В конце жизни Александров и другие тобольские ветераны составили "речи", которые легли в основу ранних сибирских летописей. Хотя они и не помнили точных дат, зато ясно представляли себе последовательность основных событий. Они знали, что Болховский прибыл в Сибирь при жизни Ермака, что воевода умер в дни зимнего голода, а затем погиб Иван Кольцо. Еще позже Ермак предпринял свой последний поход на Вагай, где был убит. Лишившись вожда, казаки немедленно бежали из Сибири.
Есиповская летопись воспроизвела все эти события в их естественном порядке. Совершив ошибку в определении времени гибели Ермака, погодинский автор разрушил канву повествования. Ему предстояло заново описать экспедицию. Но, как видно, он был человеком не слишком опытным в сочинении летописей. Если бы Ермак погиб до прихода Болховского, то последний не застал бы в столице Кучума Кашлыке ни одного казака, потому что все они покинули Сибирь сразу после боя на Вагае.
Будучи неспособным переписать историю Ермака заново, автор ограничился тем, что кстати и некстати вставил в списанный им текст Есиповской летописи несколько упоминаний о смерти атамана, которые могли лишь запутать читателя. В главе о послах он сделал первую помету о смерти Ермака. В следующей главе пометил: "О убиении Ермакове речется после сих". В главе о Болховском вновь повторил: "А Ермак уж убит". В последующем разделе сделал оговорку: "Как еще Ермак жив бысть". Рассказывая о бое на Вагае, автор вынужден был повторить все сведения о Болховском.
Приведенные факты разрушают гипотезу, согласно которой Погодинскую летопись составил "официальный историограф дружины" Черкас Александров.
Текст Погодинской рукописи помогает уточнить вопрос о ее авторе. Рассказывая о Чингисхане, погодинский автор назвал его второе имя (Темир Аксак). При этом он сослался на некую Московскую летопись: "Пишет про то инде в московских летописцах". Такая ссылка была вполне уместна в устах московского книжника, но никак не вольного казака.
Документы Посольского приказа были доступны лишь очень узкому кругу лиц. Если составитель Погодинской летописи мог воспользоваться ими, то отсюда следует, что сам он принадлежал скорее всего к миру приказных людей.
Погодинский летописец делал выписки из посольских документов и иногда сопровождал их своими комментариями. "Алей (сын Кучума), - записал он, - пришел войной на Чусовую, и в тое же поры прибежал с Волги атаман Ермак Тимофеев с товарыщи (пограбили на Волге государеву казну и погромили ногайских татар) и Чюсовой сибирским повоевать не дали". Фраза о грабеже государевой казны нарушала временную и логическую последовательность рассказа. Ее приказной заимствовал, очевидно, не из отчета Черкаса Александрова о начале похода. Комментарий выдает в авторе человека, хорошо знакомого с ходячими рассказами XVII века о грабежах Ермака.
К счастью, автор Погодинской летописи лишь в редких случаях пускался в самостоятельные рассуждения. По общему правилу, он не мудрствуя делал выписки из документов. Историк не может желать лучшего.
Выписки Погодинского летописца могут служить своего рода лакмусовой бумажкой. Они помогают исследователю определить достоверность других летописных свидетельств.
Строгановский летописец проявил особую осведомленность насчет отписок Ермака из Сибири. Тотчас возникло предположение, что именитые люди сохранили их в своем архиве. Согласно отчету строгановского историографа, Ермак и его помощники писали к "честным людям" в их городки, что "Господь в Троицы славимый Бог изволи убо одолети им Кучюма салтана и град его стольный взяти в Сибирской его земле и сына его царевича Маметкула жива взяше".
Сведения Строгановского летописца решительно расходились с показаниями Саввы Есипова. Тобольский дьяк определенно утверждал, что казаки послали на Русь весть о победе задолго до пленения Маметкула.
