этом! Не знаю, впрочем, можно ли им верить, потому что мне кажется невероятным, чтобы Дамблдор…
Руки и ноги Гарри точно онемели. Он стоял совершенно неподвижно, держа в ничего не чувствующих пальцах чудесный листок, а внутри у него происходило что-то вроде безмолвного извержения вулкана, выбрасывавшего смешанные в равных долях радость и горе. С трудом доковыляв до кровати, он сел.
Гарри прочитал письмо ещё раз, но никакого нового смысла в нём не обнаружил и теперь пригляделся к почерку. Мама выводила "у" точь-в-точь как он. Гарри просмотрел всё письмо - эта буква везде была одинакова и каждый раз воспринималась как приветливый взмах руки из-за прозрачной завесы. Письмо было невероятным сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер жила, действительно жила на свете, что её тёплая рука скользила вот по этой странице, выводя чернилами вот эти буквы, эти слова, слова о нём, Гарри, её сыне.
Нетерпеливо смахнув с глаз слёзы, он перечитал письмо снова, вникая теперь в значение написанного Лили. Он как будто вслушивался в наполовину забытый голос.
У них была кошка… возможно, и она умерла, как родители, в Годриковой Впадине… или сбежала, когда её некому стало кормить… Сириус купил ему первую в его жизни метлу… родители знали Батильду Бэгшот; может быть, их познакомил Дамблдор? "Дамблдор никак не вернёт его мантию-невидимку"… А вот это немного странно…
Гарри прервал чтение, обдумывая слова матери. Зачем Дамблдор взял у Джеймса мантию-невидимку? Гарри ясно помнил, как Учитель годы тому назад сказал ему "Мне не нужна мантия-невидимка для того, чтобы стать невидимым". Возможно, она понадобилась кому-то из менее одарённых членов Ордена и Дамблдор просто вызвался её передать? Гарри стал читать дальше. "К нам заезжал Хвостик…" Петтигрю, предатель, казался чем-то "подавленным", только ли казался? Может быть, он уже знал, что в последний раз видит Джеймса и Лили живыми?
И наконец всё та же Батильда, которая рассказывала о Дамблдоре поразительные вещи: "…кажется невероятным, чтобы Дамблдор…"
Чтобы Дамблдор - что? Впрочем, о Дамблдоре можно было порассказать много такого, что показалось бы невероятным, - к примеру, что он получил однажды низшую оценку на экзамене по трансфигурации, что он, подобно Аберфорту, испытывал заклинания на козлах…
Гарри встал, внимательно осмотрел пол - возможно, где-то лежит и конец письма? Он подбирал листок за листком, осматривал их. Не особенно церемонясь, совсем как тот, кто проводил здесь обыск, вытаскивал ящик за ящиком, перетряхивал книги, встав на стул, провёл рукой по верху платяного шкафа, заглянул под кровать и под кресло.
Наконец, улегшись на пол, он обнаружил под комодом что-то вроде рваного клочка бумаги, а когда вытащил его, клочок оказался половинкой той самой фотографии, о которой писала Лили. Черноволосый мальчик, громко хохоча, влетал в эту фотографию и вылетал из неё верхом на крошечной метле, а за ним гонялась пара ног, принадлежавших, по-видимому, Джеймсу. Гарри уложил фотографию в карман, где уже находилось письмо Лили, и продолжил поиски второго листка.
Однако ещё через четверть часа он поневоле пришёл к заключению, что окончание письма матери пропало. Просто ли потерялось оно за шестнадцать лет, прошедших со дня его написания, или листок забрал тот, кто обыскивал спальню? Гарри снова перечитал начало письма, пытаясь отыскать ключ к тому, что сделало его окончание ценным. Игрушечная метла вряд ли заинтересовала бы Пожирателей смерти. Единственную потенциальную ценность могла представлять информация о Дамблдоре. "…кажется невероятным, чтобы Дамблдор…" - что?
- Гарри! Гарри! Гарри!
- Я здесь! - крикнул он. - Что случилось?
На лестнице застучали шаги, и в спальню Сириуса влетела Гермиона.
- Мы проснулись, а где ты - неизвестно! - задыхаясь, сказала она и, повернувшись назад, крикнула: - Рон! Нашла!
Издали, с расстояния в несколько этажей, донёсся сердитый голос Рона:
- Хорошо! Передай ему от меня, что он козёл!
