Историки как-то мимолётно упоминают о воеводстве Апраксина в Двинском крае. Но именно здесь впервые проявились его умение и деловая хватка в снаряжении к плаванью в заморские края первого русского судна с коммерческой целью. Он дотошно готовил судно, подбирал экипаж, размышлял, какие товары отправить в Европу.
Наступила весна, и Апраксин получил весточку из Москвы:
"Min Her Guverneur Arehangel, - обращался доверительно Пётр в письме от 16 апреля, - понеже ведает Ваша милость, что какими трудами нынешней осенью под Кожуховым через пять недель в Марсовой потехе были, которая игра, хотя в ту пору, как она была, и ничего не было на разуме больше, однако ж после совершения оной зачалось иное, и прежнее дело явилось яко предвестником дела, о котором сам можешь рассудить, коликих трудов и тщания оное требует, о чём, если живы будем, впредь писать будем. С Москвы на службу под Азов, по их пресветлейшеству указу, пойдём сего же месяца 18 числа".
Только Фёдору открыл свои замыслы царь. Под Азов отправился и старший брат Апраксина, Пётр, царь доверил ему командовать любимыми полками - Преображенским и Семёновским. Накануне Фёдор Апраксин удостоился высокого звания "майор" Семёновского полка.
Покинул Белое море с русскими товарами "Святой Павел", а воевода усмирял прибывших в Архангельск капитанов голландских фрегатов, сопровождавших караван своих купцов. Те думали захватить два судна своих неприятелей.
Пётр похвалил воеводу за расторопность, но вскоре пришла весть о неудаче войск под Азовом. Одна из главных причин - отсутствие флота. Турки беспрепятственно снабжали осаждённую крепость. Началось сооружение верфей в Воронеже, чтобы строить суда для предстоящей кампании. Как их ладить?
В Архангельске выгрузили разобранную на части голландскую галеру и спешно отправили по зимнику в Москву. По её подобию создавали флот. Чуть не силой воевода заставил мастера Виллима Мейера помогать в этом деле русским умельцам.
Наступившая зима оказалась суровой, а лето было дождливым, неурожай грозил голодом народу. Здесь проявилось сострадание воеводы Апраксина к простым людям.
О чём поведал двинский летописец: "В то же лето, грех ради наши… весна была вельми студёна и не стройна, так же и лето, а страда была сенная вельми дождлива и протяжна за неустроением воздуха, а хлеб яровой и рожь самое малое число, что жали и то для толченины, протчее косили и скоту кормили, и под снег пошло не малое число и всякие земные плоды неродились. Многие деревенские, люди для прокормления брели в верховские города. И сего ради настроения, милосердуя о народе, ближний стольник и воевода Фёдор Матвеевич Апраксин изволил положить на продажный хлеб цену по 10 алтын, и по той цене и покупали, и сам Фёдор Матвеевич взял на своё имя у иноземца Володимира Иевлева великую вологодскую лодию хлеба четверть по 20 алтын, по той же цене 20 алтын и в мире распродать велел, не по многу числу…"
Толика трудов двинского воеводы не пропали даром, турки сдали Азов. "Августа 10 числа в понедельник, - поведала летопись, - с Вологды на Холмогоры к двинскому воеводе Фёдору Матвеевичу Апраксину прислан нарочный посыльщик с ведомостью, что великий государь царь и великий князь Пётр Алексеевич вся великия и малые и белые России самодержец, помощию Божию град Азов взял июля 18 числа в субботу".
Архангельск разделил радость победы. "И после молебна архиепископ и воевода с начальными людьми в соборе оглушали литургию. Стрельцы обоих полков стояли от города на дороге к соборной церкви полным строем и урядством, и после литургии стрельба была из пушек и мелкого оружия троекратно. А воевода и дьяки с начальными людьми и архиерей были на перепутье".
Взятие первой приморской крепости, Азова, показало, что без морской силы морем не завладеть. Царь повелел, а боярская Дума осенью 1696 года приговорила: "Морским судам быть".
