Ничего, Николай Иваныч, это приятные вопросы, - улыбнулся Дед. - Знаешь, у меня двадцать лет не было близких друзей, а тут - сразу двое родных. С внучкой я познакомился вчера, а с дочкой сегодня. Приехал с тюремной справкой да еще стащил у них все деньги, которые были в доме. А внучка говорит: "Дед, я тебя, кажется, люблю". Понимаешь? "Кажется"! Значит, она не просто так сказала, потому что дедушку положено любить. Она к своему сердчишку прислушивается и говорит честно. Это "кажется" многих клятв стоит!.. А денег у меня хватит. И на дом ей, когда подрастет, и на учебу за границей. На все хватит, если в шампанском не купаться и самолетов не покупать, - сказал Дед, чувствуя, что к глазам подступают слезы. - У меня же в Штатах была фирма пополам с одним американцем. Он честный парень: вернул мою долю, даром что я русский шпион.
- Тогда купите невестке джип "Лендкрузер", - деловито посоветовал Митяй. - "Уазик" вообще не женская машина, тяжелая в управлении. А "Лендкрузер" по нашим дорогам…
Николай Иванович достал носовой платок и высморкался с таким свирепым трубным звуком, что водитель умолк.
Деду нравился этот молчаливый и хваткий подполковник Федеральной службы безопасности.
Час назад, после выступления Деда по телевизору, Николай Иванович позвонил на студию и пригласил его к себе. Справка из американской тюрьмы и потерявшее силу старое майорское удостоверение не смутили подполковника. Оказалось, он успел связаться с начальством Деда в Москве и даже получил его фотографию по электронной почте. Поняв, что перед ним не самозванец, Николай Иванович без долгих разговоров спросил, что ему нужно, чтобы найти сокровища и преступников.
- Катер с водолазами утром и один пограничный сержант сейчас. Его фамилию я плохо расслышал, но в лицо узнаю, - ответил Дед.
И вот неприметная "Волга" ФСБ мчалась к пограничникам. Дед слышал телефонный разговор Николая Ивановича и знал, что всех сержантов уже собрали под каким-то липовым предлогом: то ли слушать лекцию, то ли чистить автоматы. Скоро он узнает среди них Кулдым-Кулдова, и тот выведет его на след коренастого человека в широком плаще.
Работа была хотя и основательно забытая, но знакомая. Дед улыбался. Он чувствовал себя моложе на двадцать лет.
ГЛАВА XXIII
ПРЯНИЧНЫЙ ДОМИК
В Лазаревском опять сработало Петькино шальное везение.
Они ехали по чужой притихшей улице, и некого было спросить, где тут живет племянник знаменитого Триантаилиди. Дождь почти перестал, но местных жителей не тянуло разгуливать в темноте по грязи. В одном саду тряс дерево. Петька посветил фарой, и трясуны убежали, роняя что-то желтое.
Не слезая с седла, Петька поднял и обтер о рукав спето восковую грушу.
Хочешь?
Да ну, грязь глотать, - отказалась Маша.
Мы, что ли, чистые? У меня грязь аж на зубах скрипит.
Петька рткусил сразу полгруши, с шумом втянул брызнувший сок и закашлялся. Руль мопеда заплясал под его рукой. Скачущий свет фары выхватывал из тьмы то угол похожего на скворечню садового домика, то рамы теплиц, то "уазик" с надписью "Милиция".
"Уазик"! Такой же, как у Самосвалова!
Поехали! - Маша что есть силы врезала кулаком по спине "укропольского егеря".
Спасибо, а то я подавился, - сказал Петька, выплюнув непрожеванный кусок. Слез с мопеда и стал, паршивец, подбирать груши!
Ты что творишь? С ума сошел?! - прошипела Маша.
- Тихо! Забыла правило? ДО и ПОСЛЕ вести себя одинаково. Мы типа грушами интересуемся. И больше ничем. - Петька набил за пазуху груш и только после это го сел за руль.
Доехали до конца улицы, спрятали мопед в кустах и на окрой лавочке под чьим-то забором устроили военный совет.
- Самосваловский ментовоз, - уверенно заявил Петька.
Маша тоже думала, что самосваловский. Но когда иметь дело с Петькой, нужно быть осторожной.
