Знаменитые семейства Флоренции постоянно заказывают работы великим скульпторам и живописцам. Многие из произведений, которые ныне мы найдем в знаменитой галерее Уффици, раньше украшали частные виллы. Так, например, знаменитые "Весна" и "Рождение Венеры" Боттичелли были написаны по заказу родича Лоренцо Великолепного – Лоренцо ди Пьеро Франческо. Сам Лоренцо дает возможность художникам получить заказы для работы в соборах Флоренции. Фрески Гирландайо в Санта Мариа Новелла – лишь один тому пример.
Но похоже, что Лоренцо интересуют больше не конкретные творения скульпторов, архитекторов и живописцев, но сами люди, мастера Возрождения, которые, следуя за полетом своего духа, творят во славу прекрасного. Что может он сделать для них?
Валори пишет: "Он делал своим домочадцем всякого, в ком распознавал природные дарования или художественные таланты, милостиво обходился с такими людьми, лелеял их и никогда не покидал". Знаменитые сады Медичи, расположенные между дворцом Медичи и монастырем Сан Марко, становятся прообразом первой Академии изящных искусств в Европе. Под руководством старого архитектора Бертольдо – ученика Донателло и хранителя коллекции античного искусства правителя Флоренции – Лоренцо создает школу для молодых художников и ваятелей. Не свои личные вкусы и пристрастия желает утвердить здесь Лоренцо, но хочет задать направление развития всему флорентийскому искусству. Он убежден, что молодые художники должны учиться на лучших образцах античного искусства, но не для того, чтобы просто копировать их… Нет! Для того чтобы создавать совершенно новые произведения…
Искусство рисунка в садах Сан Марко изучали Джованни Франческо Рустичи, Торриджани, Лоренцо ди Креди, Андреа Сансовино… Сюда же, к Бертольдо, поставленному Лоренцо во главе школы ваятелей, придет учиться 15-летний Микеланджело. Здесь заметит его Лоренцо, станет юноше отцом и другом, пригласит его жить к себе во дворец. Здесь молодой скульптор узнает своего покровителя с совершенно иной стороны. Здесь, во дворце Медичи, Микеланджело познакомится с друзьями Лоренцо – философами, поэтами, учеными-гуманистами, неоплатониками. Единомышленниками и духовными отцами Возрождения: Марсилио Фичино, Пико делла Мирандолой, Анджело Полициано, Кристофоро Ландино…
Академия Платона
"Без платоновского учения никто не может быть ни хорошим гражданином, ни хорошим христианином", – любил говорить Козимо Медичи. Его внук Лоренцо Великолепный хорошо усвоил завет своего мудрого деда…
Являясь покровителем и активным участником всех дел и жизни Академии Платона во Флоренции, Лоренцо следует не только духовному завещанию Козимо Медичи, стоявшего у истоков ее создания и открытия в 1461 году. Он следует велениям души и сердца. Это дело он считает главным в своей жизни.
Возрождение философии как любви к мудрости, учения Платона и мудрости древних времен – вот цель Академии.
То были люди, осмелившиеся бросить вызов старому образу жизни и предложить новый, пронизанный стремлением возродить те классические идеалы, на которые опирались великие цивилизации прошлого. Они говорили о новом значении человека, зависящем от его способности ощущать себя частью Вселенной и, следовательно, создавать свой собственный мир и свою судьбу, и религии, все их применяя с уважением. Они открыли, в итоге, новые пути в науке, религии, политике и искусстве. Их вдохновляло классическое, но они внесли его в свое настоящее, уверенные в том, что ценная идея остается таковой в любое время и в любом месте, так что нет необходимости "копировать" ее такой, какой она была в прошлом.
Руководитель Платоновской академии Марсилио Фичино – один из ближайших друзей правителя Флоренции. Лоренцо содействует возвращению древнего знания, переводу рукописей и манускриптов древних мудрецов, способствует становлению во Флоренции книгопечатания, развитию итальянского языка, более глубокому пониманию своего великого соотечественника Данте и возвращению в Италию литературного наследия античных времен – Гомера, Овидия, Вергилия.
Душа самого Лоренцо – это, скорее, душа поэта и философа. Как писал о Лоренцо известный русский исследователь В. Муратов, "Флоренция Лоренцо Великолепного казалась явлением древнего божества в человеке, посетившим итальянскую землю. Простое обращение к ней возвышало дух".
