* * *
С утра пораньше я выпил целый стакан крепких чернил и даже пошатнулся. Выпитое я занюхал свежими типографскими гранками. Моя бедная Тося ударилась в слезы. "Опять?! – рыдала она. – Говорили мне умные люди: не сходись ты с ним, с этим трудоголиком, он же тебя изведет и погубит..."
* * *
Целью написания настоящего романа является получение гонорара в сумме ста рублей с копейками...
* * *
Я пью из небольшого стакана, но это мой стакан и мое в нем вино...
* * *
Я совершенно лишен критического дара и потому никогда не осмеливаюсь критиковать других, считая критику проявлением большого нахальства. Не понимаю, как это можно – вдруг наводить тень на плетень. Если тебе не нравится что-то чужое, возьми да сам напиши лучше: вот тогда и сравним, кто из нас на что способен.
* * *
Для того чтобы иметь успех в социалистическом обществе, нельзя признаваться в том, что ты русский, а следует всюду говорить о себе, что ты человек советский (есть такая дикая национальность, которую изобрели еще в 1917 году и с которой теперь не знают, что делать, ибо она сильно мешает развитию других национальностей). Бывшие русские люди, осчастливленные расцветом передовой советской эпохи, смело идут к коммунизму той светлой дорогой, которую указали им еще Маркс, Ленин и Ста... простите! Больше не буду.
В ту окаянную пору признать себя исконно русским могли только очень смелые люди, как это и сделал Исаак Израилевич Губельман, назвавшийся Емельяном Ярославским. Зато, смотрите, сколько ему выпало при жизни всяких почестей... Нам того даже и не снилось!
* * *
Необоснованный рост непродуктивного бюрократического аппарата, ничего не производящего, только поглощающего труд других, – такой рост вольно или невольно приводит к социальному распаду общества, и в этой трязной почве разложения нации рождаются те самые поганки, которые растут до высоты деревьев.
* * *
Главное в искусстве – ликвидация зависимости от какого бы то ни было авторитета.
* * *
Личность – это человек, основные черты миропонимания которого сдвинуты, эмоции гораздо ярче и все восприятия мира доведены до крайности. Остальные люди – толпа!
* * *
Писатели! – Чем больше наболтают, тем меньше напишут.
* * *
Я – самоучка, а посему сам избирал темы для изучения, никто надо мной с палкой не стоял, и, что самое главное, я не забивал голову всяческой ерундой, которая входит в обязательную программу обучения. По этой причине я сберег массу времени, изучая только то, что мне нужно для работы. Мало того, самоучка, я изучал что-либо с любовью, по своему хотению-велению, а не по школьной программе.
Согласен, что у меня немало пробелов. Я, например, совсем не знаю математики, и здесь любой школьник даст мне фору. Но, скажите честно, кому в жизни понадобилась математика в том объеме, в каком ее изучают в школах? Я лично дожил до 60 лет, и всю жизнь великолепно обходился лишь знанием таблицы умножения – большего мне и не понадобилось.
* * *
О пользе самообразования.
Обычно человек, получив аттестат зрелости или диплом в институте, считает, что с образованием покончено – и можно дальше не учиться. Напротив, человек, решивший заняться самообразованием, учится всю жизнь, и каждый день преподносит ему новые уроки, постоянно он постигает что-то новое – и так до смерти!
* * *
В жизни так: кто упал, тот – наковальня, кто поднялся – молот.
Если не хочешь быть наковальней, становись молотом.
* * *
Самые умные дети рождаются от футболистов. Вся мудрость родителя, сосредоточенная у него в ногах, со временем кидается в голову потомства.
* * *
Когда все кричали, я стоял и молчал. Потом зависть взяла, дай, думаю, и я крикну. Только пасть разинул, тут мне по загривку – хлесть, и говорят: "Чего разинулся?" Я отвечаю, мол, все кричат, и мне захотелось. "Дурень, – объяснили мне, – тут кричат по списку, те самые, которые кричать от власти уполномочены, а тебя в списках орущих нетути, так что сиди и помалкивай".
* * *
Я смотрюсь в зеркало:
"Уже староват..."
Я смотрю на часы:
"Уже поздно..."
Вывод один: надо поторапливаться.
* * *
Когда мне говорят, что такой-то умер, я понимаю, что время движется.
* * *
Я люблю не себя в литературе, а литературу в себе.
* * *
Когда близится старость и впереди ничего не ждешь нового, тогда невольно обращаешься к тому, что стало давнишним.
* * *
Человек принадлежит обществу, но всегда ли его цели совпадают с целями общества?
* * *
Исторический романист – в основном! – изучает не столько общество, сколько деяния личности...
