Вдруг зажёгся свет, и Робби сделал шаг вперёд, чтобы шепнуть Джиму на ухо:
Кажется, менты уписались.
Джим спросил аудиторию, хочет ли она ещё музыки, и, когда ответом прозвучало громкое "Да!", Джим воскликнул: "Ну, тогда выключите свет! Выключите свет!" Но свет продолжал гореть, и лейтенант полиции, руководитель молодёжного отделения Нью-Хэйвенского департамента полиции, вышел на сцену и сказал Джиму, что он арестован.
Джим повернулся лицом к полицейскому, затянутые в кожу ноги вызывающе расставлены; длинные волнистые волосы – мокрые, лохматые. Он сунул микрофон под нос полицейскому.
Ну, свинья, – сказал он в смеси школьной бравады и взрослой неприязни к авторитетам, – ну, скажи, тип, что ты там хочешь сказать!
Появился ещё один полицейский, оба они взяли Джима под руки и повели через занавес со сцены. Они тащили его вниз по лестничному пролёту, затем через автостоянку, поставили его у патрульной машины и сфотографировали, потом сбили с ног, били ногами, наконец, запихнули в машину и отвезли в отделение, где предъявили обвинение в непристойном и аморальном поведении на сцене, нарушении общественного порядка и сопротивлении при аресте.
Полицейские арестовали также журналиста из "Village Voice" и фотографа из журнала "Life", неумышленно гарантируя Джиму максимум рекламы.
Через несколько дней Джим сидел на полу в офисе "Doors" среди завала из фанатских писем, вырезок из газет и журналов за две недели, и последней выборкой из рекламы "Doors". Джим развернул статью, написанную кинокритиком из "Los Angeles Free Press".
Эй, – сказал он минутой позже, – кто-нибудь из вас, ребята, читал, что говорит о нас Джин Янгблад?
Присутствующие в комнате подняли глаза. Джим самодовольно улыбался.
Он говорит, я цитирую: ""Beatles" и "Stones" – для проветривания ваших мозгов. "Doors" для следующего этапа, когда ваша крыша уже отъехала".
Джим выпрямился, будто он читал с дощечки.
Слушайте, что он говорит о музыке. "Музыка "Doors" – это музыка произвола. Это не притворство. Она исследует тайны истины. Это авангард в содержании, если не в технике: она исследует безумие, которое присутствует в каждом из нас, порочность и мечты, но она исследует всё это в относительно традиционных музыкальных формах. В этом её сила и её прелесть – прелесть, которая ужасает.
Музыка "Doors" больше сюрреалистическая, чем психоделическая. Это больше боль, чем кислота. Больше, чем рок – это ритуал, ритуал психосексуального заклинания. "Doors" – маги поп -культуры. Моррисон – ангел, самоуничтожающийся ангел".
Джон Денсмор взял вырезку из рук Джима и заглянул в неё.
Эй, – сказал он, – в первом абзаце он говорит, что был потрясён, когда он вошёл в зал: мы играли "Лошадь терпит".
Все собрались вокруг, подбираясь к вырезке.
Посмотрите, – сказал Билл Сиддонз. – Говорят, ""Doors" может обеспечить немедленное просветление через секс ".
На десять минут последовали шутки и смех. Через несколько месяцев Джим скажет, что
Янгблад был первым, кто действительно увидел в нём самое главное.
Затем прямо перед Рождеством, накануне их первого концерта в "Shrine", Рэй и Дороти попросили Джима и Памелу быть свидетелями на их свадьбе.
Классно! Когда Рэй?
Сегодня днём… в Сити-Холле.
В ту ночь Джиму пришлось обкуриться не на сцене, так как он хотел всю ночь петь баллады для новобрачных.
Глава 6
Джим жил в десятидолларовой комнате в мотеле "Alta Cienega" – двухэтажном на фоне гор доме из почти одинаковых комнат; тропинка оттуда вела на Сансет Стрип. На несколько лет этот мотель станет центром мира для Джима Моррисона.