Кто же из летописцев был прав? Погодинские сведения не оставляют никаких сомнений на этот счет. В самой первой отписке царю казаки сообщали, что они победили Кучума и брата его "царевича Маметкула разбиша ж". О пленении Маметкула не было и речи: царевич попал в руки к ермаковцам гораздо позже. Таким образом, сведения Строгановского летописца о том, что Ермак уже в самых первых донесениях о сибирском взятии упомянул о пленении Маметкула, были сплошным вымыслом.
Подлинные документы об экспедиции Ермака погибли. Поэтому судить о них можно лишь на основании тех выписок, которые сделал из них автор Погодинской летописи. Названные выписки позволяют составить довольно точное представление об "архиве" сибирской экспедиции, сформировавшемся в стенах Посольского приказа.
"Архив" Ермака начал складываться после того, как в Москву прибыл Черкас Александров с письмом Ермака. Приказные тщательно записали "речи" казаков о их походе, составили роспись их пути. Эти документы составили основу фонда. К ним были присоединены разрядные росписи о посылке в Сибирь трех отрядов, донесение о гибели первого отряда и документы о доставлении в Москву пленного Маметкула, "письмо" о взятии на службу других сибирских царевичей.
Обнаружение выписок из "архива" Ермака позволило расширить крайне ограниченный фонд достоверных источников о сибирской экспедиции и тем самым заново исследовать историю похода Ермака.
СБОРЫ В ПОХОД
Времена Киевской Руси оставили глубокий след в памяти народа. Общий язык, исторические традиции и культура не были забыты. Жители Киева или Львова даже в XVII веке продолжали называть себя русскими людьми. Вольные казаки составляли единое братство на всем пространстве от Поднепровья до Яика. "Черкасов" можно было встретить в любой донской или волжской станице. Казачьи городки на Дону живо напоминали Запорожскую Сечь.
Иностранцы, посещавшие Запорожье в начале XVII века, отзывались о казаках как о бесшабашных удальцах, каких не сыскать во всем христианском мире. Эти люди легко переносят холод и голод, зной и жажду, в войне неутомимы, отважны, храбры или, лучше сказать, дерзки и мало дорожат своей жизнью. Французский инженер Боплан, долго живший на Украине, хорошо уловил дух вольного казачества. "Казаки, - записал он, - страстно любят свободу и смерть предпочитают рабству".
Среди казаков, писал тот же автор, можно встретить искусных плотников, кузнецов и оружейников. Все казаки умеют пахать пашню, но только крайность может их заставить трудиться на пашне. Главным занятием станичников оставались охота и рыболовство.
Казаки исповедуют "русскую веру", соблюдают посты. После похода запорожцы без различия возраста стараются превзойти друг друга в бражничестве. Но веселятся они только на досуге.
Когда казаки начинали готовиться к очередному походу, они немедленно вводили в своих "засеках" сухой закон. Если в походе кто-нибудь нарушал запрет и прикладывался к бутылке, его тут же бросали за борт.
Казацкие походы требовали огромного напряжения сил и почти всегда сопровождались тяжелыми потерями. Из морских экспедиций, писал Боплан, редко возвращается на родину более половины казаков. Но никакие потери не могли удержать их от новых рискованных предприятий. Слабые духом люди быстро покидали казацкие зимовья и "сечи".
На русско-польской границе с января 1582 года наступило перемирие. Ермак и его станичники выбыли с государевой службы и должны были сами позаботиться о "зипунах" и пропитании. С Волги казаки ушли на Яик и там собрали войсковой круг. Лето стояло жаркое, и люди довольствовались тем, что наспех соорудили себе навесы и шалаши. Лагерь рос со дня на день. Подходили небольшие ватаги, а иногда и целые станицы. Ночью округа озарялась светом множества костров. Ногайцы не тревожили Ермака. По всей степи пронесся слух: "Казаки затевают большое дело!" И кочевники спешили уйти со своими кибитками и табунами подальше от Яика.
Семен Ремезов записал предание, будто Ермак собрал для похода до пяти тысяч человек. В этой армии были четыре есаула, или полковых писаря, сотники, пятидесятники, десятники с рядовыми и знаменщики. При полках числились три попа и музыкантская команда: барабанщики, трубачи, сурначи и литаврщики. Все эти сведения носят фантастический характер.
