Поделив свою жизнь поровну между родной Средней Азией и не менее близкой сердцу Россией, автор делится своими воспоминаниями, связанные с трудовой деятельностью, которая пришлась на нелёгкое время, именуемое как, "эпоха перемен". Хорошо это или плохо? Автор ждёт ответа от читателя.
Содержание:
-
Выемщик писем 1
-
Винзавод 1
-
КСМ 2
-
ХБК 2
-
"Интурист" 2
-
Азбука бармена 4
-
Совет от мудрого Каа 4
-
"Интурист" – "Аврора" 4
-
Блинчики от дяди-Коли 4
-
Стукачёк-с 4
-
Что такое "не везёт"… 5
-
"Ветерок" 7
-
Восточная сдоба 7
-
Буревестник 7
-
Потомок русичей 7
-
"Ленбытхим" 8
-
Уроки кооперации 8
-
Натюрморт с самоваром 9
-
Доктор Шапиро или Жизнь прекрасна! 9
-
С барского стола… 9
-
Овощи в помадке 10
-
Вот такие пирожки… 10
-
Соскучился… 11
-
"Алмазные" курочки 11
-
Royal’ная эпопея 11
-
Жертва гипноза 12
-
Жаркое по-восточному 13
-
Естественный отбор 13
-
Пирамида "Джокера" 13
-
Табор, ушедший в небо 14
-
Инопланетянин 14
-
Загадочная русская душа 15
-
Высокие отношения… 15
-
"Чик-чик-чик" и "цак-цак-цак" 16
-
Уроки восточной кухни 16
-
Поварские будни 16
-
Русский вопрос 17
-
Если женщина просит… 17
-
К вопросу о сатисфакции 17
-
Грешница 17
-
"Дети-индиго" 17
-
Рыбонька 18
-
Учиться, учиться и учиться! 18
-
Дача Маннергейма 18
-
Львиный мостик 19
-
Сумерки богов 19
-
Маленький секрет 19
-
Приезжие 19
-
Туалетная история 20
-
Сан-Саныч 20
-
Запара 21
-
Лёгкая рука 21
-
Преданность высокому искусству 21
-
О женской логике 22
-
Сверло 22
-
Тоска по хамству 22
-
Фая 22
-
О рачительности и бережливости 23
-
Колорадский борщевик 23
-
Ни рыба, ни – мясо 23
-
Адаптация 24
-
Амир 24
-
Будни гастарбайтеров 25
-
"Железная женщина" 25
-
Родственные души 25
-
Живые несуны 25
-
Когда бессильны мать и отче… 26
-
День милиции 26
-
Грузин 27
-
Голубая луна 27
-
"Нормально, Григорий? Отлично, Константин!" 29
-
"Мурку давай!" 30
-
И один в поле воин 30
-
Когда приходит смерть 31
-
Лимит времени 33
-
Каждый делает свою работу… 33
-
Примечания 33
Записки питерского бухарца
Голиб Саидов
Бухара, 1981 г. Фото из личного архива автора.
Я не повар, и не писатель,
Я не русский, и не узбек
Просто, я наивный мечтатель,
Раньше срока явившись на свет,.
Не усвоил суровых законов,
По которым живёт большинство,
И летаю "белой вороной",
Всех смущая вокруг давно.
Полу-грамотный, полу-учёный,
Полу-верующий атеист.
Чуть обрезанный, чуть крещённый,
Полу-мистик и полу-буддист.
И порою мне очень неловко,
От того, что я стал нелюдим
Словно, некий изгой, полукровка,
По ошибке попав вдруг к чужим.
Что, прожив столько лет на свете,
Я свободой всегда дорожил.
Что, любя всех людей на планете,
На "своих" и "чужих" не делил.
И себя, предавая Богу,
Музе высших – божественных – сфер,
Поскитаюсь ещё немного,
Как отверженный Агасфер
И неслышно уйду. И молиться
Стану ночи и дни напролёт,
Чтобы вновь в этот мир возвратиться,
Когда время моё подойдёт.
Выемщик писем
– Чем три месяца дурака валять, пусть поработает немного и поймёт – что значит добывать деньги собственным трудом – принял мудрое решение отец, едва я закончил 8-ой класс.
– Ну что, надеюсь, сработаемся? – подмигнул мне напарник, решив, что особых проблем со школьником-сопляком у него возникнуть не должно.
