В Уимблдоне произошло мое возрождение. Я всегда так встряхиваюсь от помпезности этого места. Было очень приятно поменять все эти гостиницы на идеальный небольшой городок, в котором ты можешь вести некоторое подобие нормальной жизни. Город похож на деревню, которую строят на детской железной дороге – он напоминает игрушечный, с пряничными домами и мансардными крышами, с высокими чердачными окнами, стекло в которых такое старое, что помутнело, но все еще отражает солнечные лучи, с улицами, прямыми и извилистыми, с цоканьем копыт, которое переносит тебя в девятнадцатый век, с тентами над магазинами и светом в ресторанных окнах после наступления сумерек. А корты! А трава на этих кортах! Я люблю менять красный грунт Европы на зеленую траву Англии. Скорость этих кортов, то, как мяч низко планирует над их поверхностью – это же совсем другое дело. Свои первые годы на корте я провела в Сочи, на грунте. Он, конечно, не был похож на красный грунт Франции, на этот тончайший суглинок. В городе Сочи грунт был твердым и легко превращался в грязь. Во влажную погоду ты возвращался с корта по уши в этой грязи. Но вскоре я практически полностью переключилась на корты с жестким покрытием в южной Флориде, где скорости настолько высоки, что ты как будто играешь на стекле. Это мое родное покрытие. Но трава, особенно трава в Уимблдоне, какой она была пятнадцать лет назад, вскоре стала моим любимым покрытием.
Перед соревнованиями я получила "уайлд-кард", что обеспечило мне попадание прямо в основную сетку. Такие приглашения обычно даются молодым спортсменам, восходящим звездам, бывшим чемпионам и местным любимчикам. Обладание такими приглашениями дает спортивным агентствам некоторую власть над игроками. Они могут ждать, пока их клиент медленно поднимается до уровня крупных турниров, а могут, как Зевс, протянуть руку и вознести его на центральный корт. Это был мой первый турнир, в котором я оказалась в основной сетке. А мои воспоминания ограничивались юниорским Уимблдоном – играми с юниорами и в турнире для юниоров, детским столом на балу, вкусом мороженого и королевским выходом Серены. В первом круге я играла с Эшли Харклроуд. Американка Эшли на момент начала соревнований была тридцать девятой в мировой классификации. А я к этому моменту еще не выигрывала ни одного турнира Большого шлема. Другими словами, казалось, что такая соперница мне не по плечу. И тем ни менее все сложилось удачно. В том матче я проиграла только три гейма. С каждым розыгрышем я становилась все сильнее и сильнее, и игра закончилась меньше чем через час.
По-видимому, я здорово кричала, когда била по мячу – так сильно, что в конце матча кто-то на трибунах стал издеваться надо мной, выкрикивая: "Громче!" А я даже не замечала этого. Крик поднимается откуда-то из глубины, сталкивается с мячом и управляет им так же, как и мои удары справа или слева. Понимала я это или нет, но мой крик стал превращаться в некую проблему. В предыдущем турнире в Бирмингеме, который состоялся за пару недель до Уимблдона, я играла против Натали Деши. Игра проходила на дальнем корте, в одном из первых кругов, и вдоль корта стояло несколько пластиковых стульев для зрителей. В середине первого сета муж Деши обратился к стюарду соревнования и пожаловался, что я кричу слишком громко. Ему было сказано, что поделать с этим ничего нельзя. После матча, который я выиграла в двух сетах подряд, муж Деши подошел к моему тренеру. Он извинился и сказал, что я произвела на него большое впечатление и что он больше никогда не будет жаловаться на мои крики.
После игры с Харклроуд обо мне стали говорить по телевизору как о "русской сенсации", что было смешно, если вспомнить о том, что это была моя первая победа на турнирах Большого шлема. Кроме того, по телевизору говорилось об игроках из России, которые неожиданно "появились на сцене". В тот год на Уимблдоне нас было восемнадцать. Я всегда чувствовала себя так, как будто жила своей собственной жизнью и принимала свои собственные решения, а оказалось, что я была лишь частью волны, поднятой силой, во много раз превосходившей силу моего отца.
Во втором круге я играла с одной из русских, с Еленой Бовиной, крупной девушкой, ростом выше шести футов и двух дюймов и с сильным ударом двуручным бэкхендом. В тот год она уже успела выиграть несколько турниров, но я, казалось, летела на гребне волны, готовясь к лучшим играм в своей жизни. Я выиграла у нее с явным преимуществом, опять проиграв всего четыре гейма за весь матч. В основном выиграла я за счет подачи, которая на травяном покрытии становилась серьезным оружием.
