Лет тридцать назад я сделал для себя открытие: "неписаные" правила гораздо более вредны по своим последствиям, чем "писаные" – официальные, открытые. Если отношения строятся по официальным правилам, то обычно знаешь, за что конкретно несешь ответственность или получаешь наказание. Когда в силу вступают "неписаные", то собеседник закатывает глаза и показывает пальцем в потолок, намекая на "высшие силы". Эти правила нельзя опровергнуть, потому что невозможно опровергнуть то, что не существует.
"Инвалидность пятой группы" – продукт неписаных правил. Это очень удобное оружие для ущербных, у которых кишка тонка, чтобы бороться с тобой по-честному. В любой момент без особого риска для себя они могут пустить это оружие в ход: подставить ногу, втихую сотворить пакость.
Особо подчеркиваю: "инвалидность пятой группы" не является исключительно "еврейской" болезнью. Без особого энтузиазма в эти дни я вспоминаю анекдот 1960-х годов и не могу не оценить способность предвидения его безвестного автора:
Умирает старый грузин. Вокруг него дети, внуки. Собрав последние силы, он дает им последнее напутствие:
– Берегите евреев!
– ….???
И, заметив общее недоумение, добавляет:
– Когда их не станет – возьмутся за нас.
Сегодня на просторах бывшего СССР в роли "инвалида" может выступать и "лицо кавказской национальности", и выходец из солнечной Средней Азии, и "хохол", и "москаль" (он же "кацап")…
Бактерии ультранационализма можно обнаружить почти в каждой стране, нередко они разрастаются до эпидемии. Где-то в форме государственной политики, где-то – на бытовом уровне.
Мне без разницы, кто эти люди по национальности и как классифицируются их убеждения: антисемит, нацист, фашист, ура-патриот… Если они судят о людях по национальности, то они ущербные, кем-то или чем опущенные.
Больше всего огорчает, что ущербными, больными на голову могут быть не только недоумки, но даже талантливые, успешные люди. Генералиссимус Сталин – из их числа.
Загадки теории относительности
Несмотря на свое инженерное образование и высокие научные звания, должен признаться, что теорию относительности в интерпретации Альберта Эйнштейна до сих пор воспринимаю с заметным напряжением ума. Гораздо веселее дело обстоит с адаптированными ее изложениями, например одесским: пять секунд поцелуя – мгновение, пять секунд прикосновения обнаженным задом к поверхности раскаленной плиты – вечность.
Учитывая факт использования человеком на протяжении более чем полувека как не мирного, так и мирного атома, не буду принижать роль теории относительности и ее автора в физике. Но думаю, что более широкое и многообразное применение эта теория нашла в психологии.
В 1951-м я стал первокурсником Уральского политехнического института. Из 50 будущих инженеров по обработке металлов давлением семь были участниками войны – фронтовиками. Им крупно "повезло" – призванные в армию в 1944 году, они не только вдоволь понюхали боевого пороху, но тянули солдатскую лямку еще почти пять лет. Нам было по 17–18, им – 27–29. Этих, еще не разменявших третий десяток лет людей мы, "салажата", воспринимали (и называли) "стариками".
Главный калибровщик Чусовского завода Будимир Илюкович на шесть лет старше меня. Стариком он для меня не был, но "в годах" – да.
На протяжении многих лет, обсуждая кого-то в своем кругу, мы говорили: "он молодой" или "он старый". Если бы застенографировать эти разговоры, а теперь прочитать записанное, то окажется, что в разное время в "старых" иногда фигурировали тридцатилетние, а в "молодых" – те, кому под шестьдесят. Лишь много лет спустя мне стал понятен основополагающий принцип этого парадокса, явно претендующего на принадлежность к "теории относительности": оценка проводилась относительно твоего собственного возраста. Моложе меня – "молодой". Старше – "старый".
Принцип, прямо скажем, далекий от объективности. Ошибочный и одновременно безобидный, если на его основе оценивается, например, конкурентоспособность симпатичной особы противоположного пола, сидящей в автомобиле, который притормозил перед светофором рядом с вашей машиной. Ошибочный и вредный, если является основой для принятия кадровых решений.
Беда в том, что оценка, которая опирается на, казалось бы, объективный показатель – возраст (в годах), тоже не без греха.
В 1994 году группа молодых депутатов пермского ЗС во главе с Андреем Климовым и Андреем Кузяевым предлагала ввести ограничение по предельному возрасту для кандидата в губернаторы области. При обсуждении их предложения я сказал:
"Ребята! Не успеете оглянуться – и под это ограничение попадете вы".