- Похожих милицейских машин много, - сказала она. - Ты не помнишь самосваловский номер?
Петька помотал головой.
Или ты думаешь, - пошла в атаку Маша, - что можно схватить милиционера, а его машину оставить себе? "Смотрите все: Самосвалов у меня?!"
Самосвал в отпуске. Никто его не ищет, кроме нас с тобой, - спокойно возразил Петька. - А для всех остальных милицейская машина во дворе - вроде сторожевой собаки: фиг кто сунется… Маш, я знаешь что сейчас подумал? Эти пацаны не от нас убежали.
А от кого?
Да ни от кого. С перепугу. Пацаны местные: пешком пришли, даже без великов. Они, может, сто раз лазили в этот сад, и никакого милиционера там не было. И вдруг я посветил фарой, они видят: "уазик" не простой, а милицейский! И разбежались. Поняла, в чем фишка? Пацаны местные, а про милиционера не знали. Значит, милиционер тут и не жил никогда.
Маша подумала, что к милиционеру тоже могли полезть за грушами. Но спорить не хотелось. Все равно дом нужно проверить.
Действуем по плану, - вскочил с лавочки Петька. - Я стучусь в дверь, отвлекаю Кашля, а ты лезешь в окно.
Там видно будет, - ответила Маша и перетянула автомат со спины под руку.
Автомат ей не нравился, потому что был Петькин. А уж как не нравился Петькин план, и сказать невозможно!
Небо совсем очистилось, и показался месяц, кривой и острый, как турецкий кинжал.
Минут двадцать Маша с Петькой прятались в саду, наблюдая за домом. Под ногами было мокро, и сидеть приходилось на корточках. Петька ворочался, сбивая с веток маленькие дождики. Он рвался на подвиг, но Маша не пускала. В крохотном домике с погасшими окнами чудился какой-то еще неясный подвох. Уж слишком беззащитным он выглядел. Слишком аккуратным, как пряничный домик из детской книжки.
Это Триантафилидин дом, сто пудов! - шепнул ей в ухо Петька.
Откуда знаешь?
Он по телику говорил: участок маленький. Опять же теплицы… Маш, ну чего мы ждем?
Когда Кашель в туалет выйдет.
Так он спит давно. Свет же не горит.
Это и было странно, поняла Маша. Еще только восемь вечера. Люди с обеда сидели по домам, пережидая ливень, а сейчас по всей улице началось шевеление. На соседнем участке кто-то прочавкал ногами по мокрой дорожке. На другом пронзительно скрипнула дверь. Издалека слышалась музыка - то ли вышли на улицу с магнитофоном, то ли распахнули окно. А уж свет горел во всех домах. Кроме домика-пряника.
- Он, может, до утра теперь не выйдет, - толкал ее вбок Петька. - Связал Самосвала покрепче и дрыхнет. А мытут будем сидеть?
У Маши затекли ноги. Хотелось встать и размяться, но тогда ее будет видно из окон.
Иди, - сдалась она. - Только вот что, Петька: дом-то совсем крошечный. Наверное, там одна комната. Ты не сможешь так отвлечь Кашля, чтобы я незаметно влезла в окно.
Тогда я его чем-нибудь по башке отвлеку, - нашелся Петька. - В сенях должны же быть грабли, лопаты. Их всегда ставят за дверью, чтобы грязь в дом не носить.
А вдруг там не Кашель, а все-таки настоящий милиционер?
Разберемся по ходу операции, - пообещал "укропольский егерь" и начал привставать.
Погоди! - Маша вынула из волос заколку. - Возьми.
Разве это оружие? - хмыкнул Петька. - Хотя, если в глаз…
В глаз не надо! - испугалась Маша. - Ты попробуй заколкой: вдруг дверь закрыта на крючок?
Ты гений, Незнамова! Сиди пока здесь. Если дверь откроется, ворвемся вместе и возьмем его тепленьким, в кроватке!
"А если не откроется?" - хотела спросить Маша. Но Петька уже бесшумно мчался к домику, ставя ногу с носка на пятку, как танцовщик. Добежал, на цыпочках взлетел на крыльцо…
Маша плохо видела, что у него получается. Вот Петька нагнулся, заработал оттопыренным локтем. Ага, дверь неплотно пригнана, и заколка вошла в щель. Если там крючок, осталось только поддеть его, а если замок или засов, то, конечно, заколка не поможет…
Получилось!