Третий круг – и первое серьезное испытание на турнире профессионалов. Я играла против Елены Докич, четвертой ракетки мира. Она была знаменита своей игрой с Мартиной Хингис в 1999 году, когда она практически раздавила Мартину, которая тогда была первой ракеткой мира, со счетом 6–2, 6–0. Насколько я знаю, в Уимблдоне это единственный случай, когда первый номер мировой классификации проиграл спортсмену, пробившемуся через квалификационные матчи. Она была старше, более зрелой, и в том 2003 году находилась на пике своей карьеры. В каждом турнире, в котором она принимала участие, ее считали кандидатом на победу. Каждый мяч она била изо всей силы, и они разлетались по всему корту. Иногда казалось, что за ней невозможно угнаться. А кроме того, у нее был собственный, отмороженный на всю голову теннисный папаша – знаменитый Дамир Докич, который постоянно заставлял Елену менять гражданство: с сербского на австралийское, а потом с австралийского снова на сербское. Считалось, что я проиграю и буду счастлива, что добралась так далеко. Вместо этого – я сама не могла в это поверить – я выиграла в двух сетах подряд 6–4, 6–4, и стала от этого еще счастливее. В тот вечер мы наконец зашли в тайский ресторан. Еда была изумительная.
В четвертом круге я встретилась со Светланой Кузнецовой. Обстановка была напряженной еще до начала матча, потому что опять русская играла с русской – и кто из них будет лучшей, кто понесет знамя и так далее. Светлана была на несколько лет старше меня, ее отец был олимпийцем и тренером олимпийцев, а это кое-что да значит. Он с детства имел доступ к такому опыту, который нам приходилось приобретать годами тяжелейшего труда и многих поражений. Я участвовала в турнире с "уайлд-кард", но мне удалось удивить ее. Это становилось уже привычным делом. Я удивляла всех, особенно саму себя. Предполагалось, что для Кузнецовой это будет легкая разминка, потому что она любила контрактовать и доставала любой мой силовой удар, а у меня в молодости были серьезные проблемы с контратакой. Но то, что должно было выглядеть как разминка, превратилось в настоящий бой. Меня можно победить, но это всегда нелегко. Все решалось в третьем сете. Она выиграла матч, но это был один из тех редких случаев, когда поражение не раздавило меня. Более того, я чувствовала себя воодушевленной и даже вдохновленной. Это был один из тех странных матчей, когда проигравший уходит с корта более удовлетворенный, чем победитель, думая: "Я могу побеждать". А победитель думает: "Я в этом не уверен". В четвертьфинале Кузнецову выбила Жюстин Энен. В полуфинале Энен проиграла Серене Уильямс, которая в финале вновь победила свою сестру Винус и стала чемпионкой Уимблдона.
Я же добралась до второй недели Уимблдона, что для шестнадцатилетней девочки было колоссальным достижением. К четвертьфиналам безумие первых дней турнира сошло на нет. Игроки проигрывали и уезжали – Уимблдон менялся и становился спокойнее. Я хорошо помню, как последний раз в том году выходила из теннисного комплекса. Стояла тишина – корты, здания и дорожки были пусты. Днем, со всеми этими толпами, трудно рассмотреть сам Уимблдон, потому что видишь только людей. Но сейчас я его видела, действительно видела.
Было семь или восемь вечера. Помню, я обернулась и посмотрела назад, стараясь зафиксировать в памяти каждую зеленую веточку плюща на оградах и кирпичных стенах, каждую лужайку и ощущение того, насколько все кругом тихо и прекрасно. Я просто стояла, летели секунды, но окружающая атмосфера просто ошеломила меня. В самой глубине души я чувствовала необычность этого момента. Я не хочу сравнивать его с моими ожиданиями – потому что я ничего не ждала от Уимблдона. Никто и никогда не рассказывал мне о таком Уимблдоне. Ни мои тренеры, ни мои родители. Мой отец всегда говорил мне, что это вершина теннисного мира, на которой тебе обязательно захочется оказаться, но он никогда не пытался объяснить мне, почему. Или просто не мог найти для этого слов. Но теперь я хорошо понимала, что он имел в виду.