Это место было удобно, когда у Джима не было машины или когда у него за пьянство отбирали права. Отсюда всё было на расстоянии пешей ходьбы – даже по лос-анджелесским меркам. Новый офис "Elektra" и студия звукозаписи находились меньше, чем в ста метрах вниз по бульвару Ла Сьенега – широкой авеню, известной как Ресторанный Ряд – здесь Джим обедал сотни раз. Ещё ближе был собственный офис "Doors" и три любимых бара Джима.
Джим жил в комнате №32 на втором этаже. Сейчас он лежал, растянувшись поперёк зелёного синельного покрывала на скомканной двойной кровати.
Около маленького телевизора, спиной к крошечной ванной комнате, стояла девочка лет 17 или 18.
Джим выпил пиво и бросил банку в пластмассовое ведро, стоявшее рядом с со вкусом одетой блондинкой, но промахнулся.
Следом он бросил на пол книгу "Происхождение и история сознания".
Чёрт с ней. – Джим отрыгнул. Взглянул на девочку. Приподнял подбородок, дав ей знак подойти к кровати. Она была его случайной знакомой с прошлой ночи; он выслушал всю историю её жизни, затем "трахнул её через зад", и теперь ему было скучно.
Покажи мне свои руки, – сказал он.
Девочка протянула свои руки. Джим взял одну руку за запястье и начал снимать кольца с её пальцев. Он был груб. Она закричала от боли.
Дай другую руку, – приказал он, ещё не закончив с первой.
Она заколебалась. Он сжал её запястье и повторил приказ. Она подчинилась, и он снял все остальные кольца, порой срывая их вместе с кожей.
Затем он отпустил её. Он держал кольца в одной руке, а другой, перегнувшись через кровать, вытащил из бумажной коробки ещё одну банку пива и приказал девочке открыть её. Она подчинилась.
Неожиданно раздался стук в дверь.
Да? – сказал Джим раздражённо. – Кто там?
Это секрет, – донёсся дразнящий женский голос.
Джим сразу узнал этот голос.
Почему ты пришла так рано, я не одет, – сказал он.
Джим, я так далеко сюда шла, а теперь ты даже не хочешь меня впустить.
Сейчас, Пэм, дорогая, я занят.
Джим, я знаю, у тебя там кто-то есть. Я знаю! Я не могу поверить, что ты опять этим занимаешься. Ты отвратителен.
Джим молчал.
Джим, я приготовила на ужин великолепную баранью ногу в духовке, а живу я теперь…
Джим перебил её.
Ну, послушай, здесь совершенно ненормальная девчонка, Пэм, она просто лежит на кровати, раскинув ноги, и я не знаю, что делать.
Ты отвратителен, Джим Моррисон, и я ухожу!
Но Пэм, дорогая, это твоя сестра Джуди. Тебе не стоит сходить с ума.
Джим обернулся к девочке в комнате и извинился, что там не было задней двери, чтобы выйти через неё. "И нельзя уйти через окно, здесь шесть метров до земли". Он огляделся вокруг. "Может быть, ты встанешь в душ?"
Памела позвала его.
Я хочу видеть её, Джим.
В коридор вышла горничная и начала ругаться с Памелой, говоря, что та производит слишком много шума и что ей нужно уйти. Джим натянул на себя рубашку и штаны и вышел из комнаты.
Да, Пэм, дорогая, – сказал он, обняв её за плечи, – я обманул тебя, там не было твоей сестры. – Джим протянул ей руку, показывая кольца. – Смотри, – сказал он, – это тебе. Мне их подарила одна из фанаток.
Памела взяла бирюзовое кольцо, надела его на палец, а остальные положила в карман. Они подошли к машине Памелы и сели в неё.
Это была типичная сцена. Джим был способен на нежность и жестокость с интервалом всего в несколько минут. Для некоторых он становился этаким "ласковым плюшевым медведем".
Всех он уверял в любви, и это была правда момента. Но в отношении многих, включая Памелу, эти заверения выдерживали испытание на прочность.
