С этим благим пожеланием я и вышел из мэльги своего шефа. Стемнело. Полумесяц висел над землей вверх рожками. Водитель сидел у мэльги. Увидев меня, он скрылся в темноте и вскоре подъехал на машине. По черному асфальту шоссе с выключенными фарами газик мчался со скоростью 80–90 километров в час. Внезапно из темноты возникали, как тени, встречные машины и с воем проносились мимо. Опасность столкновения была реальной, но как об этом сказать водителю? Я показал на спидометре цифру 60, водитель покивал головой, но скорость не снизил. Иногда встречные машины вдруг на мгновение включали фары и, ослепленный ими, я ждал, что мы свалимся в лучшем случае в песок. Кюветов, слава Аллаху, вдоль дорог нет.
Подъезжаем к КПП. Водитель снизил скорость, и я перевел дух. Но тут же услышал крики "Таяра, таяра!" и увидел, как забегали солдаты, всегда скапливавшиеся на КПП.
Водитель резко свернул в сторону, я схватился обеими руками за ручку и втянул голову в плечи, готовясь кувыркаться вместе с машиной. Отъехав метров 30, водитель выключил мотор и выскочил из машины. Я последовал за ним. И только тут над головой я услышал рев реактивных двигателей "Фантома".
Увидеть самолет мне не удалось. Звук моторов самолета удалился в сторону канала. И снова сумасшедшая гонка, словно водитель хотел догнать улетевший "Фантом". Вскоре подъехали к железной дороге. Небольшой туннель под ней оказался забитым машинами так, что проехать было невозможно. Водители и их пассажиры или начальники осторожно выглядывали из укрытия. Я вышел из машины и прислушался. Где-то далеко послышался гул моторов, и вдруг земля вздрогнула, с откоса посыпался гравий, и над нами мелькнуло черной тенью тело "Фантома". Взрыв осветил на мгновение дорогу, насыпь и кузова машин, торчавших из туннеля.
Я с запоздалым опасением посмотрел на железобетонное перекрытие туннеля. Уж лучше быть в поле. К счастью, бомба попала в откос высокой насыпи и пострадавших не было. Через несколько минут мы были на КП полка.
В эту ночь "Фантомы" долго кружили западнее канала, изредка бросали светящиеся авиабомбы, и так же редко раздавались взрывы бомб то в одной, то в другой стороне. В той стороне, откуда слышался взрыв бомбы, тянулись вверх красные огоньки трасс, но как-то вяло, вразнобой, неуверенно.
Спать ночью не пришлось. А утром, во время завтрака, близкий взрыв заставил нас выскочить из мэльги с такой скоростью, что кое-кто не успел бросить ложку. Но небо было спокойным. Взорвалась бомба замедленного действия. Противник набросал их ночью, и они рвались двое суток. Бомбы замедленного действия были сброшены скорее для запугивания, чем для поражения, так как от них никто не пострадал.
Так начались дни, похожие друг на друга: жара, налеты, стрельба. А в промежутках мы вежливо улыбались друг другу.
Из последующих дней запомнился случай. Налет начался в момент, когда мистер Усэма принимал душ. Я выскочил на наблюдательный пункт и увидел приближавшийся самолет. Батареи молчали, зато телефон буквально разрывался от гортанных голосов. Наверное, командиры батарей просили разрешения на открытие огня, хотя до этого у меня было впечатление, что огонь они открывают по собственному разумению. Я молча посмотрел на телефон и стал наблюдать за самолетом с азартом охотника, у которого нет ни одного патрона. Полуодетый, на НП ворвался мистер Усэма, что-то крикнул в телефон, батареи открыли огонь вдогон. Секунды были потеряны. А секунды у зенитчиков порой решают все.