* * *
Свой первый профессиональный турнир я выиграла в сентябре. Это был Открытый чемпионат Японии. Бетси Нагельсен выиграла этот турнир в 1979 году, когда в нем впервые приняли участие женщины. В этом была какая-то особая симметрия. В финале я победила Анико Капрош, победила в третьем сете на тай-брейке, что было достаточно драматично для первой победы. Кроме того я выиграла последний турнир года – Белл Челлендж в Квебеке, и меня назвали "Новичком года" по версии WTA. Профессиональные победы оказались во многом похожи на то, о чем мне говорил мой отец. Ты поднимаешь над головой кубок, толпа приветствует тебя криками, но все это длится одно мгновение. А потом ты опять оказываешься на Богом забытом корте, на котором ты занимаешься бегом с ускорениями под жужжание комаров.
В профессиональном теннисе существует очень короткое межсезонье – такое короткое, что его можно воспринимать как шутку. Для женщин это период, грубо говоря, с конца октября до подготовительных турниров, которые предшествуют Открытому чемпионату Австралии в январе. А если говорить о действительно свободном времени, то это период, который продолжается два месяца, с Хэллоуина и до Рождества. Самый долгий период без тенниса, который я позволяю себе в это время, – это десять дней, потому что как только я отбиваю последний мяч этого сезона, я уже начинаю думать о том, как я могу улучшить первый мяч следующего. В 2003 году я провела эти два месяца в Лос-Анджелесе, работая с Робертом Лансдорпом практически каждый день. Мне необходимо было закрепить все, что я наработала в сезоне, улучшить каждый элемент моей игры, пусть и чуть-чуть. Кроме того, мне надо было стать сильнее, гораздо сильнее физически. Теперь я играла против взрослых женщин, хотя во многом я сама оставалась еще ребенком. Худенькие руки и ноги. Может быть, мне и было шестнадцать лет, но выглядела я на двенадцать.
Хотя я и стала зарабатывать кое-какие деньги, их все равно не хватало. Мы жили с родителями в тесной квартире с двумя спальнями на самой границе Торранса, и старались тратить как можно меньше.
Единственной роскошью, которую мы себе позволяли, была арендованная машина, на которой я могла добираться до места тренировок и назад домой. Роберт все еще шутит по этому поводу:
– Как-то я проходил мимо той квартиры – это было в середине декабря – и подумал: "Что за дыра!" До Рождества оставалось всего несколько дней. По всему Лос-Анджелесу сверкали витрины магазинов, а у вас не было даже елки! В то время у меня был сентиментальный период в жизни, и я подумал, что стыдно, что у этого ребенка не будет Рождества. И вот мы с моей бывшей женой отправились в магазин, купили там большую елку, украшения, подарки, мишуру и макушку в виде звезды, и нарядили это дерево у тебя дома, пока вас с Юрием не было. Твоя мать впустила нас. Она смотрела на нас как на сумасшедших. Не знаю, помнишь ли ты хоть что-то, но елка была изумительной, просто идеальной, так что, если бы у тебя даже не было бы ничего больше, у тебя все равно была идеальная елка.
Мне не хватило духу сказать Роберту Лансдорпу, что елки у нас не было потому, что мы принадлежим к русской православной церкви. Так что Рождество мы празднуем в январе.
Лансдорп никогда не был силен ни в стратегии, ни в традиционном коучинге.
– Не забивай ей голову всей этой ерундой, – говорил он моему отцу. – Пусть она просто бьет по мячу.
Лансдорп был за то, чтобы во всем следовать инстинкту, поэтому просто выпускал меня на корт, чтобы я играла в свою игру.
– Руки сами знают, что делать, даже если мозг колеблется, – говорил он мне.
Я лучше всего воспринимаю именно такой метод коучинга, который я бы назвала минималистским, коучингом без коучинга. Чем меньше, тем лучше. Большинство тренеров любят изучать твоих противников и разрабатывать сложные стратегии победы. Но я предпочитаю быть тем игроком, которого изучают. Пусть они ломают себе головы. Я хочу просто играть. Конечно, мне можно дать пару-тройку намеков на то, как выиграть матч. Сказать, например, чтобы я била ей под левую руку или заставила ее побегать, но если вы говорили еще что-то, я начинала думать о том, когда же начнется игра. Это одна из причин, почему мне так хорошо работалось с Лансдорпом. Его божеством был удар. И если вы спрашивали его перед игрой о том, какую стратегию он выбрал конкретно на этот матч, он обычно отвечал:
– У меня одна стратегия – бей до победного конца!
Глава одиннадцатая
Профессиональный годовой теннисный цикл состоит из целой серии этапов. Ты начинаешь с Австралии, в которой в конце декабря – начале января играется пара турниров. Если вы захотите понаблюдать за ними в Америке по телевизору, то вам придется вставать в полночь. Эти соревнования готовят вас к первому турниру Большого шлема в году, который проходит в Мельбурне.