Казаки придерживались демократических порядков и избирали себе предводителей по общему согласию. После избрания атаман обычно держал речь к войску. Он клялся, что будет радеть обо всех своих "братьях" и положит жизнь ради "товарищества". Собравшиеся приветствовали его громогласным "ура!". Один за другим казаки подходили к атаману и кланялись ему, а тот каждому подавал руку. Вождь наделялся большой властью. Преступника он мог наказывать смертью. Но если атаман по трусости или нераспорядительности доводил дело до поражения, круг мог сместить и предать смерти его самого.
Собравшиеся на Яике казаки выбрали своим большим атаманом Ермака Тимофеевича.
Вспоминая об этом, вольные казаки пели в своих песнях:
Полно нам, ребятушки,
Пить-гулять,
Полно бражничать.
Не пора ли нам,
Ребятушки, воспокоиться…
Да давайте мы, ребятушки,
Думу думать,
Думу крепкую,
Да кому из нас, ребятушки,
атаманом быть?
Атаманом быть, есаулом слыть?
- Атаманом быть Ермаку-казаку,
Есаулом слыть Тимофеевичу.
Мы состроим-ка, ребятушки, крепку лодочку,
Чтоб держать разъезд по синему морю.
Ермак сосредоточил в своих руках огромную власть. Но в течение всей экспедиции самые ответственные решения Ермак и выборные атаманы неизменно принимали "с совета" и "по приговору" всего "товарства". Замечательно, что в своих воспоминаниях-"сказах" ветераны похода неизменно говорили о "Ермаке с дружиной" и ни разу не сложили ему отдельной похвалы. Для казаков Ермак был лишь одним из равных.
Избрав атамана, казачий круг с его согласия назначал ему помощников. Тобольский историк Семен Ремезов записал любопытное предание, сохранившееся у сибирских казаков: "Было у Ермака два сверстника: Иван Кольцо, Иван Гроза, Богдан Брязга и выборных есаулов 4 человека". Предание кажется не слишком вразумительным. После указания на двух "сверстников" Ермака перечислены три имени. Одно имя лишнее. Кольцо и Брязга - имена вполне реальных лиц. Зато Гроза - это скорее всего прозвище одного из них.
Популярное сочинение XVII века "Описание Сибири" отразило предание о том, что Ермак после разгрома Кучума послал в Москву к царю "атамана казака Грозу Ивановича с товарищи". Ремезов знал это предание и доверял ему. В своей "Истории" он подробно описывал поездку Ивана Кольцо в Москву с посланием от Ермака.
Подлинные архивные документы позволяют исправить ошибку Ремезова. Чудовские монахи записали имена двух "сибирских отоманов", привезших в Москву весть о разгроме Кучума. Ими были Савва Сазонов, сын Болдыря, и Иван Черкас Александров.
Чудовские книги помогают установить тот принцип, которому следовали казаки, выбирая послов и предводителей. Походное войско возникло из объединения отрядов, вернувшихся с царской службы в Ливонии, и "воровских" казаков, действовавших против ногайцев в Нижнем Поволжье. Каждая половина выставила своих атаманов и своих послов.
Воеводские отписки того времени не оставляют сомнения в том, что накануне сибирской экспедиции среди "воровских" казаков произошел раскол. Вместе с Иваном Кольцо в нападении на царского посла участвовали Богдан Барбоша, Савва Болдыря и Никита Пан. На казачьем круге атаман Богдан Барбоша возглавил тех "воровских" казаков, которые отказались присоединиться к Ермаку и Ивану Кольцо. Они оставались на Яике и спустя четыре года выстроили себе там укрепленный острог. Встревоженные воеводы приказали им идти на государеву службу.
Приказ выполнили атаманы Матюша Мещеряк, Ермак Петров и сто пятьдесят других казаков. Но Богдан Барбоша остался верен себе. Двести пятьдесят его казаков "с Яика не пошли и государевым грамотам не поверили". Вместе с Барбошей были его сотоварищи "Нечай Шацкой, Якбулат Чембулатов, да Якуня Павлов, да Никита Ус, да Первуша Зея, да Иван Дуда".
