Ни один из них не видел паутинной нити, натянутой поперек дороги, - так сливался цвет ее с окружающим полумраком. Оглянувшись, чтобы успокоить старушек, Людвиг Иванович споткнулся об нее. В то же мгновение откуда-то сверху свалилась на него ловчая сеть паука, и под отчаянный Нюнин визг черной тенью метнулся и сам паук. Тут бы Людвигу Ивановичу и конец, но паук замешкался: может, жертва показалась ему необычной и он не знал, в какое место бить ядовитым крючком, а может, его обескуражил страшный Нюнин визг. Этой секунды хватило Людвигу Ивановичу, чтобы включить фонарик. В ослепительно белом луче блеснули два ряда маленьких глаз на паучьей голове, узорчатое брюхо, волосатые ноги - и паук поспешно отступил, потянув за собой ловчую сеть. Людвиг Иванович беспомощно кувырнулся, но фонарика не выключил. Тогда паук перерезал крепящие нити и, таща их за собой, скрылся. Все это произошло в считанные секунды. На помощь Людвигу Ивановичу успела броситься только Нюня, но и она запуталась в липкой паутине. Людвиг Иванович, кое-как освободившись сам, принялся распутывать и очищать Нюню.
- Идемте скорее отсюда! - дрожащим голосом воскликнула Матильда Васильевна.
- Хорошо бы, но нам нужна веревка.
- Она же липкая, - сказала Нюня, все еще счищая с себя клейкое вещество.
- Не вся. Вот здесь сухая.
- Веревка в хозяйстве - первое дело, - неожиданно поддержала Людвига Ивановича Тихая.
- Но он убьет вас! - всплеснула руками Бабоныко.
- Чепуха! - сказал Людвиг Иванович. - Паук храбр и свиреп, упорен, искусен и ловок, но все-таки он только паук, а мы люди. У него только инстинкт, а у нас еще и разум. Бабушка Тихая, вот вам нож. Я буду дергать сигнальную нить и ослеплять паука, а вы режьте нить на раме, только прямую, а не круговую, липкую.
Кто бы подумал, что Людвиг Иванович может так быстро отпрыгивать и стрелять светом в стремительно скользящего паука, а бабушка Тихая так ловко и спокойно управляться с ножом и паутиной. Бабоныко только взвизгивала каждый раз, как мохнатое чудище бросалось к смельчакам, пока Людвиг Иванович не попросил ее замолчать. Бабоныко очень обиделась, но все-таки снова взвизгнула, когда Людвиг Иванович дернул нить и отпрыгнул. Однако на этот раз паук не появился из своего гнезда, и бабушка Тихая спокойно закончила свою работу. Потом она ловко намотала шелковую легкую и прочную паутинную веревку на локоть и кулак, оглянулась в поисках палки, на которую можно было бы повесить моток, и в самом деле подобрала нечто похожее на палку, но это нечто было гибкое, как прут, и при этом напоминало антенну для телевизора - состояло из нескольких сужающихся к концу частей, как бы вдвинутых друг в друга.
- Вот уж не думала, што насекомые тожеть теливизоры смотрють, - покачала головой бабушка Тихая.
- М-да, телевизор, - пробормотал дядя Люда, внимательно оглядывая находку. - Это действительно антенны, дорогие мои женщины, только не сделанные на заводе, а отломанные кем-то у мертвого муравья.
- И какеи ж картины смотрють оне? - спросила недоверчиво бабушка Тихая.
- О, самые замечательные! Только видят они не глазами, как мы, а нюхом… А ну-ка, Нюня, поищи, нет ли еще поблизости муравьиных антенн. Похоже, что здесь шел бой, или пиршество, или и то и другое вместе.
Нюня действительно нашла еще две антенны, и каждая из женщин взяла по антенне на плечо.
Спустились ниже - стало совсем темно. Людвиг Иванович дал запасной фонарик бабушке Тихой и велел включить красный свет.
- Предупреждаю, - сказал он, - муравьи не терпят в муравейнике ни малейшего света. А красный они не видят - вот почему Фима искал трехцветные фонарики.
Становилось все темнее. Только светились два красных огонька. Дорога тянулась неровная, и идти было бы, наверное, совсем трудно, если бы путники не были так легки. Они особенно чувствовали это, когда надо было через что-нибудь перепрыгнуть, потому что напрягались гораздо сильнее, чем требовалось. Бабушка Тихая даже сбила один раз Людвига Ивановича с ног, так как пролетела дальше, чем рассчитывала.
