Нобели берут на себя сбыт 800 тыс. тонн производимой синдикатом нефти, но, как выразился Альфред, "адвокаты и прочие склочники добиваются раскола союза". Сотрудничество семи фирм разлаживается, и "Товарищество бр. Нобель" ищет договоренностей с ротшильдовским БПИТО и армянином Манташевым, бакинская компания которого за годы кризиса заметно расширилась. У Манташева остается монопольное право на поставки нефти в Египет, Палестину, Сирию и Индию. Нобели сохраняют за собой европейский рынок, а Ротшильды – свою обширную торговую сеть.
Теперь цены на бакинские нефтепродукты устанавливал комитет из 14 членов, что было прогрессивным шагом для молодой отрасли промышленности, развитию которой прежде метали соперничество и зависть. Объединение Нобелей, Ротшильдов и Манташева заинтересовало и компанию "Стандард ойл": она усмотрела в этом зарождающуюся систему, которую можно будет со временем взять под свой контроль. Баку вырабатывало нефти больше американцев, к тому же по опасно низким ценам, что, разумеемся, беспокоило "Стандард ойл".
C начала 1890 г. Вильгельм Хагелин работает в Баку. Он заменяет Яльмара Круселля, когда тот уезжает отдохнуть. Кроме того, Вильгельм нужен управляющему, Леониду Рихтеру.
Рихтер оказывается большим любителем застолий, и Вильгельм пьет шампанское в таких количествах, что его жена Хильда начинает возражать. Работать Рихтеру некогда, так что, когда он увольняется, техническим директором становится K.B. Xaгeлин. Он быстро поднимается по служебной лестнице, о чем свидетельствует повышение жалованья – от четырех до двенадцати тысяч рублей. Когда в разгар летней жары 1892 года вспыхивает холера, Вильгельма вызывают в Баку противостоять ее распространению среди рабочих и служащих товарищества. Жена Хильда с новорожденным сыном живут в поселке среди прохлады Кавказских гор.
Холеру занесли приезжие из Средней Азии, и к появлению в Баку Вильгельма многие его жители прекратили работу. Из-за эпидемии половина города опустела, почти все магазины закрылись. Ha промыслах стояла тишина. Работать продолжали лишь у Нобелей, но настроение было подавленное. Эмануэль Нобель послал в Баку и Астрахань специалистов по холере – русского доктора Шубенко и американца доктора Блэкстайна (Блахштейна). Оба окончили Институт экспериментальной медицины в Петербурге. Штатный врач компании, доктор Петкевич, вместе с несколькими служащими устроил барак для холерных больных и поставил палатку для медперсонала, оборудованную инфекционным аппаратом.
Отряд во главе с Хагелином днями и ночами обследовал дома и предприятия в Черном городе, следил за поддержанием чистоты, за тем, чтобы никто не ел свежих фруктов и не пил сырой воды. B России бывали случаи убийства врачей, поскольку их Считали разносчиками заразы, но к Хагелинову отряду относились с доверием, и он сумел успокоить народ. B Балаханах несколько фирм попыталось совместными усилиями организовать обходы своих сотрудников, как это сделало "Товарищество бр. Нобель" в Черном городе, но балаханские жилые кварталы отстояли слишком далеко друг от друга, и наладить там работу было сложнее. B Петербург ежедневно телеграфировали о положении дел. Среди работников Нобелей оказалось 157 случаев холеры, около 40 из них со смертельным исходом.
B Хагелиновом отряде обошлось без потерь, не заболел и никто из врачей. Осенью в Баку приехал Эмануэль Нобель с сестрой Миной, и в поселке Пстролеа устроили празднество – роскошный ужин с танцами. Доктор Блэкстайн произнес краткую речь о вешкой силе медицины: "Вот перед вами я и доктор Шубенко. Он поглощал огромные количества салола и нафтола (дезинфицирующие средства для кишечника. – Б.О.), я же ограничивался чаем и красным вином. Как видите, мы оба остались живы!"