* * *
История и литература – это две сестры от одной матери. Честь и хвала историку, который умеет писать научные монографии так же захватывающе, как пишутся романы. Честь и хвала тому романисту, который умеет воссоздавать историческое полотно точно и правдиво, как в монографии. У нас были историки, восставшие против художественного подхода к истории. Были и такие историки, которые вставали на защиту метода художественного воспроизведения истории...
* * *
Не надо травить человека. Затравленный, он не только способен хлопнуть дверью, но прежде еще сорвет со стола скатерть заодно со всей посудой... Вам же потом убирать осколки!
* * *
Идея – это как раз то, что нельзя объяснить идиоту.
* * *
Если мы о них, писателях из старой провинции, что-то и знаем, то, как правило, лишь потому, что где-то и когда-то они встречались с Пушкиным, Лермонтовым, Державиным...
* * *
Что нужно для того, чтобы стать личностью? Рецептов здесь нет, зато имеется опыт. Душа человека – это не его тело, которое можно развить физическими упражнениями. Спартанцы в древности гордились совершенством тела, но зато не оставили после себя следов ни в философии, ни в искусствах. Мы знаем людей, годами прикованных к постели, дух которых был закален лучше, чем у олимпийского чемпиона, который горько рыдает, если не взял планку. Я глубоко уверен в том, и никто не убедит меня в обратном, что только беспощадный труд способен выковывать личность из подобия человека.
* * *
Личность определяет и степень ее интеллигентности. Интеллигентом, на мой взгляд, делает человека не бумажка об окончании института, а благородство его натуры, доброта отзывчивой души, стремление помочь ближнему своему.
* * *
Значимость личности в построении обновленного общества значительно возросла. Пусть мне простят наши социологи, но я думаю так: человек обязан оставаться самим собой, не растворяясь в коллективе, обезличенный им, а, напротив, должен выделяться из массы коллектива...
* * *
Мы, русские, живем еще только потому, что нас много; будь нас меньше – русских давно бы не стало на планете...
* * *
Справедлива русская пословица: "Ежовую щетину и бархатом не укроешь".
* * *
Когда разбивается самолет, то ищут в обломках "черный ящик", чтобы он восстановил подробности гибели.
Когда умирает великий человек – ищут его современников, чтобы они поведали нам тайны его жизни.
"Черный ящик" действует безотказно и объективно, зато современники тиранов, как правило, молчат или свирепо врут, оправдывая тирана, чтобы оправдать и самих себя...
* * *
В чем проявляется патриотизм в человеке? Для начала вспомним серого тамбовского волка – он ведь тоже большой патриот дремучего леса, но дальше своего логова зверь ничего не видит. У нас одно время было принято в литературе воспевать белую березку или куст черемухи как символы любви к Родине. Но это патриотизм местнический, чисто домашний, а мы должны смотреть на свою Отчизну гораздо шире, объемнее.
Подлинный патриотизм в первую очередь зиждется на глубоком понимании прошлого, ибо не будущее, а лишь прошлое имеет тот необходимый опыт, чтобы верно созидать будущее. Патриотизм обязан соблюдать и лучшие традиции народа. Но воспитание патриотизма мы все-таки должны начинать с истории!
Лишать народ национальной гордости за его славное былое – это значит лишать его веры в будущее, а вы сами знаете, что дерево не растет без корней...
Новгородский памятник "Тысячелетие России" был потому так зверски повержен с пьедестала фашистами, ибо они хотели бы вычеркнуть нас, русских, из всемирной истории всего человечества...
Тотальное отрицание прошлого оскорбительно! Достаточно вспомнить те годы, когда поэт Джек Алтаузен призывал уничтожить в Москве памятник Минину и Пожарскому:
Я предлагаю Минина расплавить
С Пожарским. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить.
Их за прилавками Октябрь застал.
Случайно мы им не свернули шею.
Я знаю: это было бы под стать.
Подумаешь, они спасли Рассею!
А может, лучше было б не спасать...
И такое печатали. И такое мы читывали...
* * *
Желая познать историю, читатель прежде всего желает знать истину, какой бы горькой она ни была.
* * *
Русский человек на пожарах никогда не грелся!
* * *
В конце каравана идет самый старый верблюд, уже хромой и облысевший. Но когда караван поворачивает назад, то этот самый плохой верблюд оказывается впереди других, и весь караван следует за ним.
* * *
Иметь сто друзей – это мало, зато иметь одного врага – это уже много!
* * *
Где нет уважения к человеку во время его жизни, там не может быть и почитания его после смерти.