- Гарри, пожалуйста, не исчезай так, мы страшно перепугались! И вообще, зачем ты сюда забрался? - Она оглядела перевёрнутую вверх дном комнату. - Что ты тут делал?
- Посмотри, что я нашёл.
Он протянул ей письмо матери. Гермиона взяла письмо, прочла. Гарри наблюдал за ней. Дойдя до конца страницы, она подняла на него глаза:
- Ох, Гарри…
- А ещё вот это.
Он отдал ей разорванную фотографию, и Гермиона заулыбалась, наблюдая за мальчиком на метле.
- Я поискал окончание письма, - сказал Гарри, - но его здесь нет.
Гермиона огляделась вокруг:
- Это ты тут такой беспорядок учинил или до тебя кто-то постарался?
- Кто-то уже обыскивал комнату, - сказал Гарри.
- Я так и подумала. В какую комнату я ни заглядывала, пока поднималась наверх, везде одно и то же. Как по-твоему, что тут искали?
- Если это был Снегг, сведения об Ордене.
- А ты не думаешь, что у него и так уже есть всё необходимое, он же состоял в Ордене, верно?
- Ладно, - сказал Гарри, которому не терпелось обсудить его теорию, - тогда как насчёт сведений о Дамблдоре? Они могли искать, к примеру, окончание этого письма. Батильда, которую упоминает мама, ты знаешь, кто она?
- Кто?
- Батильда Бэгшот, автор…
- "Истории магии", - явно заинтересовавшись, сказала Гермиона. - Так твои родители знали её? Она была потрясающим историком.
- Она ещё жива, - сказал Гарри, - и живёт в Годриковой Впадине. Ронова тётушка Мюриэль рассказывала о ней на свадьбе. И семью Дамблдоров Батильда тоже знала. Интересно было бы побеседовать с ней, правда?
Улыбка Гермионы стала слишком уж понимающей, и Гарри это не понравилось. Он отобрал у неё письмо и фотографию, засунул их в мешочек, который висел у него на шее, просто чтобы не смотреть на неё и не выдать своих чувств.
- Я понимаю, почему тебе хочется поговорить с Батильдой о твоих маме и папе, да и о Дамблдоре тоже, - сказала Гермиона. - Но ведь в поисках крестражей это нам ничем не поможет, так? - Он не ответил, и Гермиона торопливо продолжила: - Гарри, я знаю, тебе очень хочется отправиться в Годрикову Впадину, но я боюсь… боюсь лёгкости, с которой нашли нас вчера Пожиратели смерти. И поэтому сильнее, чем раньше, уверена - нам не следует появляться там, где похоронены твои родители. От тебя наверняка именно этого и ждут.
- Дело не только в родителях, - всё ещё стараясь не глядеть на неё, сказал Гарри. - На свадьбе Мюриэль много чего наговорила про Дамблдора. Я хочу узнать правду…
И он пересказал Гермионе всё, что услышал от Мюриэль. Когда он закончил, Гермиона сказала:
- Я понимаю, конечно, почему тебя это расстраивает, Гарри…
- Не расстраивает, - ответил он. - Я просто хочу выяснить, правда это или…
- Гарри, ты действительно думаешь, что от злобной старухи вроде Мюриэль или от Риты Скитер можно услышать правду? Как ты можешь им верить? Ты же знал Дамблдора!
- Думал, что знаю, - пробормотал он.
- Но тебе же известно, сколько правды было во всём, что Рита писала о тебе. Дож прав. Как ты можешь позволять этим людям марать твою память о Дамблдоре?
Гарри отвёл взгляд в сторону, стараясь не выдать негодования, которое его охватило.
Всё то же самое: выбор веры. А ему нужна истина. Почему все с таким упорством стараются не подпустить его к ней?
- Может, пойдём на кухню? - помолчав немного, предложила Гермиона. - Поищем что-нибудь на завтрак.
Гарри нехотя согласился, последовал за ней на площадку лестницы, прошёл мимо второй выходившей сюда двери. Под незамеченной им в темноте маленькой табличкой на ней виднелись в краске глубокие царапины. Он остановился, чтобы прочитать написанное на табличке. Табличка выглядела эффектно, надпись на ней была аккуратно выведена от руки - такую мог повесить на дверь своей спальни Перси Уизли.