В те дни Апраксин отправил в Голландию фрегат "Святое пророчество" с российскими товарами. Отписал царю об этом и других событиях.
"Премилостивейшему, всесветлейшему моему государю, причестнейшему бомбардиру". Знал Фёдор, что царь требовал его величать официально бомбардиром, но приписал ещё: "Рабски прошу твою милость и сообщаю…" - и завершил обычным манером: "Прошу у тебя, государя моего, милости и челом бью низко, многократно раб твой Федка Апраксин".
На Введение Святой Богородицы пришёл долгожданный ответ от царя. Он пенял дружески воеводе.
"Фёдор Матвеевич, за письмо твоё благодарствую, однако ж зело сумнимся ради двух вещей, - шутливо выговаривал царь за раболепие, - 1) что не ко мне писал, 2) что с зельными чинами, чего не люблю; а тебе можно знать (для того, что ты в нашей компании) как писать. А про нас похочешъ ведать, дал Бог, живы, а письмо отдал жене твоей. Сам по сём здравствуй. Piter".
Следом пришёл царский указ: "Стольникам обоих комнат, - царей Петра и Ивана, сказано, - в разные государства учиться всяким наукам".
В конце февраля 1697 года Апраксин покинул Архангельск, царь взял его в вояж по Европе. "Фёдор Матвеевич, - как пояснил историк П. Белавенец, - сопутствовал государю заграницу и в Амстердам, учился вместе с ним кораблестроению". Но недолго пробыл там Апраксин. Царь отправил его на верфи в Воронеж, по-новому ладить суда для Азовской флотилии. В Англии царь выучился азбуке математических расчётов для конструирования кораблей. Нанял там мастеров, сведущих в этом деле, и послал в Воронеж.
На Воронежских верфях опытный в судостроении Апраксин сразу заметил непорядок. Любил он, как истинный мореход, порядок, честность в поступках, бережливость. На верфях всё было не так. Приказчики воровали, глядя на них, работники трудились вполсилы, многие ударялись в бега.
Присматриваясь к строительству "кумпанских" и казённых судов, Апраксин возмущался, пока про себя. Приписывали к строительству тысячи людей, а трудились сотни, на припасы отпускали большие деньги, а такелаж поставляли гнилой. Главный распорядитель на верфи, адмиралтеец Протасьев, смотрел на воровство сквозь пальцы. Доносительство не было в характере Апраксина. Он занялся делом. К тому же царь возвёл его в подполковники гвардии Семёновского полка и отправил в Азов обустраивать первую морскую силу России, Азовскую флотилию, готовить новую базу в Таганроге. Азовское море весной 1699 года окуталось пороховым дымом, салютовали русские корабли. Из Воронежа прибыла эскадра кораблей. Пётр готовил к отправке в Стамбул посольство Украинцева на 52-пушечном корабле "Крепость". На Керченском рейде "Крепость" появилась в сопровождении эскадры.
Наместник султана всполошился, запаниковал. Как так? Чёрное море принадлежит султану? Кто позволил русским? Откуда у них столько кораблей?
На рейде в Керчи в сонной тишине дремала на якорях турецкая эскадра.
Пётр пошарил трубой вдоль линии турецких кораблей, подозвал Апраксина:
- Вишь, второй с краю - ихний капудан-паша, флагман. Пойдёшь к нему с визитом. Скажешь, "так и так, русская эскадра мирная, провожает своего посла к султану".
Потом адмирал Фёдор Головин утихомирил наместника Муртозу-пашу: ""Крепость", мол, корабль мирный, с добрыми намерениями плывёт в Константинополь"…
Вернувшись в Воронеж и обнаружив лихоимство на верфях, зимой 1700 года Пётр назначил Апраксина вместо проворовавшегося Протасьева. Царский указ гласил: "Великий государь указал, Адмиралтейские и Корабельные дела ведать Стольнику комнатному Фёдору Матвеевичу, сыну Апраксину. А писать его во всяких делах Адмиралтейцем". Одновременно Апраксин стал воеводой азовским.
