- Я не могу заключить с вами эту сделку, синьор ван дер Толен.
- Жаль, - сказал португалец, не изменившись в лице.
Больше он не произнес ни слова. Он уже повернулся, чтобы идти, но потом остановился и сказал:
- Надеюсь, вы, по крайней мере, пойдете нам навстречу в наших планах насчет маргарина, господин Талер.
С этими словами он ушел окончательно.
Тим не мог понять, существует ли между этими встречами какая-нибудь связь. Сначала таинственная авторучка Селек Бая, потом синьор ван дер Толен со своим неясным замечанием насчет маргарина.
"Не хватало еще встретить мистера Пенни", - подумал Тим.
И мистер Пенни не замедлил явиться.
Когда Тим под зонтом стал спускаться вниз по широкой каменной лестнице, он увидел, что мистер Пенни, тоже под зонтиком, стоит возле каменной борзой, с которой стекает дождевая вода.
- Очень прошу сохраняйт полное молчание о наш маленький договор естердей, - обратился он к Тиму. - Я хотел сказайт: "вчерашний".
- Я приму это к сведению, - ответил Тим, как он отвечал теперь часто.
У мистера Пенни, как видно, было еще что-то на уме, но он никак не мог решиться об этом заговорить. Кивнув на прощание, он отошел от Тима и стал подыматься вверх по лестнице.
Тим был растерян. Судя по всему, его предстоящая беседа с бароном имела для всех членов акционерного общества исключительно важное значение. Иначе зачем бы они стали один за другим останавливать его по дороге и вести с ним такие странные разговоры?
В глубокой задумчивости шагал Тим к павильону.
Красный павильон стоял на средней террасе парка. Наверное, он был так назван из-за огненно-красного петуха, венчающего его купол, потому что сам павильон был вовсе не красный, а белый. Подстриженные кусты и деревья были похожи сейчас на элегантных господ, застигнутых врасплох дождем; казалось, они продрогли до костей, дожидаясь чьей-нибудь помощи. Тим довольно быстро миновал аллею, ведущую к павильону. Барон уже ждал его, стоя у приоткрытой стеклянной двери.
- Вы опоздали на три минуты, - сказал он. - Вас задержали?
- Да, - ответил Тим, и барон не стал его больше расспрашивать.
В круглом холле павильона стояла легкая мебель, обтянутая полосатым шелком желтых и светло-коричневых тонов. Служанка разлила по чашкам чай из русского самовара и собралась уже уходить, но Тим заметил, что у нее нет зонта, и окликнул ее:
- Подождите, пожалуйста, минуточку!
Когда женщина обернулась, он подал ей свой зонтик.
Служанка, казалось, была этим чуть ли не испугана. В смятении она вопросительно взглянула на барона. Но тот рассмеялся и сделал ей знак рукой исчезнуть вместе с зонтом, что она и исполнила без промедления.
- Ваши маленькие любезности, господин Талер, производят на людей большое впечатление. Продолжайте в том же духе, только не перебарщивайте, держитесь в определенных границах.
Барон помог Тиму снять плащ, и оба они сели за стол.
- Видите ли, господин Талер, - заметил барон, - все человечество делится на две части: на рабов и господ. В наше время пытаются стереть эту границу, но это очень опасно. Должны быть люди, которые думают и отдают приказы, и люди, которые выполняют эти приказы не думая.
Тим, прежде чем ответить, спокойно допил свой чай.
- Когда я был еще маленьким, барон, мой отец сказал мне однажды: "Не верь в сказки про рабов и господ, малыш. Есть люди умные и люди глупые - вот и все; и презирай глупость, если она не добра!" Я тогда записал это в мою школьную тетрадку, потому и помню до сих пор.
- Ваш отец говорил практически то же самое, что и я, господин Талер. Потому что умные - это и есть господа, а глупые - рабы.
- Селек Бай рассказывал мне, - возразил Тим, - что во многих странах господином становится только тот, кто случайно им родился.