* * *
Воспитание у человека добрых чувств к природе, уважительного к ней отношения – очень важно в любом возрасте. Любить природу – значит любить и беречь Отечество...
Будем беречь для потомков не только Поклонную гору, но даже траву, которая растет у нас под ногами... Будем нежными ко всему живущему и станем беспощадно жестоки к врагам природы.
* * *
Если задуматься над вопросом о здоровье бизнесменов-миллионеров, то тут все обстоит в порядке. В отличие от тех, которые привыкли вкалывать на своих работодателей, крупный бизнес болезней избегал, и статистика подтверждает мою мысль, что миллионеры являются долгожителями нашей планеты. Это мне кажется даже странным, ибо работенка у них, скажем прямо, чересчур нервная, они и во сне покоя не видят, готовые нарушать свой режим ежечасно ради предстоящей прибыли, пусть даже малой. В том, что они люди умные, я тоже не сомневаюсь, ибо вершить хитроумные сделки, постоянно помня о конкурентах, держать в голове массу финансовых комбинаций и не ошибиться, – это, поверьте, дано не каждому из нас.
* * *
Мы должны благодарить женщин! Если бы наша страна целиком была отдана на управу мужчинам, мы давно бы погибли, и не погибает Россия лишь потому, что она испокон веков держалась на женщинах.
* * *
Счастье – это когда ты занят любимым делом и знаешь, что работа, которой отдаешь всего себя, нужна, интересна людям.
* * *
Говорят, что я избегаю общения, особенно с литераторами... Вот они меня таким и сделали. Я был разбитным, веселым, компанейским парнем. Но когда сел работать основательно, то все эти братья-писатели стали мне неинтересны. Не о чем мне с ними разговаривать! Вот наезжают со всей страны в Дом творчества в Дубулты, под Ригой. Ну, во-первых, я до сих пор не научился понимать: что это такое – Дом творчества? И почему, чтобы творить, надо ездить с одного на другой конец Советского Союза? Вот мой дом – это настоящий Дом творчества! Ну ладно, приехали. В расписании обозначены интересные места, в которых следует побывать: Домский собор, кооперативный рынок, финская баня... Ага, думает, вот здесь у меня просвет – схожу-ка я к Вальке Пикулю. Приходит. Я, как правило, занят. Ну, уважу, приглашу сесть: давай поговорим. Вам бы послушать, какие умнейшие темы они затрагивают! Ах, я недавно был во Франции, а еще раньше – в Испании, оттуда привез магнитофон новейшей марки, фотоаппарат, им щелкнешь – готовая карточка выскакивает. А ты куда ездил, в какую заграницу? Никуда? А че ж так слабо? Я вот скоро в Чехословакию собираюсь, уже приглашение лежит на столе. Кстати, а ты не знаешь, с кем нынче Катька такая-то спит? Не знаешь... А то мне говорили, что она с тем-то спала, а сейчас, интересно, с кем?..
Вот такие разговоры – а зачем мне они нужны? Я и перестал пускать...
* * *
Для меня хорошая книга – это в первую очередь историческое исследование в той области, с которой я плохо знаком. Или биография художника, о котором я что-то слышал, читал, но не имел полного представления.
* * *
Никогда не трачу время на чтение книг, даже модных, но которые не несут в себе большого заряда новых познаний, новой информации. Или тех книг, которые не располагают к размышлению...
* * *
Приурочили выпуск миниатюр к моему шестидесятилетию... А для чего под юбилей-то подгадывать? Что это за праздник такой – шестьдесят лет? Возраст – неужели заслуга? Тут посочувствовать надо человеку, горевать вместе с ним: годы-то уходят! Когда празднуют юбилей какого-то события – День Победы или другую историческую дату, – это я принимаю всей душой. Но я же вижу, какие юбилеи отмечаются у нас! С каким шумом хороводят вокруг старца, выживающего из ума, лакируют его, приписывают заслуги, которых он никогда в жизни не имел. И таких юбиляров у нас – до едрени матери; ничего не сделали путного, но юбилеи справляют им пышные. Впрочем, это мое личное мнение.
* * *
Закончил роман, поставил точку, сдал рукопись в издательство – и забыл все к чертям собачьим, голова у меня свободна для новой информации. И возникает новая идея, тема. Ну, в каком смысле забываю – основные коллизии помню: даты, имена героев, – но чтобы разговаривать с редактором, мне уже приходится реставрировать свою память. Думаю, это счастливая способность.
* * *
Мне уже немало лет. Но хотел бы я жить долго-долго...
Даже не для того, чтобы писать.
А лишь для того, чтобы учиться... учиться и учиться!
Учиться – это самое великое счастье в жизни.