Сегодня вице-президент "большого" ЛУКОЙЛА Андрей Кузяев разменял сороковник, его соратнику, заместителю председателя международного комитета Государственной думы Андрею Климову пошел шестой десяток. Думаю, что сегодня они гораздо аккуратнее относятся к проблеме возрастного ценза. Тем более что об этом им ненавязчиво напоминает подрастающее поколение:
""Пермяки бывшими не бывают" – эта фраза родилась и стала крылатой 25 февраля в Москве. В деловом центре Amber Plaza на Краснопролетарской они сошлись: настоящие и бывшие земляки… Первое поколение – этодеды, например, Евгений Сапиро. Они были пионерами в покорении Москвы. Точнее, не так. Москва сама им покорилась – уж с такими-то их заслугами. Отдалась на милость победителя и спасибо сказала. Второе поколение – это отцы. Например, господа Кузяев, Трутнев или Кущенко. Они уехали вслед за дедами. Благодаря этим представителям, можно гордо смотреть в глаза москвичам и говорить, отставив ножку в сторону: "Да весь ваш Lukoil Overseas (Министерство природных ресурсов, ЦСКА – по обстоятельствам) на наших держится…"
А третье поколение – это мои ровесники…".
У этого подхода есть и другая полярность – "слишком молод!"
В 1970-е годы на экономическом факультете Пермского университета "путевку" на защиту докторской диссертации "выдавал" бывший ректор, заместитель председателя облисполкома в военные годы, профессор Василий Филиппович Тиунов. Был он ровесником века, так что в описываемые времена ему было 75 лет. Соискатель приглашался к нему на беседу, по ее результатам выносился вердикт. Я тщательно готовился к этой встрече: подготовил доклад, иллюстрации к нему, подобрал наиболее эффектные публикации в центральных журналах. Захожу в кабинет. Следует приглашение присесть. Достаю из портфеля "наглядные пособия" и начинаю раскладывать их на столе перед строгим рецензентом. Василий Филиппович, не ожидая окончания этой процедуры, задает вопрос:
– Товарищ Сапиро! А когда вам исполнится сорок лет?
– Уже год как исполнилось, Василий Филиппович!
– Так что вы тянете? Защищаться надо!
Беседа продолжалась еще минут тридцать-сорок, но на темы, не связанные с диссертацией. Путевка в докторскую жизнь была получена.
До сих пор благодарен ректору университета Владимиру Маланину, напомнившему мне в конце 1995 года, что В. Тиунову исполняется 95 лет. Мы организовали несколько публикаций о юбиляре и вместе приехали поздравить к нему домой. Он был тронут этой встречей. Признаюсь, я тоже.
Психологическая "теория относительности" универсальна, вернее – всеядна. Отталкиваясь от нее, можно (а чаще всего нужно) ставить под сомнение самую тщательную, научно обоснованную оценку любого объекта, действия, результата. В том числе – достигнутого успеха.
– Шеф меня похвалил (ура!). Но премии не удостоил (что-то не так?).
– Наш банк лучший в регионе! (аплодисменты). Но не входит в первую сотню федеральных (информация для размышления).
– Ксюша удостоила меня своим вниманием (это – супер!). Но не меня одного (делим "супер" на "икс" неизвестных).
И так до бесконечности.
Недели через две после назначения федеральным министром я поймал себя вот на чем: хотя, как и все мои коллеги-министры, я имею одинаковый с ними статус, но кое-кого из них я сам воспринимаю как более "высокого", значительного. Вначале причиной этого я посчитал присутствие в наших рядах "президентских министров" (подчиненных непосредственно президенту). Но странное дело: с министром обороны, почти моим ровесником, маршалом Игорем Сергеевым я чувствовал себя на равных. А с другим ровесником, министром иностранных дел Евгением Примаковым ощущал явную дистанцию. Так же, как и с "молодыми": Сергеем Степашиным, Сергеем Шойгу. Постепенно я нашел разгадку этого проявления "теории относительности". Е. Примаков, С. Шойгу, С. Степашин, Я. Уринсон были "дедами" в этой роте. А мы – "салагами".
Во всех приведенных примерах оговорка "но" снижает цену успеха, приземляет. Но если изменить парадигму, то "теория относительности" начинает работать "на повышение":
– Я не получил премии, но шеф выделил, похвалил именно меня.
– Наш банк пока не занял лидирующие позиции в федеральном списке, но в регионе мы уже первые.
– Ксюша выбирает лучших. И я среди них!..
Из приведенной выше "перемены мест слагаемых" вытекают два вопроса:
Первый: учитывая такую гибкость "теории относительности", стоит ли обращать на нее внимание?