Чувствуя себя бездельником, однажды решился, помня совет мистера Адама, сходить пешком на ближайшую батарею. Идти нужно было метров 300–400. Придя на батарею, начал проверять готовность материальной части. Пока ходил от орудия к орудию, к СОН, ПУАЗО, дальномеру, прошло часа два. Все приходилось делать самому. Хотя проверял я элементарные вещи, но времени ушло много, и устал я изрядно. От сильной жары разболелась голова, по телу разлилась слабость. В голове гудело. Решил вернуться на КП. Пришел совсем больным. Больше таких вылазок не делал, тем более, что в дальнейшем КП полка по моему настоянию располагалось не ближе одного километра от батареи, остальные батареи находились в трех-четырех километрах.
Через два-три дня мистер Усэма сказал мне:
- Мистер Васили. Бульдозер работать. Надо посмотреть…
Договорились ехать в 8 часов утра, выехали в 10. Сначала меня раздражали подобные задержки, но потом я привык. Приехали на первую позицию, она была почти готова. Осмотрев окопы, двинулись дальше. Проехали от Суэца до Горького озера и выбрали еще четыре позиции. Заехали в штаб пехотной бригады. Здесь я встретился с одним из наших советников, фамилию которого, к сожалению, не помню. Он пожаловался, что от самолетов нет ни днем, ни ночью покоя, хотя ущерба от них тоже нет. Обрадовался, когда я сообщил, что скоро мы приедем к ним поближе. Но я невольно обманул своего коллегу, так как через несколько дней я уехал из этих мест навсегда.
Во время нашей беседы раздались взрывы в той стороне, где мы должны были выбирать последнюю позицию. Мы выскочили, но самолеты уже ушли. Немного переждав, поехали выбирать позицию, которую и наметили возле свежих воронок. Пока мы намечали боевой порядок полка, послышались взрывы в стороне штаба бригады, где нас гостеприимно угощали чаем. На обратном пути снова заехали в штаб пехотной бригады. Оказалось, что бомба взорвалась примерно в одном километре от штаба, не причинив никому вреда.
Тоска
Если горы песка,
То рифмуется слово "тоска".
Трудно к слову "песок"
Пристегнуть "туесок".
Если нет под рукой туеска,
Что же будет? Тоска.
Глава 3
Поездка в Александрию
Во второй половине июня меня неожиданно вызвал к телефону мистер Адам и сказал:
- Выезжай сегодня же в Каир. Завтра выезд в Александрию на учебные сборы. Сбор в гостинице.
- У меня нет машины, - доложил я, - как же мне выехать?
- На любой машине доберись на шоссе Суэц Каир на 101-й километр. Там КПП. Жди автобуса в 14 часов. Будут ехать наши на отдых. С ними и доедешь, - разъяснил мне мистер Адам.
101-й километр находился примерно в пяти километрах от КП. Мистер Усэма дал мне машину, и я со спортивной сумкой в руке в 13 часов был на месте. Не прошло и часа, как я увидел мчавшийся автобус. Надо сказать, что все машины, независимо от грузоподъемности и типа, здесь только мчатся. Водители умеют "нажимать на железку". В результате на каждую сотню километров две-три разбитых машины. Правда, этому способствует и отсутствие четких правил движения транспорта.
Лихо крутят баранки водители, но если ослаб ремень вентилятора, то без механика не обойтись. Любую даже пустяковую неисправность устраняет механик.
Я прошел немного вперед и поднял руку - международный жест путешествующего на перекладных.
Автобус затормозил, оставив на асфальте жирный след, открылись двери и я вскочил на подножку. Автобус сразу же, до конца не остановившись, стал набирать скорость.
Только теперь я увидел, что попал в автобус, битком набитый арабами - солдатами и гражданскими.
- Каир? - спросил я ближайшего араба.
- Кайро, Кайро, - закивал тот в ответ и так радостно улыбался, словно встретил ближайшего родственника.