* * *
Он покинул этот мир на своей вилле в окружении верных друзей. За дверями комнаты обливался горькими слезами потерявший друга и учителя Микеланджело.
Современник Лоренцо Великолепного Альберти в своем трактате об архитектуре пишет: "Хорошо будет пойти по стопам Платона, который на вопрос, где найти то преславное государство, которое он себе вообразил, ответил: мы его не ищем, но стараемся установить, какое приходится назвать лучшим из всех. Ты же считай наиболее предпочтительным то, которое меньше всего будет отличаться от этого образца".
Лоренцо Медичи делал все возможное, чтобы приблизиться к образцу. И его время назовут "золотым веком" эпохи Возрождения. Правитель Флоренции всегда оставался как бы в тени великих титанов Возрождения. Но он всегда стоял рядом с ними.
Флоренция превыше всего
Жизнь Никколо Макиавелли
Илья Бузукашвили
В его жизни были взлеты и падения. Он познал сполна и милости Фортуны, и горечь поражений. Молва сделала из него жестокого циника, но он им никогда не был. Он умел хранить верность, извлекать уроки из прошлого и не мыслил себя без служения родному городу.
…Флоренция. Утро 10 мая 1527 года. В Зале Пятисот в Старом дворце – Палаццо Веккьо – собрался Большой совет. Предстояло избрание должностных лиц республики. В зале стоял зловещий гул. Всеобщее напряжение вызвало известие о том, что Никколо Макиавелли предложил себя на должность секретаря канцелярии Коллегии Десяти. Разве можно вступить в одну и ту же реку дважды?
Когда объявили кандидатуру Макиавелли, высокое собрание взорвалось. В единый миг с отцов города слетела степенность. Они вскакивали с мест, перекрикивая друг друга и яростно жестикулируя. Перепуганные протоколисты не успевали записывать.
"Макиавелли ведет жизнь нерелигиозную, кто его видел на проповедях?!"
"Он сидит в трактире, хуже того – в библиотеке, читает старые книжонки. Не хотим философов! Долой философов!"
"Он ученый! Долой ученых!"
"Отечество нуждается в людях благонадежных, а не в ученых! Макиавелли историк… Он насмешник и считает себя выше всех!"
Не дожидаясь результатов голосования, Никколо покинул Палаццо Веккьо. Как же так? Ему 58 лет. Он любит Флоренцию больше всего на свете, больше близких людей, больше жизни. И в это трудное время его энергия, опыт и знания не нужны… Он перешел на другой берег по Понте Веккьо – Старому мосту – и свернул направо. Внизу текли мутные спокойные воды Арно. Под ногами лежали камни мостовой квартала, где прошло его детство…
Денег на учебу в университете у отца Никколо не было, а потому после школы юноша учился самостоятельно. Он много читал, особенно античных авторов: Тита Ливия, Тацита, Цицерона, Вергилия, Овидия. Любил музыку. А еще работал в адвокатской конторе отца, приобретая юридические знания.
"Я родился бедным и скорее мог познать жизнь, полную лишений, чем развлечений", – вспоминал потом Макиавелли. Как мало мы знаем в начале нашего жизненного пути, что ожидает нас впереди!
В 29 лет жизнь Макиавелли сделала крутой поворот, и он был готов к нему.
18 июня 1498 года Большой совет флорентийского правительства – Синьории избрал его секретарем второй канцелярии, занимавшейся внутренней политикой республики, а потом еще предложил возглавить канцелярию комиссии Свободы и Мира, ведавшей делами армии и ополчения.
Должности незавидные: низкое жалование, никакой перспективы продвижения и множество обязанностей. Но те, кто назначал Никколо, знали, что не ошиблись: новый канцлер был готов не покладая рук работать на благо Флоренции, ведь его главными девизами были: "Трудом создано величие человека" и "Флоренция превыше всего".
Его переизбирали на эти посты долго. Очень долго. Четырнадцать лет.
За эти годы из-под пера Макиавелли вышли многие тысячи дипломатических писем, донесений, правительственных распоряжений, военных приказов, проектов государственных законов. Он организовывал военные кампании, инициировал создание республиканского ополчения.