"Для меня загадка, как наше Товарищество остается на плаву"
Перед Рождеством 1892 г. Альфред пишет Эмануэлю: "Прежде чем отправиться в подземное царство, я хотел бы спросить, не могу ли в очередной раз быть вам всем полезен. Взамен прошу лишь об одном: когда мой век подойдет к концу, не дайте похоронить меня заживо, обеспечьте кремацию".
Отец Альфреда, Иммануэль, в свое время изобрел механизм, позволявший подать сигнал, если бы человек вдруг очнулся в закрытом гробу. Ha Нобелей, однако, свалилось другое несчастье. У Карла обостряется диабет. Эдла слишком хорошо видит "неуклонное и неотвратимое наступление болезни" и понимает, что ждет Мэри с тремя малолетними дочерьми. Врачи советуют Карлу провести зиму в более теплом климате, но у него развивается горячка, и 15 декабре 1893 г. он умирает в Цюрихе, в гостинице "Бельвю".
Теперь Эмануэль в одиночку руководит огромной нефтепромышленной и машиностроительной компанией – разве что с помощью Альфреда, который то поддерживает, то резко критикует его. Альфред доверяет злокозненно распускаемым по Европе слухам об экономическом положении "Товарищества бр. Нобель" и поддается Робертову пессимизму. A горечь Роберта по отношению к Людвигу и его компании, похоже, не смягчается.
Теперь акции товарищества продаются и в Германии. Цены на нефть за последние годы выросли. Компания крепко стоит на ногах. Эмануэль завоевал уважение и влияние, он пользуется в государственном российском банке темп же льготами, какие имел Людвиг. Альфред хвалит племянника: "Ты вел свой корабль по бушующему морю как истинный мужчина, за что тебе следует отдать должное (во Франции говорят, а tout seigneur tout honneur)". Эмануэль готовит большое торжество по случаю 100-миллионного пуда переработанной нефти!
Печать "Товарищества братьев Нобель"
Альфред же продолжает разбирать по косточкам финансовые операции директоров и коммерческую политику Белямина. Этот пожилой русский, верный служащий компании, после кончины Людвига возглавляет правление. Его стиль руководства авторитарен и консервативен. Экономист Пиар Лагервалль посылает Альфреду официальные отчеты о делах товарищества, одновременно делясь и своими неофициальными соображениями.
B письмах Альфреду Лагервалль сетует, что Эмануэль не желает отправить Белямина пенсию, из-за чего, того гляди, вспыхнет открытый конфликт. Людвиг в последние годы своей жизни ослабил собственный контроль за предприятиями, перекладывая все больше ответственности на других достойных людей, а произвол Белямина и попустительство Эмануэля сводят на нет эти начинания, нанося ущерб компании. Эмануэль излишне осторожничает с Беляминым, давним членом правления и другом семьи, который закладывал с Людвигом основы компании. "Я знаю, что он не годится, <…> но о новом человеке, который придет на его место, я не знаю ничего", – оправдывается Эмануэль.
Роберту все чаще приходят из Парижа письма с язвительными комментариями – не без нажима Лагервалля:
"У Эмануэля нет ни малейших задатков руководителя – во всяком случае, в Петербурге о нем думают именно так. Bce у него пущено на самотек. Теперь создали синдикат, с которым Эмануэль как пить дать не оберется хлопот. Скорее всего, Товарищество связало себя какими-то договорными обязательствами, а это может быть опасно, особенно когда имеешь дело с евреями и армянами. <…> Я прекрасно знаю крайнюю нерешительность Эмануэля, но она свойственна всем Нобелям, тебе в меньшей степени, хотя кое-что из этого наследства перепало и на твою долю. Нерешительность была бы менее страшна, если б он умел подбирать себе сотрудников. Уж на что нерешительный человек был простофиля Людовик XIII, так рядом с ним находился
Ришелье, который лучше всех прочих управлялся с многочисленными подчиненными. <…> Будь у меня на примете подходящий человек, я бы навязал его компании на место управляющего. Пускай Эмануэль властвует, числится главным начальником, по истинные бразды правления должны находиться у того, кто обладает даром руководителя. Пока это не так, я считаю бакинские акции бумагами ненадежными".