2004 год оказался одним из лучших в моей карьере. За два года до этого, в самом конце 2002-я занимала 186-го строчку в женском мировом рейтинге. К концу 2003-я была уже 32-й. Я стабильно поднималась в рейтинге и в 2004-го этот подъем должен был продолжиться.
Началось все с уверенного выступления на Открытом чемпионате Австралии, которое оказалось гораздо лучше, чем мой предыдущий провал. В первом круге я победила Кончиту Мартинес Гранадос (вот это я понимаю – имя!) в двух сетах подряд. Я вышла на корт посеянной под двадцать восьмым номером, а это значило, что, хоть я и не элита, но ко мне стоит присмотреться и всерьез воспринимать во время игры. Это был первый раз, когда я участвовала в турнире Большого шлема как посеянный, а не просто приглашенный, игрок. Уже тогда моей лучшей чертой была моя концентрация и сталь во взгляде. Меня можно победить, вынудив выйти к сетке или заставив меня лишний раз ударить по мячу, но, если вы посмотрите мне в глаза, у вас не будет никаких шансов. Это у меня от Юрия. Взгяд игрока.
Открытый чемпионат Австралии играется в прекрасном комплексе в Мельбурне. Когда турнир начинается, в Австралии стоит лето, переходящее в осень, и время от времени – в сельской местности идет сбор урожая – до вас доносится запах выжженной травы на полях. А если ветер дует в правильном направлении, с неба на землю падает тонкий белый пепел. И если это случается во время вашей игры, то вы видите нечто невероятное, как будто посреди лета идет снег.
Ко второму кругу у меня выработался определенный режим: я приезжала за четыре часа до своей игры, шла на корты и разминалась, а потом встречалась с Юрием и своим тренером. Тогда это был Эрик ван Харпен.
Вторую игру я тоже выиграла в двух сетах подряд, победив Линдсей Ли-Уотерс, которая была старше меня на десять лет – целая вечность по теннисным стандартам.
В теннисном мире постоянно происходит одна странная вещь – все или только что появились, или собираются уходить. Так вот, она собиралась уходить. А я была ребенком, который выиграл несколько игр, но все самое лучшее было у меня впереди. Другими словами, я как раз только что появилась и моя карьера только начиналась.
Не успела я оглянуться, как вышла в третий круг, проиграв по ходу всего одиннадцать геймов. Казалось, что все становится на свои места в самый необходимый момент. Как будто то, чему меня долгими часами учили на кортах Роберт Лансдорп, Ник Боллетьери, Юрий Юдкин и мой отец, вдруг проявилось в моих руках и плечах. Я постоянно наносила низкие, плоские, удары с отскока, выходила, на отбив мяча, подавала по углам корта. И надо сказать, что в третий круг я вышла в состоянии эйфории. Если ты в таком состоянии выходишь на корт, то очень часто твоя соперница с удовольствием возвращает тебя в реальность. На этот раз это была Анастасия Мыскина, еще одна хорошая теннисистка из России. Она была на несколько лет старше меня и действительно играла лучше, хотя сама этого никогда не ощущала, потому что она не была на корте взрывной, не отличалась мощной игрой и не была физически сильной. Однако она читала игру и легко определяла, куда полетит следующий мяч, как будто это не стоило ей никаких усилий. И не важно, насколько сильным или тяжелым был мяч, она всегда могла отбить его туда, куда было нужно, и сделать это с поразительной точностью. Я вышла на матч в приподнятом настроении – со своей силой и энергией я считала, что способна победить любого. Может быть, я была слишком самоуверенна. Может быть, я находилась в зоне комфорта и не смогла понять, каким образом уравновешенность Мыскиной и ее способность отбивать практически любой удар могут мне навредить.
Победа в теннисе сродни достижению религиозной веры. Ты не можешь добиться ее только своими действиями. Помимо этого, тебе необходимо благодать свыше, и ты не должен воспринимать ее как нечто, данное тебе раз и навсегда.
Мыскина разбила меня в трех сетах 6–4, 1–6, 6–2. Я столкнулась с ней как раз тогда, когда она выходила на пик своей карьеры. Потом окажется, что тот год был ее лучшим годом в профессиональном теннисе. Весной она выиграет Открытый чемпионат Франции и доберется до третьего места в женской мировой классификации. Но после этого у нее наступит спад. В какой-то степени я только появилась, а она должна была скоро уйти.