В ответ мне оставалось только дружески улыбнуться и поспешно кивнуть головой. Наутро предстоял мой самый первый рабочий день.
"Выемка писем производится два раза в день:
с 9 до 12 – утром, с 16 до 19 – вечером. Кроме сб. и вс."
– гласила надпись на стандартном почтовом ящике советских времён начала 70-х годов прошлого столетия.
На весь город, условно поделённый на два района, приходилось не более ста почтовых ящиков.
– Утром пройдёмся по первому району, а после обеда – обнесём второй, понял? – коротко просветил меня мой старший и более опытный товарищ, едва я расположился в уютной кабине "ЕРАЗа", прижимая к себе мешок для выемки писем. И, заметив моё недоумение, улыбнулся: – Успокойся, поработаешь немного и всё поймёшь…
Ежедневно предприимчивый водитель выкраивал почти три часа рабочего времени для своих левых "халтур". Высадив меня возле Ляби-хауза и угостив самсой и мороженым, он исчезал в неизвестном направлении, а ближе к вечеру забирал обратно, по пути на главпочтамт. Таким образом, консенсус на некоторое время был достигнут.
Ещё через пару недель совместной работы, напарник решил совсем упростить нашу схему, останавливаясь не у каждого почтового ящика, а через раз.
– Ничего страшного, – заверил он меня, – завтра пройдёмся наоборот.
Терпение советского школьника лопнуло и я, демонстративно хлопнув дверью, пошёл пешком. Товарищ опешил от подобного демарша. Казённая машина была совершенно новенькой и неприятностей по работе ему явно не хотелось.
– Ну, хорошо, хорошо… – стиснув зубы и вымучив улыбку, капитулировал водитель, приглашая меня назад, в кабину. – Садись, чёртов "Качан Джакыпов"! Заберём твои дурацкие письма. Все!
…На следующий день, я сидел у Ляби-хауза, уплетая за обе щёки бесподобный кавурма-лагман, который умели готовить вкусно только здесь. На десерт меня ждало шоколадное мороженое, а сквозь нагрудной карман белой "финки-безрукавки", весело просвечивал жёлтый рубль, согревая моё сердце самой первой в жизни взяткой.
Винзавод
Реальная жизнь, порой, жалеет детскую психику, обнажая себя постепенно и очень осторожно.
На винный завод я пришёл после 9-го класса, слегка подкованный и имеющий уже представление о взятке. Теперь же, предстояло узнать немного и о воровстве.
Огромный цех розлива, с шестью конвейерными линиями, вдоль которых стройными "солдатиками" неслись бутылки с различной жидкостью, произвёл на меня должное впечатление. Мне поручен был ответственный участок, на котором выбраковывались бутылки со случайно попавшимися насекомыми, с мутным непонятным оттенком, недолив или бутылки, с плохо завинченной пробкой.
Однако, и такая, казалось бы, непыльная работа, оказалась утомительной. Особенно, если учесть, что всё время приходилось стоять на одном месте и никаких стульчиков для этого не предусматривалось.
Моё рабочее место находилось в самой середине зала, на третьей линии, где гнали портвейн №53. Впереди меня, на первой и второй – весело бренча и мило "беседуя" меж собою, плыли неразлучные "старка" и обыкновенная "московская". Сзади, текла батарея "противотанковых", ёмкостью 0,75 литра. Далее, на пятой, шипели какие-то игристые, а на самой последней, весело скакали "мерзавчики" или, как принято, было называть их ещё по-другому, "чекушки", ёмкостью по 0,25 литра.
Внезапно, наш конвейер стал по техническим причинам. Воспользовавшись короткой передышкой, я устало опустился вниз, прислонив спину к стойке и собираясь прикрыть свои веки. В следующую секунду, мои глаза не только не закрылись, а наоборот – чуть ли не выскочили из своих орбит. Через пару конвейеров от меня, я заметил пожилую толстую женщину, которая присев и задрав свою юбку, принялась бойко рассовывать по своим необъятным розовым рейтузам советского образца, несколько "чекушек". От изумления у меня непроизвольно отвисла челюсть. Через несколько секунд наши взгляды с ней встретились. "Коллега" смущённо улыбнулась и быстро поднялась, скрыв свои прелести. "Сеанс" был окончен.