Не входить
без ясно выраженного разрешения
Регулуса Арктуруса Блэка
От волнения кожу Гарри словно закололо иголками, хоть он и не сразу понял, чем это волнение вызвано. Он перечитал надпись на табличке ещё раз. Гермиона уже спустилась на один лестничный марш.
- Гермиона, - позвал он и сам удивился спокойствию своего голоса. - Вернись.
- В чём дело?
- Р. А. Б. По-моему, я его нашёл.
Гермиона ахнула и бегом взлетела по лестнице.
- В письме твоей мамы? Но я не заметила…
Гарри покачал головой, ткнул пальцем в табличку. Гермиона прочитала надпись и вцепилась в руку Гарри с такой силой, что он поморщился от боли.
- Брат Сириуса? - прошептала она.
- Он был Пожирателем смерти, - сказал Гарри. - Сириус рассказывал мне о нём. Вступил в Пожиратели совсем молодым, потом перетрусил, хотел уйти - и они его убили.
- Всё сходится! - выдохнула Гермиона. - Если он был Пожирателем, то имел доступ к Волан-де-Морту, а разочаровавшись, мог пожелать его падения!
Она выпустила руку Гарри, перегнулась через перила и крикнула:
- Рон! РОН! Поднимайся сюда, скорее!
Минуту спустя появился запыхавшийся, державший наготове палочку Рон.
- В чём дело? Опять больших пауков увидела? Дай позавтракать, а уж потом…
Нахмурив лоб, он прочитал табличку, на которую молча указала ему Гермиона.
- И что? Это ведь брат Сириуса, так? Регулус Арктурус… Регулус… Р. А. Б.! Медальон… Ты думаешь?..
- Надо выяснить, - сказал Гарри. Он толкнул дверь - она оказалась запертой.
Гермиона ткнула в дверную ручку палочкой и произнесла:
- Алохомора!
Раздался щелчок, и дверь отворилась.
Все трое переступили порог и заозирались по сторонам.
Спальня у Регулуса была меньше, чем у Сириуса, но также наводила на мысль о былом великолепии. Однако если Сириус старался показать своё отличие от всех прочих членов семьи, то Регулус норовил подчеркнуть противоположное. Изумрудно-серебристые цвета Слизерина встречались здесь на каждом шагу - на покрывале постели, на стенах и окнах. Над кроватью был старательно изображён родовой герб Блэков и их девиз: "Чистота крови навек". Под ним висели пожелтевшие вырезки из газет, склеенные таким образом, чтобы получился коллаж, теперь уже сильно обветшавший. Гермиона пересекла комнату, чтобы разглядеть его.
- Все вырезки посвящены Волан-де-Морту, - сказала она. - Похоже, Регулус был его поклонником задолго до того, как вступил в Пожиратели.
Гермиона присела, подняв облачко пыли, на кровать, чтобы прочесть вырезки. А Гарри попалась на глаза обрамлённая фотография, с которой улыбались и махали руками члены хогвартской команды по квиддичу. Он подошёл к ней поближе и увидел на груди каждого игрока изображение змея: слизеринцы. В мальчике, сидевшем в середине первого ряда, мгновенно узнавался Регулус - тёмными волосами и немного надменным выражением лица он очень походил на брата, хоть был пониже и похудощавее Сириуса, да и красотой его не отличался.
- Он был ловцом, - сказал Гарри.
- Что? - рассеянно откликнулась полностью ушедшая в чтение Гермиона.
- Он сидит в середине первого ряда, а это место ловца… Ну ладно, не важно, - сказал Гарри, сообразив, что никто его не слушает: Рон стоял на четвереньках, заглядывая под платяной шкаф. Гарри оглядел комнату в поисках возможных тайников, подошёл к письменному столу. Однако и стол кто-то уже обыскал. Содержимое ящиков переворошили совсем недавно, стерев кое-где пыль. Ничего ценного в них не было: пожелтевшие гусиные перья, устаревшие, со следами неласкового обращения учебники и совсем недавно разбитый пузырёк чернил, ещё липкие остатки которых покрывали содержимое одного из ящиков.
- Есть способ попроще, - сказала Гермиона, увидев, как Гарри вытирает о джинсы измазанные чернилами пальцы. Она вскинула палочку и произнесла: - Акцио, медальон!
Однако ничего не произошло. Рон, перебиравший складки выцветших штор, разочарованно оглянулся:
- Вот так, значит. Его здесь нет.