Оскар и я тоже посмотрели вниз. На ногте каждого маминого пальца был приклеен крошечный дельфинчик, только на мизинцах их не было, слишком мало места.
- А что вы хотите вместо дельфинов приклеить? - сказал Оскар.
Это прозвучало как предложение мира.
Мама пожала плечами.
- Посмотрим. Наверно, каких-нибудь других рыб.
Она поставила кофейную чашку в мойку, покрепче запахнула японский халат и вышла из кухни. Оскар подождал, пока мама не отошла подальше, и тогда тихо сказал:
- Дельфины - это не рыбы.
- Ты ей понравился, - сказал я.
Он покачал головой.
- Она еще не знает, понравился ли я ей. Она считает меня странным, из-за шлема.
Он снова опустил визор вниз. И голос у него снова зазвучал совсем глухо.
- Каждый год почти сорок тысяч детей в Германии становятся жертвами несчастных случаев. Почти каждый третий - как пассажир в машине. Почти сорок процентов на велосипеде. И двадцать пять процентов - как пешеходы.
Математика! Я уже говорил: когда речь заходит о математике, я ни на что не способен.
- С большинством это происходит по дороге в школу и после уроков во время игр, - продолжал мрачно бубнить Оскар. - Велосипедисты чаще всего страдают, потому что едут не по велосипедной дорожке. Пешеходы - потому что перебегают улицу, не посмотрев направо и налево. Я всегда смотрю. Всегда!
Я вдруг понял разницу между нами. У меня почти всегда хорошее настроение, но знаю я не так много. Оскар знает огромное количество странных вещей, но при этом настроение у него хуже некуда. Наверно, это так надо, если ты очень умный - только подумаешь о чем-нибудь хорошем, как в голову тут же приходит еще и парочка каких-нибудь ужастиков.
Я вскочил. Меня осенила идея.
- Я тебе кое-что покажу, - сказал я. - Это совершенно не опасно и очень здоровско!
- Что это?
- Подожди, мне надо быстро поговорить с мамой.
Я помчался в гостиную - сегодня и правда был быстрый день. Мама, подобрав ноги, сидела на нашем размышлительном кресле. Она смотрела в окно. Ее взгляд был очень далеко. Вокруг - никаких следов лака для ногтей или новых наклеек. Наверно, она соврала, и ей просто хотелось побыть одной.
- Ну как он тебе? - шепнул я.
Она обернулась ко мне и сморщила нос.
- По-моему, он странный. Где ты его подцепил? Ребенка с мотоциклетным шлемом я никогда еще не…
- Я не про Оскара. Я про Бюля!
- О…
У мамы вдруг сделался очень усталый вид, как будто она не спала целую неделю. Она медленно закрыла, а потом открыла глаза и заговорила медленно и настойчиво:
- Рико, послушай. Я знаю, что ты тоскуешь по отцу. И я тоже очень хочу, для нас обоих, чтобы он у нас был, поверь! Но это не значит, что мне надо тут же начинать строить глазки любому мужчине, который, по твоему мнению, подходит для этой роли.
Ну ладно, значит, мама считает Бюля ужасным и отвратительным. Наверно, это из-за ее работы, в клубе вокруг нее постоянно вьются всякие типы. И понятно, что в своей частной жизни мама их знать не хочет. Но если так дальше будет продолжаться и мама не примет меры, когда-нибудь ее может застигнуть серое чувство. До сих пор она еще никогда не приводила никого домой, а ведь на работе она знакомится с огромным количеством мужчин, гораздо чаще, чем фрау Далинг за мясным прилавком. Должен же среди них наконец попасться один подходящий!
- Ну все равно, скажи, что ты о нем думаешь. Пожалуйста!
Я говорил настойчиво. Мне было важно, чтобы Бюль ей понравился, хотя бы немного. Мне он очень понравился.
- Симон Вестбюль.
Она задумалась.
- Ну, в общем… я бы сказала, этот парень - писаный красавчик, каких поискать. Кажется, мне такие за всю жизнь не попадались.
Я собрался было обрадоваться за нее и за себя. Но мама снова отвернулась к окну. Теперь она выглядела не только усталой, но и почти печальной, и хотя я видел ее прямо перед собой, она казалась далекой, как одинокий путник на горизонте. Иногда я маму вообще не понимаю.
ГОРИЗОНТ
То место на свете, совсем сзади, где друг с другом встречаются горы и небо. Наверно, там часто идет дождь, и нужен зонт, поэтому и название такое - горы-зонт, хотя исправлялка пишет по-другому. Правда, это слово больше бы подошло для того места, где встречаются горы и море, там воды для дождя больше.
Все еще понедельник. На крыше
Лестнично-подъездное происшествие рассосалось, перед нашей квартирой никого больше не было. Я закрыл за собой дверь и спросил Оскара:
- А кто тебя вообще-то впустил в дом?
Оскар снова откинул визор наверх. Он сделал глубокий вдох, как будто давно ждал этого вопроса и теперь наконец-то мог ответить на него.
- Никто, входная дверь была открыта, - возмущенно выдохнул он. - Так кто угодно войти может! Убийца, взломщик, пьяные, которые писают в подъезде. Что у вас только за соседи? Это так легкомысленно!
Я пожал плечами. Бывало, я тоже оставлял входную дверь открытой. Сзади у нее есть маленький крючок. Если дверь со всего размаха толкнуть внутрь, крючок зацепляется за петельку на стене. Ничего особенного, но только не для человека, которого зовут Оскаром. Для Оскара жизнь явно переполнена опасностями - по крайней мере, похоже, что он так думает.
- А как ты узнал, кому надо звонить?
- По табличке с именем, внизу у входной двери. - Голос у него стал совсем писклявым, и его звуки расходились от нас вверх по лестнице, как волна от носа парохода. - Она была открыта!
- Да, да, ты уже сказал.
Я занервничал. Если он и дальше будет так верещать, то нас, очень даже возможно, отловит Фитцке. Я быстро поднялся на несколько ступенек вверх.
- Значит, как ты это выяснил?
Оскар, спотыкаясь на своих коротких ногах, поспешно поднялся ко мне. Он наконец-то немного успокоился.
- Ты сказал, что твой отец был итальянцем. Доретти - единственное имя на табличках у звонков, которое звучит по-итальянски.
Я рассердился, что не смог догадаться сам, но в то же время решил, что выводы Оскара - это очень по-сыщицки.
- Ты знаешь мисс Марпл? - спросил я.
- Нет. Она тоже живет в вашем доме?
Ха! Вот отличный случай его немного высмеять! Каждый ведь знает фильмы про мисс Марпл. Но необычайно одаренные, наверно, не смотрят телевизор, а сами выступают в нем, чтобы протараторить простые числа и так далее. Так что я решил не ехидничать. И потом: когда кого-то любишь, не станешь его высмеивать - все равно Оскар сделал бы это в десять раз лучше меня и нашел бы в сто раз больше поводов. Я вспомнил маленькую Софию из Темпельхофа с круглым лицом и жирным пятном от клубничного варенья на мятой футболке. Вот кто наверняка был в школе жертвой насмешек номер один.
- Да не беги ты так! - пропыхтел Оскар. Ему было трудно поспевать за мной. Если бы он закрыл визор, тот непременно весь запотел бы от его дыхания. - И вообще, куда ты меня тащишь?
Я неохотно замедлил шаги. Тем временем мы почти пришли на пятый - охотничьи угодья Фитцке. Фитцке полностью выходит из себя, если на лестничной клетке шумят. Он ненавидит шум еще больше, чем фрау Далинг.
- Мы идем на шестой, - сказал я, понизив голос.
- И что там?
- Ну, шестой этаж.
- В смысле - что нам там нужно?
Я ухмыльнулся.
- Увидишь. Надеюсь, ты не боишься высоты.
- Не боюсь высоты? - снова завизжал Оскар. Его голос звучал как сорвавшаяся сирена. - Ты что, хочешь со мной пойти на крышу?
Тут что-то затрещало, распахнулась дверь, и волна дурного запаха ударила нам в нос. Перед нами стоял Фитцке в своей затасканной полосатой пижаме - как беспощадный мститель, готовый вступиться за всех любителей рванья.
В последний раз я видел его в субботу, но с тех пор он так и не побрился и, кажется, даже не причесывался, поэтому вид у него был как у швабры, которую засунули в розетку.
- Нельзя ли еще погромче, а? - завопил он. - У меня сердце больное! Чего вы тут разора…
Фитцке оборвал свою речь и изумленно уставился на Оскара, который был по меньшей мере на три метра ниже его. Оскар молниеносно опустил визор вниз и уставился на Фитцке.
- А ты что еще за птица такая? Нашему придурку из дурки подкрепление прибыло, что ли?
Никакого ответа.
- Говорить разучился? - Фитцке три раза крепко стукнул пальцем по шлему. - Эй! Я тебя что-то спросил!