Чтобы загладить вину, Джим сказал Памеле, что возьмёт её с собой в Лас-Вегас – вместе с Бобом Гавером и его подружкой. Гавер был автором грубого, но сильного стодолларового смешного романа "Непонимание" о наивном белом студенте колледжа и о недоверчивой и очень меланхоличной чёрной проститутке. У Гавера был контракт с "New York Times Magazine" о написании рассказа, в котором он должен был изобразить Джима творением кукольников Маккиавелианского Голливуда. Когда же он настоял на том, чтобы Джим появился там собственной персоной, его убрали из рассказа, но к тому времени эти двое успели стать приятелями, разделяя любовь к книгам, женщинами алкоголю. Одно время Гавер жил в Вегасе, и он сказал Джиму, что хотел бы показать ему неизвестную туристам сторону жизни города. Как и следовало ожидать, однако, Джим с Памелой поссорились, и Джим уехал в Вегас без неё.
Джим и другие вышли из машины Гавера, остановившейся на пустынном месте в вечернюю жару, и мельком взглянули на шатёр ночного клуба: "Pussy Cat a Go Go Presents Stark Naked and the Car Thieves". Джим засмеялся и с важным видом прошествовал через автостоянку. Он пил с полудня, а сейчас было около десяти часов. Он оглянулся на свою компанию и, поднеся пальцы к губам, сделал шумную затяжку из воображаемой сигареты с марихуаной.
Хочешь ударить? – спросил он.
Охранник сделал шаг назад, как бы отталкиваясь, затем прыгнул вперёд, одновременно вытаскивая дубинку.
Эй, подождите! – вышел вперёд один из приятелей Джима, протестуя.
Охранник опустил дубинку на ближайший череп, затем повернулся и ударил Джима. Джим, казалось, больше удивился, чем обиделся, хотя кровь стекала по щеке, а охранник снова бил его.
Вскоре приехала полиция и забрала Джима и Гавера – двоих с самыми длинными волосами, сделав чёрно-белые фотографии в фас и в профиль.
Куриное дерьмо, – сказал Джим шёпотом и снова сел спокойно.
Куриное дерьмо, – он повысил голос и снова смолк.
Свинья, – сказал он.
Свинья, – снова громко.
Куринодерьмовая свинья.
Полицейские, сидевшие впереди, не обращали внимания на язвительные замечания Джима, а Гавер пытался заставить его замолчать.
Нет, парень, – сказал Джим, – это проверка на мужество.
Боб был задержан за пьянство в общественном месте, а Джим – за то же самое плюс бродяжничество и отсутствие документов, удостоверяющих личность. Как обычно, у него в карманах не было ничего, кроме кредитной карточки.
– Эй, кого вы там привели, – спросил один из полицейских в тюрьме, когда Джима и Боба ввели внутрь, – пару девчонок?
Эй, парень, глянь на эти волосы. Ха-ха.
Думаю, эти прекрасные создания должны раздеться, чтобы мы могли с уверенностью сказать, какого они пола – ты это имеешь в виду?
Боба и Джима заставили раздеться, после регистрации разрешили одеться и поместили в камеру. Ограждения её доставали до шестиметрового потолка, и, когда дверь за ними закрылась, Джим вскарабкался, как обезьяна, наверх клетки, чтобы заглянуть в соседнюю комнату к полицейским.
Эй, Боб, – позвал он, – не правда ли, они – самые отвратительные motherfuckers, которых ты когда -либо видел?
Джим засмеялся:
Ах-хи-хи-хи-хи-хи…
Один из полицейских подошёл к стене и посмотрел наверх.
Я уйду в полночь, как и тогда, когда у нас был концерт. Только ты и я в комнате. Загляните позже… дорогие мои.
За пять минут до полуночи Джим выкинул ещё какую-то штуку, когда друзья Боба вытащили их оттуда, и Джим продолжил гулянку.
Это – также типичная сцена. В первые месяцы 1968-го года пьянство Джима быстро усиливалось, и это тревожило остальных "Doors". В традиции Дилана Томаса и Брендана Бихана Джим стал не просто Мифически Пьяным, но Ежедневным Мифически Пьяным.