- Рождение - это не случайность, - мрачно пробормотал Треч. - К тому же, господин Талер, Селек Бай - коммунист, только сам он этого не знает. Но я-то знаю, что он оплачивает в Южной Америке армию, которая должна свергнуть назначенного нами президента. И, кроме того, я знаю, что он собирается натравить в Афганистане точильщиков на нашего уполномоченного Рамадуллу.
- Вы и это знаете?
Тим сделал такое изумленное лицо, что барон расхохотался.
- Я знаю намного больше, чем вы подозреваете! - воскликнул он смеясь. - Я знаю даже о вашем договоре с мистером Пенни, господин Талер. И я подозреваю, какое предложение сделал вам синьор ван дер Толен.
На этот раз Тим захлебнулся чаем. Уж не умеет ли Треч читать мысли?
Но осведомленность барона объяснялась гораздо проще. Он сам рассказал об этом Тиму:
- Каждый слуга в этом замке одновременно выполняет у меня обязанности шпика. Вы не заметили, господин Талер, что на вашем письменном столе лежит новая промокашка?
- Нет.
- А на такие мелочи всегда следует обращать внимание. Если подержать вашу старую промокашку перед зеркалом, то на ней можно довольно легко разобрать ваш договор с мистером Пенни.
В это мгновение Тим окончательно понял, что по части "дел" ему никогда не догнать барона. Планы и мечты этой ночи рассеялись, словно пар над чайной чашкой. Он проиграл очередной тур в борьбе за свой смех.
- Вы собираетесь что-нибудь предпринять против Селек Бая и мистера Пенни, барон?
Барон снова рассмеялся и сказал:
- Нет, дорогой мой. С меня вполне достаточно, что я в курсе дела. Конечно, я несколько огорчился, когда узнал, что они замышляют. Но ведь как раз для того, чтобы не принимать огорчения близко к сердцу, я и приобрел ваш смех. Он приносит мне облегчение и дает чувство свободы. Как видите, господин Талер, я употребляю ваш смех с полезной целью.
- Вы, кажется, все на свете употребляете с полезной целью, барон.
- С двумя исключениями, господин Талер! Мой интерес к картинам не имеет никакой полезной цели, так же как и мой интерес к рели… Нет, перебил он сам себя, - мой интерес к религии тоже имеет свою полезную цель.
Тим поскорее переменил тему разговора - ведь на этот раз в комнате не было подходящей люстры. Он спросил:
- А как же будет с договором, который я заключил с мистером Пенни?
- Ну, господин Талер, получит ли мистер Пенни акции с решающим голосом, зависит ведь от того, действительно ли вы по исполнении двадцати одного года унаследуете все мое имущество, в том числе и эти акции. Остальные пункты договора, разумеется, остаются в силе. Ровно год спустя, считая с сегодняшнего дня, вам будет принадлежать большинство акций нашего гамбургского пароходства. Вам, очевидно, хотелось бы восстановить господина Рикерта в должности и спасти его поруганную честь?
- Да, - прямо ответил Тим.
- Ну что ж, будем надеяться, что через год он будет еще жив и здоров.
Последнее замечание, сделанное Тречем как бы вскользь, испугало Тима. Барон, без всякого сомнения, был способен на все, даже на то, чтобы каким-нибудь путем погубить господина Рикерта. Значит, разумнее всего Тиму сделать вид, что судьба господина Рикерта не так уж близко его касается. Поэтому он сказал:
- Мне неприятно, что господин Рикерт потерял место из-за нашего краткого разговора по телефону. Потому я и заключил договор с мистером Пенни.
Треч подлил себе в чай рому из маленького хрустального графинчика и спросил:
- И вам глоточек?
Тим кивнул. Барон подлил рому и ему, а потом сказал:
- Я хочу сделать вам одно предложение, господин Талер. Не поддерживайте в течение года никаких отношений с господином Рикертом и другими вашими друзьями из Гамбурга. Тогда я позабочусь о том, чтобы акции гамбургского пароходства действительно перешли через год в ваше владение. Согласны?