Альфред видел опасность со стороны "Стаидард ойл" – конкурента, настолько превосходившего силами "Товарищество бр. Нобель", что легко мог вызвать крах последнего. Предложение Альфреда о слиянии с американской компанией основывалось на убеждении, что "лучше оба кармана наполнить. Нежели оба опустошить в безнадежном соперничестве". Эмануэль, однако, не хотел продавать 49 % акций товарищества. Тогда Альфред обратился к Ротшильдам, потом снова к "Стандард ойл". Переговоры с неутомимым Уильямом Гербертом Либби привели к варианту объединения, на который Эмануэль мог бы и согласиться, но он ответил риторическим вопросом: сумеет ли "Стандард ойл" контролировать экспорт своих американских конкурентов? Такого компания обещать не могла. Совсем недавно монополию "Стандард ойл" нарушила соперничающая фирма "Продюсера ойл компапи", начавшая поставлять нефтепродукты в Германию. "Стандард ойл" прибегла к испытанному приему: в течение 1894 г. снизила цены, что повлекло за собой и падение цен в Батуме. Тогда Манташев скупил разорившиеся мелкие предприятия, укрепив таким образом свои позиции. Нобелевское товарищество вышло из кризиса с прибылью в три миллиона рублей. Ротшильды потеряли 1,2 миллиона. Американцы учуяли в клане Ротшильдов слабое звено транспортную флотилию Маркуса Сэмюэла. "Стандард ойл" предложила Маркусу Сэмюэлу купить у него флотилию на выгодных условиях, но он после долгих колебаний отклонил предложение… из сентиментальных соображений. K этому времени Маркуса Сэмюэла избрали мэром Лондона, и он с большой радостью исполнял свои обязанности. Его компания должна и впредь оставаться британской, решил он.
Российское правительство вступилось за национальную нефтяную промышленность и, помимо всего прочего, снизило тарифы на провоз грузов по железной дороге. Министр финансов Сергей Витте энергично взялся за преобразования, Россия воспряла. Витте стабилизировал рубль, ввел золотую валюту, привлек иностранный капитал и построил Сибирскую железнодорожную магистраль, благодаря которой нефтепродукты братьев Нобель можно было перевозить до самого Владивостока. Откат начался со смертью Александра III, наступившей в 1894 г. Когда у кормила власти встал малосведущий Николай II, появилась возможность проявить себя реакционным силам, эгоистическим интересам, тайной полиции и интригам в верхах.
Альфреда с Робертом по-прежнему тревожат ошибки, допускаемые головной конторой товарищества в Петербурге. B сентябре 1892 г. Альфред пишет брату:
"Но к делу. Я уже давно подозревал и теперь убежден: "подгнило что-то в датском государстве" (то есть в "Товариществе бр. Нобель". – Б.О.) Впрочем, предлагаемые тобой противоядия бывают опаснее самой болезни. Нельзя сместить даже бездельника, не уяснив для себя, кто может справиться с его обязанностями. Белямин отнюдь не бездельник, просто ему не хватает качеств хорошего руководителя и, видимо, морали, если не считать иудейской, которая по сути ехиднина. Чтобы заменить его, нужен человек, который бы умел руководить и мог быстро войти в курс дела.
Появись такой в правлении, и Белямин скатится незаметно для себя. <…> B один прекрасный день он обнаружит, что низведен до положения нуля без палочки, и будет рад любой подчиненной должности <…>. Эмануэль утверждает, что в России таких не водится. Это свидетельствует лишь о неспособности Эмануэля найти подходящего человека. (Альфред рекомендует дать объявление. – Б.О.), но объявление должно быть составлено крайне четко и умно, чтобы откликов на него пришло немного и поиски не затянулись. <…> Искать лучше среди финнов или вовсе иностранцев. Подходят шотландцы, которые владеют русским языком и управляли крупным промышленным или торговым предприятием, где приобрели значительный опыт административной работы. […] Я бы действовал так, и, по-моему, большой премудрости тут нет, можно обойтись без колдовства".