Второй: если "да", то исходя из какой парадигмы?
Я думаю, что на эту теорию следует не только обращать внимание, но и учитывать при принятии решений.
Что касается выбора парадигмы, то нельзя забывать, что все определяется ситуацией, нюансами.
В соответствии с формальной управленческой иерархией пост министра более высокий и престижный, чем председателя комитета Совета Федерации. Но не "в разы".
А вот степень свободы в те годы у сенатора была на порядок выше, чем у министра.
Если бы мне предложили быть министром, когда я был сенатором и председателем ЗС, я бы точно отказался. Оставаясь в той же весовой категории, я выиграл бы в престиже, но потерял в свободе. Решение было бы отрицательное.
Когда мне реально предложили стать министром, я был рядовым депутатом областного ЗС. Свободы у депутата было еще больше, но пост, его престижность – на порядок ниже. Это был выбор между весовыми категориями, и решение было принято положительное.
Даже не помню, с каких пор (может быть, со студенческих), но, прежде чем решить что-то важное, дать ответственную оценку, я применяю "метод подстановки". Он явно вытекает из "теории относительности", хотя по своей методике прост до примитива.
Первый вариант "метода подстановки" заключается в том, что я условно ставлю себя на место человека, действия которого пытаюсь оценить. И спрашиваю себя: как бы ты повел себя в этой ситуации? Примерно в трех случаях из десяти, поставив себя на "чужое место", я изменял свое первоначальное мнение. Своя рубашка – ближе к телу!
Второй вариант психологически менее суров и используется в случаях, когда требуется решить, кто из двух соперников, оппонентов прав.
В 2008 году М. Ходорковский "отмотал" половину своего срока, что, теоретически, давало ему шанс выйти на свободу. В связи с этим в прессе, в Интернете возникла острая дискуссия, в ходе которой сторонниками и противниками досрочного освобождения высказывались как свежие аргументы, так и ссылки на ранее опубликованные.
Не вникая в юридические тонкости, я мысленно соглашался с теми, кто считает, что свой тяжкий экзамен Михаил Борисович сдает достойно. Вот тут, словно электрический разряд, проскочила крамольная мысль, навеянная "методом подстановки": а как бы повели себя на (читинском) месте М. Ходорковского его непреклонные судьи, например телеведущий Александр Гордон, космонавт Георгий Гречко и, страшно подумать, Игорь Иванович Сечин?
Великость
Впервые термин "великость" в том значении, в котором он занял свое прочное место в моем психологическом словаре, я услышал в середине 1970-х годов. Мы с моим другом и коллегой Игорем Кручининым зашли в кабинет заведующего кафедрой отраслевых экономик Рэма Коренченко, чтобы решить какой-то дежурный вопрос. По "погонам" Кручинин и Коренченко формально были равными: оба в то время кандидаты наук. Правда, Коренченко, в отличие от коллеги, принадлежал к числу университетских аборигенов. К тому же кафедра его была выпускающей на докторский Ученый совет, где в ближайшие годы нам всем троим предстояло защищаться. Когда появлялся повод, то Рэм не упускал шанса показать, что он хоть на вершок, но повыше. Подобное произошло и в тот день. Однако вместо того чтобы уговаривать коллегу, тощий Кручинин отступил на шаг и с высоты своих почти двух метров произнес: "Рэм! Великость тебя погубит!"
"Великость" я воспринимаю как провал экзамена по учебной дисциплине, называемой "медные трубы". Это одна из трех "дисциплин", известных по присказке про "огонь, воду и медные трубы". Убежден, что для людей способных, с сильным характером, экзамен на "медные трубы" оказывается наиболее трудным. Вода и пламя – понятные противники. Преодолевать их трудно, опасно, но с ними все ясно: на войне как на войне. Другое дело – звучащие в честь тебя трубы. Как убаюкивают теплые слова о себе, любимом! Как незаметно, ненавязчиво тебе показывают, что ты "самый-самый"! На первых порах объект подхалимажа еще позволяет другим подшучивать над собой. Затем это начинает раздражать, и подобные шутники изымаются из окружения. Но он еще понимает, что не святой и изредка может пошутить сам над собой. Наконец, исчезает и способность к самоиронии. Иногда этот момент совпадает с прогрессирующим склерозом.