На обеденный перерыв мы, с моим непосредственным наставником – пожилым азербайджанцем – расположились прямо на широкой ленте транспортёра, по которой обычно переправляются ящики с бутылками на склад готовой продукции. Он привычным движением вытащил откуда-то сбоку поллитровку "московской" и, водрузив её между нами, принялся разворачивать домашний свёрток. В нём лежал приличный кусок отварной говядины, с чуть заметным жирком по краям.
– Запомни золотое правило: никогда не запивай! – преподал мне самый первый урок старик, поправив на переносице свои огромные как линзы очки, отчего глаза его неестественно увеличились. – Только хорошо закусывай.
Себе он наполнил на две трети гранёного стакана, а мне протянул небольшую стопочку. Я попытался было замахать руками, но он как-то странно посмотрел на меня и, выждав паузу, произнёс:
– Я знаю: сам когда-то так говорил. Жизнь длинная и зарекаться не следует. Я не хочу, чтобы ты стал алкоголиком. Я только хочу научить тебя грамотно пить и закусывать.
Потом помолчал немного и добавил:
– А пить ты всё равно будешь…
Мы чокнулись с ним и опрокинули живительную влагу вовнутрь…
С тех пор прошло более тридцати лет. Я действительно, не забросил это дело. И всякий раз, когда поднимаю свою рюмку, перед моим взором всегда возникает строгое и суровое лицо учителя, с огромными глазами, которые пристально смотрят на меня и напоминают:
"Никогда не запивай! Только закусывай! Понял?"
КСМ
Комбинат строительных материалов – так называлось моё очередное место работы.
Представить меня в качестве бетонщика столь же трудно, как вообразить себе депутата, искренне заботящегося о процветании народа.
– Запомни: на "шестипустотки" идёт цемент только марки 600 НН. – сообщит мне доверительно мой мастер, поднимая очередную стопку. После чего скомандует крановщику:
– Заливай!
– Погодите! – вскрикнул я, успевший за короткое время поднатореть в строительных терминах. – Это ведь, 400-сотый!
– Х#йня. – простодушно произнёс мастер. – Это не для комиссии.
Вскоре до меня дойдёт, что реальная жизнь намного отличается от того, что я изучал в школе или вычитал в своих любимых книжках.
Следовательно – воровать, оказывается, можно везде.
ХБК
Что такое разнарядка, объяснять советскому человеку излишне. Кануло в Лету и такое понятие, как "дефицит", о котором мы больше помним по известной миниатюре А. Райкина. Современному молодому поколению такие слова ничего не говорят ни уму, ни сердцу. А тогда…
Заполучить "ходовой" товар было делом нелёгким: мало того, что за ним необходимо было хорошенько побегать, так ещё и надо было умилостивить и "подмазать" ряд чиновников, от чьей подписи зависело – куда именно двинется тот или иной дефицитный продукт.
К примеру, чтобы приобрести пару ящиков знаменитого в прошлом "Узбекского мускатного игристого", я с радостью был готов, пожертвовать в пользу завсклада целую бутылку из каждого ящика!
Однако довольно распространённым явлением было насильственное всучивание залежалого, невостребованного, либо скоропортящегося товара, от которого любой ценой необходимо было избавиться.
Одним словом, сверху, с горпромторга пришла разнарядка: следовало срочно "сплавить" несколько тонн сельди. Причём, отменной сельди. Я уже писал о парадоксах географии в байке "Тройная уха", а потому считаю излишним объяснять российскому читателю причину излишней осторожности, проявляемой местным населением по отношению к какой-то сельди, когда многочисленные коллекторы кишат живыми экземплярами таких пород рыб, как сом, усач, сазан, жерех, белый амур…
Мне, в придачу к "ходовому" товару, впихнули аж целых тринадцать (!) бочек скоропортящейся заразы. Каждая весом примерно под два пуда. И хоть стоила она дёшево ("рупь с чем-то"), реализовать в течение двух-трёх дней почти полтонны рыбы, было более чем невероятно. Необходимо было срочно предпринимать какие-то действенные меры.