Все места были заняты. На сиденьях для детей сидели по трое, плотно был забит и проход. Ко мне пробился кондуктор с кожаной сумкой и знаками показал, что я должен купить билет за 30 пиастров. Я остался доволен своей догадливостью и с готовностью вынул деньги. Место мое оказалось удобным. Я мог опираться на спинку кресла а так как я стоял на подножке, то через окно меня обдувал ветер и было не очень жарко. Поэтому когда мне освободили место и предложили сесть, я сказал: "Шукран" (спасибо) и отказался. Ко мне пробился араб в белой рубашке и стал что-то говорить. Среди потока слов я уловил слова "паспорт" и "шпион". У меня никаких документов не было и я ответил одним из немногих известных мне английских слов.
- Ноу, - подумав, добавил: - Ана эксперт руси, - и постарался вежливо улыбнуться, хотя чувствовал себя не очень уютно под взглядом десятков глаз. После моих слов в автобусе поднялся такой гвалт, что мне стало совсем не по себе. Но, к моему удивлению, кто-то встал, кто-то потеснился и мне предложили место у окна. Я снова сказал "Шукран", оставил скромность у дверей и с удовольствием сел. Все успокоились, и автобус благополучно прибыл в Каир.
В назначенном месте и в назначенное время сбора никого не было. Я прождал два часа и собирался уже уходить, как увидел генерала Просвиркина.
- Ты что здесь, отдыхать приехал? - не очень приветливо спросил он.
- Сегодня сбор, а завтра в Александрию ехать, - ответил я.
- Я же передал, что не завтра, а через неделю. В Александрии холера. Чем у вас там думают? - уже совсем сердито спросил генерал, - нечего здесь делать. Езжай обратно.
Генерал сел в "Волгу" и уехал.
Легко сказать - "езжай обратно".
А как это сделать? Машины у меня нет, знакомых тоже. На попутных без знания арабского языка мне не добраться. Бесцельно проболтавшись до вечера, пошел в столовую ужинать. В столовой случайно встретил переводчика генерала Просвиркина - Василия или, как его попросту звали, Васю. Поведал ему о своих злоключениях.
- Не надо никуда ехать, - ответил Вася, - в части передали телеграмму, что сбор советников завтра на том же месте и в то же время.
Поблагодарив Васю за сообщение, избавлявшее меня от новых приключений и неприятностей, я взял стул и вышел на большую террасу перед столовой, где уже начали демонстрировать кинофильм.
На другой день после обеда я наконец встретился о своими коллегами: И. М. Лымарем, В. З. Косиковым, Г. И. Гринченко, В. В. Егоровым, С. Н. Феофановым. Некоторые участвовали в Великой Отечественной войне, многие, так. же, как и я, послужили и за границей, и в отдаленных местах нашей Родины. Со многими мои пути перекрещивались от Эльбы до Тихого океана, но встречаться не приходилось.
Решили выехать на вокзал пораньше, чтобы успеть разобраться с билетами, найти нужную платформу и прочее. Поезд отходил в 16 часов. За час до отхода поезда мы были на вокзале. Тут выяснилось, что в 16 часов отходит поезд третьего класса, а у нас билеты на поезд первого класса. Решили ждать, так как в поезде третьего класса вагоны представляют собой металлические коробки, нечто вроде больших прямоугольных цистерн с вырезанными окнами и дверями, и битком набитыми египтянами.
Поскольку прибавилось еще примерно полтора часа, я начал осматривать вокзал. По местным масштабам вокзал огромен. Два длинных, но невысоких здания со служебными помещениями, залами ожидания, кафе стояли параллельно. Пространство между ними перекрыто стеклянной крышей. Под крышу подведены три железнодорожные колеи. Все это очень похоже на Московский вокзал в Ленинграде. На весь вокзал один киоск с газетами и журналами. За все время пребывания на вокзале и в пути я не видел читающего египтянина, вообще в Египте очень мало читают, видимо, потому, что большая часть населения неграмотна. Обойдя вокзал, вышел на площадь. Огражденная высоким металлическим забором, с постоянно открытыми воротами, площадь имела вид буквы "Г", причем ее верхняя перекладина находилась у главного входа, где подолгу стояли машины, большей частью легковые.
С другой, длинной стороны вокзала непрерывно сновали такси и фаэтоны с откидным верхом.