Между тем мимо них то и дело проносились муравьи. Если в начале пути их обогнал всего один - может быть, тот самый, что задержался на ночь в Фимкиной комнате, - то теперь, вероятно, муравейник уже проснулся, и дорога оживилась. Одни муравьи бежали, наклонив головы, как собаки по следу. Другие задерживались друг возле друга или разглядывали что-то, попавшееся на пути.
- Ой-ой-ой-ой! - закричала вдруг Нюня. - Смотрите, смотрите, муравьи на шпагах дерутся! Нет, не на шпагах, а на этих самых антеннах!
- Они не дерутся, они разговаривают!
- А о чем? А как? А что они говорят? А вы их понимаете? - забросала вопросами дядю Люду Нюня.
В это время еще один муравей, которого они сначала даже не заметили, остановился возле дяди Люды и протянул к нему антенну. При этом он раздвинул челюсти, похожие на серпы, и Бабоныко хотела уже упасть в обморок, но тут к муравью подбежал другой, коснулся его антенной и вывернул набок голову. Путники не стали ждать конца этого разговора, а отбежали в сторону.
- Старый я дурак! - сказал энергично Людвиг Иванович. - Как же я забыл, что надо намазаться жидкостью из Фиминых пузырьков! У него же прямо написано: "Мой пароль - ФФ-101. Только моим паролем надо мазаться. Он сам себя назовет, когда его спросят". А ведь очень вероятно, что тот муравей спрашивал у меня пароль.
- А если бы вы не ответили?
- Он тут же разорвал бы меня!
- Ах, мне дурно, - сказала Бабоныко и, наверное, все-таки упала бы в обморок, если бы Людвиг Иванович не открыл пузырька и не запахло такой кислятиной, что Бабоныко тут же зажала нос.
- И вы хотите, чтобы я этиб дабазалась? - прогнусавила она, с ужасом глядя, как натирают себя "паролем" Нюня и Людвиг Иванович. - Дет, дет, бои дервы де передесут этого запаха! Человек, который уважает себя, де божет плохо пахдуть!
- Раскудахталась! - проворчала бабушка Тихая. - Мазюкай меня, Лютик Иваныч!
- Ой, дядя Люда, ой, вы ж и правда на лютик похожи! - рассмеялась Нюня, сначала разглядывая муравьиную антенну, а потом прилаживаясь размахивать и по-муравьиному постукивать ею.
- Матильда Васильевна, у вас бывают мигрени? - спросил Людвиг Иванович, кончая намазывать Тихую.
- Бигреди? Девероятдые!
- Так это первое средство; графини только так и спасались от мигреней и обмороков.
- Деужели? - спросила недоверчиво Бабоныко, но все-таки подвинулась ближе к Людвигу Ивановичу.
В то время как Людвиг Иванович, уговаривая и приговаривая, намазывал Бабоныку, Нюня так увлеклась игрой с антенной, что подошла совсем близко к муравьям, внимательно разглядывая, как орудуют антеннами они, и тщательно копируя их движения.
- Ну, вот, - сказал Людвиг Иванович, сбрызгивая напоследок Бабоныку. - Духи "Кармен", да и только!
- Детка! - закричала вдруг не своим голосом Бабоныко. - Куда ты?
Стремительно обернувшийся Людвиг Иванович увидел только, как на растопыренных ногах несется муравей, а за ним, зацепившись за него антенной, но не выпуская ее из рук, мчится Нюня. Миг - и они исчезли.
- Этого только не хватало! - сказал как никогда серьезно Людвиг Иванович и, не обращая внимания на причитания Матильды Васильевны и брюзжание бабушки Тихой, наскоро смастерил из паутинной веревки нечто похожее на гамак и натянул его на две оставшиеся у них муравьиные антенны.