Петька приоткрыл дверь, заглянул в темноту и обернулся в Машину сторону. При слабом свете месяца было видно, как у него по-негритянски блеснули зубы - улыбается.
Маша уже хотела бежать к напарнику, как вдруг Петька тряпочно мотнулся и пропал.
Дверь, проглотившая "укропольского егеря", со стуком захлопнулась и чуть погодя начала медленно приотворяться. За ней было темно и тихо. Видно, пленника уволокли из сеней дальше, в комнату.
Он еще стоял у Маши в глазах - серая фигурка с круглой головой в мотошлеме, белая полоска улыбки.
И ОН ИСЧЕЗ! ОН, МОЖЕТ БЫТЬ, УЖЕ ПОГИБ!
Надо было кричать, бежать по улице, стучаться в окна, а Маша сидела в кустах и не могла пошевелиться. Пульс бился в висках, отсчитывая секунды. Из пряничного домика не доносилось ни звука.
"А если соседи побоятся выйти, надо бить стекла: пусть вызовут милицию", - закончила свою разумную мысль Маша. Вскочила и побежала к черному провалу двери. Она сама не понимала, почему это делает. Как будто думал один человек, а действовал другой.
На глаза попался "уазик". Маша смогла бы завести его без ключа. Тоже разумная мысль: завести, разогнаться и врезаться в пряничный домик! Тогда соседи точно сбегутся.
Шагов за пять до крыльца Маша начала стрелять. Вонючими шариками - в сени, на тот случай, если там кто-то прячется.
Последней разумной мыслью было: "Дурочка, самой же придемся нюхать!"
После этого разумные мысли кончились. Задержав дыхание, она ворвалась в дом. В темноте чуть светилась щелка - еще одна дверь, внутренняя. Маша что есть силы толкнула ее ногой и стала стрелять от живота, никуда не целясь.
Свет резал отвыкшие глаза. Остро воняло нашатырным спиртом из автоматных шариков и слабее табачным дымом. Метались, роняя стулья, большие люди. Их было неожиданно много - трое или четверо. У одного по груди текла кровь, нет, краска. Значит, шарики с нашатырем кончились и пошли обычные. А этот почему лежит? Самосвалов! Привязали к кровати, вот и лежит. Где Петька?!
Автомат как будто сам вырвался из рук. Машу толкнули в спину. Пролетев через всю комнату, она приземлилась на живот начальника укропольской милиции.
- Здрасьте, дядь Вить, - автоматически сказала Маша и начала визжать: - У-И-И-И!!!
Это было крайнее средство, не сыщицкое и вообще недостойное восьмиклассницы. Но что еще оставалось делать? Преступников полон дом, оружия нет… А так, может, услышат.
- У-И-И-И!!!
Помеченный краской преступник сунулся было к Маше и отшатнулся. Сорвав с головы шлем, она швырнула его в занавешенное окно. От собственного визга заложило уши, но Маша расслышала звук удара: гулкий, словно шлем врезался в гитару. Ставни! Ставни на окнах, вот почему с улицы не было видно света! Шлем, как резиновый, отскочил Маше в руки, и она еще успела съездить им Помеченного.
- У-И-И-И!!!
Огромная ладонь зажала ей рот. Машино лицо помещалось в ней полностью, только один глаз мог видеть сквозь растопыренные пальцы. Она почувствовала, что взлетает в воздух, и только тогда по-настоящему испугалась.
ГЛАВА XXIV
НЕ ЖДАЛИ
Кто-то затолкал Маше в рот пыльную тряпку. Помеченный с жуткой гримасой приближался к ней, клацая огромными щипцами. Маша забилась, но сзади ее крепко держали поперек живота. Невидимый враг швырнул ее на кровать в ноги к Самосвалову и гаркнул над ухом:
- Давай молоток!
"Голову проломят!" - ужаснулась Маша. Но Помеченный молотка не дал, а завернул ей руку за спину. Вокруг запястья обвилось что-то холодное - проволока?
- Давай, Молоток! - повторил грабитель, и она поняла, что Молоток - кличка Помеченного.
Лязгнули щипцы. Проволока больно врезалась в руку.
Клац! Что-то щелкнуло, и преступники отступились.
Маша осторожно пошевелила вывернутой рукой, посмотрела через плечо - ага, ее прикрутили проволокой к спинке кровати. Сзади сидел Петька в такой же позе, только спиной к Маше. У нее была прикручена левая рука, а у Петьки правая.
- Му-му? - промычал Петька, выворачивая шею и косясь на нее слезящимся глазом. Изо рта у него тоже торчала тряпка.
- My! - бодро ответила Маша, хотя не поняла, о чем он спрашивал.
Самосвалов заворочался и произнес небольшую речь из вопросительных "му-му", упрекающих "му-му" и назидательных "му-му". Его было легче понять, потому что все взрослые в таких случаях говорят одно и то же: "Что вы здесь делаете? Допрыгались, помощнички?! Так бывает со всеми, кто без спроса суется в недетские дела!" Рот начальника укропольской милиции был заклеен липкой лентой. Маша подумала, что если выбирать, то лента, конечно, лучше тряпки во рту.
Запах нашатырного спирта расползался по комнате; все чихали и кашляли. Выключив свет, чтобы случайный прохожий не увидел пленников, грабители раскрыли окна. Ставни в домике-прянике были хитрые. Обычно их приделывают снаружи, чтобы защитить стекла. А тут хозяин соорудил целый бутерброд: оконные рамы, за ними тюлевые занавески, за тюлем ставни, а изнутри плотные шторы, чтобы ни одна щелочка не светилась. Посмотришь с улицы - свет не горит, за стеклами чуть белеют занавески. Прохожий не постучится в домик-пряник, чтобы спросить дорогу, сосед не заглянет на огонек…
Преступники ходили по комнате, сталкиваясь в темноте, что-то роняя и шепотом переругиваясь.
- Ладно, успеем собраться. Перекур, - скомандовал кто-то знакомым голосом.
Вспыхнула зажигалка, осветив худое лицо в очках с золотой оправой.
- Седой, дай присмолить. - Из темноты протянулась рука, и очкастый отдал зажигалку.
Седой! Если бы сообщник не назвал его кличку, Маша едва ли узнала бы Триантафилиди. Старичок-огородник выглядел дряхлым: с ввалившимся ртом и неопрятной щетиной на обвисших бульдожьих щеках. А у Седого даже форма лица была другая, вытянутая.
Грабители курили, пряча огоньки сигарет в кулаках. Сколько они будут сидеть без света - минут пять? Свободной рукой Маша вытащила свой кляп и потянулась к проволоке. Раскрутить ее пальцами было невозможно: Молоток своими щипцами обрезал скрутку, не оставив свободных концов.
Кто-то заметил или скорее услышал Машину возню и рыкнул:
Сиди, а то в бараний рог скручу!
Му-му! - ответила Маша, давая понять, что кляп еще у нее во рту. Она решила кричать, как только на улице появится прохожий, а пока стала ощупывать самосваловскую веревку. Начальника милиции опутали добросовестно, как мумию. Каждый виток веревки был закреплен узлом.
Шаря по связанным ногам Самосвалова, Маша наткнулась на Петькину руку. Напарник пилил веревку чем-то острым - осколок банки! Она говорила, что не надо брать эти осколки: для милиции хватит монет и проволочного скелетика, а о стекло в кармане только порежешься. Теперь Петькино упрямство могло их выручить. Маша потянула осколок у него из пальцев, и Петька отдал. Ага, у него есть еще!
Вдвоем он перерезали пять веревочных витков. Самосвалов уже осторожно пошевеливал ногами. Тянуться дальше, к рукам, было неудобно. Зажав свой осколок двумя пальцами, Маша пилила веревку на запястье Самосвалова.
А преступники уже закрывали окна!
Она полоснула наотмашь и, кажется, порезала Самосвалова. Тень! - лопнула веревка.
Вспыхнул свет. Самосвалов рывком сбросил ноги на пол, встал и пошел на преступников. Кровать волочилась за ним. Еще пять или шесть веревочных витков прихватывали ее к широкой самосваловской груди. Милиционер обрывал их один за другим.