Фаэтоны запряжены стройными от худобы лошадками. Площадь захламлена мусором, над которым вьются тучи мух. Резкий запах конюшни и бензина толкает меня обратно, но любопытство пересиливает и я обхожу площадь. За забором возвышается каменное изваяние фараона Рамзеса II. Перед массивной фигурой фараона небольшой бассейн, окаймленный низкой, жестковатой, но зеленой травой, густо усыпанной обрывками бумаги. Из-под ног фараона наклонно бьют несколько струй воды.
Величественный памятник в окружении громкоголосых египтян, снующих машин, каждая из которых гудит в меру своих сил, мусора, мух и тяжелого запаха как-то потускнел. Измельчал, что ли. Не веет от памятника древностью, не ощущаешь глубину времени. Такие памятники нужно ставить в тихих местах парков и набережных.
Подали поезд, и мы с помощью араба нашли свой вагон. За услугу заплатили бакшиш. Вошли в пустой вагон и расселись кто как хотел, но пришел проводник, взял наши билеты и рассадил нас по местам. За это мы тоже заплатили бакшиш.
Цельнометаллический вагон внутри напоминал салон самолета. Такие же мягкие откидывающиеся кресла, пепельницы, ковер. Кресла расположены в три ряда. От солнца окна закрывались подвижными шторками между двух стекол. Стоило повернуть ручку, и пластинки принимали горизонтальное положение. Окно казалось разлинеенным тонкими линиями. Поезд мягко тронулся, и я прильнул к окну.
Мне не приходилось видеть трущобы и я не знаю, можно ли назвать трущобами то, что открылось почти сразу после начала движения поезда. К тому же все это довольно быстро промелькнуло. Но все же после нарядных центральных улиц меня поразило полное отсутствие зелени: ни деревьев, ни цветов, ни газонов. Нагромождение разваливающихся многоэтажных зданий, узкие, только на осле проехать, улицы, кучи гниющего мусора, полуголые грязные ребятишки, играющие тут же, на проезжей части улицы. Грязные, изможденные женщины в черном с головы до пят одеянии, нахохлившись, сидят у входа своих жилищ. Все это так же, как и мост над мутными водами Нила, промелькнуло перед глазами и открыло хорошо возделанные и политые водой поля. Каждый квадратный метр земли ухожен, как любимая клумба цветовода. Ровные квадраты, разделенные арыками, засажены, засеяны и политы водой. Непрерывно чередуются кукуруза, рис, картофель, бобовые и другие неизвестные мне культуры.
Поезд мчится по узкой насыпи, зажатой с одной стороны каналом, с другой асфальтированным шоссе. Иногда железная дорога пересекает то канал, то шоссе. Вдоль канала по обеим берегам дамбы. В некоторых местах уровень воды в канале значительно выше близлежащих полей. Видны трубы, по которым вода самотеком идет на поля. Трубы имеют заслонки, с помощью которых регулируется сток воды. Там, где поля оказываются выше канала, воду перекачивают простейшими, изобретенными тысячи лет назад водоподъемными колесами. По кругу, как и при фараонах, ходит никем не понукаемый вол и вращает незапатентованное изобретение - колесо с ковшами. Много, очень много таких круглых площадок встречается на пути из Каира в Александрию. Это, конечно, любопытно. Тем более, что за всю дорогу длиной более 300 километров я увидел только один трактор, наш "Беларусь". Но совсем другие чувства испытываешь, когда на рисовых полях видишь длинные шеренги детей от 5 до 10 лет, которые под наблюдением надсмотрщика в палящий зной очищают поля от сорняков. Детский труд объясняется тем, что у детей маленькие ноги, а значит, они меньше вытопчут риса. Между тем толпы богатых бездельников всех возрастов заполняют улицы и ночные клубы городов Египта. Ими заполнен тридцатикилометровый пляж в Александрии. Словно пауки сидят у своих лавчонок тысячи мелких торговцев в ожидании покупателей. Магазины полны товаров, но покупателей нет. Не потому ли так вежливы продавцы с покупателями? Ведь для них покупатель - как долгожданный гость, перед которым они готовы перевернуть свою лавчонку от пола до потолка и не выпустить его без покупки.