На меня удручающее впечатление произвела перемена, произошедшая за кратчайшее время с экономическим корифеем 1970-х годов, автором многочисленных учебников, большой фигурой ВАКа Ипполитом Михайловичем Разумовым. Мне посчастливилось быть его попутчиком в вагоне "СВ" поезда Москва – Пермь. Тогда ему перевалило за семьдесят. Совсем молодым он уже занимал видное положение в Госплане, знал всех и вся, и все знали его. В нашей поездке под коньячок он рассказывал мне о послереволюционных и военных годах, о людях, которым были посвящены страницы в энциклопедиях, об их профессиональных заслугах и человеческих качествах, о тайнах московского научного "двора"… И с изящной иронией – о себе, своих регалиях и "иконостасе", о своих досадных, но смешных проколах…
Года через два-три я был приглашен на его 75-летний юбилей. юбиляр вышел на трибуну и около часа рассказывал… какой он хороший. Перечислил все свои награды, звания и много чего еще. Факты были те же, что и в тех, вагонных, чудесных рассказах. Но они интерпретировались совсем по-другому. И человек, стоявший на трибуне, был совсем другим, пораженным собственной "великостью".
"Великость" – серьезное и вредное психическое заболевание. Первый симптом "великости", как и простуды, – легкое головокружение. Только здесь – от собственных успехов. Затем появляются проблемы со зрением: окружающие для тебя выглядят все мельче и мельче, а сам ты в собственных глазах – все величественнее.
Как найти "золотую середину" в собственном поведении и держаться ее? Как не впасть в "великость" в обстоятельствах, всячески способствующих этой трансформации? Мой неожиданный карьерный взлет в 1990–1998 годах сделал ответ на этот вопрос не праздным. Как-то сразу вдруг изменились должностное положение, круг общения, мои возможности и ожидания окружающих (в том числе, искушенных в аппаратных играх и интригах).
На первых порах ситуация осложнялась и тем, что молодая перестроечная пресса ко мне благоволила и, хотя бы косвенно, прививок от "великости" почти не ставила. Года через три это прошло.
Думаю, что острых рецидивов "великости" мне удается избегать по ряду причин.
Случай с И. Разумовым произвел настолько сильное впечатление, что периодически выполняемая процедура критического самоконтроля была взята на вооружение.
Помогает и самоирония, которая досталась в наследство от отца.
Но самым сильнодействующим профилактическим средством против моей "великости" была и остается жена.
И все же иногда, что греха таить, так и тянет походить в "великих".
Лето 1977 года. Суббота. Из почтового ящика извлечена долгожданная открытка из ВАКа, в которой сообщается, что я стал доктором экономических наук. Победа!
Спустя полчаса, когда туман эйфории осел, жена ненавязчиво напомнила, что половина гаража забита стеклотарой, которую полезно бы сдать.
– Ты что? Доктор наук будет сдавать бутылки?
– Давай последний раз сдадим, а потом я буду по одной выбрасывать.
Компромиссное предложение принимается. В приемном пункте стеклотары, расположенном в подвальчике на привокзальной площади, кроме меня – лишь двое завсегдатаев, сдающих три бутылки. Вношу свои многочисленные ящики, начинаю выставлять бутылки на прилавок. Выясняется, что для сдачи необходимо выполнить процедуру удаления… то ли наклейки, то ли сургуча, – не помню. Приемщица максимально благожелательна:
– Заплати мужикам трешку, они все сделают.
Контракт заключен, работа закипела. Мужички, в колонну по пять, выставляют ровными рядами бутылки из-под коньяка, "посольской" водки, чешского и польского пива, добытого в сокровищницах Камского речного пароходства. Их содержимое поднимало дух предзащитных и защитных банкетов, встреч и проводов оппонентов, как минимум, года за два. Зрелище по тем временам получилось настолько впечатляющим, что один из моих добровольных помощников одобрительно произнес:
– Да, мужик! Говно не пьешь!!!
Когда жена открыла дверь, я не очень вежливо отодвинул ее в сторону и вошел в квартиру.
– Ну, не успел стать доктором, а уже загордился!
– Причем тут доктор? – ответил я и ткнул пальцем в лист бумаги, прикрепленный к карману рубашки. На листе было написано: "ГОВНО НЕ ПЬЮ!"
Одним из направлений анализа хозяйственной деятельности на предприятии является функционально-стоимостный анализ (ФСА). Во многих монографиях и учебниках по этой дисциплине за 1960–80-е годы, в том числе переводных, упоминалось, что одним из основоположников этого метода был пермский инженер Ю. М. Соболев, опубликовавший в 1940-х годах соответствующую статью. Почему-то это выпало из поля зрения пермской прессы, но живой классик долгое время работал заместителем главного технолога телефонного завода. Я его хорошо знал и уважал. Последний раз мы с ним встречались в середине 1980-х.