Вскоре началась Северная война со шведами, и под начало Апраксина перешли все новые верфи на Балтике - на Сяси, в Олонце и Санкт-Петербурге.
Адмиралтейцу Пётр подчинил новый Адмиралтейский приказ. Отныне Апраксин отвечал за всё корабельное строение на Руси. Зимой он обычно руководил работами на всех верфях, а летом открывал морскую кампанию Азовской флотилии. Кроме Воронежа, военные суда для флотилии строили на новых верфях в Ступине, на Хопре, в Чижовке, Павлове и других местах. За время правления Апраксина на всех этих верфях было построено около сотни боевых судов, в том числе не один десяток линейных кораблей. Одним из первых линкоров Апраксин вместе с царём спустил на воду 58-пушечную "Предистинацию". Это был первый корабль, построенный по чертежам царя русскими умельцами.
"Будучи в Воронеже, - доносил в Гаагу посол Ван дер Гульст, - мы видели спуск очень красивого корабля, построенного самим царём с помощью русских рабочих. Ни один иностранный мастер не приложил руки к этому делу".
Начало кампании Апраксин встречал в Азове. Выходил с флотом в море, осваивал новую базу в Таганроге. На кораблях недоставало матросов, особенно ощущалось это в шторм, при работе с парусами. Когда выбирали якорь, офицеры становились к шпилю. Апраксин посылал на корабли рекрутов из полков.
Только толку от них поначалу было мало. Первую кампанию они испуганно прижимались к палубе, хватались за любую снасть мачты, боялись взглянуть за борт. В шторм не помогали ни зуботычины, ни линьки, прятались по закоулкам…
Первым помощником Апраксина в выучке экипажей стал присланный Петром в его подчинение вице-адмирал Корнелий Крюйс.
В Донском устье на случай нападения турок по приказу Апраксина перекрывались наглухо сваями и цепями все рукава, кроме северного, Кутюрьмы. Таганрог и Троицкая крепость вскоре опоясались каменной стеной с бойницами.
В течение шести лет деятельность Апраксина была сосредоточена преимущественно в Воронеже, где сооружался флот для Азовского моря. Кроме постройки судов и снабжения их всем необходимым, на нем лежала забота о проводке их в Азов, об устройстве верфей, пушечного завода в селе Липцах, заведения адмиралтейства и доков в Таврове, о постройке гавани и укреплений в Таганроге, об углублении мелководных устьев Дона и о производстве гидрографических работ для исследования незнакомого моря.
Очередная ступень службы Фёдора Апраксина возникла неожиданно и навсегда связала его судьбу с флотом. Из письма царя в августе 1706 года о внезапной кончине генерал-адмирала Фёдора Головнина: "Хотя б никогда сего я вам не желал писать, однако воля Всемогущего на то нас понудила". Апраксину, ближайшему соратнику Ф. Головина, поручил царь проводить его в последний путь.
"Доношу, - писал Апраксин, - Вашему Величеству: письмо ваше из Киева 2 числа сего месяца получил, в котором изволил мне объявить о смерти превосходительнейшего г. Адмирала моего особливого благодетеля Фёдора Алексеевича, о котором сердечно болю и плачу…"
Вскоре после похорон Ф. Головина вышел царский указ: "Адмиралтейца Фёдора Матвеевича Апраксина во всех его государевых указах и в приказных делах писать Адмиралом и Президентом Адмиралтейства".
Никогда не старался Апраксин выскакивать вперёд, перебегать кому-нибудь дорогу, добросовестно трудился, старался делать всё по совести, чтобы прежде всего не было стыдно перед самим собой. Теперь жизнь ставила его на ту ступень военной службы, где ты всегда на виду, где каждое слово твоё воплощается в действие людей в морской форме. От того, насколько точно и верно отдана команда на корабле, зависит подчас судьба и жизнь сотен людей. И не только на войне. И в буднее время корабль постоянно живёт в борьбе со стихией, коварной и часто непредсказуемой. Поэтому командиру в море ошибаться заказано…
Отныне Апраксин, кроме прежних обязанностей, стал командовать Балтийским флотом, возглавил Воинский морской приказ, Навигацкую школу в Москве.