И тут мы вспомнили про ХБК – хлопчато-бумажный комбинат, где работал в основном женский контингент. Многим из них, уставшим после тяжёлой трудовой смены, дома предстояла готовка ненавистного ужина, от которого никуда не деться. А тут, мы как раз, со своей селёдкой! Пожалуйста, будьте любезны…
Стратегия и тактика была выбрана столь удачно, что мы в первый же день избавились от семи бочек. На следующий день, нам удалось реализовать ещё три. И, наконец, в третий день, мы с превеликим трудом продали ещё одну. Осталось две бочки. Одну из них мы распределили по всем знакомым и родственникам, а последнюю – бесплатно раздали алкашам.
Самое парадоксальное заключалось в том, что вопреки здравому смыслу, после всей операции, мы не только не понесли убытков (к которым заранее были готовы), но и … оказались в неплохом наваре.
Весь секрет был в бумаге, в которую мы заворачивали селёдку. Естественно, она всякий раз присутствовала на весах, не привлекая к себе особого внимания утомлённого покупателя. Казалось бы, подумаешь, какие-то незначительные граммы…
– Принимай! – вывалит товарищ мне на прилавок увесистую пачку толстой типографской бумаги, плотность которой значительно превосходила любую другую. Весила пачка никак не меньше восьми килограмм.
Потом ему ещё пару раз придётся доставлять мне эту бумагу. Пока мы окончательно не разделались с этой проклятой селёдкой.
"Интурист"
По окончанию института, я полгода промаялся между школой №35 имени Узбекистана, расположенной в сельсовете Лоша и родным домом, окончательно истрепав нервы не только себе и своим домочадцам, но и директору школы. Пользы от меня не было никакой. Уроки мои походили на диалог глухонемого с детьми: большей частью я изъяснялся с помощью жестов и мимики, поскольку по "родному языку" (читай: узбекскому) у меня была незаслуженно завышенная "тройка". Как ни странно, но школьники очень скоро освоили мой "язык" и научились меня более-менее понимать. Чего не скажешь о директоре школы. Он бы с радостью меня давно уволил, но не мог: деньги (читай: взятка) перевешивали чашу весов однозначно.
Наконец, в один из весенних солнечных дней, луч надежды благосклонно осветил мою бедную головушку, преобразив до неузнаваемости весь ход моей дальнейшей жизни.
Я сидел на лавочке во дворе дома, уныло предавшись своим горестным размышлениям, когда из-за угла неожиданно показался Саша.
– Слушай, а не хотел бы ты поработать моим помощником в баре? В день я буду платить тебе три-четыре рубля, в зависимости от оборота.
Я мгновенно перевёл эту сумму в зарплату: выходило 100-120 рублей в месяц. В школе я получал 90. Отказаться от такого предложения, конечно же, было глупо и поэтому только спросил:
– А в чем будет заключаться моя работа?
– Да ничего сложного, – пояснил мне Саша, – понимаешь, скоро начнётся туристический сезон, а работников катастрофически не хватает. По ходу дела я тебе всё покажу и объясню. Только бар находится не в самой гостинице, а в старом городе, внутри медресе Абдулазиз-хана.
– Ого! – оживился я, вспоминая – где расположен этот памятник архитектуры семнадцатого века.
– Да, – словно прочитав мои мысли, согласился Саша, – там от туристов отбоя не будет: настоящий "Клондайк"! Вот, только как быть с твоей работой в школе?
– Ничего, разберусь – ответил я, приободряясь и представляя себя уже за стойкой бара, в бабочке, весело подмигивающим очаровательной Бриджит Бардо или Софи Лорен. – Главное, чтобы шеф ваш меня одобрил.
– Ну, об этом уж, я постараюсь позаботиться… – заверил на прощание меня старший товарищ и предупредил на прощание – Ты только не забудь одеться по приличнее: завтра с утра пойдём.
Помещение, наспех переоборудованное под бар, некогда служило лекционным залом (дарсхона). Здесь, с середины семнадцатого века читались лекции для слушателей медресе. Это было квадратное помещение, с общей площадью примерно в 30 квадратных метров, с огромным и высоким куполом, подпираемым искусно выполненными сталактитами. Толстые стены многометровой толщины надёжно защищали "бар" от уличной жары. Они были расписаны затейливым растительным орнаментом, отражающим большей частью индийские мотивы. Единственное окно с мощной кованой решёткой, выходящее на север, являлось своего рода естественным кондиционером, а потому летом здесь всегда было прохладно, а зимою стены служили надёжной защитой от холода.