Раскол среди казаков оказал огромное влияние на дальнейшие судьбы экспедиции. На Яике остались те, кто олицетворял дух бунтарства и закоснел в "воровстве". То были Барбоша с товарищами, не верившие никаким обещаниям властей и не желавшие связывать себе руки службой у царя или Строгановых.
После того как Барбоша и его сторонники покинули круг, большинство перешло к Ермаку и его станицам. Они выдвинули из своей среды атаманов Матвея Мещеряка, Якова Михайлова, есаула Богдана Брязгу, Черкаса Александрова. От "воровских" казаков были избраны Иван Кольцо ("сверстник" Ермака, иначе говоря, второй руководитель экспедиции), Никита Пан, Савва Болдыря.
Посланцы Ермака заявили в Москве, что в сибирском походе участвовали 540 человек и что это были "волжские казаки". Посольский приказ в дальнейшем неизменно называл ермаковцев "волжскими казаками". Но надо иметь в виду, что вольные казаки на разных реках еще не обособились друг от друга в виде "Войска Донского", "Яицкого" и пр., как то произошло позднее. По случаю разгрома посольства Пелепелицына дьяки произвели дознание и установили, что вместе с Иваном Кольцо на Волге орудовали "беглые казаки", живущие "на Тереке и на море на Яике и на Волге и казаки донские, пришедшие с Дону". Все эти сподвижники Кольца участвовали затем в предприятии Ермака.
Прозвища казаков указывали на их самое разное происхождение. Черкас и Пан были выходцами из украинских и польских земель, Шуянин - из Шуи, Темниковец - из Темникова, Мещеряк - с Мещеры.
Клички дают некоторое представление о прошлом казаков, о их личных особенностях.
О казаке Грише Ясыре известно, что он служил конную службу "с Ермаком вместе". "Ясырем" называли пленных невольников. Немало русских людей прошли через татарский плен, прежде чем стали казаками.
Прозвище есаула Богдана передано по-разному в различных источниках. "Брюзгой" называли ворчливых людей и бранчуг или мастеров выругаться. Слово "брязга" имело иной смысл. В Нижнем Поволжье его употребляли в смысле "бить", "хлестать", "давать оплеуху".
В "синодике Ермаковым казакам" упомянуты Иван Карчига и Окул. Иван был скорее всего новгородцем по происхождению. В новгородском говоре "карчига" означало "хрипун". Слово "окул" употреблялось в местных говорах со значением "продувной". Среди казацкой вольницы хлесткое слово было, как видно, в большом ходу.
Собравшиеся на Яике казачьи сотни могли продолжить войну с Ногайской ордой. Взаимные набеги на границе с ногайцами не прекращались даже в мирное время. Ногайские феодалы постоянно грабили пограничные русские уезды, захватывали в плен русских людей и продавали их в рабство на невольничьих рынках в Крыму и Турции. Вольные казаки не оставались в долгу. Они отбивали у ордынцев полоняников, перехватывали табуны лошадей на их пастбищах. Еще до могилевского похода Ермак участвовал в одном из таких казачьих набегов. Один из приближенных ногайского хана Урмагмет-мурза в июле 1581 года направил в Москву письмо, в котором утверждал, что "наперед сего Ярмак отогнал с Волги шестьдесят лошадей моих, а летось отогнали (неведомо кто. - Р. С.) с Волги тысячу лошадей". Свои претензии по поводу казачьего набега он заканчивал требованием выдать ему "Ярмака". В Москве заверили влиятельного мурзу, что учинят сыск о действиях Ермака.
Воспоминания о славном Ермаке засели в памяти вольного братства. Прошли века, а казаки продолжали петь песни о "думе" Ермака с казаками:
Был Ермак да вон Тимофеевич,
Да вот он речь говорил, братцы,
Да вон ведь как в трубу трубил:
- Да ведь вота вы ходитя, братцы, гуляитя,
Ничего, братцы, не знаитя.