За окном мелькали убогие, тесно составленные жилища феллахов, напоминающие сараи для скота. Низенькие глинобитные избушки с отверстиями вместо окон, как отдушины в наших деревенских банях. Эти отдушины скорее служат для доступа воздуха, чем для света. Окруженные каналами и поливными полями деревушки не имеют даже маленьких площадок для детских игр или собраний взрослых. Видимо, в этом пока нет потребности, надо просто прожить. У каждого дома небольшой, по площади равный дому, дворик, обнесенный глинобитной стеной, такой же высокой, как и дом. К первому дому лепится второй, вероятно, ради экономии материалла: не пропадать же готовой стене. Ко второму лепится третий и так далее. Деревня видится как нечто целое. Только узенькие проходы соединяют, а точнее, разделяют дома. Никакого подобия улиц, если не считать щелей между глинобитными стенами, по которым с трудом проходит верблюд, равнодушно заглядывая на жизнь людей в двориках с высоты своего роста.
Я не видел более убогих жилищ и более обездоленных людей, чем феллахи.
Но нельзя не сказать о том, что июльская революция кое-что дала феллахам. Мало, но дала. А главное, у феллахов появилась надежда на будущее, на лучшее будущее. Этим они и живут, стойко перенося всю тяжесть войны…
Вот какие мысли пришли ко мне, когда поезд со скоростью 100 километров в час мчался в Александрию.
Чем ближе к Александрии, тем больше фелюг на канале, тем гуще пальмовые рощи. Пальмы похожи на телеграфные столбы, с привязанными сверху опахалами из перьев. Тяжелые финиковые гроздья желто-красного цвета напоминают уличные фонари. Словно плафоны с горящей вполнакала лампочкой внутри.
Поезд в Александрию прибыл вечером, но еще было достаточно светло, чтобы увидеть: город не имеет ширины. Точнее, соотношение длины и ширины таково, что шириной можно пренебречь. Местами город сужается до одной-двух улиц. Только в центре имеется несколько параллельных улиц. Остальная, большая часть города - набережная и пляж. 30 километров по берегу Средиземного моря извивается набережная, повторяя все извилины невысокого берега, и столько же тянется узкой полосой пляж, с утра до вечера забитый отдыхающими.
Нас поселили в гостинице "Фриола Хауз" на застекленной веранде второго этажа с видом на море.
После жаркого дня было большое желание искупаться, да и купание в море было редким удовольствием. Поэтому несколько человек быстро собрались и, перейдя неширокую улицу, оказались у парапета, который отгораживал пляж от уличной суеты. Но выйдя на набережную, мы не нашли мало-мальски свободного места, к тому же быстро стемнело.
Полюбовались морем и закатом солнца. Вернулись в гостиницу. Пришлось ограничиться душем. Ночь была теплой и мы спали при открытых окнах. Утром нас разбудил свежий морской ветер и шум моря. Громадные темно-зеленые волны с белыми гребешками одна за другой набегали на берег, перекатывались через пляж и, ударившись о каменную стенку набережной, возвращались в море.
Едва успели позавтракать, как подошел автобус, и мы поехали к месту занятий. Ехать нужно было по набережной километров пятнадцать. По пути мы любовались неспокойным морем и с любопытством рассматривали город. Ничто не напоминало о том, что город основан Александром Македонским. Александрия для египтян то же, что для нас Сочи или Ялта. Пляж, дома отдыха, гостиницы и бесчисленное количество лавчонок с товарами для туристов, закусочных, кафе, ресторанов. Жарят, парят и варят прямо на тротуарах, у входа зданий, у спусков на пляж.
Генерал Просвиркин позаботился об организации занятий так, что свободного времени не оставалось. Занимались по 9 часов, с перерывом на обед. Поэтому город мы видели больше из автобуса, да во время прогулок перед сном возле гостиницы.