На вечеринке в доме певца Джона Дэвидсона Джим пил вместе с Дженис Джоплин. Пол Ротшильд вспоминает, как они стояли, положив руки на плечи друг другу: "Мистер и Миссис Рок -н-ролл". Но тогда намерения у Джима были другие: он схватил Дженис за волосы и потянул её голову к своей промежности, пытаясь там удержать. В конце концов она вырвалась и в слезах убежала в ванную комнату. Джима запихнули в машину. Дженис побежала за ним. Она настигла его уже в машине и принялась бить по голове бутылкой из под "Южного комфорта". Джим смеялся, когда их растаскивали.
В Нью-Йорке, на "Scene", Джим споткнулся и опрокинул на колени Дженис стол с напитками, затем, двигаясь в такт музыке, нагнулся к сцене и там упал на колени, сжав в горячем слепом объятии ноги Джими Хендрикса.
Вернувшись в Лос-Анджелес, в "Barney’s Beanery", он стал спорить со своим приятелем Томом Бэйкером. В фильме, сделанном совместно с Энди Уорхолом, Том появился голым, и теперь он дразнил Джима.
Наконец-то я сделал это, – говорил он.
Джим был пьян, и он потянулся к своей ширинке.
Ну, и я могу это сделать, – хвастался он. – Я могу это сделать. В этом нет ничего особенного. В этом нет искусства.
В Мидвестернском аэропорту, опять-таки пьяный, Джим настоял, чтобы его впихнули в кресло на колёсиках, из которого он периодически падал, яростно дёргаясь, будто в сильном припадке. В конце концов он упал и уже не двигался. Его перенесли оттуда на скамейку, и Билл Сиддонз вежливо загородил его переносным багажом и гитарными чехлами.
Джим добивался успеха по рок-н-ролльной традиции "удача-приходит-к-победителю". Кроме всё увеличивающегося числа девочек, он начал неистово тратить деньги – не на дома и машины, а на огромные счета в барах и на сшитую на заказ одежду, в том числе на куртку из кожи ящерицы и на костюм из шкуры эмбриона пони за 2200 долларов. Последний был небрежно выброшенв аэропорту на помойку, когда кто-то купил несколько таких же из кожи тюленя. У него появилась небольшая "свита", которая всюду сопровождала его, греясь в специфическом свете поп -звёздного оттенка шестидесятых. Они возили Джима всюду, куда он хотел, соревновались, кто первым зажжёт его сигарету, бегали по его поручению в магазин за выпивкой, приводили в вокальную кабину множество самых настоящих группиз.
Джим также начал собирать и свой первый кружок серьёзных пьяниц, включая актёра Тома Бэйкера; затем фактически неизвестного ещё певца Элиса Купера и участника группы Элиса Глера Бакстона. Джим к этому времени стал очень серьёзно относиться к выпивке, хотя казалось, что всё было случайно. Он проводил целые дни в барах, которые практически окружали его мотель. Он никогда не появлялся в студии без бутылки.
Алкоголь был универсальным средством для Джима, магическим зельем, которое отвечало его нуждам, решало его проблемы, и, казалось, было ему предопределено. Потребление алкоголя было и одной из составляющих дионисийского образа, с которым он отождествлял себя и который ему нравилось примерять на себя. Это также хорошо вписывалось и в американскую культурную традицию.
Почти сразу после того, как была начата запись третьего альбома, обстановка в студии стала ненормальной. Сначала в репетиционной комнате, а затем и в студии стеной стояла "свита". Ночью Брюс Ботник вытаскивал из вокальной кабины потерявшую сознание толстую девочку с платьем, задранным выше пояса и без штанов, и все, кто хотел, трахали её.
Потом наступил вечер, когда Джон бросил барабанные палочки и ушёл. Однажды раньше он уже делал это, когда Джим был слишком пьян, чтобы петь на вечере выпускников Мичиганского университета. Но теперь его уход был окончательным.
Всё! – взорвался Джон. – Меня это достало, хватит, я ухожу! Меня уже это достало, я ухожу! – Он ушёл.
Рэй и Робби посмотрели друг на друга, а затем вниз на Джима, который свалился на пол в студии и лежал в растекающейся луже мочи. Рэй медленно встал и прошёл в контрольную комнату. Он пожал плечами и сказал: "Я не знаю…" На следующий день, как обычно, в записи участвовали все четверо "Doors".