Да ведь вота вон батюшка православный наш царь
На нас, братцы, распрогневался,
Да ведь вота вон хочет казнить нас, братцы.
Казнить, братцы, вешати.
Речь Ермака соответствовала подлинным обстоятельствам. Ивану Кольцо и его людям в самом деле грозила виселица. В исторических песнях Ермак предлагал далее идти в поход, чтобы заслужить царское прощение:
Да вы послушайте,
Послушайте,
Что я буду говорить.
Полно нам, ребятушки,
Пить-гулять,
Полно бражничать!
Не пора ли нам,
Ребятушки, воспокоиться, -
На сине море нам,
Ребятушки,
Время отправиться…
- Да пора нам,
Ребятушки,
Во поход итти
Да Сибирь покорять.
Атаманы выходили на середину круга, и каждый старался склонить казаков на свою сторону. "Товарищество" бурно выражало согласие или несогласие с теми, кто держал речь.
Наконец на круг был приглашен посланец богатых пермских солепромышленников Строгановых. От имени своих хозяев он обещал казакам хлебное жалованье, свинец и порох в случае, если они отправятся в Пермский край на службу к Строгановым.
Ермак держал речь последним, и его слова положили конец колебаниям. Атаман умел безошибочно уловить общее настроение и повести за собой буйное "товарищество".
Если Ермак первенствовал на казачьем круге, то не из-за "породы" и не из-за атаманского чина, признанного царем. Он завоевал себе авторитет своей храбростью, многолетней службой и непоколебимой верностью товариществу вольных казаков.
РОССИЯ И СИБИРЬ
Зауралье и Сибирь не были для русских людей "землей незнаемой". Новгородцы начали торговать с уральскими племенами с XI века. Путь за Камень (Урал) был "непроходим пропастями, снегом и лесом". Но жителей Новгорода Великого не пугали ни пропасти, ни снег. На протяжении XII–XIII веков они прочно освоили печорский путь на Урал. Новгородские дружины много раз собирали дань с местных югорских племен. Наконец Новгород объявил "волость Югру" своим владением. Русские поселенцы, появившиеся на Севере и в Поморье, мирно уживались с местными югорскими и прочими племенами.
В Зауралье и Сибири судьбы югры были иными. В XIII веке народы Западной Сибири подверглись разорительному нашествию с востока. Монгольские полчища подвергли край неслыханному разгрому. Как и повсюду, вторжение сопровождалось истреблением населения. Подпавшие под власть завоевателей югорские племена были включены в состав Монгольской империи. Прочая югра оказалась оттесненной на север. Завоевание получило различную организацию в разных концах возникшей империи. Но повсюду монгольское иго давило и угнетало покоренные племена и народности.
Золотая Орда клонилась к упадку, когда на ее отдаленной сибирской окраине возникло городище Тюмень. Когда недруг Руси хан Тохтамыш потерпел поражение от среднеазиатского завоевателя Тимура, он искал спасения в Тюмени. Местные татарские мурзы не пощадили своего неудачливого хана и убили его.
Со временем Тюменское "царство", выделившееся из Орды, вступило в борьбу за ордынский трон. В 1480 году властитель Большой орды хан Ахмат попытался напасть на Русь и восстановить там свое господство. Потерпев поражение в дни знаменитого "стояния на Угре", Ахмат отступил в степи и распустил своих мурз в их зимовья. Его оплошностью немедленно воспользовался тюменский "царь" Ибак. Присоединив к себе ногайцев, он среди ночи ворвался в ставку хана Ахмата и убил его.
Ибак разграбил старую столицу Орды Сарай, а всех тамошних купцов перевел в Тюмень.
Междоусобия в Орде привели к тому, что изгнанный из Сарая хан занял древнее Болгарское царство в Поволжье и в 1438 году на его развалинах основал Казанское ханство. Полвека спустя Иван III овладел Казанью и посадил там своего ставленника.