"Кашу" заварил неугомонный Михаила Ломоносов, коренной архангелогородский помор. Представил малолетнему наследнику, генерал-адмиралу Павлу Петровичу, сочинения "О поисках морского проходу в Ост-Индию Сибирским океаном".
По разумению и выводам прославленного академика выходило, "что в отдалении от берегов сибирских на пятьсот и на семьсот вёрст Сибирский океан от таких льдов свободен, кои бы препятствовали корабельному ходу и грозили бы опасностью быть мореплавателям затёртым". В конце своих рассуждений Ломоносов настаивал на отправлении экспедиции в Северный океан. "Таким образом, путь и надежда чужим пресечётся, и российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке".
Предложения М. Ломоносова императрице Екатерине II докладывали адмирал С. Мордвинов и наставник Павла, генерал-поручик И. Чернышёв.
- Нынче получила я реляцию сибирского губернатора Чичерина, - начала разговор императрица, - доносит о славных делах мореходов и купцов на Камчатке. Изведали они незнакомые прежде земли американские. Следует послать в те края офицеров да штурманов, судно на казённый счёт изладить. Оговорите о сём на коллегии, указ о том последует.
- Ваше величество, надобно купно всей экспедицией отправить вояж в Ледовитый океан по замыслам академика Михаила Ломоносова, - доложил Мордвинов.
- Кого надумал послать?
- Наилучше капитана Василия Чичагова, по ходатайству флагмана эскадры Спиридова задумку имеем. Ежели проход водой вокруг Сибири откроется, соединить обе экспедиции у Тихого океана. Такие вояжи прославят враз деяния вашего величества, - льстиво ввернул Чернышёв.
Екатерина имела смутное представление о географии, но уловила значимость затеваемого предприятия. Недавно она читала записку Ломоносова.
- Пусть будет по-вашему, но для пользы сим экспедициям инструкции строгие, по всей науке, сочините для исполнения.
В начале мая поступил высочайший указ коллегии, и на следующий день она заседала. Как обычно, в последнее время главенствовал старший по званию, но не по знанию дела дряхлый адмирал Иван Талызин.
Монотонным голосом Талызин зачитал указ Екатерины. Сообщая "о преполезном открытии доныне неизвестных разных островов", императрица повелела "нашей Адмиралтейской коллегии, по представлению губернатора Чичерина исполнить, отправить немедленно туда по своему рассуждению, сколько надобно офицеров и штурманов, поруча над оными команду старшему, которого бы знание в морской науке, и прилежание к оной известно было".
Экспедиции Чичагова и Креницына направлялись "в наивящем секрете, не объявляя до времени сего указа Сенату".
Меры предосторожности были нелишними. После Великой Северной экспедиции и открытия берегов Америки в Европе начали проявлять повышенный интерес к успехам русских мореходов.
Петру Креницыну вменялось по возможности следить, не объявится ли в Великом океане экспедиция Василия Чичагова из Северного океана.
Вскоре по представлении Адмиралтейств-коллегии, полностью одобрившей идею Ломоносова, Екатерина подписала секретный указ:
"Для пользы мореплавания и купечества на восток наших верных подданных за благо избрали мы учинить поиск морскому проходу Северным океаном и далее…"
Вызванному в Петербург Чичагову адмирал С. Мордвинов объявил высочайший указ о присвоении звания "капитан бригадирского ранга", или, по-флотски, "капитан-командора".
- Екатерина жалует тебя в кредит, - пошутил Мордвинов, поздравляя Чичагова, - садись, читай покуда секретную инструкцию.
Непривычно чувствовал себя Чичагов. Вокруг сидели умудрённые адмиралы - Талызин, Спиридов, Нагаев, граф Чернышёв. Но не привык Василий к подобострастию, вида не подавал. Он понял, что согласно инструкции в Архангельске уже строились три судна для похода на Север. Оттуда же отправлены на Шпицберген материалы и припасы для базирования отряда. Следующей весной надлежало выйти на поиски прохода на восток Ледовитым океаном.
