Из штаба 4-й армии приезжал офицер для переговор[ов] с корпусн[ым] нашим командиром по специальным делам совместного оперирования. Критикуют неправильно составленный план перевозки при мобилизации и неудачно придуманное сосредоточение 19-го, 17-го и 5-го корпусов, не имеющих перед собой противника, а между тем необходима поддержка теперь Гренадерскому корпусу, и начинают применять куропаткинскую манеру растаскивания частей и швыряние их с одной на противопол[ожную] стор[ону] и обратно (с фланга на фланг). Надо бы их сразу по целым хоть корпусам сажать на желез[ную] дорогу!.. В неудачном для Гренадерского корпуса сражении им оставлено у неприятеля несколько орудий и пулеметов. Плеве требует немедленного же введения в бой 70-й дивизии, к[ото] рая, совершивши безо всяких дневок 150 верст форсиров[анным] маршем, – обессилена и страшно приутомлена, и пускать ее в бой – это значит готовить ей верное поражение. Напишу отдельную монографию о неумении наших воевод экономизировать силы и градуировать работу живых масс, что, по-моему, возможно и на войне: отдых и еда должны лежать в основе всех стратегических расчетов; надо игроку быть знакомым с механикой своего инструмента…
Наш штаб, по-моему, часто передвигается с места на место, делая зигзаги. К чему? Не лучше ли было бы, оставляя штаб на лишний день in statu quo, самим же военачальникам поехать поближе к позициям – к войскам; чего до сего времени еще не делается. Лицемерие ли, или святая простота со стороны даже Коханова высказывать мнение, что-де австрияки боятся сразиться с нашим корпусом, зная-де его высокий дух и его командира?! Зуев последние дни уравновесился, также немного и "Балдяй". Теперь, после моего письменного доклада командиру, меня допускают в свою святая святых – в курс обсуждаемых ими стратегических задач. До сего времени я еще не слышал ни одного выстрела.
Хорошо пообедали и расположились. Кругом – чудный парк.
13 августа. Стоит прекрасная теплая погода. В Избицах, слава Богу, сегодня у нас дневка; спал ночью на "господской" кровати шириною чуть ли не в 4 аршина – испытал истинное в ней блаженство.
Не вижу я в военачальниках наших увлечения своим делом; нет у них дерзновения, уменья, знания, талантов… Идет все дубово. Что ни делают – кажется, только бы исполнить №, и что бы они ни делали теперь, а совершится все само собой в силу логики вещей и в соответствии с тем, что может дать уже налаженный и установленный строй обществ[енно]-государств[енной] жизни, к[ото] рый отражается в каждом мелком действии солдата или офицера. Большой пока ресурс – это моральный подъем людей; боюсь, как бы не был скомпрометирован бессвязными действиями наших начальников: наши солдатики, кажется, еще и до сих пор находятся под впечатлением маньчжурских все отступлений и отступлений, чтобы не доводить последние и теперь до крайности; необходима ("куй железо, пока горячо") и весьма даже нам эффектная победа, хотя бы и в небольшом сравнит[ельно] масштабе. Вся ответственность за наши победы и поражения должна пасть на головы военачальников – от их уменья маневрировать и использовать солдатск[ое] построение теперь зависит будущее России… Им многое дано – они жестоко должны быть и наказаны.
По поводу происшедшего позавчера беспорядка в обозах у Ситанца возле Замостья, представлявших нечто мукденское, ввиду устранения его на будущее время, я имел доклад к командиру корпуса, но он так нетерпимо отнесся к нему, что позволил себе выразиться: "Вы-де, Васил[ий] Павл[ович], постоянно меня расстраиваете докладами о подобных пустяках", не стал слушать моих дальнейших объяснений и, зажавши уши, убежал. "Балдяй" его себе подчинил и, очевидно, настроил его, желая, ч[то] б[ы] я ни с чем не обращался к Зуеву, помимо начальника штаба; но начальник-то штаба со всеми присными – с упорством, достойным лучшего применения, глух ко всяким моим обращениям; вижу, что я был бы самый приятный для всего штаба человек, если бы сидел, сложа руки, и безмолвствовал. Не такой момент теперь, ч[то] б[ы] считаться в личных расчетах, но о всем творимом со мной хулиганстве я в свое время доведу до сведения кого следует.
