* * *
Тимур не раз попадал в сложные ситуации, особенно в первые дни похода. Однажды он с полковником Алексеем Власовым только взлетел с трамплина – им в лоб идет норвежский истребитель. И, чтобы не столкнуться, им пришлось отворачивать на скорости, на которой самолет почти не управляется. В другой раз Тимур сразу же после взлета с трамплина вынужден был идти на перехват французского самолета "Атлантик", который фотографировал наш авианосец. Француз пытался избавиться от атакующего российского самолета и опасным маневром загнать его в воду. А когда Тимур ушел от него на малой высоте, "Атлантик" сам чуть не упал в море. Тимур блестяще выполнил свою задачу, отогнал чужой самолет от корабля и долго преследовал его.
Подполковнику Мечиславу Савицкому пришлось заходить на посадку против солнца. После первого захода у летчика появились сомнения: "Смогу ли сесть по командам РВП [3] ? Попросил "Луну" [4] на 100%, а она и так на 100%, стало очень тоскливо. Но ведь Апакидзе не дурак, раз выпустил. Решил: два захода на посадку делаю, не сяду – буду прыгать.
…Этот полет был самым трудным в моей жизни, он не идет ни в какое сравнение с первым самостоятельным полетом с авианосца".
А при взлете парой на перехват после схода с трамплина у М.Савицкого частично отказал двигатель. Летчик слил топливо и кратчайшим путем зашел на посадку Права на ошибку у него не было – в случае непопадания самолета на трос аэрофинишера уход на второй круг был бы невозможен. Опыт и мужество позволили Мечиславу сохранить боевую машину и свою жизнь.
Иногда риск был просто неоправданным. Вот случай, рассказанный С. Степановым.
"Выход в океан "Кузнецова" необходимо было использовать для изучения возможностей авианосца и авиации. Для этого очень много было сделано, в том числе была предпринята попытка исследования возможностей комплекса самолет – авианосец на предельно допустимую балльность волнения при выполнении полетов. Уж на что Тимур – фанат полетов, но в тех условиях он был категорически против. Однако вышестоящий командир приказал – и в довольно серьезный шторм самолеты авиакрыла были подняты в воздух.
После взлета погода резко ухудшилась, запасных аэродромов нет. Летчикам пришлось садиться, когда палуба качалась с диапазоном плюс-минус 3 метра. (Для скептиков рекомендую попробовать сесть в лодку с причала при самом минимальном волнении.) Тимур, не будучи человеком набожным, в эти минуты обратился к Богу, так как более уповать было не на кого!
На конференции по итогам боевой службы автором этой идеи было сказано: "Летчикам иногда приходилось исправлять ошибки командиров". Все!"
В столь жестких условиях команда Тимура продемонстрировала удивительное мастерство и мужество, так как садиться пришлось практически без аварийных средств спасения в условиях предельной качки.
* * *
Ночью 23 февраля, в праздник, на эсминце "Бесстрашном" умирал мичман – пища попала в дыхательное горло. На судне был только фельдшер, а основная группа врачей, реанимационное отделение находились на "Кузнецове". Из руководящего летного состава на авианосце остался только Тимур (остальные находились с визитом в Италии).
Надо срочно спасать человека, а в море шторм, баркас из-за сильного волнения подойти к эсминцу не может. Полеты на вертолете в ночное время на "Бесстрашный" запрещены уже более 10 лет, так как это корабль старого проекта и при посадке на него ночью было много жертв среди летчиков.
Тимур по распоряжению заместителя командующего Северным флотом вице-адмирала В.Т. Харникова вызывает командира авиагруппы вертолетчиков подполковника Николая Куклева:
– Человек погибает, полетишь?
– Не летал на него 10 лет.
– Что делать будем?
– Полечу!
– Ради спасения одного мы ночью, в шторм, рискуем твоим экипажем и реанимационной бригадой. Можно всех потерять!
Но Николай на К-27ПС полетел на "Бесстрашный", а Тимур привел в готовность дежурные силы – экипаж под руководством заместителя командира эскадрильи майора С. Мироненко – на случай спасения людей с вертолета Куклева.
Летчик сумел посадить машину на эсминец, хотя крен корабля был 20 градусов, оставил врачей и вернулся на авианосец.