- От вас воняет! - внезапно прогремел голос Оскара под шлемом. - В развивающихся странах недостаточная гигиена - одна из самых частых причин заболеваний! Скажите спасибо, что у нас есть водопровод с горячей водой и мыло. И вам надо этим пользоваться.
Фитцке смотрел на Оскара как на крохотное, страшно докучливое насекомое, которое ему очень хотелось ударить и раздавить. Взгляд его скользнул от синего шлема к ярко-красному самолетику на рубашке и снова назад к шлему. Я затаил дыхание.
- Ты кто? - наконец прорычал Фитцке.
- Оскар. А вы?
- Это тебя не касается. И теперь исчезни, не то я вам сейчас головы поотрываю да поиграю ими в футбол!
Я такого в жизни еще не слышал, ужас какой! Фитцке развернулся, дверь хлопнула - БУММ! Оскар сделал два быстрых шага вперед, протянул руку и решительно нажал на звонок.
- Ты что, совсем? - прошипел я. - Он из нас котлету сделает, если мы и дальше будем его доводить!
Или правда оторвет нам головы. Как только можно быть таким злым!
- Звонок испорчен, - фыркнул Оскар, будто не услышал моего предупреждения. А потом так двинул кулаком по двери, будто хотел ее проломить.
- Что ты делаешь!
Я схватил его за запястье и оттащил в сторону. Потихоньку я и сам начинал сердиться.
- Этот старикашка - невежа! - Оскар откинул визор вверх. Лицо у него было багровое. - Я не позволю обращаться со мной невежливо только потому, что я ребенок!
- Это же Фитцке, он такой. Может, на самом деле он не злой.
На самом-то деле он совершенно точно злой, но Оскар был уже достаточно выведен из себя.
- И вовсе я не из дурки! - проорал он запертой двери.
- Он так всем говорит, не обращай внимания, - наседал я. - Ну пойдем же!
Наконец Оскар пошел за мной. Но пока мы поднимались по последним ступенькам на шестой, он все время оборачивался, ожидая, что Фитцке все-таки снова выйдет и бросится за нами. И пока я не открыл дверь в квартиру Рунге-Блавецки, его рука оставалась сжатой в кулак.
* * *
Перед тем как отъехать в отпуск в прошлую пятницу, РБ спросили меня, не мог бы я поливать их комнатные растения и цветы в садике на крыше. За небольшое вознаграждение. Конечно, сказал я. Мне тогда ужасно хотелось накопить на новую бейсболку, но из этого, наверно, ничего не выйдет. Потому что потом я решил класть все деньги в рейхстаг - на случай, если маме придется выкупать у Мистера 2000 как можно больший кусок меня.
Когда входишь к РБ, то через просторный коридор попадаешь в еще более просторную кухню-столовую. Из окон классный вид: плоская крыша Урбанской больницы и улицы за ней до самого Темпельхофа. Узкая лестница ведет прямо из кухни наверх в сад на крыше. Жалко только, что сейчас у РБ больше не на что посмотреть, я уже разведал. Все остальные комнаты они предусмотрительно заперли, даже комнату их толстого Торбена, который всегда надо мной потихоньку издевается, когда этого никто не видит. Может, они думают, что я стану у них все разведывать и разнюхивать. Вот ведь недоверчивые какие! Комнатные растения они перед отъездом поставили для полива на кухонный стол. Я провел Оскара мимо него и вытолкал по лестнице наверх. Квартира его совершенно не заинтересовала, он даже не оглядывался вокруг.
Сад на крыше РБ имеет форму разложенного полотенца. Если выйти из двери террасы, можно подойти к перилам и посмотреть вниз на задний двор или пойти на другую сторону и посмотреть вниз на Диффе. Вокруг расставлены цветы в горшках, больших и маленьких. Больше всего места занимают деревянные стулья, стол и скамейка, и если взять с собой подушку для сиденья, комиксы и колу, можно устроиться довольно уютно. Воздух наполнен приглушенным шумом большого города, никогда не умолкающим гулом и рокотом. И вид феноменальный.
ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ
Великолепный, фантастический, неповторимы, классный. Я и раньше знал это слово. Записал его тут, чтобы показать, что иногда и мне известны иностранные слова.