Глава 25
Урок танцев
Муравей, к которому прицепился паутинной петлей Людвиг Иванович, несся вперед со скоростью гоночной машины. Дорога была ужасная - ухабы, крутые спуски. Паутинный гамак хорошо пружинил. Старушки, вцепившись с двух сторон в Людвига Ивановича, только ахали и охали: ахала Матильда Васильевна, охала Тихая. Однако Людвигу Ивановичу было не до них. Одной рукой он крепко держал паутинные вожжи, другой сжимал фонарик, водя им по сторонам, - Нюня ведь могла удариться, упасть, выпустить свою антенну и лежать где-нибудь на дороге. Время от времени их муравей резко останавливался, чтобы "поздороваться" со встречным. Потом снова срывался с места и развивал гоночную скорость. Старушки уже не ахали, а стонали. Людвиг Иванович светил фонарем по сторонам. Нюни нигде не было.
Впереди возник просвет, еще через мгновение муравей затормозил, и они оказались возле площадки, на которой муравьи исполняли какой-то танец: делали пробежки, поводили туда-сюда брюшками, подскакивали, опускали и поднимали антенны, потряхивали головами, покачивались и даже кувыркались. В самой гуще муравьев путешественники увидели Нюню - она как ни в чем не бывало училась муравьиным танцам.
На секунду замерев, их муравей кинулся в самую толпу, и быть бы свалке, если бы Людвиг Иванович вовремя не перерезал "вожжи". От двойного толчка старушки перевернулись и вскрикнули. В ту же секунду Нюня была возле них, помогала Людвигу Ивановичу поднимать и отряхивать старушек и при этом болтала, не закрывая рта:
- Вот и вы! Я думала, вы немного позже подъедете. Вы видели? Я научилась танцевать, совсем как муравьи. Вот здорово! Когда я снова стану большая, я в школе всех научу муравьиным танцам. Никто не умеет, а я умею! Ты не очень ушиблась, бабунечка? Вот подожди еще немного, и ты здесь всему научишься! Я так и знала, что вы тоже приедете на антеннах!
- Анюнечка, деточка, как ты меня напугала! Я думала, умру от ужаса, а ты здесь танцуешь! И, господи, хотя бы мазурку, а то какие-то дикости!
- Нюня, еще одна такая выходка - и я отправлю тебя назад! - строго сказал Людвиг Иванович.
- А то можно пауку подбросить, - предложила Тихая, и было непонятно: не то она так мрачно шутит, не то и в самом деле считает, что Нюня им в помеху.
- Какая вы злая! - обиделась Нюня.
- Я злая, а ты дурная. А один дурак цельный полк погубит.
Людвиг Иванович огляделся. Невдалеке от "танцплощадки" виднелась дыра, из которой, пошевеливаясь, торчали антенны.
- Ну-с, так, - сказал дядя Люда, - надеюсь, это вход в "наш", а не в какой-нибудь чужой муравейник?
- Оне не смотрють, свое ли, чужое ли, - проворчала Тихая. - Вчерась варенье варила, из-за ентого Ехвимки убрать не успела, аж дух смородинный стоить!
- Ну вот и прекрасно! - обрадовался Людвиг Иванович. - Значит, муравейник и в самом деле наш. Ну и нюх же у вас, бабушка Тихая! Итак, прошу приготовиться к вхождению в муравейник.
- Как? - спросила Бабоныко. - Мы пойдем в пещеры к этим мухозаврам?
- Но вы ведь сами хотели помочь Фиме.
- Ну что ж, я готова.
Людвиг Иванович придирчиво осмотрел свою команду:
- Бабушка Тихая, пожалуйста, проверьте, достаточно ли сильно мы пахнем, не отличается ли наш запах от муравьиного.
Тихая быстренько обнюхала всех - Нюне даже щекотно стало.
- У ентой, - доложила Тихая, тыча в Бабоныку, - ворот духами воняеть.
- Придется, Матильда Васильевна, вас еще раз сбрызнуть.
- Я де передесу! - захныкала Бабоныко, одной рукой зажимая нос, другой зачем-то прикрывая ухо. - Ода дарошдо, ода дазло!
- Бабонька, да замолчи, наконец, не хочешь же ты чтобы муравей перекусил тебя!
И словно нарочно, чтобы проиллюстрировать Нюнины угрозы, входа в муравейник разыгралась короткая жуткая сцена. Какой-то жучок сунулся было туда, но выскочил огромный сторожевой муравей, подпрыгнул и трахнул об пол челюстями. Жучку бы убраться подобру-поздорову, а он замешкался. В следующее мгновение сторожевой муравей широко, как экскаватор, раздвинул зубчатые жвалы и, сведя их, резанул жучка. Жучок в свою очередь поднял клешню, но муравей уже отскочил, наставил брюшко и выстрелил ядом. Жук упал мертвый. Бабоныко упала в обморок, но Людвиг Иванович не разрешил поднимать ее, а велел Нюне как следует вывалять ее, бесчувственную, в пыли на муравьиной дороге. Нюня перевернула Матильду Васильевну несколько раз, та чихнула и очнулась, как раз когда Людвиг Иванович, бабушка Тихая и Нюня сами катались на дороге, пропитываясь муравьиным запахом. Глядя на них и на свой халат, Бабоныко грязным кружевным платочком промокнула грязную слезу на грязной щеке.
- У меня не выдержит сердце, - мрачно сказала она. - У меня непременно сделается… антракт…
- Матильда Васильевна, не притворяйтесь, вы мужественная женщина. Инфаркта у вас не будет, потому что вы благородны и неустрашимы. Неужели я ошибаюсь?
- Ах, если бы не эта мигрень! - пробормотала смущенно Бабоныко. - Но что же мы медлим? Бедный мальчик один в муравейнике, а мы здесь устроили какие-то бату… дебаты.
- Нюня, ты пойдешь первая. Ты обратила внимание, какой частью антенны касаются входящие муравьи антенн стражей? Смотри внимательно и - вперед. Не бойся, маленькая, я наготове!
Нюня, однако, и так не боялась. Подойдя к входу, она увереннее коснулась своей антенной антенны стража. Тот посторонился, но Нюня почему-то не воспользовалась приглашением. Она отскочила назад и принялась исполнять тот самый танец, за которым застали ее недавно путешественники. Нельзя сказать, чтобы это был красивый танец, но у стражи он вызвал живейший интерес. Один за другие стражники выскакивали на площадку у входа и включались в пляску. Скоро возле Нюни была изрядная муравьиная толпа из стражников и носильщиков, которые побросали свой груз и сначала смотрели, а потом принимались и сами танцевать. Оглянувшись на оторопевших попутчиков, Нюня крикнула:
- Дядя Люда, бабушки, идите, вход свободен!
В самом деле, ни одного стражника на месте не было. Людвиг Иванович втолкнул старушек в муравейник, а сам бросился к Нюне. Схватив ее за руку, он выволок Нюню из круга. Вход, однако, уже загораживал стражник. Почти не сбавляя скорости, с Нюней на спине, Людвиг Иванович коснулся своей антенной антенны сторожевого и со словами "Тюнь! Сезам, откройся!" вбежал в муравейник.
Глава 26
Ура!
Тихая стояла, положив на плечи, как коромысло, муравьиную антенну, и смотрела в главный тоннель, где в розовом свете их фонариков проносились, как темные блестящие машины, муравьи.
- Во тьме кромешной, - бормотала она. - И голов не переломають! И все ташшуть! И все ташшуть! Я наживала, а оне ташшуть! Штоб оне лопнули, проклятушшие!
- Скажите спасибо, что тащут! Было бы в вашем доме голодно, нас бы так легко не пустили в муравейник. Муравейник сыт-сытехонек, а сытый он гораздо спокойнее и доверчивее!
Говоря это, Людвиг Иванович водил по стенам тоннеля лучом фонарика. Что ни говори, это не походило ни на что человеческое. И не только потому, что на укрепление стен здесь пошли самые разные материалы: глина, камешки, песчинки, щепки, стеклышки, соломинки. Все это для путешественников, которые сами были не больше муравьев, выглядело как бетонные плиты, каменные глыбы, бревна, балки. Были и какие-то материалы, которые напоминали то фанеру, то железо, а то и вовсе ни на что не походили. Человек, если у него мало материала, тоже строит иногда хибары из чего придется - из досок, фанеры, заржавленных листов железа. Но эти хибары и дребезжат, и холодно в них. Здесь же все было сцементировано, скреплено каким-то неведомым раствором. Путешественники знали, что находятся глубоко под землей, и не только под землей, но и под непредставимо громадным домом. И все-таки не было ни холодно, ни душно. Было, правда, влажно, но откуда-то веяло свежим воздухом и теплом. К запаху же, кисловато-острому, они уже начали привыкать, и он их не раздражал, как вначале.
Бабушка Тихая, сняв с плеч антенну-коромысло, подошла ближе к стенке, принюхалась и поколупала.