Зуев чувствует себя расстроенным и из-за таких "пустяков" в докладе, что 70-я дивизия совершенно лишена походных кухонь; окружающие тартюфы, вопреки моему мнению, поддерживают мнение "Балдяя", что-де, если есть котлы, без походных кухонь всегда можно обойтись. Эдакие животные! К чему-то приведет наших воевод их политика страусов?! Мне кажется, что они с удовольствием бы упразднили совсем должность корпусн[ого] врача. Буду терпеть и терпеть; посчитаемся – потом.
Завтра утром предназначено решительное наступление, и "грянет бой". Прибыл отряд Красного Креста под главенством к[а] к[ого]-то светлейшего князя и еще к[а] к[ого]-то порядочного дурня, "желающих работать на передов[ых] позициях". Лишь из внимательности разъяснена им штабными обстановка предстоящего боя и я только к[а] к следует с ней ознакомлен, а то все меня чураются. Не один я, но и остальные врачи при штабе чувствуем, что мы здесь посторонние, лишь мешающие нашим воякам люди. Неизвестность нахождения подвижн[ых] придан[ных] дивизиям госпиталей и отсутствие санит[арных] транспортов делает перспективу приема и эвакуации раненых мрачной; никто в штабе не хочет помочь; телеграфиров[ал] в штаб армии о помощи в Избицу и Красностав.
Оказывается, наша армия обделена конницей, к[ото] рой мало – оттянута к северу. Жалкие наши аэропланы с ненадежными моторами, не то у австрийцев и немцев.
Удивляет меня, что не мучит совесть виновников неимения в 70-й дивизии походных кухонь. Невежество наших военачальн[иков] по санитарии, считающ[их], что при ранах будто бы отличное средство – прикладывать к ним землю!!
Целый день люди купались и ловили рыбу в реке. Завтра простоим в том же замке-дворце. Прекрасный парк, живописный вид, цветники, столетние деревья.
14 августа. Райский по погоде день. Часов в 6 утра наши штабные воеводы отправились на автомобилях на позиции. Ожидаем большого боя; с 7–8 час[ов] утра стали подходить небольшими группами раненые. Слава Богу, прибыл, согласно моей телеграммы, на Избицу подвижной, не приданный дивизии госпиталь. Отвел ему место; там же – всех накормим и напоим. Картина умилительная: евреи угощают раненых… Все евреи стали особенно низко кланяться. Заложники наши – евреи…
Излишнее секретничанье ведет к распростране[нию] всевозмож[ных] тревожных слухов, хотя уже прискорбн[ый] факт налицо: отошли от Замостья к Избицам две батареи 46-й артил[лерийской] бригады Шемуа, к[ото] рые рассчитывали наши воеводы пленить – отлично маневрирует, водя нас за нос: после победы под Фрамполем мы направились фронтом к западу, предполагая, что Замостье австрияками брошено совсем; оказалось, что они сегодня снова обходят его с востока… вот-вот охвати всех безумная паника. С юга слышится глухая редкая канонада. Разведывательная часть поставлена у нас отвратительно; убогая аэропланировка…
Более сродной для меня [является] среда судейских и контролер[ов], с к[ото] рыми откровенно судим и рядим, сходясь во мнении, что наши вояки садятся в калошу, лишены всякого соображения, сноровки и инициативы, умеют лишь расставлять силы на бумаге, их заело сибаритство. "Балдяй", по общему признанию, д[олжен] б[ыть] сменен.