B конце 1894 г. Альфред пишет Роберту о его болезненной дочери Ингеборг:
"Я счастлив, что замужество милой Ингеборг обернулось удачей! Видимо, она поздоровела и повеселела, во всяком случае, чувствует себя лучше, чем все последние годы. Зато бедный Эмануэль изводит себя в России коммерческими проблемами и тяжким бременем, до которого он просто не дорос. Для меня вообще загадка, как дела еще движутся и как наше Товарищество остается на плаву. По-моему, Эмануэль и сам начинает понимать необходимость в новом руководстве, только может сменить его слишком поздно или сделать плохой выбор".
"Товарищество бр. Нобель" действительно "остается на плаву". 1894 год становится рекордным по прибыли, и с благословения Альфреда акционерам выплачивают 10 %. Когда компании не хватает накопленного и требуются дополнительные средства, Альфред помогает и с этим. Товарищество, испросив одобрения казны, увеличивает акционерный капитал до 20 млн рублей. Нобелевскими акциями начинают спекулировать, и Альфред, выбросив на рынок часть своих, получает за них двойную цену.
Альфред все-таки наколдовал!
И вот появляется долгожданный для Альфреда, Роберта и Лагервалля (а может быть, и для Эмануэля) преемник Белямина – норвежец Ханс Ольсен, который в 1937 г. опишет в своих "Воспоминаниях о жизни", как это произошло. Отец школьного товарища устраивает Ханса Ольсена на работу в Кронштадте. Юный норвежец не может упустить такого шанса повидать мир и на мосту в Санкт-Петербурге впервые в жизни видит электрическое освещение.
B скандинавской колонии российской столицы он знакомится с Эмануэлем и Карлом Нобелями. Они примерно ровесники Хансу. Новые друзья называют его Спортивным Маньяком: братьев Нобель спорт совершенно не интересует, а Ханс ездит на велосипеде, занимается греблей и парусным спортом, катается на лыжах и коньках. Впрочем, Эмануэль тоже вдруг увлекается ледовым парусным спортом и даже покупает буер, который отдает в распоряжение Ханса.
Co временем, ближе сойдясь с Эмануэлем, норвежец догадывается: "…Скорее всего, он сделал это ради меня".
Весной 1887 г., когда Эмануэль ревизовал счета Скандинавского союза, Ханс помогал ему. Видимо, Ханс Ольсен хорошо зарекомендовал себя, поскольку ему предложили работу в "Товариществе бр. Нобель", но он не принял предложения. Ханс только что основал собственное предприятие по продаже сельди, бочковой тары и лесоматериалов. Дела его шли неплохо. Молодой предприниматель взял в Драмменском частном банке пять тысяч крон под поручительство родни и очень быстро выплатил заем. "На этом с моими денежными затруднениями было покончено, и более я их, к счастью, не испытывал".
Ханс становится желанным гостем у Нобелей, его представляют Людвигу (спустя год он содействует организации похорон). Bo время катания на буере с Карлом происходит несчастный случай. Ханс Ольсен винит себя: как он мог отпустить неопытного друга одного? Даже развившийся у Карла диабет он приписывает полученным тогда травмам.
A Эмануэль, похоже, заманивает сопротивляющегося Ханса в товарищество. B июне 1893 г. его выбирают в совет под предлогом, что речь идет о нескольких заседаниях в год. Почетная должность хорошо оплачивается. B следующем году Эмануэль просит Ханса съездить в Лондон и разобраться с деятельностью тамошних агентов по сбыту. Ольсен сочиняет весьма критичный доклад об обнаруженных проблемах и упущениях, однако доклад застревает у кого-то в долгом ящике. Эмануэль соблазняет дальше, на этот раз замещением на лето одного из директоров. B "Воспоминаниях о жизни" Ольсен напишет: "Поручив собственное предприятие заботам Вигардта, я каждый день являлся в нобелевскую контору к девяти утра, чего не делал больше никто. B иностранном отделе не было руководителя, и я исполнял его обязанности". Ханс слабовато знал русский язык, тем не менее он читал всю корреспонденцию, знакомился с делопроизводством и принимал посетителей.
По возвращении начальства из отпуска Ханса Ольсена берут на постоянную работу. Он закрывает свое предприятие с активами в 104 тысячи и полным отсутствием долгов. "Жизненный успех никогда не ударял мне в голову – ни тогда, ни позже".
Ханс ежедневно бывает в особняке на Сампсониевской набережной, который служит семейству Нобель не только жилищем, но и конторой. У младшей сестры Эмануэля, Мины, красивые голубые глаза, она умна и образованна. Хансу мило ее общество, он все больше проникается к ней чувствами (возможно, прежде всего сочувствием, поскольку у нее с детства горб), однако посвататься не решается – во всяком случае, пока.
Первую поездку за границу в качестве официального представителя "Товарищества бр. Нобель" Ханс совершает с Михаилом Беляминым, его женой и дочерью – это приятное путешествие укрепило их дружбу. Они посетили Лондон и Париж. Для Михаила Белямина поездка стала прощальной. B частности, он встретился с Александром Андре, агентом по сбыту смазочных масел в Париже и руководителем берлинского "Нафтапорта". Основной же целью поездки было знакомство с итальянским агентом, которого товарищество заполучило от "Стандард ойл": итальянский рынок оказался весьма прибыльным. Зато Ротшильды здорово наживались на поставках нефти в страны Востока, и Ханс понимал, что для Нобелей эти возможности утрачены.
Дважды Ханс Ольсен виделся в Париже с постаревшим Альфредом Нобелем. Тот хвалил его работу, но Ханс и не подозревал, что своим принятием в товарищество обязан Альфреду: будучи весьма доволен норвежскими агентами по продаже динамита, он советовал Эмануэлю завести себе управляющего-норвежца.
B последний раз Ханс встречает Альфреда на обеде, где присутствует и Эмануэль. Альфред кажется бодрым и оживленным, с удовольствием обсуждает предстоящий в 1896 г. полет Андре к Северному полюсу на воздушном шаре и как им управляют с помощью рулевых тросов. Летом того же года "Товарищество бр. Нобель" участвует во Всероссийской промышленной и художественной ярмарке в Нижнем Новгороде, где Эмануэль возводит роскошный отдельный павильон. Николай II остается доволен экспозицией. Видимо, на ярмарке Ханс Ольсен и знакомится с московским агентом товарищества Кнутом Литторином, которого впоследствии привлечет к более тесному сотрудничеству.
Глава 6
Взрывоопасное завещание
7 августа 1896 г. скончался Роберт Нобель, 10 декабря тою же года – Альфред. B финансовых кругах, а также среди акционеров компании распространился слух, что теперь "Товариществу бр. Нобель" придет конец. B завещании предписывалось учредить на средства Альфреда фонд, из которого выдавать награды за вклад в литературу, науку и в дело укреплении мира. Поскольку Альфреду принадлежало более половины акций товарищества, нетрудно было догадаться, что скоропалительная продажа этих бумаг разорит компанию.
У Ханса Ольсена начались переговоры с различными нефтяными фирмами Европы. Переговоры эти крайне тревожат Ханса, он "предчувствует крах своего нового дела, но старается не поддаваться панике". Кроме того, Ханс беспокоится за Мину, мучится угрызениями совести. Решиться ли просить ее руки? Накануне дня, когда Эдла уезжает на Альфредовы похороны, Ханс говорит с ней о Мине и получает в ответ: "Спроси ее сам".