- Вы, оказывается, тоже любознательны, - сказав Людвиг Иванович.
- Я не лунознательная, - сердито фыркнула Тихая. - Ето, кому делать нечего, лупятся. А я крепость пробую. Скоро, чай, как хватются нас, така бомбежка пойдеть, што надо проверить бомбоубежище.
Людвиг Иванович нахмурился. Он и сам боялся, что в поисках их начнут вдруг пол взламывать. Мало ли что придет в голову людям, ошарашенным исчезновением сразу пяти человек. Нужно было уходить вглубь. Да и Фима, надо думать, был где-то глубоко в погоне за своими загадочными феромонами.
- Экипаж! - скомандовал Людвиг Иванович.
- О, экипаж! Какое французское слово! - воскликнула, прикрывая глаза, Бабоныко, а Тихая поджала губы и взвалила на плечи антенну.
Они двинулись в глубь тоннеля под песенку, которую на ходу сочинил Людвиг Иванович:
Начинаем вояж, веселей экипаж!
При любых обстоятельствах больше кураж,
или, скажем по-русски, мужества!
С этажа на этаж
поспешай, экипаж!
Задержать нас не в силах ни темень, ни страж,
мы сильны, мы могучи содружеством!
Бабоныко как раз подхватила, перепутав, конечно: "Мы сильны, мы могучи супружеством!", как вдруг к ней подскочил муравей и принялся щекотать ее антенной.
- Ха-ха-ха! - залилась нечеловеческим хохотом Бабоныко. - Ой, что он делает, ой, не могу! Ой, ха-ха-ха! Ой, ха-ха-ха!
Растерявшиеся попутчики остолбенели; неожиданно Бабоныко, продолжая хохотать с подвыванием, закатила муравью увесистую пощечину. От такой пощечины даже здоровый мужчина свалился бы с ног, но муравей только пошатнулся и вдруг выплюнул прямо в лицо Бабоныке струю ароматной жидкости.
- Он пьян! - возмутилась Матильда Васильевна. - Он совершенно пьян! Что у них, милиции нет?!
Муравья уже и след простыл, а Бабоныко все еще вытирала своим грязным кружевным платочком лицо:
- Это возмутительно! Это выходит из рамок! Это вне всяких приличий!
Между тем Тихая, стоя возле нее, все беспокойнее поводила кончиком носа. Наконец она подошла вплотную, чуть не уткнувшись в Матильду Васильевну, провела по ее щеке пальцем и облизала его. Бабоныко замерла на полуслове, а Нюня всплеснула руками:
- Бабушка Тихая, что вы делаете? Как вам не стыдно!
- Ето кому, мине стыдно? - обернулась к ней Тихая. - Свое собственное добро исть стыдно? У прошлый год кизиловое варенье сварила, так ети насекомые и до него добрались!
- Трофаллаксис! Вспомнил! - вскричал Людвиг Иванович. - Это называется трофаллаксис! Все, что поедают муравьи, расходится по всему муравейнику. Не возмущайтесь, Матильда Васильевна, муравей вас принял за собрата, просил поделиться тем, что съели вы, а вашу пощечину принял за такую же просьбу и отдал вам то, что имел.
Людвиг Иванович хотел что-то еще прибавить, но в это время Нюня так закричала, что ближайшие муравьи даже застопорили, задрожав антеннами, - у них хоть и нет известного ученым органа слуха, но звуки "толщиной" два-три микрона они чем-то слышат.
- Он здесь! Он здесь! - кричала Нюня. - Смотрите, смотрите! Фима где-то здесь!
На большом вцементированном в стену камне, куда случайно упал красный свет фонаря, виднелась неровная, но старательно проведенная мелом стрела. Только человек мог оставить такую метку, и этим человеком, конечно же, был Фимка.
Мгновение - и весь отряд стоял у стрелы.
- Он знал, что мы пойдем за ним! - лопотала Нюня. - Он нам путь показывает!
- Гениальный юноша, я всегда это утверждала! - важно повторяла Матильда Васильевна.
- Нет, милые женщины, Фима не знал, да и не мог знать, что мы будем разыскивать его. Но он знал, что муравейник почище египетских лабиринтов и лучше там, где ты уже прошел, оставлять метку с указанием направления. Но главное, главное, Фимка где-то здесь! Ура!
- Ура! Ура! Ура! - откликнулись Бабоныко и Нюня.