Так ясно видно, что наши вояки – лапти плетут. Эти, в случае проигрыша кампании – преступники перед Россией! К сожалению, оправдываются все мои предвидения безотрадные, безрадостные… О, Боже, что нас еще ожидает?!
Полдень… С юга, со стороны Замостья, канонада. Адский ужас. Мы разбиты, поспешное и паническое отступление. Нельзя ломать фронта таких больших частей, как армия, и так скоро: с ЮЗ мы сразу перешли на 3 направл[ение] фронта, ч[то] б[ы] поддержать разбитую и отступившую 2-ю гренад[ерскую] дивиз[ию]. Австрийцы не дураки, воспользовались отходом войск наших, ударив нам в слабое место – на Замостье, к[ото] рое окружили. Теперь директива из штаба армии опять направить фронт на юг. Прибыли обессиленные начальник 46-й дивизии и его штаб. Рассказывают, какой у нас беспорядок от стремлен[ия] из центра управлять всеми.
Кавалерия австрийская – действует превосходно, разведка у них великолепная. Наша разведка прескверна, и нам постоянно создаются сюрпризы; снаряды же австрийск[ие] рвутся хуже наших; очевидцы передают, что из австрийцев в болотах разрывающ[иеся] снаряды делали – суп, вода – кипела. Общая паника… В утешение наши воеводы говорят, что, хотя и побиты, но дивно стреляли; так врач, уморивши б[ольного], перед его смертью говорит, что все отлично.
Вчерашние уполномочен[ные] Красн[ого] Креста (отряд 5-й), светлейший князь с церемониймейст[ером], обиделись, что обознались в них, назвавши "коллегами" ("я – светлейший князь…"), заявляют прямо идти на перед[овые] позиции, но упрашивают, ч[то] б[ы] вовремя их уведомить об отступлении, а то "мы боимся, что австрийцы будут у нас яйца вырывать". Дуралеи порядочные.
Вот вам и пленение австрийск[ого] командующ[его] Шемау, у к[ото] рого ума оказалось больше, чем у наших пердунов, вроде Плеве, etc. Еще промашку сделали австрийцы, что не повели вчера ночью на нас атаку, а то бы устроили нам Седан. Условия от поспешного отступления для нас складываются хуже, чем под Мукденом (одна дорога, узкая…). Нет общего управления движением обозов. Никто не разъяснит нижним чинам значение одиночных выстрелов, ч[то] б[ы] не пугаться их…
Среди дня прибыл командир отступившей под Избицу 5-й батар[еи] подп[олковник] Иванов. На мрачном фоне – светлая личность генер[ала] Парского, командира 2-й бриг[ады] 46-й п[ехотной] д[ивизии], доблестно руководивш[его] боем под Бодачевым; наш штаб ему вменяет многое в вину… Ротмистр 17-го гусарского полка, прикомандиров[анный] к 3-й гренад[ерской] дивизии, на все корки во всеуслышание ругает начальствующих лиц, не умеющих управлять боем и солдатами, нет поддержки, повторение маньчжурских навыков…
3-я гренад[ерская] дивизия была сегодня взята в подкову чуть ли не двумя корпусами австрийцев и отступила без поддержки из-под Замостья в беспорядке, обоз почти весь сокрушен, начальник дивизии Добрышин был осыпаем снарядами, неизвестно где он сейчас (вечер) со штабом. Мортиры и гаубицы у австрийцев здорово действуют, у нас же их очень мало; кроме того, у австрийцев – какие-то ручные пулеметы, и они осыпают нас снарядами, действуя сильно на моральное состояние войск.