Джон, Робби и Рэй начали потихоньку выяснять, кого бы можно было нанять для некоего дружеского контроля. Пол Ротшильд предложил Бобби Ньюверта, жившего тогда в НьюЙорке. "Doors" сказали, что слышали о нём.
Это спутник Дилана?
Больше того, – сказал Пол. Ньюверт был движущей силой, зарядом, и просто привлекательным энергичным человеком с беспечной внешностью. Он, кроме того, знал всех, кого нужно было знать – "с кем ты хочешь познакомиться, с Брандо?" Джоан Бааз говорила, что именно Ньюверт вдохновил Дилана на "Like a Rolling Stone". – И, – сказал троим "Doors"
Пол, – он может навсегда "взять" Джима Моррисона. Он может занять его время, а с его умом – отвлечь его от девочек и пьянства, заставить больше двигаться, меньше спать и вовремя являться на концерты.
Трое "Doors" сказали Полу, что это им подходит, и Пол позвонил Джеку Холзману в НьюЙорк, сказав, что ситуация сильно ухудшилась, и они не уверены, что смогут записать третий альбом, пока кто-нибудь не сделает что-нибудь с Джимом. Джек сказал, что "Elektra" заплатит Ньюверту половину суммы.
Поскольку Ньюверт был, что называется, "странствующим художником", они с Джимом встречались в Нью-Йорке и были немного знакомы, но, чтобы его роль выглядела естественной, Пол привёл его к Джиму во время мартовского турне "Doors". План был такой, что Бобби начнёт делать фильм о "Doors" – документальную короткометражку, которая могла бы быть использована для раскрутки одного из выходящих синглов, сильно похожую на те, что были сняты для "Прорвись насквозь" и "Неизвестного солдата".
Конечно, Джим делал то, что и собирался делать. "Не думайте, что "Doors" делали это за его спиной, – говорит Ньюверт, – потому что никто и никогда не делал ничего за спиной этого кота, потому что если вы абсолютно знали его, то вы знали, что он вовсе не был немым. От этого он предавался меланхолии – и немедленно. Мне предложили быть кем-то вроде неправящего правителя, да? Но в таком виде эта схема не работала. Кот приходил в уныние от каждого движения, которое делалось в этом направлении". Итак, тем не менее, говорит Ньюверт, у них с Джимом завязались приятельские отношения. Сначала он попытался научить Джима играть на гитаре, но Джим отказался, потому что это было бы слишком долго. Тогда они занялись тем, что Бобби знал лучше всего: они просто бездельничали.
Это было совсем не трудно, парень. Не трудно измениться, потому что я тоже люблю холодное пиво и… текилу. Если говорить прямо, то нельзя сказать, что Джим должен был пить. Вы просто пришли бы к тому, что начали пить вместе с ним.
Джек Холзман посетил один из сеансов звукозаписи вскоре после того, как был нанят Ньюверт, и его тайно провели в вокальную кабину.
Я должен попросить вас о любезности, – сказал Робби.
Конечно, Робби.
Робби сказал Джеку, что они хотели бы получить вперёд авторские гонорары, которые они зарабатывали, но которые должны быть выплачены по истечении нескольких месяцев.
Сколько вам нужно?
Я не знаю, мы хотим выкупить наш контракт в "Sal and Ash".
"Doors" обсуждали этот шаг несколько месяцев. "Dann and Bonafede" стали для них хорошим агентом и опытной рекламной фирмой, но в то же время они пытались разбить группу, уговаривая Джима выступать одному, а за кулисами они частенько снабжали Джима бутылками. То же самое они говорили отцу Робби и адвокату Максу Финку.
Джек Холзман никогда не любил менеджеров "Doors", потому что, как он считал, они вбивали клин между ним и группой, когда, например, настаивали, чтобы ребята поменяли номера телефонов и скрывали новые от представителей "Elektra". Поэтому он с радостью заплатил "Doors" аванс в сумме 250.000 долларов, часть того, что гарантировала реализация пластинки. "Dann and Bonafede" получили пятую часть этой суммы.