На этом – прощайте, мои дорогие читатели.
Я остаюсь с вами!
* * *
Все поругано, предано, продано...
Когда засыпают окна соседних домов, а улицы города, черные и грязные, становятся жутко нелюдимы, будто нейтронный смерч уже поверг все живое, в такие душные предночья, задавая себе вопросы, на которые не дать ответа, думается чересчур жестоко. Извечная тема: что есть истина? По опыту жизни я давно извещен, что истины нет, она разбита в куски на триумфальных магистралях нашего идиотского века. А память подсказывает крутню вертушек магнитофонов, облики юрких интервьюеров с черными гранатами микрофонов в руках, которые они суют тебе в морду – ради заключительной концовки:
– Скажите, если бы вам удалось повторить свою жизнь, вы бы, конечно, избрали свой прежний путь?
О, с каким наслаждением я ответил бы:
– Как бы не так. Нет и никогда...
В самом деле: где взять сил, чтобы пройти заново те дороги, которые сам же и выбрал? Я не доктор Фауст, но, явись Мефистофель, я не стану просить его, чтобы вернул мне очарование молодости, ибо не знал раньше, как не знаю и сейчас – почему я выжил тогда, в молодости, и почему я живу сейчас, на пороге старости?
* * *
Вся жизнь, отданная изучению истории, привела меня к странной, может быть, нелепой мысли, что я всегда существовал. Да, мне пришлось побывать при осаде Пскова во времена Ивана Грозного, я наблюдал за повадками придворных при дворе Анны Иоанновны и Екатерины Великой, мне по сию пору слышатся победные громы Кунерсдорфа и, наконец, жалкий, смятый и раздавленный, я блуждал по кочкам болот в Пруссии, когда немцы громили армию Самсонова...
Что там одна жизнь?! У меня их было множество – и каждая в своем времени, а сам я выступал в различных ипостасях, в самых различных костюмах, разговаривая различными языками.
Всегда существовавший, я всегда и обречен существовать – в будущем! Именно в этом – мое счастье как писателя, как человека, как личности...
Библиографическая справка
Этим томом мы заканчиваем собрание сочинений русского писателя Валентина Саввича Пикуля. В него вошли все крупные законченные произведения писателя.
Первым романом Валентина Пикуля был "Океанский патруль", вышедший в Ленинградском отделении издательства "Молодая гвардия" в 1954 году. Начинающий романист удостоился небольшого тиража – 15 000 экземпляров. Но читателям книга пришлась по душе, и уже московская "Молодая гвардия" в 1957 году издает ее тиражом в 150 000 экземпляров. Книга довольно быстро расходится, и в 1961 году Лениздат выпускает двухтомник "Океанского патруля" тиражом 75 000 экземпляров.
В 1961 году в Ленинградском издательстве "Советский писатель" 300?тысячным тиражом выходит второй роман Валентина Пикуля – "Баязет".
Маленький роман "Париж на три часа" впервые появился в 1962 году на страницах девятого номера журнала "Звезда" (издательство "Художественная литература", Ленинград).
В 1964 году Лениздат тиражом 115 000 экземпляров выпустил в свет первую книгу – "Плевелы" романа "На задворках великой империи". Книга вторая – "Белая ворона" – пришла к читателям в 1966 году.
В 1968 году Лениздат публикует еще один новый роман Пикуля. 65 000 читателей стали обладателями увесистого тома с названием "Из тупика".
В пятом номере за 1970 год журнал "Звезда" впервые напечатал пикулевский "Реквием каравану РQ-17".
Откликнувшись на читательский интерес к творчеству Валентина Пикуля, Лениздат в 1972 году тиражом в 100 000 экземпляров выпускает книгу под общим названием "Пером и шпагой". В нее вошли новый роман-хроника, давший название книге, новый короткий роман "Звезды над болотом", понравившийся многим "Париж на три часа" и шесть исторических миниатюр.
Следующий, 1973?й, год ознаменовался для В. Пикуля выходом в свет романа-хроники "Моонзунд" (Ленинград, "Художественная литература". Тираж – 30 000 экземпляров).
Ленинградское издательство "Детская литература" также проявило интерес к уже популярному автору. В 1974 году молодые романтики смогли познакомиться с автобиографической повестью В. Пикуля "Мальчики с бантиками".
Первое издание весьма серьезного романа-хроники времен Анны Иоанновны в двух книгах осуществил Лениздат. Первая книга романа "Слово и дело", озаглавленная автором "Царица престрашного зраку", вышла 100?тысячным тиражом в 1974 году. Вторая – "Мои любезные конфиденты" – в 1975 году.