- Да, - ответил Тим, немного помолчав. - Я согласен.
Про себя он думал: "Еще целый год без смеха - это, конечно, очень тяжело. Но всю жизнь без смеха - невыносимо. Надо перетерпеть этот год. Может быть, в конце его я пойму, как мне одурачить барона. Конечно, насчет "дел" мне с ним никогда не сравниться, но, возможно, мне удастся найти его слабое место, поймать его на чем-нибудь совсем простом".
И, словно разгадав мысли Тима, Треч тут же сказал:
- Я предлагаю вам, господин Талер, посвятить этот год кругосветному путешествию. Мы отправимся в путешествие вдвоем не как представители фирмы, а просто как частные лица. Это мой подарок вам ко дню рождения. Кстати сказать, примите мои сердечные поздравления, хотя и с некоторым опозданием!
Послышался звонкий, заливистый смех, и Тим почувствовал пожатие холодной руки.
- Большое спасибо, - сказал Тим. И отхлебнул глоток горячего чая.
- А вы знаете, господин Талер, что вы сейчас пили ром рулевого Джонни?
- Что?
- Вы забыли в Генуе две бутылки рома, которые выиграли у рулевого. Их принесли в отель, а я приказал доставить их сюда, чтобы вы могли насладиться своим выигрышем. В мелочах я всегда очень щепетилен.
Тим ничего не ответил. Он только снова повторил про себя поговорку Джонни: "Научи меня смеяться, рулевой!"
Треч перебил его мысли:
- Теперь перейдем к делу, господин Талер! Поговорим о маргарине.
- Хорошо, барон, перейдем к делу!
Лист двадцать шестой.
МАРГАРИН
Барон поднялся со своего места и, держа руки за спиной, стал расхаживать взад и вперед по павильону. Он обратился к Тиму с небольшой речью:
- Вам известно, господин Талер, что запланированный нами сортовой маргарин должен иметь привлекательное, запоминающееся название. Желательно, чтобы оно связывалось в памяти покупателя с чем-то хорошо ему знакомым. Мы долго совещались, выбирая это название, так как оно чрезвычайно для нас существенно. Эффектное название товара - это чистая прибыль.
Тим кивнул. Он все еще не понимал, какое отношение все это имеет к нему. Но это ему предстояло сейчас узнать.
- После того как было отвергнуто немало разных названий… - барон продолжал ходить взад и вперед по павильону, - Селек Бай внес предложение, которое мы единогласно признали самым удачным. Надо вам сказать, что Селек Бай, несмотря на некоторые свои странные идеи, очень полезный для нас человек. Но это так, к слову. Хотите знать, как он предложил назвать маргарин? "Тим Талер".
Треч остановился и посмотрел на мальчика сквозь темные стекла очков - теперь он их почти никогда не снимал.
Лицо Тима оставалось спокойным. Казалось, он отнесся к предложению Селек Бая с полным равнодушием, даже, пожалуй, с недоумением. Поэтому барон стал расписывать выгоды этого предложения.
- Вы должны понять, господин Талер, что еще никогда и нигде в мире не было сортового маргарина. Если мы, хорошо подготовив удар, неожиданно атакуем покупателя широким ассортиментом, нам удастся овладеть мировым рынком маргарина. В некоторых южноамериканских странах мы, скорее всего, сможем даже купить монополию на торговлю маргарином. Это означает, господин Талер, что ваше имя будет на устах у людей всего мира - от Нью-Йорка до Токио, от Стокгольма до Багдада. Даже в самой захудалой лавчонке в самой отдаленной персидской деревне будут продавать маргарин с вашим именем. И повсюду будут развешаны - голубые на желтом фоне - фотопортреты смеющегося мальчика: ваши портреты!