А в 4 часа утра пришлось снова лететь за пострадавшим – ему потребовалась срочная операция. И Куклев, никому не докладывая, полетел второй раз и доставил мичмана и врачей на "Кузнецов".
Такие вот самоотверженные, героические люди были под началом Тимура в походе!
* * *
При полетах в нейтральных водах взаимное поведение летчиков разных государств определяется нормами международного права. Но кроме законов писаных есть и другие. Когда "Кузнецов" вышел в Средиземное море, американцы телеграфировали ему: "Добро пожаловать!", что на морском языке означает оскорбление. На это заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал Владимир Григорьевич Доброскоченко ответил: "Мы пришли к себе домой!" И все же в первые дни иностранные самолеты стремились показать свое превосходство, а израильские истребители три раза заходили в хвост Су-27, что символизировало поражение. Сергей Степанов рассказывает: "Гнев Тимура на разборе полетов был запредельным, в ход были пущены самые нелицеприятные и другие выражения не из словаря дикторов ТВ. Летчик, столкнувшийся с израильтянами, как он сам потом признался, не рад был, что чистосердечно рассказал обо всем, что произошло.
Как бы то ни было, но до конца боевой службы ни один наш самолет перехвачен не был".
Тимур собрал всех летчиков и разъяснил им, что они представляют великую страну и просто обязаны быть на высоте. Потом обратился к первому заместителю Главнокомандующего ВМФ адмиралу Игорю Владимировичу Касатонову, и тот дал добро: "Делайте все, что считаете нужным, только без уголовщины!"
"У нас появилась возможность продемонстрировать всю выучку летного состава, – вспоминал Тимур, – и я считаю, что мы заставили натовских летчиков уважать себя, хотя там очень сильные пилоты, слабых мы не встречали. Мы сталкивались с летчиками разных иностранных государств: Норвегии, Франции, Испании, Турции, Германии, Америки, Израиля, Италии, и через одну-две летные смены они стали запрашивать разрешения подойти к кораблю, сделать фотоснимки и т.д. Мы заставили уважать и свой флаг, и Военно-морской флот России".
Именно Тимур переломил ситуацию в первые дни похода. Адмирал И.В. Касатонов, вспоминая боевую службу, приводит такие факты: "Когда мы 28 декабря 1995 года начали полеты в Центральной Атлантике, первым, кто взлетел, был генерал Тимур Апакидзе. И было величайшей радостью, когда наши, российские истребители действительно охраняли небо над отрядом кораблей России. Первым, кто вышел в учебную атаку по "Нимродам", "Орионам", английским, американским, голландским самолетам, по-настоящему прижал их к воде и показал силу и класс нашей палубной авиации, был Тимур Апакидзе.
А 13 января 1996 года случилось еще одно историческое событие, равного которому не было: 16 российских адмиралов и офицеров прилетели на американский авианосец "Америка", и два летчика – Тимур Апакидзе и Виктор Пугачев слетали на американских самолетах. Это было символическое событие, поскольку уровень летной подготовки у наших летчиков был высочайший".
* * *
У Тимура от посещения американского авианосца осталось очень сильное впечатление. Правда, в первые минуты все передвижения людей и техники на палубе корабля показались такими хаотичными, что Тимур даже расстроился, решив, что попали они на авианосец в парко-хозяйственный день. Но, повинуясь какой-то незримой воле, все на глазах вдруг преобразилось, а когда за 18 минут с палубы поднялось в воздух 50 машин, Тимур испытал настоящее потрясение: американцы продемонстрировали великолепную организацию и летную выучку.
"Американские пилоты – открытые, доброжелательные люди, – делился своими впечатлениями Тимур. – Они показали такую высокую профессиональную подготовленность, что просто хотелось перед ними снять шляпу. Но мои летчики американцам не уступят ни в чем; к сожалению, таких летчиков у нас в стране мало, но мы сделаем все, чтобы их стало много.
У меня нет никаких сомнений, что эти отзывчивые, улыбающиеся американские парни, если им прикажут, будут топить наши корабли и сбивать наши самолеты. Я жал им руку и в то же время понимал, что это наши потенциальные противники и партнерами они нам никогда не будут, потому что партнеры – это равные, а мы с ними не равные. Они нас поставили на колени, но это временно, и они радуются зря!"