Командир Сибирск[ого] грен[адерского] полка убит. Приехавшие наши штабные на автомобилях из-под Машова (правый фланг) говорят о больших (!) своих успехах, потери нашего корпуса исчисляют около 1000 чел[овек], у австрийцев же – 3000 чел[овек]. Начальник штаба 46-й п[ехотной] див[изии] уверяет, что мы, рассчитывая встретить лишь 2-й и 10-й корпуса австрийцев, неожиданно увидали переброшенный еще 11-й корпус. Приводят много пленных солдат и офицеров, исчисляют всего до 500 будто бы чехов. Критикуют план Плеве, заставившего изменить фронт нашего корпуса с СЗ на 3 с движением 5-го и 19-го корпусов на Томашев, в результате нас обошли с флангов (3-я грен[адерская] дивизия), а 2-я грен[адерская] дивизия отступила. Говорят, необходимо так же сместить, к[а] к смещен будто командующ[ий] 4-й армией ген[ерал] Зальц[а]. Оказываются вздором распускавшиеся слухи, будто австрийцы охотно нам сдаются.
Ко мне прибыл 351-й подвижн[ой] неприданн[ый] к дивизии госпиталь; расположил его за городом при въезде в кирпичном заводе; перевязано до 400 чел[овек] ранен[ых]. Проезжая городом, наблюдаются душераздирающие картины: насильного выселения к северу женщин и детей еврейских; евреи низко кланяются; жалуются, плача, на солдат, что они разносят дома, требуя хлеба и друг[их] предметов необход[имост] и; окна в домах заколочены; траурный вид; умилительна также картина кормления евреями на пути наших раненых. Адская работа врачей Астраханского полка и Фанагор[ийского]. Наши военачальники неуменьем своим доведут, мне кажется, наших солдат до деморализации, когда они, как легавые собаки от плохого стрелка, будут от них бегать…
Так к[а] к нашим штабным мизантропам все "некогда", то я все сведения, необходимые мне, почерпаю из штаба дивизии и др. источников. Наш штабной обоз по неряшливости Рассадкина один раз позабыл захватить свой денежн[ый] ящик, привезенный уже потом контролером. Беспорядочное течение обозов на север все продолжается. Поздно вечером вдруг раздается один, другой и т. д. выстрел: то стреляет по-пошехонски наша же мортира по нашим же обозам и понтонам!! Передают наши штабн[ые], что 5-й, 19-й и 17-й корпуса идут послойно ("слоеный пирог") в обход австрийцам на Томашев, результат должен выясниться завтра-послезавтра… Возмутительн[ая] картина небрежного отношения к вопросу о питании н[ижних] чинов, особенно – конвоиров, разведчиков и проч. Несмотря на страшное утомление людей, тем не менее, им "в наказание" вменяют обязанность без передышки идти опять вперед. Вследствие перемены фронта – безалаберщина в распределен[ии] головн[ых] перевязочн[ых] пунктов и полев[ых] госпиталей…
12 час[ов] ночи. До сего времени с 4 часов утра не имеется никаких сведений, где находится Добрышин с своей 3-й грен[адерской] дивизией. Добрышина причисляют к "автомобильным" генералам и обвиняют его в том, что он из соревнования не дал двух батарей, ч[то] б[ы] устранить отход своего соседа генерала Парского. Взаимной выручки в войсках нет никакой. Передают, что 16-й корпус был в положении зрителя и смотрел лишь в бинокли, как трепали австрийцы гренадерский корпус, не стукнувши пальцем о палец, ч[то] б[ы] ему помочь.
Разведыват[ельная] служба у австрийцев в сравнении с нашей доведена до совершенства; причина – евреи, к[ото] рым за шпионство больше платят, чем мы, да и евреям у австрийцев лучше живется, чем у нас. Сеяли мы ветер – пожинаем теперь бурю. Паническая зараза в войсках у нас растет crescendo! Военные не в состоянии понять, от чего она зависит. А этиология – простая…
Верхнее – Старое Замостье занято неприятелем; в 4 верстах от штаба корпуса – позиции наши. При подаче помощи там врачом Щегловым одному офицеру, к[ото] рого несли на автомобиль нижние чины, последние просили врача проводить их обратно, а то-де их убьют свои, принявши их за австрийцев!! Симптом многознаменательный.