С этого мгновения Тим весь превратился в слух. Он тихо спросил:
- Как же я буду смеяться, если я не могу смеяться?
- Это уже другой вопрос, господин Талер. И к нему я сейчас перейду. Но сначала покончим с главным: вы согласны с названием маргарина?
Тим ответил не сразу.
Теперь он понял, почему акционерному обществу так выгодно это название маргарина. Он, Тим Талер, - знаменитый богатый наследник; его имя, его портреты то и дело появляются в газетах всего мира. Значит, не маргарин должен прославить его имя, а наоборот: его уже знаменитое имя должно послужить прославлению маргарина.
- Я должен сразу решить этот вопрос, барон?
- Да, сегодня, господин Талер! В этом павильоне! Хотя маргарин появится на рынке только через год, важнейшие решения должны быть приняты в ближайшие дни. Ведь для подготовки наступления на рынок придется потратить неимоверные деньги. Наша ставка так высока, что в случае провала все наше акционерное общество может вылететь в трубу.
Тим сунул руку в карман пиджака и вдруг нащупал авторучку Селек Бая. Замечание Треча, что акционерное общество может вылететь в трубу из-за маргарина, все еще звучало у него в ушах. Может быть, Селек Бай хотел при помощи этой авторучки помочь обществу "вылететь в трубу"? А что, если Селек Бай его тайный союзник?
Словно в задумчивости, Тим вынул из кармана авторучку и стал играть ею, чтобы в нужный момент она оказалась у него в руке.
Он ничего не потеряет, если маргарин будет называться его именем. Зато если Селек Бай окажется на его стороне, это огромный выигрыш. И Тим решил довериться Селек Баю.
- Передайте всем господам, барон, что я согласен!
Треч вздохнул с заметным облегчением. Впрочем, он выглядел совершенно спокойным.
- Тогда, - сказал он, - вам придется подписать еще один контракт. Вот он!
Чашки отодвинули в сторону, и на столе перед Тимом оказались два экземпляра контракта. Барон ожидал, что Тим сначала хотя бы прочтет текст. Но Тим, боясь, что Треч предложит ему другую ручку, тут же поставил свою подпись авторучкой Селек Бая.
После этого каждый лист дважды подписал барон: один раз - от имени акционерного общества, второй - как опекун Тима. Тим не обратил на это никакого внимания.
- Выпьем за маргарин "Тим Талер", Тим Талер!
Барон взял с буфета два граненых стаканчика и налил в них рому. Стаканчики со звоном стукнулись друг о друга. Тим и сам не знал, пьет ли он за свое счастье или за свое несчастье. То, что ром этот был из бутылки Джонни, казалось ему хорошим предзнаменованием.
Барон Треч снова сел на свое место и стал рассказывать, как он представляет себе рекламу маргарина "Тим Талер":
- Мы поведаем всем, как бедный маленький мальчик из узкого переулка тронул сердце богатого барона; как тот сделал его наследником всего своего состояния и как этот мальчик позаботился, чтобы все бедняки из узких переулков могли мазать на хлеб хороший и дешевый маргарин.
- Да ведь это сплошное вранье! - возмутился Тим.
- Вы говорите прямо как Селек Бай, - вздохнул Треч. - Реклама никогда не бывает враньем. Тут все дело в освещении фактов.
- В освещении фактов?
Барон кивнул.
- Видите ли, господин Талер, ведь что касается самих фактов, то все они совпадают: вы действительно провели свое детство в узком переулке, действительно стали наследником барона и даже сортовой маргарин - это ваша идея. Дело только в том, чтобы придать этим фактам верное освещение. И вот уже наша трогательная сказочка готова. Это очень хорошая реклама. Конкуренты будут взбешены. В этом вы можете целиком положиться на нас, господин Талер. А теперь поговорим-ка лучше о вашем фотопортрете.
- О фотопортрете смеющегося мальчика?
