Советские войска быстро подавили восстание. Тем не менее военное положение, введенное по всей Восточной Германии 17 июня, сохранялось 24 дня и было отменено лишь в воскресенье 12 июля в 24 часа.
Ночь на 18 июня была трудной для членов политбюро ЦК СЕПГ. Советский верховный комиссар метался в своем кабинете, как лев в клетке: в его хозяйстве случился непорядок, и ему предстояло нести за это ответственность. Семенов упрекал членов политбюро:
- Радиостанция РИАС передает, что в ГДР правительства больше нет. Похоже, это действительно так.
Члены политбюро составляли отчет для Москвы. На следующее утро за завтраком Ульбрихт объявил, что ему надоело сидеть в Карлсхорсте и выслушивать нотации советских представителей:
- Я еду в город, в ЦК, даже если они хотят держать меня здесь. Наше место там. Неправильно, что мы здесь торчим.
В Москве хотели, чтобы в Берлин отправился сам Берия, но тот отказался. Прилетел из Москвы начальник Генерального штаба маршал Василий Данилович Соколовский. Он был вне себя и выговаривал министру госбезопасности ГДР Вильгельму Цайссеру:
- Как это вообще могло произойти? Такие вещи не происходят в один день, значит, у них была какая-то организация, а вы о ней ничего не знали.
Члены политбюро ЦК СЕПГ сами хотели знать, как это всё случилось. Но они хотя бы частично винили и себя. Один только Вальтер Ульбрихт с самого начала заявил, что восстание - дело рук "фашистских провокаторов".
"В моем огромном кабинете, где можно было в футбол играть, - записал в дневнике Семенов, - разместились главком Гречко и представитель Президиума ЦК маршал Соколовский. Телефон звонил не переставая. Несколько раз - Хрущев, чаще Молотов и другие. Хрущев считал, что приближается "день Икс", когда Запад попытается прощупать штыком прочность советской власти после смерти Сталина…. Поэтому Хрущев и Президиум ЦК приняли решение силой подавить волнения. А в случае осложнений на границе с ФРГ перейти в контрнаступление до Па-де-Кале".
Вот как в Москве воспринимали берлинские события! Советские руководители опасались, что Запад воспользуется мятежом и начнет войну. Семенов и маршал Соколовский успокоили Москву: улицы Берлина очищены от демонстрантов. Семенов каждый день докладывал в Москву, что положение улучшается: идут аресты, работа предприятий возобновилась, поставки продовольствия ритмичны.
Через три недели после Берлинского восстания члены политбюро на ночном заседании пожелали услышать отчет от своего генерального секретаря.
Присутствовали 13 человек. Из них только двое не потребовали от Ульбрихта уйти в отставку - секретарь ЦК по кадровым вопросам Герман Матерн и кандидат в члены политбюро Эрих Хонеккер, вождь комсомола. Остальные считали, что Ульбрихт должен принять на себя ответственность и покинуть высший в партии пост. Заседание было столь драматичным, что у обер-бургомистра Восточного Берлина Фридриха Эберта выступили слезы на глазах.
Элли Шмидт, возглавлявшая женское движение ГДР, говорила об "угрызениях совести". Она ругала себя за то, что "приукрашивала события, приукрашивать которые было преступлением".
- Вся атмосфера нашей партии проникнута ложью, - негодовала она. - Самонадеянность, нечестность, отрыв от народных масс и их забот, угрозы в отношении недовольных и хвастовство - всё это завело нас слишком далеко. За это на тебе, дорогой Вальтер, лежит самая большая вина, а ты не хочешь признать, что без нашего вранья не было бы и событий 17 июня!
Элли Шмидт вела подпольную работу в нацистской Германии; эмигрировав в Советский Союз, вышла замуж за Антона Аккермана, в ГДР возглавила Демократический союз немецких женщин. Аккерман, честный и откровенный человек, кричал Ульбрихту:
- Многие годы я поддерживал тебя, Вальтер, несмотря на то, что видел. Я долго молчал, потому что помнил о дисциплине, потому что на что-то надеялся, потому что боялся! Сегодня я преодолел всё это.
После того как участники заседания политбюро выпустили пар, премьер-министр Отто Гротеволь, бывший глава социал-демократической партии, объединившейся с коммунистами, прямо обратился к Ульбрихту:
- Ты слышал мнение товарищей. Может быть, хочешь высказаться?
Кандидат в члены политбюро Рудольф Херрнштадт, главный редактор центральной партийной газеты "Нойес Дойчланд", призвал товарищей объясниться с партией и народом. Он сам составил проект решения пленума ЦК: "Если рабочие массы не понимают партию, то виновата партия, а не рабочие массы. Исполненный решимости железной рукой защитить интересы рабочего класса против фашистской провокации, Центральный комитет вместе с тем отдает себе отчет в том, что партии надлежит незамедлительно пересмотреть свой подход к рабочим массам".
Рудольф Херрнштадт обратился к Ульбрихту:
- Не лучше ли тебе, Вальтер, передать кому-нибудь другому непосредственное руководство партийным аппаратом? Мне кажется, это помогло бы преодолеть определенные слабости нашего аппарата, избавить его от ориентации на одну личность, от вассальной преданности, угодничества, подавления критики и склонности приукрашивать положение дел в партии и в стране.
Херрнштадт предложил расширить секретариат ЦК, чтобы секретари обрели самостоятельность и генсек перестал ими командовать, а в секретариат выбирать тех, кто, как он выразился, "мог бы, если понадобится, унять тебя, Вальтер".
Маркус Вольф, как человек весьма осведомленный, видел, что кандидат в члены политбюро Херрнштадт и член политбюро министр государственной безопасности Вильгельм Цайссер уже два года демонстрировали свою оппозицию диктаторскому поведению Ульбрихта и ратовали за его отстранение от власти. Вольф хорошо знал обоих.
Херрнштадт, либеральный журналист, в 1929 году вступил в компартию и практически одновременно начал работать на советскую военную разведку. В Варшаве он завербовал советника германского посольства Рудольфа фон Шелиа, который за деньги согласился передавать ему секретные сведения. В 1939 году фон Шелиа, имевшего псевдоним Ариец, перевели из Варшавы в информационный отдел германского Министерства иностранных дел, что повысило его ценность как агента. Он был одним из самых ценных источников советской военной разведки. Информацию передавал через журналистку Ильзу Штёбе, любовницу Херрнштадта.
Ильза Штёбе тоже сумела поступить на службу в германский МИД. Она работала на советскую разведку под псевдонимом Альта. Ильза Штёбе и Рудольф фон Шелиа были арестованы гестапо и казнены в декабре 1942 года.
Херрнштадта вовремя вернули в Советский Союз. Вместе с руководителями компартии Вильгельмом Пиком и Вальтером Ульбрихтом и попавшими в плен офицерами вермахта, такими как бывший командующий 6-й армией генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, он участвовал в создании Национального комитета "Свободная Германия".
Херрнштадта назначили в Москве главным редактором газеты Национального комитета "Свободная Германия". Он был вежлив и холоден, обращался со своими сотрудниками на "вы", что было редкостью в партийной среде. Правил все материалы, но ничего не объяснял. Указания передавал через секретаря. Его статьи абсолютно не походили на творения остальных партийных авторов. Херрнштадт был профессионалом - до войны работал корреспондентом газеты "Берлинер тагеблат" в Варшаве.
В отличие от других партийных лидеров он не жил в гостинице "Люкс". Коллег по партийному аппарату поражало странное сочетание западноевропейской наружности, буржуазной манеры одеваться, западного стиля в журналистике, необычайного ума и холодной жестокости. Херрнштадт был убежденным коммунистом, склонным к идеализму. Он женился на красивой русской женщине, выпускнице Института иностранных языков, с которой после войны вернулся в Германию.
Страсти в политбюро кипели. Цайссер предложил избрать новым генеральным секретарем Херрнштадта. Ульбрихт признал, что должен изменить свой стиль руководства. И затаился. Ждал, что решит Москва: заставит его уйти или разрешит остаться. Казалось, его звезда закатилась.
И тут все переменилось! 26 июня 1953 года в Москве был арестован член Президиума ЦК КПСС, первый заместитель председателя Совета министров СССР, министр внутренних дел маршал Советского Союза Лаврентий Павлович Берия. На счастье Ульбрихта, Берию, среди прочего, обвинили в том, что он, как агент международного империализма, пытался помешать строительству социализма в ГДР.
Но это произойдет только через неделю. А 17 июня, в самый драматический день восстания в столице ГДР, Берия позвонил в Берлин Семенову. Трубку аппарата ВЧ взял помощник верховного комиссара.
- Это я, - сказал Берия.
Помощник Семенова его не узнал:
- Простите, не понял.
- Это я, я, Берия! - рявкнул министр внутренних дел. - Где Семенов?
- Он уехал в город.
- В такое время надо на месте сидеть, а не разъезжать по городу! И почему Семенов патроны бережет?
Через два дня в Восточный Берлин прилетела оперативная группа офицеров госбезопасности во главе с начальником военной контрразведки генерал-полковником Сергеем Арсентьевичем Гоглидзе. В группу входил и генерал-лейтенант Амаяк Захарович Кобулов, бывший резидент внешней разведки в нацистском Берлине.
Владимир Семенов вспоминал: "Гоглидзе и Кобулов приезжали во время восстания в Берлин с установкой разоблачить Чуйкова и меня в подготовке восстания".
Семенов записал в дневнике: "Вчера впервые узнал, что Молотов был против распространения обязательств по Варшавскому договору на ГДР. И в этом он повторял Сталина, который хотел использовать ГДР как предмет борьбы, но не был уверен, что сможет удержать эту позицию. Значит, Берия вел ту же линию, но хотел только форсировать ее летом 1953 года. И провалился как раз на этом. А для меня это был вопрос жизни.
Яснее теперь и линии, ведшие от Берия (и Кобулова) через гэдээровских кагэбистов на ликвидацию ГДР ("во имя высших интересов социализма"…) Это была бы катастрофа! Конечно, я ринулся бы в драку за ГДР, даже рискуя своей жизнью, так как к семи миллионам солдат одну жизнь приложить было бы вовсе не жалко".
А 25 июня из Москвы поступило поразившее Семенова указание арестовать обоих генералов-чекистов и отправить в столицу. Семенов позвонил Сергею Гоглидзе и попросил срочно приехать.
Когда генерал появился в кабинете Семенова, за ним вошли двое офицеров с пистолетами в руках. Находившийся там же маршал Соколовский произнес:
- Согласно решению инстанции объявляю вас арестованным.
Гоглидзе увели. Кобулов приезжать не хотел. Берия уже был арестован в Москве, взяли и его приближенного - Кобулова-старшего, поэтому Амаяка Захаровича по ВЧ ни с кем не соединяли. Он не понимал, что происходит. На приглашение прибыть к Семенову озабоченно ответил:
- Я пытаюсь соединиться с Москвой, но нет связи. Дозвонюсь и подскочу.
- У меня связь работает, - сказал Семенов. - Приезжай и звони, Амаяк.
Кобулов приехал…
На следующий день Семенов и Соколовский на спецсамолете вылетели в Москву. Сергея Гоглидзе и Амаяка Кобулова везли в том же самолете под охраной.
Генерал-лейтенант Кобулов на следствии рассказал о последней поездке в Берлин: "Перед поездкой мне позвонил генерал Федотов (Павел Васильевич Федотов был начальником внешней разведки. - Л. М.) и передал, что через два часа надо быть на центральном аэродроме. Это было ночью 18 июня 1953 года. 19-го утром мы прилетели в Берлин, и через два дня я выехал в Халле, Лейпциг и Дрезден, где изъял две нелегальные радиостанции, работающие по заданию американцев".
Московские чекисты сформировали оперативно-следственные группы с заданием выяснить, кто виновен в берлинском восстании. Задания ликвидировать ГДР генерал Кобулов не получал. Да и мелковат он был для таких поручений. Амаяк Кобулов был высоким, стройным, красивым, обходительным и обаятельным, душой общества и прекрасным тамадой. Но этим достоинства Амаяка Захаровича и исчерпывались. Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии Кобулов, который начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми, не знал. Он рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату Богдану - давнему соратнику Берии.
Утром 8 июля Маркус Вольф узнал, что Ульбрихт и Гротеволь вылетели в Москву. Теперь многие судьбы руководителей ГДР зависели от того, с чем они вернутся.
Напуганные восстанием в Берлине, советские вожди предпочли оставить Восточную Германию в крепких руках Ульбрихта. Его жесткий и неуступчивый стиль произвел впечатление на советских руководителей.
Ульбрихт и Гротеволь вернулись в Берлин к вечернему заседанию политбюро 9 июля. Получив благословение советских товарищей, Ульбрихт обрел вожделенную возможность поквитаться со своими критиками и перешел в наступление. 24 июля собрали пленум ЦК СЕПГ. Ульбрихт произнес пламенную речь о враждебной деятельности Берии и связал с ним своих главных оппонентов - Рудольфа Херрнштадта и министра госбезопасности Вильгельма Цайссера.
Маркус Вольф понял, что остался без непосредственного начальника. Вильгельм Цайссер ушел с пленума ЦК, потеряв пост министра.
- Теперь всё стало ясно, - торжествовал Ульбрихт. - Раскольническая деятельность Цайссера и Херрнштадта делает невозможной их работу в политбюро и ЦК. Партия и страна находились в смертельной опасности, потому что враждебная партии фракция предприняла попытку внутрипартийного путча. Только благодаря вмешательству проверенных и закаленных в классовых боях товарищей заговор путчистов был разоблачен, партия и страна спасены.
Ирония судьбы состоит в том, что Херрнштадт и Цайссер в годы войны работали на советскую военную разведку. Они внесли большой вклад в победу над фашизмом. Но московские руководители без колебаний ими пожертвовали.
Кандидат в члены политбюро Рудольф Херрнштадт, главный редактор центрального партийного органа, и министр государственной безопасности Вильгельм Цайссер давно числились в черном списке Ульбрихта. К тому же оба были слишком близки к Москве. В Восточном Берлине таких не считали своими. Сначала немец, потом уже друг Советского Союза.
Цайссера и Херрнштадта вывели из политбюро и ЦК, а вскоре исключили из партии. Херрнштадта отправили работать в архив. Его самоотверженная работа на советскую разведку теперь ничего не значила. И это больно ранило Херрнштадта. Он умер в 1966 году. Историки вспомнят о нем лет через сорок…
Антона Аккермана тоже вывели из состава ЦК. Работал он в Министерстве культуры, руководил управлением по производству кинофильмов. В 1958 году его повысили - назначили заместителем председателя Государственной плановой комиссии по культуре и образованию. Через три года Аккерман вышел на пенсию по инвалидности. Смертельно больной, 4 мая 1973 года он покончил с собой в больнице на Шарнхорстштрассе.
Если бы не арест Берии, скорее всего, всё пошло бы иначе. Херрнштадт и Цайссер добились бы снятия Ульбрихта и возглавили партию.
Вальтер Ульбрихт считал, что его карьере пришел конец, поэтому для него было подарком новое приглашение в Москву 20 августа 1953 года. Маркус Вольф и другие функционеры ждали, как примут посланцев страны, только что пережившей народное восстание.
Это был первый официальный визит руководителей ГДР в Москву со времени образования социалистической Германии. Они вернулись домой с "мешком подарков". Прекращались репарации. Восточной Германии прощались все долги. Сокращались ее расходы на содержание советских оккупационных войск. 33 совместных предприятия передавались ГДР. Страна получила большой кредит и дополнительные поставки продовольствия.
Впоследствии новый руководитель Министерства государственной безопасности Эрнст Волльвебер говорил, что Ульбрихт очень боялся повторения беспорядков 17 июня 1954 года, в первую годовщину восстания. И вздохнул с облегчением, когда опасная дата миновала.
В июле 1953 года Соединенные Штаты предложили советскому правительству принять 15 миллионов долларов для снабжения продовольствием жителей ГДР. Москва ответила отказом. Тогда американцы сами организовали раздачу продуктов жителям Восточного Берлина (подробнее см. журнал "Вопросы истории", № 11–12/1999). Раздали в общей сложности восемь миллионов наборов. Хватило почти всем берлинцам. Министерство госбезопасности ГДР организовало антиакцию - раздачу продовольственных пакетов безработным и пенсионерам из Западного Берлина. Но акция успеха не имела.
Жители других городов ГДР ринулись в Берлин "за наборами от Эйзенхауэра". Железнодорожных билетов не хватало. Отдел руководящих органов ЦК СЕПГ докладывал: "Люди штурмуют вагоны, разбивают в них окна, чтоб проникнуть в купе. У касс в очередях стоят целыми семьями и подъездами".
В ночь с 1 на 2 августа прекратили продавать железнодорожные билеты. Запретили движение грузового транспорта и автобусов в направлении Берлина без специальных разрешений. Если при досмотре обнаруживали американский продовольственный набор, отбирали. На заводе "Штейнгутверк" в Йессене началась забастовка - рабочие требовали снять ограничения на поездки в Берлин. В местечке Гросс-Шёнебек женщины блокировали пути и заставили посадить их на берлинский поезд. Тысячи людей собирались на вокзалах, и народная полиция разгоняла их с помощью брандспойтов. 4 августа отдел руководящих органов ЦК СЕПГ сообщил руководству: "В последнее время отношение населения к партии и правительству ухудшилось".
МГБ арестовало всех зачинщиков забастовок и манифестаций. Во время берлинского восстания 1953 года погибли 125 человек; 48 расстреляли по приговору советских судов. Тысячи приговорили к различным срокам заключения.
Начальнику внешней разведки Маркусу Вольфу поручили представить доказательства участия Запада в этих волнениях. Задание было не из простых. Как он сам писал, "мне стало ясно, что разговоры нашего руководства о "фашистской авантюре" и о "контрреволюционном путче" были чистой воды отговорками". Тем не менее осенью 1953 года провели ряд процессов против мнимых "западных агентов", устроивших мятеж. Это напугало людей.
До июньского восстания немцам не так легко было выбрать между ГДР и ФРГ. Советские танки, разогнавшие рабочих летом 1953-го, помогли немцам сделать выбор. Характер режима, подавившего силой выступления народа, стал ясен. Но признать это было трудно. А для кого-то и невозможно!
Замечательная писательница Анна Зегерс после прихода нацистов к власти уехала во Францию. Там она написала невероятный по силе антифашистский роман "Седьмой крест", который пользовался огромным успехом. Его перевели в десятках стран. В Голливуде книгу экранизировали.
В 1947 году Анна Зегерс вернулась в Восточную Германию. Казалось, сбылась ее мечта - коммунисты строят на немецкой земле справедливую жизнь. Наверное, она видела, что реальность ГДР не совпадает с ее мечтаниями. Но не позволяла себе никакой критики. Скорее всего, мешали воспоминания о том, как рухнула Веймарская республика - в том числе из-за того, что левые силы бесконечно конфликтовали между собой. Или боялась признаться себе в том, что коммунистическая идея неосуществима?
Анна Зегерс посвятила событиям 17 июня роман "Доверие". Ее симпатии на стороне тех, кто помогает подавить восстание… Возможно, это была попытка доказать самой себе правоту выбора в пользу ГДР. Через много лет ее коллега по Союзу писателей ГДР поэт и эссеист Стефан Хермлин скажет о ней:
- Я всегда знал, что Анна Зегерс в глубине души прячет боль, а под завалами молчания - крик, который никогда и никем не был услышан.