По предложению американцев, Тимур слетал на палубном противолодочном самолете S-3А "Викинг", а Виктор Пугачев – на истребителе-перехватчике F-14 "Томкэт".
Так, к освоенным Тимуром 13 типам самолетов добавился иностранный. О полете на нем он рассказывал с большим воодушевлением.
"Приборное оборудование "Викинга" не сложное, и сам самолет отличается простотой управления. Левый летчик показал мне пару раз эволюции на нем, потом поднял руки – на, пилотируй! Тогда я начал делать на нем пилотаж. Думаю, что американский летчик сильно рисковал, потому что Бог его знает, что от этого русского генерала можно ожидать: ручку схватит – самолет в штопоре! Но, наверное, он был уверен в своих силах. Я сомневаюсь, что он был уверен во мне, потому что, когда шли с ним к самолету, он меня спросил: "Вы вообще летали когда-нибудь на чем-либо?" В ответ я говорю: "Я – летчик, и летчик палубный!" Тогда американец успокоился. На авианосец мы прибыли в парад ной форме, поэтому летный комбинезон пришлось надеть американский – он остался у меня на память.
Когда я открутил на самолете весь пилотаж, американец убедился, что я действительно летчик. В кабине была девушка-переводчица, но после трех петель она забыла все русские слова и до конца полета только произносила: "Господин генераль, господин генераль…" Пришлось перейти на язык жестов – американский летчик пальцем показывал мне, какой курс, какая высота…
Посадка на палубу на меня впечатления не произвела – на американский авианосец садиться проще, чем на наш. И я, и любой мой летчик сядет на него с первого захода, а вот американец без предварительной подготовки на наш корабль не сядет, потому что у нас система посадки гораздо сложнее.
Да и взлет с трамплина у нас гораздо страшнее. Советский летчик, наверное, и отличается от других летчиков своим бесстрашием. У нашего человека потенциальные возможности безграничны, поэтому нас во все времена боялись – нашего духовного потенциала, нравственных, моральных устоев, силы духа.
Ни один американский летчик в тех условиях, в которых эксплуатировался "Кузнецов" (а эксплуатировался он на предельных параметрах), при всей любви к своему флагу и Америке, наверное, работать бы не смог. Я знаю, что если американ кофе не попил, то боевые возможности у него как-то резко снижаются. А нашего летчика можно не кормить, он может быть небритый, немытый, но взлетит – и победит! Я не хочу сказать, что это хорошо, но это есть".
Тимур легко выполнил задание на американском самолете и посадил его на палубу, а вот американцы повторить то же самое на нашем самолете отказались.
* * *
В январе к "Кузнецову" вплотную подошел американский крейсер "Монтеррей" для совместного маневрирования. По указанию адмирала И.В. Касатонова, пара истребителей, управляемая командиром авиаполка полковником Иваном Бохонко и его ведомым майором Павлом Подгузовым, должна была выполнить проход между кораблями. Расстояние между бортами кораблей было таким маленьким, что этот проход между ними парой можно было сравнить с полетом Валерия Чкалова под мостом.
Наши летчики прошли ниже уровня борта американского крейсера в сомкнутом строю, продемонстрировав высочайшее летное мастерство, хладнокровие, точный расчет, а главное – способность при необходимости идти на риск. Малейшее уклонение вправо или влево могло стоить им жизни. Американцы были потрясены, они даже не успели в первые секунды осознать, что произошло, и попросили повторить проход.
При возвращении с боевой службы "Кузнецов" шел в тесном строю с английским эсминцем "Шеффилд". Тимур мастерски открутил фигуры высшего пилотажа над английским кораблем, показав все возможности самолета Су-27, и когда вице-адмирал В.Г. Доброскоченко встретился на "Шеффилде" с его капитаном, тот преподнес бутылку шампанского со словами: "Прошу передать эту бутылку тому замечательному летчику, который пилотировал самолет!"
А затем от командира английского фрегата пришло благодарственное письмо:
...