К Петербургу новый командир флота, Апраксин, подъезжал при сплошном грохоте ломающегося льда на Неве. Весна 1707 года вступила в свои права. Апраксин заранее предупредил Крюйса, командующего эскадрой:
- Свой флаг я подниму на фрегате "Олифант", и ты, Корнелий Иванович, подбери себе другого флагмана.
На Котлинском рейде Апраксин появился ровно через неделю.
- Шнява под адмиральским флагом. В кильватере следуют четыре бригантины с младшим флагманом, - доложили Крюйсу утром 9 мая.
Шнява, построенная на английский манер, ловко обогнула корабли на рейде и бросила якорь по корме "Олифанта". Было видно, как со шнявы спустили шлюпку и она понеслась к "Олифанту". Крюйс внимательно проследил, как быстро исчез белый адмиральский флаг с гафеля шнявы. И едва шлюпка подошла к трапу "Олифанта", на нем взвился флаг старшего флагмана.
Один за другим входили в салон адмирала прибывшие и представлялись по-уставному:
- Вице-адмирал Крюйс здесь, шаутбенахт Боцис здесь…
За ними следовали капитан-командоры Рейс и Шелтинг, капитаны Эдварт и Весель…
Изучающим взглядом встречал прибывающих новый флагман, приглашал садиться. "Токмо иноземцы, - мелькнула грустная мысль, нет, а вот наконец-то свой, доморощенный, Наум Сенявин".
Первая встреча с подчинёнными была короткой. Адмирал начал с успехов, отметил заслуги:
- Прошлую кампанию флот наш с доблестью устоял против шведов, не допустил неприятеля к Питербурху. В том ваша, господа, благость. - Апраксин говорил размеренно, доброжелательно. Почувствовали и собравшиеся справедливое уважение в его словах их ратного труда. - Неприятель многократ превосходил наш флот, особливо линейными кораблями, которых у нас нет ни единого, но сие не означает, что нам позволительно отсиживаться за котлинскими пушками.
Апраксин подошёл к карте:
- Для упреждения внезапного удара неприятеля выставим дозор к весту от Котлина. Распогодится, осмотримся, бригантинами набег произведём в шхерах. Ежели не будет превосходства неприятеля, попытаем к базам передовым выйти. Нарва-то теперь наша. - Апраксин взял со стола лист. - Составлена мной на первый раз инструкция командирам. - Он поискал глазами нужный абзац: - "При встрече с неприятелем поступать при этом, как доброму и честному офицеру, которому надлежит потом во всех своих действиях добрый ответ дать".
Внимательно следили командиры за каждым словом и жестом говорившего. В их жизнь входили новые правила и кодексы, которые не только определяли ритм военной службы, но и брали заботу о их судьбах.
- В подробностях получите сие наставление нынче же в моей канцелярии…
Апраксин задержал Боциса, подозвал к карте:
- Подбери доброго капитана, отряди бригантин несколько, разведай до острова Гогланда, пошуруй шведов.
Осень вступила в свои права, как обычно в эту пору, в заливе зарядили дожди, иногда вперемежку со снегом. Неожиданно, без предупреждения, в Петербург приехал царь и в этот же день ушёл на бригантине к Котлину, посмотреть обе эскадры, корабельную и галерную.
Хитро косил глазом на невозмутимого Апраксина: "Посмотрим, Фёдор, каков ты моряк на самом деле". Летом царь получил письмо от Крюйса. Вице-адмирал безмерно восхищался своим новым начальником: "Морское дело здесь в два года так унизилось, что чуть в конце не развалилось, токмо Его Превосходительство великий адмирал зело дивно поступает и своим премудрым разумом то упалое дело ведал на лучшее учинить таким образом, что дивно есть и невозможно никому поверить".