А еще он был дипломат от Бога. Умел убедить и переубедить, настоять, навязать. Дипломатические и военно-дипломатические миссии к различным итальянским государям, к папе, императору, четырежды к французскому королю – во все ответственные моменты итальянской и европейской истории Макиавелли отрывался от своих дел во Флоренции и направлялся в другие государства и чужие страны.
Мало кто мог лучше него в короткие сроки точно и верно оценить политическую атмосферу в чужой стране. Когда Синьория торопила его с донесениями, он отвечал: "…серьезные вещи не отгадываются… если не хочешь излагать выдумок и сновидений, необходимо все проверить".
Стройный, подтянутый, изящно одетый, превосходно владеющий языками, ироничный и остроумный – таким был Никколо Макиавелли.
Нет, он и не думал превращаться в чопорного чиновника. Всегда оставался душой вечеринок с друзьями. И очень любил семью, с шутливой нежностью именовал ее своей "командой".
Классики древности были для Макиавелли друзьями и советчиками. Без них он не обходился даже в своих служебных поездках. Он никогда не относился к античным писателям лишь как любознательный читатель и эрудит, но всегда – как политик и практик. Не упускал ни единой возможности применять их идеи в жизнь.
В 1502 году, находясь в Имоле с дипломатическим поручением, он попросил своего друга и коллегу Бьяджо Буонаккорси достать и выслать ему "Жизнеописания" Плутарха. "Во Флоренции их купить нельзя, – отвечал тогда Бьяджо. – Буду заказывать в Венеции".
Буонаккорси был преданным другом Никколо Макиавелли и не переставал восхищаться им. В одном из его писем читаем: "Я не хочу, чтобы вы благодарили меня за услуги. Если бы я даже не хотел любить вас и всецело принадлежать вам, я не мог бы этого сделать, ибо к этому меня вынуждает сама природа… Возвращайтесь же побыстрее, черт возьми, возвращайтесь!"
Бартоломео Руфини, еще один друг Никколо, писал ему: "Ваши письма к Бьяджо и к другим доставляют всем большое удовольствие. Попадающиеся там шутки и остроты заставляют всех хохотать до упаду".
Все изменилось в 1512 году. Во Флоренции случился переворот. Республика пала, и к власти в городе пришла Синьория Медичи. Ей не нужен был бывший секретарь второй канцелярии и глава комиссии Свободы и Мира.
Его отправили в ссылку, где он пробыл 15 лет. Какое наказание могло быть более суровым для человека, который долгие годы верой и правдой служил своей любимой родине?
"Так долго продолжаться не может, – писал Макиавелли в одном из писем, – такая бездеятельная жизнь подтачивает мое существование, и если Бог не сжалится, то в один прекрасный день я покину свой дом и сделаюсь репетитором или писарем у какого-нибудь вельможи". Однако, когда старые знакомые пригласили его на службу к французскому королю, он ответил: "Предпочитаю умереть с голоду во Флоренции, чем от несварения желудка в Фонтенбло".
С. ди Тито. Портрет Никколо Макиавелли. 1500
Письмо Никколо к флорентийскому послу в Риме Франческо Виттори не только проливает свет на жизнь Макиавелли в изгнании. Оно делает его образ более доступным и понятным. А по стилю и языку считается одним из самых знаменитых в итальянской литературе:
"Встаю я с солнцем и иду в лес… Потом направляюсь к источнику, а оттуда к птицеловному току. Со мной книга. Либо Данте, Петрарка, либо Тибулл и Овидий… Затем я перебираюсь в придорожную харчевню и разговариваю с проезжающими – спрашиваю, какие новости у них дома, слушаю всякую всячину и беру на заметку всевозможные людские вкусы и причуды. Пообедав дома, я возвращаюсь в харчевню, где застаю обычно в сборе хозяина, мельника, мясника и двух кирпичников. С ними я убиваю целый день, играя в триктрак и в крику, при этом мы без конца спорим и бранимся и порой из-за гроша поднимаем такой шум, что нас слышно в Сан-Кашано… Так я задаю себе встряску и даю волю проклятой судьбе – пусть сильнее втаптывает меня в грязь, посмотрим, не станет ли ей, наконец, стыдно…
С наступлением вечера я возвращаюсь домой и вхожу в мой кабинет; у дверей я сбрасываю будничную одежду, запыленную и грязную, и облачаюсь в платье, достойное царей и вельмож; так, должным образом подготовившись, я вступаю в старинный круг мужей древности. Там, дружелюбно ими встреченный, вкушаю ту пищу, для которой единственно я рожден. Здесь я без стеснения беседую с ними и расспрашиваю о причинах их поступков, они же с присущим им человеколюбием отвечают. На четыре часа я забываю о скуке, не думаю о своих горестях, меня не удручает бедность и не страшит смерть: я целиком переношусь к ним. И так как Данте говорит, что "исчезает вскоре то, что, услышав, мы не затвердим", я записываю все, что вынес поучительного из их бесед…"
Похоже, у судьбы были на Макиавелли свои планы. Быть может, оставайся он до конца своей жизни успешным политиком и дипломатом, мало кто вспоминал бы о нем сегодня: сколько их было в нашей истории! А Макиавелли в своем изгнании взялся за перо.