Маше с Петькой пришлось туго. Они же были прикручены к спинке кровати, и сейчас эта спинка оказалась внизу. Чтобы не мешать Самосвалову, Маша тащилась за кроватью на четвереньках, а Петька, присев, скакал по-лягушачьи.
И вот вся эта конструкция надвигалась на грабителей. Для полноты картины надо представить себе Самосвалова. Найдите в энциклопедии портрет пещерного человека, подстригите его под бокс и нарастите на могучие мышцы килограммов двадцать жирка. Это и будет дядя Витя Самосвал. Когда не знакомые с ним курортники видят начальника укропольской милиции без формы, они переходят на другую сторону улицы. Самосвал надвигался. Последние витки веревки под го рукой лопались, как гнилые. Сбившись в кучу, трое грабителей пятились в угол.
Вам! Тр-ж-рах! - с лязгом упала кровать. Освобожденный Самосвалов сорвал с губ липкую ленту. Он двигался не пеша, растирая намятые веревкой плечи. А Петька сразу е потянулся к валявшимся на полу щипцам Молотка.
Седой растолкал сообщников и, оказавшись лицом к лицу с милиционером, снял очки. Похоже, они были с простыми стеклами и только помешали бы в драке.
- Еще шаг, и я стреляю, - веско произнес главарь и сунул руку в карман.
Самосвал кинулся на него, бахнул выстрел, и преступники с милиционером сплелись в кучу-малу. Над свалкой взлетал кулачище Самосвалова и опускался с мягким звуком, как толкушка в картофельное пюре. Почему-то начальник укропольской милиции орудовал одной рукой. То ли он был ранен, то ли, скорее, держал Седого, не давая ему поднять руку с пистолетом.
Что-то хрустнуло под ногами, и по полу отлетела половинка зубастой вставной челюсти. Теперь ясно, почему личико у Триантафилиди было сплющенное снизу, а у Седого - вытянутое. Когда нужно было превратиться в безобидного огородника, он вынимал зубы и старел сразу лет на двадцать.
Маша не смотрела на Петьку, а тот, оказывается, уже подобрал щипцы и перекусил свою проволоку.
- Держи! - Петька бросил щипцы ей на колени и ринулся в драку.
Пришлось освобождаться самой. Щипцы были тяжеленные, почти в метр длиной, с кривым клювом на конце. Маша никогда таких не видела. Она подцепила клювом проволоку на своем запястье и поняла, что ничего не получится. Даже взрослому не хватило бы длины пальцев, чтобы удержать в ладони обе рукоятки щипцов. Они были сделаны для работы двумя руками.
Но Петька же управился одной!
Маша зажала рукоятку коленями, навалилась на вторую… А проволока выскользнула из клюва. Ничего, надо попробовать еще раз.
В углу кипел бой. Самосвалов гвоздил кулаком, ему отвечали. Петька скакал вокруг, кого-то пиная и крича "Ура!". Из-за пазухи у него сыпались груши. Кто-то - кажется, Молоток - наступил на одну, поскользнулся и рухнул, увлекая за собой остальных.
Куча-мала перекатилась ближе к Маше. (Не отвлекаться! Снова зацепить проволоку…) Петька отлетел к стене, ударился и с закатившимися пустыми глазами сполз на пол. И это называется влюбленный! Пожалел секунду, чтобы освободить Машу, а теперь что? Сам никому не помог, и она ему не может помочь.
Наконец Маша приноровилась: наступила на одну рукоятку щипцов, нажала на другую свободной рукой и - щелк! - легко перекусила проволоку. Свобода! Щипцы не бросать, это оружие…
И вдруг чья-то рука обхватила ее за шею, задрав подбородок. Прямо в губы Маше ткнулся воняющий гарью ствол пистолета.
- Мент, назад! Я стреляю! - прохрипел Седой. Когда он успел выбраться из свалки?
Драка увяла. Молоток, отобрав у Маши свои щипцы, с безразличным видом сел к столу, а второй грабитель плюхнулся на кровать. Посреди комнаты остался один Самосвалов с поднятыми руками.
- Кантуетесь? - опешил Седой. - А кто мента вязать будет?!
Молоток неохотно взял со стола кусок проволоки.
- Мента-то мы повяжем… - второй грабитель задрал ноги на спинку кровати и со значением посмотрел на Молотка. Тот сразу же отшвырнул проволоку.