"Уважаемый адмирал! Нам было очень приятно в течение последних нескольких дней сопровождать ваш корабль в море, и мы с удовольствием воспользовались возможностью принять нескольких российских офицеров на борту "Шеффилда".
Навыки и профессионализм, продемонстрированные всеми кораблями, находящимися под Вашим командованием, являются потрясающими. И я надеюсь, что наступит время, когда мы сможем действовать совместно. Воздушное представление в исполнении ваших летчиков было проведено на высочайшем уровне и очень понравилось экипажу моего корабля.
Я жду нашей следующей встречи и надеюсь увидеть авианосец "Адмирал Кузнецов", находящийся на боевой службе в тех же водах в не слишком отдаленном будущем. Знаю, что у всех, кто имел возможность в последние несколько месяцев встретиться с вашим отрядом, не возникало никаких других, кроме восхищенных, отзывов о том, как был осуществлен этот поход. Впечатление и опыт работы в непосредственной близости от российских кораблей относятся к таковым, которые я буду помнить долгое время и по прошествии лет опять с радостью переживать.
Позвольте мне сейчас, когда вы возвращаетесь домой, пожелать вам спокойного моря и хорошей погоды на завершающемэтапе перехода, а также всех удач в будущем в каждом Вашем начинании.
С уважением Том Карстен".
В те дни, когда наши корабли сопровождал "Шеффилд", к "Кузнецову" подошли два норвежских истребителя, чтобы поупражняться в воздушном бою с российскими летчиками, но летная смена на авианосце подошла к концу. Тимур попросил переводчика передать через английский фрегат приглашение норвежцам на следующий день сразиться с ними два на два или четыре на четыре, как они захотят. Получив ответ, переводчик засмеялся и сказал Тимуру: "Том Карстен передал наши слова, но от себя добавил: "Только я вам этого не советую делать – русские вам задницу надерут!" Так натовцы оценили профессиональный уровень российских пилотов.
* * *
Боевой поход в Средиземное море стал звездным часом Тимура и его летной команды. Правда, он стоил Тимуру как командиру авиакрыла огромнейшего напряжения, и в том, что боевая служба прошла без потерь (а это, к сожалению, случалось в нашей стране редко), его несомненная заслуга.
После возвращения Тимур признался: "Этот корабль стал для нас родным домом, я даже не ожидал, что вот так прирастешь к нему. Я готов целовать каждый квадратный метр палубы "Кузнецова", нашего авианосца, только за то, что он не забрал ни одного летчика!"
Возвращение наших летчиков из похода стало праздником в гарнизоне, все до последней минуты с тревогой ждали своих мужей. Я вела урок, когда небо над городком наполнилось ревом истребителей. Самолеты пролетали парами, и каждый приветствовал покачиванием крыльев. У нас дух захватывало и от радости текли слезы.
Сколько потом было воспоминаний! Причем даже о самых опасных моментах ребята говорили с юмором. Из рассказов Тимура я поняла, что бытовые условия на корабле были нелегкими, особенно остро ощущалась нехватка пресной воды. Со смехом он говорил, что небольшое количество воды использовали на то, чтобы и чай заварить, и помыться, в ней же постирать, а потом и пол помыть. А какое потрясение он испытал на американском авианосце, когда в разгар полетов увидел выходящего из душевой негра, в трусах и шлепанцах, с пушистым полотенцем на плече, чистого и благоухающего! Причем тот "не потерял сознание", когда в коридоре повстречался с командующим 6-м флотом Пилингом.
Очень интересными были рассказы о пребывании в Сирии и на Мальте. В Сирии Тимур познакомился с помощником посла Гочей Буачидзе, который стал для Тимура добрым и искренним другом, как и его брат Гела. Мы с детьми слушали забавные истории о местных обычаях, о повадках обезьян в Дамаске и о карнавале в Валетте.
Рассказы о полетах вызывали восхищение, а порой и дрожь. Для меня же самым главным было то, что все закончилось благополучно и что Тимур наконец-то дома.
* * *
25 мая в Североморске состоялось офицерское собрание по поводу вручения Звезды Героя Тимуру и командиру авиаполка полковнику Ивану Бохонко. В ответном слове Тимур обратился к сидящим в зале морякам и летчикам: