Птицы летели молча. Кроме них в небе больше никаких других птиц не было. А "туристы" все продолжали изучать карту возле калитки.
Фенодири повел всех назад к перекрестку, где старая маклесфилдская дорога вела в Хаймост Рэдмэнхей, а та, что уходила направо, шла прямо в Недер Олдерли. Они свернули на эту дорогу и шли некоторое время под круглым выступом холма Клинтон Хилл. Пониже за полем виднелся Раднорский лес.
– Знаете, что я вам скажу, – заметил Гаутер. – Том Хенслоу, похоже, переживает насчет этих птиц не меньше нас. Поглядите, сколько он наставил на своем поле вороньих пугал!
– Да, фермер Моссок. А не мог ли бы ты мне сказать, на выпасе-то они ему для чего нужны?
Было именно так, как сказал Дуратрор… На каждом поле, сколько хватало глаз, стояли одетые в лохмотья, раскинувшие руки фигуры, и даже там, где просто росла трава и паслись коровы.
– Интересно, что ж это случилось со стариной Томом? У него, конечно, бывают заскоки, он сам жаловался, но такое…
– У нас нету времени, – сказал Фенодири, – не будем задерживаться и смущать наших сопровождающих.
Они оглянулись и увидели, что те двое "туристов", которые торчали возле калитки Джона Картера, теперь беззаботно шагали на некотором расстоянии и, как на них не погляди, они ничего такого и не делали, как только сбивали палочками головки прошлогодней высохшей пижмы. Стая из тринадцати птиц кружила над их головами.
– А те, что мы видели, в самом деле вороньи пугала? – спросил Колин, когда они продолжили путь.
– В основном, – сказал Фенодири. – Но каждое из них – глаза для мортбрудов.
Дорога постепенно приближалась к Раднорскому лесу, а затем пошла параллельно опушке, и только низкая каменная стена отделяла дорогу от леса. На повороте дороги Фенодири сказал:
– Когда эти двое мортбрудов завернут за угол, нас уже здесь не должно быть. Быстро! Все – через стену!
По ту сторону стены путников подстерегали колючие ветки ежевики, но они вырвались из их цепких лап и помчались что было сил вслед за Фенодири через кусты и подлесок.
Птицы-шпионы тут же подняли невообразимый гвалт, явно сообщая кому-то нужные сведения. Однако, когда Дуратрор, который, как всегда, был замыкающим, оглянулся, прежде чем скрыться в зарослях, "туристов", к счастью, еще не было видно.
Как только путники оказались под сенью буков, колючий кустарник начал редеть, они смогли прибавить скорости, перебегая зигзагами все уменьшающееся расстояние между буковыми стволами и купами рододендронов.
Птицы преследовали их, визжали и верещали над их головами. Они спускались низко – то летали между ветвями, то кружили вокруг стволов. Казалось, они уже приготовились пустить в дело свои крепкие клювы и острые когти.
– Одна надежда, – сказал Фенодири, – что этот лес всегда недолюбливал мортбрудов, может, и на этот раз…
Его слова потонули в пронзительных криках, раздавшихся в вышине. Инстинктивно все приблизились друг к другу, став спина к спине, а руки гномов рванулись к ножнам. Вокруг них, ломая сучья, тяжело падали на землю птицы. В течение десяти секунд, можно сказать, шел дождь из этих странных ворон. Потом все стихло.
Гаутер нагнулся было, чтобы поднять свалившийся к его ногам ком из черных перьев, но Дуратрор остановил его.
– Не дотрагивайся до них, – сказал он. – Они приносят зло даже мертвые.
Он перевернул птицу кончиком своего меча. Как раз там, где находилось сердце птицы, в ее тело вонзилась малюсенькая стрела с белым оперением. При виде ее краска сбежала с лица Дуратрора.
– Лайос-альфары, – прошептал он. – Это лайос-альфары!
Дрожа от волнения, он спрятал меч в ножны и посмотрел на небо.
– Эндиль! Атлендор! Это я, Дуратрор. Какая встреча!
– Спокойно, – сказал Фенодири. – Их здесь нет.
– Нету? – вскричал Дуратрор в ярости. – Хо! Послушай меня, братец Уайскин, наше путешествие станет намного счастливее с этого часа. Если лайос-альфары вернулись, то нас уже ничего не потревожит до самого рассвета в пятницу, разве ты не понимаешь?
– Атлендор! Добро пожаловать! Эйрмид! Граннос! Но на эти призывы Дуратрора никто так и не отозвался. А он все метался взад и вперед по лесу, все звал, звал, но ему отвечало только эхо, да отзывался глухим голосом северный ветер на вершинах деревьев.
– Трурин! Скандар!
Фенодири печально покачал головой.
– Пойдем отсюда. Лайос-альфары вот уже как двести лет покинули Раднорский лес. Они не возвращаются. Пойдем. Их здесь нет. Только мортбруды могут отозваться на твои призывы.
Дуратрор медленным шагом присоединился к остальным.
– Но это могут быть только они! – в его голосе звучало полнейшее недоумение. – Почему они не узнают меня?
Фенодири присел на корточки, пристально рассматривая стрелу.
– Кто бы не выпустил эту стрелу, он непременно небольшого роста, – сказал Гаутер. – В стреле не больше восемнадцати дюймов. Что же за лук должен быть для нее? И что за Кроха! Стрелок!
– Эльфы света, лайос-альфары, – сказал Фенодири задумчиво. – Стрела сделана эльфами, это ясно. И все-таки я думаю, что их с нами нет. Скорее всего, на этот раз сработали стромкары.
– Стромкары? – закричал Дуратрор. – Ты когда-нибудь видел, чтобы речной народ брал в руки оружие? Это лайос-альфары!
– Эй, гляньте, что это там? – сказал Гаутер, показывая куда-то в гущу деревьев.
Что-то белое возникло среди ветвей. Гаутер не мог сказать, когда и в каком месте оно впервые появилось. Это белое мягко опускалось прямо к ним, оно изящно парило в воздухе, легонько покачивалось и легло на землю, прямо к ногам Дуратрора.
Гном схватил его и поднес к носу Фенодири.
– Гляди! Это знак! Это перо из плаща эльфов! Что ты теперь скажешь?!
Фенодири внимательно посмотрел на перо, потом на Дуратрора.
– Это лайос-альфары, – сказал он.
Фенодири первый пришел в себя после неожиданной проволочки и заставил всех спешно двигаться вперед. Больше никаких знаков от эльфов – если только это были эльфы – не появилось. Дуратрор вынужден был подавить свое возбуждение и обратить свои мысли к насущным проблемам.
– Это нелегко, – сказал он позже Колину, когда они укрывались одним плащом, – чтобы остаться в живых – это тяжело лишиться общения с эльфами. Тем более, когда один из них был тебе ближе, чем вся твоя родня, когда он был тебе больше, чем брат, с тех пор, как ты себя помнишь, то такая утрата почти что непереносима. Когда Атлендор увел свой народ на север, я уже решил отказаться от всего своего наследия и пойти с ним, но он не взял меня с собой. "На тебе будет лежать трудная обязанность, и ты должен ее выполнить", – сказал он мне. Глаза лайос-альфаров видят не только настоящее. Возле Золотого Камня мы простились, он подарил мне Вальхам, и я расстался с Тарнхельмом, величайшим сокровищем народа хульдра.
Дуратрор печально улыбнулся.
– Я обменял возможность быть невидимым на возможность полета. И Гондемар, мой отец, разгневался и выгнал меня за это. И вот я бродил неприкаянный и покинутый эльфами и отвергнутый моим народом. И пришлось бы мне навеки остаться несчастным скитальцем, если бы Каделлин не пожалел меня и не открыл бы мне двери Фундиндельва.
Но весь этот разговор состоялся много позже. А пока что Гаутеру и ребятам оставалось только гадать, что же значили эти мертвые птицы и безумное поведение Дуратрора.
Правда, и времени для размышлений особенно не было. Они пробирались по едва заметной тропинке среди рододендронов, засыпанной замерзшими прошлогодними листьями. Ветви смыкались у них над головами, а понизу загораживали дорогу. Вдруг Фенодири остановился.
– Следы! – закричал он. – Скорее – в кусты! Они рванулись сквозь листву в переплетение веток.
– Замрите и не шевелитесь! – прошептал Дуратрор строго. – Он близко!
Было трудно что-либо разглядеть из кустов в мрачноватом сером освещении. Они услышали, как кто-то приближается, но разглядеть сумели только его темную одежду. Кто бы это ни был, но дышал он тяжело. Когда неизвестный подошел к ним почти вплотную, он остановился. Колин, Сьюзен и Гаутер молили Бога, чтобы он не услышал, как колотятся их сердца. Дуратрор и Фенодири обменялись взглядами.
– Тьфу! Черт бы побрал эту старуху Плейс! – произнес низкий голос, и обладатель этого голоса уселся на поваленный поперек тропы ствол бука. В таком положении его лицо вырисовывалось очень отчетливо. Это был мистер Ходкинс, местный бизнесмен.
Каждое утро в будние дни его можно было встретить на платформе Олдерли Эдж с кейсом, туго свернутой газетой и туго свернутым зонтом в руках. Но сейчас вместо крахмального воротничка официального костюма туловище Джеймса Генри Ходкинса обтягивали плотные лыжные штаны, анорак с капюшоном, из-за которого высовывалась горловина свитера. Берет скрывал его редеющие волосы, на шее на шнурке висели снегозащитные очки, кожаные перчатки болтались на ремешках у запястий, ботинки, подбитые гвоздями, отягощали его ноги. По вытянутому желтоватому лицу бизнесмена стекали ручейки пота. Он прислонился спиной к корням поваленного дерева, вытащил из кармана платок и начал утирать пот.
Пять пар глаз с ужасом наблюдали за ним. Ни ребята, ни Гаутер, ни гномы – никто не успел устроиться поудобнее, все стояли, застыв в самых неудобных позах, едва удерживая равновесие. Одно движение – и листья запляшут на кончиках змеевидных веток.
Однако Джеймс Генри был не тот человек, кто станет даром тратить время. Как только он обрел обычную температуру тела, он поднял себя и пошел дальше, проклиная громоздкий, натиравший плечи рюкзак.
– Ну и ну! – воскликнул Гаутер. – Старина Ходкинс! Да он десять лет был моим клиентом. Вот уж точно: никогда нельзя знать.
– Я ни разу не посмела вздохнуть, – сказала Сьюзен.
– А я и не мог, – добавил Колин. – Какой-то сук зацепился за мой воротник и чуть не задушил меня. Он и сейчас душит. Что, уже можно двигаться, Фенодири?
– Да, если только сумеем, – ответил гном. Он изо всех сил старался высвободить ногу, которую закрючил толстый сук. Но сук вздергивался все выше с каждым рывком. Гном выглядел так потешно, когда колено его оказалось на уровне уха, что у остальных, может, и появилось бы искушение посмеяться над ним, если бы сами они не оказались бы в таком же положении, как только попробовали двинуться с места.
В страхе и спешке они забрались в старые-престарые кусты, зеленые снаружи, но внутри которых было то, что разрослось и накопилось за целое столетие: крепкие корявые сучья и тонкие, гнущиеся, как проволока, ветви, и путаница отмерших веток, ломавшихся от первого прикосновения. Острыми концами, как ланцетом, ветки царапали и резали кожу, и отовсюду сыпалась омертвевшая кора, превратившаяся в черную пыль, горькая на вкус, которая жгла горло и засыпала глаза, точно мелкий песок.
– Это… как ходить… по старому… пружинному матрасу, – вымолвила Сьюзен.
– Еще хуже, – отозвался Колин.
Им приходилось наступать на более толстые ветки, а затем, перегнувшись, расчищать силки переплетенных сучьев на земле.
Но до земли достать у них не получалось. Кусты сами диктовали им направление движения, а продвигаться удавалось с большим трудом. Ветви прогибались под ногами, пружинили, подлетали вверх, хватали за ноги. Даже Гаутер со всем его могучим весом, шатался и кренился, как пьяный, хватаясь за первую подвернувшуюся опору, которая обеспечивала, как правило, перемену к худшему.
Они уже совсем сбились с направления и двигались по линии наименьшего сопротивления туда, куда удавалось двигаться. Тут путники с тревогой заметили, что земля под их ногами все меньше и меньше походила на землю, она скорее была похожа на воду. Все чаще стали попадаться затянутые льдом лужи, они становились все шире, все шире, глубже, сливаясь одна с другой. Потом все лужи превратились в одну сплошную необозримую лужу: возле корней позвякивали сосульки, под ними плескалась вода и только вода – земли не было.
Впереди завеса из веток и сучьев стала слегка редеть, и Фенодири с обновленными силами, подпрыгивая, извиваясь, вертясь, протискиваясь, высунул, наконец, голову из этого рододендронового хаоса сучьев и веток. Перед ним, под ним, справа и слева простирался Раднорский лес.
Рододендроны широко разрослись на болоте, их корни цепко держались в глубине за жирный питательный ил, и в том самом месте, где они далеко выдавались в болото, пять раскрасневшихся перепачканных лиц показались среди листвы, точно бутоны экзотических цветов.
– Может, я и искупался бы, – сказал Гаутер, – только у меня что-то нет настроения сегодня нырять. И кикуок плясать я тоже устал. Что мы будем делать дальше, мастер? – обратился он к Дуратрору.
– Нет-нет, меня ты ни о чем не спрашивай, друг мой, – ответил Дуратрор. – Мои мысли иссякли.
– Братец, здесь нам может хватить места вытащить мечи, – сказал Фенодири. – Если это удастся, то мы прорубим себе дорогу отсюда к тропе, по которой надо идти.
Дирнуин и Делатель Вдов с большим трудом покинули ножны. Откинувшись назад и балансируя над водой, гномы сумели сделать первые, самые трудные удары. После этого дело пошло легче. И омертвелые сучья, и покрытые листьями ветки-щупальца рушились, не в силах противостоять сильному характеру мечей. Им приходилось уговаривать только более толстые ветви, но и те быстро сдавались, лишившись поддержки меньших своих собратьев.
Главная опасность заключалась в том, что дорога, которую прорубали гномы, неизбежно будет заметна с воздуха. И все же стоило рискнуть.
– А теперь – бегом, – скомандовал Фенодири, когда они все, разопревшие, покрытые саднящими царапинами, вывалились на тропу. – Мортбруды знают, где мы находимся.
Только когда уже большой кусок густолесья остался позади, Фенодири позволил им несколько минуточек отдыха.
– Мы направляемся в какое-то определенное место? – спросил Колин.
– В данный момент – нет, – сказал Фенодири. – Я имею в виду одно местечко, которое может для нас оказаться спасительным, если, конечно, мы до него доберемся. Но я не стану об этом говорить, есть опасность, что рядом скрываются уши.
– Братец, – сказал Дуратрор. – Ты слышишь? Все смолкли, стали прислушиваться.
– Слышу. Это топор.
Они все теперь слышали – раздавался отчетливый и ритмичный звон стали о дерево. Гаутер сразу успокоился.
– Понятно, кто это может быть. Это Гарри Уордл из Паркхауза. Он ничего. Я его с детства знаю. Если кто-нибудь появлялся сегодня в этой части леса, он будет знать. Давайте спросим.
– Гм, – произнес Дуратрор. – Я бы не хотел сейчас встречаться с людьми. Я никому не склонен доверять.
– Но мы с Гарри вместе ходили в школу, он хороший парень.
– Может, он как раз такой, как ты думаешь, – сказал Фенодири. – Если так, то он может нам помочь. Поговори с ним. Мы с Дуратрором будем смотреть. Если он из мортбрудов, то шума пока что не поднимет.
Они остановились на краю долины. Худой, костистый средних лет мужчина с коротко стриженными седыми волосами стоял к ним спиной, держа в руках топор с длинным топорищем.
– Как жизнь, Гарри? – спросил Гаутер. Гарри Уордл повернулся и ответил улыбкой.
– Привет, Гаутер! Что тебя привело сюда?
– Да ничего, просто пошли на прогулку, Колин и Сьюзен тоже со мной.
– Ну, вы, фермеры! Хотел бы я, как вы, иметь выходной, когда мне заблагорассудится. Как на ферме?
– Да средне. В это время года, сам знаешь, как оно. Могло быть и хуже.
– А Бесс?
– Спасибо. Она молодцом. Много нарубил, Гарри?
– Довольно-таки. Думаю, парочку деревьев свалить до обеда. А пока еще чуть-чуть потюкаю, да перекушу малость. Может, присоединишься?
Он кивнул на фляжку и сэндвичи, которые лежали на пне.
– Нет, спасибо тебе за приглашение, только нам уже надо идти.
– Как хочешь. А вы далеко?
– Не знаю, докуда погуляется. Много сегодня тут людей, Гарри?
– До вас – ни души.
– Если кто появится, ты нас не видел, ладно? Ухмылка медленно расползлась по лицу Гарри Уордла.
– Я в глаза тебя не видел, Гаутер. А в чем дело? Ты на фазанов, что ли, решил поохотиться? Если так, лучше всего сходи в Пейнтерз Ай. Только никому не говори, что я тебя туда направил.
Гаутер хитро подмигнул.
– Пока, Гарри.
– Счастливо, парень.
– Ну, – сказал Гаутер. – Что я говорил?
– Сам он не колдун, – сказал Фенодири. – Но что-то в нем вызывает у меня недоверие. Разумнее было бы миновать его.
– Тихо! – скомандовал Дуратрор. – Прислушайтесь!
– Я ничего не слышу, – заметил Колин.
– И я тоже, – поддержал его Гаутер.
– Но вы должны были бы слышать кое-что! – воскликнул Фенодири. – Почему умолк топор твоего приятеля?
– А? Что? – произнес Гаутер, вдруг заволновавшись. – Постойте! Погодите минутку!
Но Дуратрор и Фенодири уже неслись назад, на поляну, на бегу выхватывая мечи из ножен.
Поляна была пуста. Гарри Уордл, топор, фляжка, сэндвичи – все исчезло.
– Но… – пробормотал Гаутер. Его лицо сделалось багровым. – Но… это был… не Гарри. Нет! Если бы он ушел, он бы пошел домой, к своему Паркхаузу. Вот так штука!
– Если бы это был он, он пошел бы вслед за нами, ведь мы движемся как раз в направлении Паркхауза, так ведь?
Дуратрор, который сходил поглядеть на другую сторону поляны, возвращался, качая головой.
– Как ты говоришь, фермер Моссок, – заметил Фенодири, – никогда нельзя знать.
Мара
– Мы не должны поступать опрометчиво, – сказал Фенодири. – Страх – самый могучий союзник наших врагов.
– Оно, конечно, – отозвался Гаутер, – но не лучше ли все-таки двигаться? Приходится признать, что меня все это здорово тряхнуло. Чего тут стоять и балакать, когда, может, кто-то там, неизвестно кто, подползает к нам сзади.
– Но какое направление сейчас менее для нас опасно? – сказал Фенодири. – Вот что мы должны понять. Толку мало бежать вслепую. Время, конечно, поджимает. Но минуточка есть. Давайте обсудим. Твоему так называемому Гарри надо ведь куда-то еще добраться, чтобы предупредить мортбрудов.
– Они теперь знают, в какую сторону мы идем, так ведь? – спросил Колин. – И, наверно, "Гарри Уордл" и не думает, что мы его разгадали. Почему бы нам не изменить направление и не вернуться назад по своим собственным следам?
– Это неплохо, – заметил Дуратрор, – зайцы кинутся на север, а охотничьи собаки – на юг!
– Я думаю… нет, – сказал Фенодири. – Правда, это во многих отношениях неплохой план. Только ведь нам нельзя рисковать! Прикиньте: вполне возможно, что целые толпы мортбрудов идут вслед за нами. Они пойдут в южном направлении прямо через лес и с флангов. Если мы заляжем в чащобе, и они пройдут мимо, то еще ладно. Но если мы будем обнаружены? Здесь некому прийти к нам на помощь, мы даже мечи не сможем вытащить из ножен в густых зарослях. И что тогда? Тогда им не понадобятся ни мара, ни фимбульвинтер! Но даже если мы прошмыгнули бы незамеченными, наш путь все равно грозил бы нам гибелью. К северу отсюда лежат деревни. Слишком много людей. А вот с юга – открытое пространство миль на десять. Мы находимся недалеко от южной границы здешнего леса. Давайте поспешим к югу. Мы должны выбраться из Раднорского леса до того, как они поднимут тревогу, не обнаружив нас здесь. Тогда они потратят какое-то время, чтобы сообразить, в каком месте мы выскочим из леса.