- Ежели не всё уловил, копию тебе вручим, сберегай её надёжно, - предупредил Мордвинов. - Без промедления отъезжай в Архангельск. Там ждут тебя командиры Бабаев да Панов. Ежели какая заминка, сноситься будешь только со мной.
В Архангельске на стапелях Соломбальской верфи уже высились корпуса трёх судов, построенных для плавания во льдах. Командиров судов, бывалых моряков, капитанов 2-го ранга Василия Бабаева и Никифора Панова, Чичагов знал раньше по участию в Семилетней войне.
На Шпицберген отправлено специальное судно-гукор "Святой Михаил", с запасами провизии и материалами для вояжа, под командой унтер-лейтенанта Матвея Рындина.
Вскоре суда спустили на воду, начали оборудовать и достраивать на плаву. Суда назвали по имени капитанов: "Чичагов", "Бабаев", "Панов". Теперь все они дневали и ночевали на судах. Надо было спешить покинуть Архангельск до ледостава.
В конце августа отряд покинул верфи и 5 сентября бросил якоря в Екатерин-гавани, у выхода из Кольского залива.
В полярную ночь моряки продолжали готовить суда к плаванью во льдах. Чичагов обговаривал разные случаи при нахождении в туманах, при шквалах и штормах.
- Наиглавное, не терять друг дружку, - постоянно напоминал он подопечным. - Чуть что - сигналить мне без промедления, - беречь людей от непогоды.
На картах капитан-командор прокладывал маршрут, выспрашивал у местных моряков-старожилов, бывавших прежде на Шпицбергене, особенности пребывания в тех местах.
Наконец, 8 мая 1765 года под Андреевским флагом отправилась в далёкий путь первая русская Арктическая экспедиция. На этот раз военным морякам выпала честь послужить русской науке.
Море Баренца встретило моряков весенними штормами, вперемежку с моросью, туманами и снежными зарядами. Благо, почти всё время задувал ветер южных румбов, и спустя три недели суда, расталкивая битый лёд, вошли в бухту Клокбай на Шпицбергене. На берегу залива виднелись две избушки, сложенные из плавника, приткнувшись к берегу, наполовину во льду, высилось судно. Вокруг него, радостно размахивая шапками, толпился его экипаж.
Чичагов шёл до берегового припоя на шлюпке, а потом по льду добрался до суши.
- Лейтенант Рындин, - первым представился командир гукора.
Он обстоятельно доложил о зимовке, почти все матросы и он сам хворали, не хватало плавника для обогрева. Осмотрев запасы провизии, Чичагов распорядился пополнить судовые резервы.
Он подробно расспросил Рындина об условиях плавания к западу от Шпицбергена. Лейтенант, не раз бывавший на Шпицбергене, общался с голландскими и датскими шкиперами-китоловами, рассказал, что те промышляют к северу не далее миль на сотню.
- Не видел ли кто из них проходу по чистой воде к востоку? - невзначай спросил Чичагов.
Глаза Рындина удивлённо округлились.
- Такого ни разу не слыхал, ваше превосходительство, - ответил он, как бы пряча усмешку. - Какая может быть чистая вода, ежели кругом торосы до горизонта?
- Добро. Проверим твои байки, - отвечал Чичагов. - А мы нынче же уходим. Невесть, вернёмся ли до ледостава. Крепись, тогда ещё одну зиму перетерпи, покуда за тобой не вернёмся.
Рындин оказался прав. Почти полтора месяца отряд Чичагова, поднявшись до 80-й параллели, пробирался сквозь льды на северо-запад. Уже на выходе из Клокбайского залива судам пришлось расталкивать крошево льда. Неподалёку стояли на якорях китобои. Чичагов послал Панова расспросить шкиперов об обстановке.
- Так что все голландцы твердят: николе к северу. Проходу на восток нет, - сообщил вернувшийся Панов. - Удивлены они таким вопросам. Разглядел я у них судёнышки. Они покрепче наших. Обшивка-то у них в четыре доски, а наша лишь в две…
Чичагов молча выслушал и проговорил не смущаясь:
- Не робей, капитан, мы двужильные. Возвертайся, не позабудь, как условились, про сигналы в туманности и сумраке. Передай о том Бабаеву.
Спустя два дня суда поднялись к северной оконечности островов Шпицбергена, вошли в крупнобитый лёд. Громадные глыбы преградили путь, суда едва уклонялись от них. Наружную обшивку то и дело обдирали льдины. Вдали, версты за две-три, громоздились сплошные торосы. Отряд повернул назад и двинулся вдоль кромки ледяных полей в Гренландское море. Редкий день не пасмурило, солнце совсем не показывалось. Частенько внезапно находили снежные заряды и суда скрывались за их пеленой.
Для обозначения места каждые полчаса "Чичагов" стрелял из пушки.
"Главное моё попечение, - доносил Чичагов, - состояло в том, чтобы сыскать способы быть вместе трём судам неразлучно, дабы во всякое время не ли шиться взаимного вспомоществования; а для того назначены были сигналы, через которые я с другими командирами говорить мог.
Временами мороз прихватывал паруса и снасти, кругом нависали сосульки, леденела палуба. В кубрике круглые сутки тлел камелёк, возле него сушили одежду матросы, сменившиеся с вахты".
Чичагов распорядился через день окуривать кубрики и каюты порохом и можжевельником. И всё же часть команды постоянно хворала от переохлаждения. Тогда Чичагов приказал всем свободным от вахты быть в непрестанном движении. "Выдумывали такие игры, которые делают большое движение, и матросы, узнав в оном пользу, всегда резвились до поту".
И всё же каждый день таил в себе смертельную опасность. Кругом, куда ни кинь взгляд, штормовой океан, "особливо когда дует крепкий ветер, с превеликим визгом; трепещут паруса, скрепления в корпусе и мачтах, а паче шум от ударов кипящих волн, в которых корабль ныряет, - вспоминал Василий Чичагов. - В таком случае не токмо в отдалении, но и на собственном корабле, даваемое по команде, громогласное повеление слышать почти невозможно; тогда остаётся только подкреплять себя надеждою на Бога, иметь неустрашимость, весёлый и отважный вид, дабы подчинённые не пришли в отчаяние".
23 июля суда достигли широты 80°26′, севернее, чем это удавалось англичанину Генри Гудзону.
Чичагов собрал капитанов на совет.
- Нынче третий месяц на ходу. Осенние шторма вскоре зачастят, провианту не густо, что делать станем?
Обстоятельно рассудив, капитаны решили возвращаться, не заходя на Шпицберген.
- Слава Богу, покуда матросики все целы и невредимы, - высказал своё мнение Панов.
Из Архангельска Чичагов рапортовал Адмиралтейств-коллегии:
"Итак, за неизмерным количеством льда во всё время нашего плавания, как Гренландского берега, так и сквозь льды, проходу не усмотрено. И по всем видимым нами обстоятельствам северной проход, за непреодолимыми препятствиями ото льдов, невозможен".
В столице адмиралы занервничали. Больше всех горячился честолюбивый вице-адмирал Чернышёв.
- Как же так? Государыне обещано, что проход на Восток отыщут, а Чичагов его не сыскал.
Срочно затребовали Чичагова в Петербург.
- Надлежит вам срочно выйти к Шпицбергену, - огорошил Чичагова граф Чернышёв, - перезимовать там и весной искать проход на Восток в Северном океане.
Чичагов обстоятельно доложил, что уже поздно, начало сентября, корветы требуют ремонта, до ледостава не успеть. Очень сожалел Чичагов, что скончался М. Ломоносов. Он-то, выслушав его доводы, наверное дал разумный ответ.
В конце концов коллегия решила повторить попытку следующим летом.
19 мая 1766 года три судна покинули Екатерин-гавань. Спустя три недели с попутным ветром отряд достиг сплошного льда западнее Шпицбергена и направился на запад вдоль кромки ледяных полей. Через десять дней им повстречался 3 мачтовый голландский китобой "Корнелиус".
Шкипер Шикиано рассказал, что каждый год в этих местах гибнут суда, затирают льды, а что касается прохода во льдах, он никогда не видел и не слыхал.
Прошло пять дней, и затеплилась надежда, что на севере показалась земля. Чичагов сам убедился, что зачастую мореходов подводит природа. "А в этом часто мореплаватели обманываются, - вспоминал он, - так как и мне в нынешнюю кампанию случилось, будучи в широте 78°15′ и длине 18°09’ 16 июня, когда примеченные мною к западу облака показались землёю, и до тех пор находился в сомнении, пока оные стали расходиться и отделились от горизонта".
Ещё недавно мореходы пробивались на северо-запад, пока сплошные торосы не преградили путь.
Повернув к осту, суда направились сквозь крошево льда к Шпицбергену, проведать зимовщиков.
"После больших усилий они, окружённые льдом, остановились в пятивёрстном расстоянии от изб, где помещалась команда. - Повествуется в записках Чичагова. - На другой день начальник экспедиции сошёл с корабля и направился по льду к строениям; лейтенант Рындин выбежал к нему на встречу со слезами на глазах и в потрясающих картинах описал свою жизнь в этой местности и страдания людей, из всей команды остались в живых только Рындин, комиссар и пять рядовых; прочие все померли".
Слушая Рындина, капитан-командору невольно вспоминался круглый зал Адмиралтейства и рассуждения адмиралов, "вице-президент Адмиралтейской коллегии, граф Чернышёв и все члены, рассуждавшие с таким возмутительным спокойствием о возможности или невозможности зимовать на Клокбае и делавшие свои предположения, основываясь на фантазии сытого желудка и мягкого кресла".
С той поры Чичагов зарёкся в будущем испрашивать когда-либо советов у Чернышёва…
Пополнив запасы провизии и воды и успокоив зимовщиков, что за ними обязательно вернутся через месяц-полтора, "при крепком северном ветре" Чичагов повёл отряд в море. Целую неделю встречный ветер дрейфовал суда к югу. С переменой ветра они двинулись к северной оконечности Шпицбергена, окружённой льдами, "июля 48-го, будучи в широте 80°, выше северного конца Шпицбергена, при крепком ветре и тумане, так приблизились ко льду, что уже попали между льдин и только успели отворотиться и сделать сигнал другим судам, а сами еле обошли по ветру превеликую льдину и с опасностью вышли на свободную воду".
С каждым днём погода ухудшалась. Встречные шкипера-китоловы твердили, что они плавают десятки кампаний, и к северу от Шпицбергена лежат сплошные паковые ледяные поля и никакого прохода нет. 18 июля 1766 года экспедиция достигла широты 80°30′. До сих пор никто из мореходов не поднимался в такие широты. Через несколько дней совет капитанов постановил: поиски прекратить и возвращаться. Почти неделю грузили в Клокбае остатки провизии и материалов, забрав всех зимовщиков. 7 августа взяли курс в Белое море. Трёхмесячное плавание завершилось, и 10 сентября отряд бросил якоря на Архангельском рейде. Итак, на первый взгляд задачу экспедиция не выполнила, не отыскав прохода Ледовитым океаном на Восток. Это в корне не верно. Наоборот, вояж как раз чётко доказал, что такого прохода нет и попытки пробиться к северу на деревянных судах бесполезны. 15 сентября Чичагов отправил донесение с приложением всех карт и письмо Чернышёву.
"Имею честь, - доносил капитан-командор, - вашему сиятельству донести об обстоятельствах моего плавания, а из приложенных при сем примерных карт усмотреть соизволите, каким опасностям мы были подвержены, особенно при туманах, будучи всегда во льдах. Прошли на виду льда до самой невозможности, но не оставляя ни одной бухты или залива, которые бы не были нами осмотрены. Напоследок убедились, что положение льда простирается с севера на восток, и обойдя северо-западный конец Шпицбергена, соединяется с землёю. С вероятностью заключить можно, что северный проход невозможен".
Однако все аргументы и доводы Чичагова пролетали мимо ушей Чернышёва, и он так и не сумел "разубедить графа Чернышёва в его понятиях о Северном море". Естественно, настроение своего докладчика разделяла и императрица, разочарованная итогами экспедиции. Только личный доклад Чичагова и его доводы несколько смягчили "гнев и недовольство императрицы". Выслушав капитан-командора, она распорядилась подготовить указ - "Желая оказать нашу милость и удовольствие за приложенное старание, к достижению до побелённого предмета, бывши в некоторой экспедиции на наших флотских офицеров, а именно: капитана бригадирского ранга Чичагова, капитана первого ранга Панова, капитана второго ранга Бабаева, капитан-лейтенантов Борноволокова, Пояркова, лейтенанта Рындина, всемилостивейший повелеваем нашей адмиральской коллегии производить им вечный пансион, награждение сделать и прочим бывшим с ними нижним служителям, которые то заслужили, дабы всё, видя столь отличные наши милости, усердным и тщательным исполнением и таковых им порученных делах, такого же жребия достойными оказать себя старались".
Без роздыха приступил Чичагов готовить экспедиции для кораблей в Кронштадте. В те годы корабельные команды были укомплектованы едва ли не наполовину и то необученными рекрутами, о чём не раз докладывали Адмиралтейств-коллегии Мордвинов и Спиридов. Да и кораблей добротных на Балтике не хватало. Архангельские верфи существенно подкрепляли Балтику, и вскоре командиром Архангельского порта назначили Чичагова.
Хорошо знакомый с обстановкой Чичагов поначалу пресёк казнокрадство и злоупотребления. Вместо четырёх линейных кораблей на стапелях Соломбальских верфей заложил шесть единиц.
Началась война с Турцией, и Архангельск послал для Средиземноморской эскадры Спиридова два добротных линкора: "Ростислав" и "Всеволод", и два пинка: "Нарген" и "Гогланд". Чичагова в начале 1770 года повышают в чине, и его, контр-адмирала, вызывают в Петербург, назначают командующим эскадры. Спустя две кампании, он вслед за Спиридовым ведёт четвёртую эскадру в Средиземное море, за что был удостоен ордена Святой Анны.
Вскоре он снаряжает и отправляет пятую эскадру на Средиземное море под командой С. Грейга.
Война с турками продолжается, и Чичагова в конце 1773 года командируют на юг, в Донскую флотилию, к вице-адмиралу А. Сенявину. Чичагов с начала кампании во главе небольшой эскадры отправляется прикрывать подступы к Азовскому морю.
На рассвете 9 июня 1774 года сигнальщики заметили турецкую эскадру.
- Держать на неприятеля! - скомандовал Чичагов, поглядывая за корму. В кильватер флагманского фрегата следовали ещё два фрегата и два "новоизобретённых" судна. "Не особливо густо, - размышлял флагман, - менее двухсот пушек". Глядя в подзорную трубу, Чичагов чуть не сбился со счета. "Пяток кораблей линейных, девяток фрегатов, три десятка галер. Пушек сот семь-восемь".
- Барабанщиков наверх! Орудия к бою! Сигнал по эскадре: "Гнать неприятеля!" - лихо скомандовал флагман.
Раздались первые залпы.