- Вот именно, господин Талер. Я сам начинающий фотолюбитель и хочу на этот раз попробовать свои силы. Я сфотографирую вас сам. Все уже подготовлено.
Треч отодвинул в сторону занавес, за которым, как почему-то представлялось Тиму до этой минуты, должна была находиться маленькая кухня. Но оказалось, что там стоит укрепленный на штативе фотоаппарат, а рядом с ним - стул, на спинке которого висит поношенный мальчишеский джемпер. Но больше всего ошеломил Тима огромный стенд позади стула: это была гигантская фотография его родного переулка. Как раз в середине переулка находилась дверь его старого дома. Все до мельчайших подробностей было как на самом деле. Тим узнал даже узкую щель в стене соседнего дома, куда прятал когда-то монетку в пять марок. Ему почудилось, что он чувствует запах перца, тмина и аниса.
- Наденьте, пожалуйста, этот джемпер и встаньте перед стендом, господин Талер! - сказал Треч, осторожно перенося фотоаппарат вместе со штативом на середину павильона.
Тим исполнил все, о чем просил его Треч, словно во сне. Картины прошлого одна за другой всплывали в его памяти. Отец. Мачеха. Бледный Эрвин. Подруга мачехи, приходившая к ней по утрам пить кофе вон из того дома налево. А справа - булочная-кондитерская фрау Бебер. Воскресенья. Скачки. Допрос. Господин в клетчатом. Контракт.
Тиму пришлось на мгновение опуститься на стул. Треч возился с фотоаппаратом.
Наконец все было готово. Барон придал джемперу, который надел Тим, нарочито небрежный вид, слегка растрепал Тиму волосы и поставил его в нужной позе перед фотографией переулка. Потом, отступив на несколько шагов, скрылся за фотоаппаратом.
- Так хорошо, господин Талер. Так и стойте. А теперь повторяйте за мной: "Я беру взаймы мой смех только на полчаса. Под залог моей жизни!"
- Я беру взаймы мой смех… - Голос Тима прервался.
Но барон тут же пришел ему на помощь:
- Говорите по частям, с перерывами - вам это будет проще. Итак: "Я беру взаймы мой смех…"
- Я беру взаймы мой смех…
- "Только на полчаса".
- Только на полчаса.
- "Под залог…"
- Под залог…
- "…моей жизни!"
- …моей жизни!
Не успел Тим выговорить последнее слово, как Треч сунул голову под черную материю. "Как Петрушка в кукольном театре", - подумал Тим, чувствуя непреодолимое желание смеяться, и… рассмеялся. Смех словно поднялся откуда-то изнутри, защекотал в горле… и Тим разразился таким хохотом, что у него из глаз покатились слезы. Павильон словно гудел от смеха, окна в нем дребезжали; стул, стоявший рядом, трясся, будто тоже смеясь вместе с Тимом. Мир, казалось, вот-вот снова обретет равновесие. Тим смеялся!
Барон, накрывшись черной материей, пережидал, когда кончится этот смех. Его рука, готовая включить "юпитер"; дрожала.
Тим, понемногу успокоившись, состроил гримасу и спросил:
- Это и есть та маргариновая улыбка, которая нам нужна, барон?
На душе у него было радостно, легко, спокойно. Барон все еще казался ему похожим на Петрушку. Он не верил, что все это только на полчаса. Он был убежден, что его смех будет теперь с ним всегда. К Тречу, сидевшему под черным платком, к барону без смеха, он чувствовал что-то вроде сострадания. Даже квакающий, сдавленный голос, дававший ему сейчас указания, вызывал у Тима скорее сочувствие, чем насмешку. Он послушно выставил вперед правую ногу, нагнул голову немного набок, улыбнулся, сказал по просьбе Треча: "Кусок орехового торта", - и в памяти его в эту минуту словно зазвенел колокольчик; а когда барон выключил "юпитер", снова приставил правую ногу к левой и рассмеялся с облегчением.
- Надеюсь, снимок получился удачный, барон!