Если встать посередине террасы, расставить руки в стороны и раскрутиться как следует, можно увидеть весь Берлин, все его стороны света - сотни крыш и тысячи деревьев, блестящий на солнце стеклянный купол Рейхстага, много-много колоколен, телебашню на Алексе, высотные здания на Потсдамской площади, а немного подальше даже ратушу в Шенеберге. В небе над тобой почти всегда где-нибудь летит самолет, который взлетел или собирается приземлиться в Темпельхофе или Тегеле. Если вращаться быстрее, все эти картины сливаются друг с другом и начинает кружиться голова. А если завертеться безумно быстро, наверно, перевалишься вместе с парой цветочных горшков через перила и полетишь с ними наперегонки вниз, на задний двор или на пешеходную дорожку, и там разобьешься, как перезрелый помидор. И получится настоящая кровавая каша и все такое. Из-за этого я никогда еще не пробовал вертеться безумно быстро. Я ж не полностью того.
На Оскара все это не произвело ни малейшего впечатления. Он прислонился спиной к двери террасы, та часть его лица, которая выглядывала из-под шлема, была очень бледной. Даже голос у него был каким-то бледным, когда он сказал жалобно и укоризненно:
- Ты сказал, здесь наверху здоровско и неопасно!
- Так и есть.
Моя надежда на то, что Оскар, может быть, снимет шлем, лопнула, как мыльный пузырь. Да что ж это с ним такое? Я ведь предполагал, что тот, кто всегда думает только о раздавленных велосипедистах и перееханных пешеходах, обрадуется небольшому разнообразию. И здесь наверху в самом деле неопасно, если, конечно, на дом не плюхнется самолет. Я подумал, не спросить ли Оскара, что ему известно про авиакатастрофы, но тут же решил, что это не очень хорошая идея.
- Я никогда еще не был на крыше, - сказал он жалобно. - И теперь знаю почему.
Я показал на перила со стороны Диффе.
- Ты даже не подходил к краю. Тут ведь можно держаться за перила.
- Я и плавать умею, - простонал он, - но все-таки не стану прыгать в бассейн с пираньями.
- Что такое пираньи?
- Хищные рыбы с очень острыми зубами из семейства харациновых. Они живут в тропических пресных водоемах Южной Америки. Раненое животное или человека разрывают за несколько секунд на малюсенькие кусочки.
Ну хорошо. Если мне однажды встретится кто-нибудь из этого семейства, я буду знать, чего от них ждать. И все-таки…
- А что, ты всегда чего-нибудь трусишь? - спросил я.
- Это не трусость. Это осторожность.
Надо было взять с собой колу или лимонад, тогда, может быть, Оскар чувствовал бы себя здесь лучше. Но бежать за колой вниз, на третий, я не хотел, а холодильник РБ, в который я однажды после их отъезда совершенно случайно заглянул, был пуст. Абсолютно пуст. Вот ведь жадины!
- Простая осторожность, - снова пробормотал Оскар. - Инстинкт самосохранения.
Я беспомощно рассматривал его. Я ведь привел его сюда не без причины, хотя начал уже потихоньку подозревать, что моя замечательная идея его вряд ли воодушевит. Но раз уж мы пришли сюда наверх, можно было хотя бы попробовать.
Я показал на перегородку из толстых, плотно сплетенных ветвей, которая отделяет сад Рунге-Блавецки от соседнего.
- Хочешь посмотреть через эти ветки? Они из мустанга.
- Это называется ротанг.
- Я знаю. Просто хотел тебя немножко проверить.
Слава богу, Оскар не смотрел на меня, иначе сразу бы заметил, что я покраснел до ушей. Больше всего мне сейчас хотелось нахлобучить на голову его шлем.
РОТАНГ
Его легко перепутать с дикой американской лошадью. Это самое длинное в мире растение - лазающая лиана из Индонезии. Мама читала в газете, что из ротанга скоро научатся делать искусственные кости. А что, если они в человеке тоже так и будут расти дальше и дальше?
- А что там за перегородкой? - сказал Оскар.
- Сад Маррака.
- Кто это?
- Один из трех мужчин, которых мы только что видели в подъезде. В красном комбинезоне с вышитым золотым сейфом. У него собственная фирма.
Я незаметно набрал побольше воздуха.
- Обеспечение безопасности с упором на контроль за установкой и функционированием сложных замков и ключей.
Я сказал эту фразу как можно небрежнее, как будто мимоходом собираю ромашки на лугу. На самом-то деле я чуть не упал в обморок, и теперь меня просто распирало от гордости, потому что я не сделал ни одной ошибки. Маррак однажды подарил мне визитную карточку своей фирмы. Я изучал ее целую неделю, каждый день минимум десять раз, и выучил наизусть всю эту трескотню про замки и ключи, чтобы когда-нибудь на кого-нибудь произвести впечатление. То, что это будет именно умный-преумный Оскар, я тогда и мечтать не мог.