"Я выскажу смело и открыто все, что знаю о новых и древних временах, чтобы души молодых людей, которые прочтут написанное мной, отвернулись бы от первых и научились бы подражать последним… Ведь долг каждого честного человека – учить других тому доброму, которое из-за тяжелых времен и коварства судьбы ему не удалось осуществить в жизни, с надеждой, что те, кто придут следом, будут более способными к этому".
В ссылке у Макиавелли оказалось время, чтобы написать те исторические, философские и художественные работы, которые обессмертили его имя: "Государь", "Рассуждения на первую декаду Тита Ливия", "О военном искусстве", комедия "Мандрагора", "История Флоренции".
Как это часто бывает, народная молва оказалась к Никколо несправедлива. С чьей-то легкой руки – и на века – воззрения Макиавелли превратились в проповедь политического коварства и лицемерия.
Его обвиняли в том, что он является учителем тиранов, советует им использовать вероломство, лицемерие, насилие, убийство. Но он только правдиво писал о том, что окружало его в жизни, где политика резко расходилась с моралью.
Ставшая крылатой фраза "Цель оправдывает средства" была лишь искусно выхваченной из контекста цитатой, весьма далекой от подлинного Макиавелли. Сам-то Никколо страстно мечтал как раз об обратном.
В его изречениях мы найдем и мудрость древних, и актуальность сегодняшнего дня: "…не следует никому давать советы и пользоваться чужими советами, кроме общего совета каждому – следовать велениям души и действовать смело"; "Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравняться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа".
В тот день, 10 мая 1527 года, Большой совет Флорентийской республики не утвердил кандидатуру Макиавелли. За него было отдано 12 голосов, против – 555.
Через месяц Никколо Макиавелли не стало. Его похоронили в базилике Санта-Кроче, флорентийском пантеоне, где покоятся лучшие сыны этого славного города…
А полвека спустя на стене одного из залов Палаццо Веккьо появился портрет Макиавелли кисти Санти ди Тито. Современники утверждали, что это наиболее достоверное изображение мыслителя. Проницательный умный взгляд, ироничная улыбка… Всех, причинивших ему горе, он давно простил. А Флоренция прилюдно призналась ему в любви. Он и вправду того заслужил.
Джордано Бруно
Титан эпохи Возрождения
Елена Сикирич,
президент культурной ассоциации "Новый Акрополь" в России
На рубеже эпох
Omnia transit – все проходит. Только что невидимые Гении времени объявили конец еще одного века, еще одного тысячелетия бурной истории человечества. Странное, смешанное ощущение надежды и страха рождается вместе с осознанием того, что на наших глазах наступает загадочная, сложная и удивительная пора очередной смены эпох.
Сколько раз уже История видела, как умирают царства, установления, обычаи, мнения и взгляды и как на их месте рождаются новые, в свою очередь подверженные смерти и подчиненные неумолимому закону циклов. Сколько раз уже История видела, как боги одной эпохи становятся демонами в другой, как гонимые и преследовавшиеся в одной эпохе в другой сами становятся преследователями и инквизиторами. Сколько раз на сцене театра Истории разыгрывались сатурналии, подобные настоящему карнавальному фарсу, где шуты занимали места королей, а королей принимали за шутов, где люди-звери, прикрываясь масками добродетелей, призывая к состраданию и уповая на Бога, безжалостно уничтожали своих жертв…