На рейде царь перешёл на "Мункер". По установленному порядку капитан-командор Пётр Михайлов считался командиром "Мункера".
Обходя на шняве выстроившиеся в линию корабли, Пётр впервые остался доволен их внешним видом, порядком на палубах и в помещениях и вообще настроем людей. Сытые, довольные лица матросов говорили о многом. На "Дефаме" в артиллерийском деке царь поманил капрала:
- Заряжай пушку, отстреливайся.
Без заминки одни канониры побежали в крюйт-камеру за картузами, другие потащили ядра, разложили фитили, навели орудия. Выстрел произошёл неожиданно для остальных кораблей. На палубах забегали, поднимали запросные флаги. Довольный Пётр поглаживал усики: "Кажись, никто не спит".
Вторую кампанию 1708 года на Балтике адмирал Апраксин командовал не только флотом, но и всеми сухопутными войсками в Приморье. Царь доверил ему оборону Санкт-Петербурга от наступавших на суше шведов. И в новой должности Апраксин показал себя с лучшей стороны.
Намереваясь овладеть Москвой, Карл XII задумал покончить с городом на Неве. О нём постоянно напоминал первый канцлер, который возражал против немедленного движения к Москве.
- Ваше величество, разумнее вначале овладеть нашими землями в Ингрии, - советовал осторожный Пипер, - захватить Петербург. А после этого двинуться на Москву.
Король уже решил по-своему:
- Корпус генерала Либекера сотрёт с лица земли этот город, а эскадра Анкерштерна перебьёт и потопит ветхие посудины Петра. На Балтике всегда владычествовал шведский флот.
Теперь Апраксину пришлось поневоле выступать в двух ипостасях - адмиралом и генералом. Свой флаг он держал на фрегате "Думкрат". После отъезда Петра он с эскадрой крейсировал западнее Котлина. Время шло, горизонт был чист. Под Выборгом генерал Либекер выжидал, а под Ревелем накапливал силы генерал Нильс Штремберг, но Апраксин не привык ждать ударов.
Разглядывая карту, высказал Крюйсу свой замысел:
- Вишь, будто клещами нас охватили Штремберг да Либекер, а Анкерштерн с моря пугает. Почнём-ка мы клешни обрубать, а первую как раз отсечём у Штремберга…
Лазутчики захватили в финских шхерах "языка", шведского капитана, который ехал на побывку в свою деревню. Он признался, что генерал Либекер намеревается через неделю наступать на Петербург.
- Оставайся на рейде, - приказал адмирал Крюйсу, - Либекер мешкает, переберусь-ка я на сушу, покуда на море спокойно - потревожу Штремберга. Ан всё меньше потом забот станет. Но ты поимей, если появится Анкерштерн, встречай его на якорях, у него линейные корабли. Они сильнее, покуда в море.
- Можете не беспокоиться, ваше превосходительство, прошлым годом я его угостил картечью, едва он убрался.
В Нарве адмирал, помня советы царя, первым делом посадил пехоту на лошадей. Сколачивал отряд опытный боец, полковник Монастырский. Прихватил лёгкие пушки. Разведкой руководил сам Апраксин. Ловкие охотники вернулись через два дня. Доложили:
- Швед лагерем стоит, не доходя Ревеля вёрст пятнадцать, на мызе Рекобер. Дымят костры, кашу варят, с девками балуют, пикетов особых не видать.
- Сие нам на потребу, - довольный, певуче произнёс Апраксин, похвалил лихих гренадеров, выдал каждому по рублю и распорядился: - Теперь, полковник, дело за нашими ребятами. Мешкать не будем, выступим сегодня же вечером.
Молниеносного удара русских гренадеров шведы не ожидали. На рассвете часть солдат спешилась, нанесла штыковой удар по центру, а лихая атака драгун с фланга опрокинула неприятеля навзничь. Генерал Штремберг едва сам унёс ноги.
"Помощию Божию, - доносил царю Апраксин, - пехотный полк и с офицеры без остатку побили, а от рейторского полку разве что малое осталось".