- К сожалению, нет. Не нашли. Да экспедиция и не стала здесь задерживаться, она торопилась на Ямайку.
- Искать затонувший город Порт-Ройял?
- Сеньор знает о Порт-Ройяле?
Клим решил сообщить, что он заканчивает университет и все, что относится к истории средних веков, интересует его уже профессионально.
- Lindo bueno! - опять закричал дон Мигель. - Сеньор - историк! Это же прекрасно. Я расскажу вам такие вещи про Испанию, о которых вы не знаете ничего и не сможете прочитать ни в каком учебнике.
- Чему он обрадовался? - спросила Ника.
- Узнал, что я будущий историк.
Дон Мигель тем временем поспешно ухватился за бутылку.
- Слушай, Клим, судя по всему, дон Мигель сейчас предложит тебе какой-то исторический тост. Вы не сопьетесь? В средней истории, как я помню, полным-полно было всяких императоров и королей, а среди них попадались, кажется, и неглупые.
- Да, были и не дураки.
- Опасаюсь, что поводов для тостов у дона Мигеля появится более чем достаточно.
- Ничего, - отшутился Клим. - Мы будем пить через одного.
Дон Мигель отставил в сторону пустой бокал, сосредоточенно нахмурился, - Климу очень хотелось узнать окончание рассказа про исчезнувшую мушкетную пулю, но как бы там ни было в действительности, а человек - брат дона Мигеля - погиб, и лишнее любопытство могло выглядеть бестактным.
Дон Мигель выбрал направление разговора сам:
- Предлагаю сеньору вспомнить историю Испании, скажем, середину семнадцатого века.
- Времена Филиппа Четвертого? - сообразил Клим.
- Да, да! Именно, Филиппа Четвертого. Предпоследнего короля из семейства Габсбургов, изображение которого дошло до нас благодаря знаменитому портрету Веласкеса. В общем-то, история Испании тех времен общеизвестна: самая влиятельная в Европе страна начала терять свое морское могущество. Терять свои колонии, разбросанные по всему Новому Свету, - так называемое Испанское наследство, которое мечтали заполучить все европейские короли. Но я не об этом. Что вам известно про личную жизнь Филиппа Четвертого?
- Ну… - подумал Клим, - в общем, то, что дошло до нас в мемуарных записях того времени. Хотя эти сведения не всегда достоверны. Короли умели хранить свои секреты.
- Согласен, короли умели хранить свои тайны. Поэтому излишне любопытный историк того времени рисковал головой. Королевские тайны, чаще всего - неблаговидные тайны. Поэтому многие сведения держатся не столько на показаниях очевидцев, сколько на фантазии романистов - это тоже кое-что, но не заменяет документ. Скажем, до сих пор не установлена точно личность Железной Маски, хотя здесь имеются более или менее достоверные предположения. Будем держаться пока исторически бесспорных фактов. Как известно, у Филиппа Четвертого был сын - законный наследник королевского престола - в будущем Карл Второй. Так же известно, что Филипп Четвертый не любил заниматься хлопотливыми государственными делами, передоверив это скучное занятие своим министрам, а сам развлекался, как мог. Задавал балы, пышные службы, смотрел пьесы, которые писал специально для его театра великий Кальдерой. И, конечно, занимался придворными дамами, которых при дворе было более чем достаточно и которые ничуть не стеснялись принимать любые знаки королевского внимания. Тем более что сама королева смотрела на придворные развлечения своего мужа сквозь пальцы. Естественно, что при дворе появлялись и внебрачные, но королевские дети. Пока история сохранила нам сведения об одном - доне Хуане, и то только потому, что он в свое время уж слишком решительно пытался спихнуть с престола законного наследника, своего кровного братца Карла Второго.
- Но не сумел, - вставил Клим.
- Вернее - не успел, - сказал дон Мигель. - Умер. От лихорадки. Подробности не известны, хотя эту лихорадку вполне мог изготовить медик королевы Марианны, которой очень не хотелось допустить дона Хуана на королевское кресло. Но все это произошло много позднее…
2
Здесь дон Мигель сделал интригующую паузу, поставил локти на стол и взглянул на Клима многозначительно и задорно:
- Сейчас я расскажу вам про одно придворное событие, о котором вы ничего не знаете и не сможете узнать, так как ни один летописец к этой истории допущен не был. Надеюсь, воображение у вас хорошо работает, историк без воображения уже не историк, эта способность человеческого мышления по разрозненным сведениям восстанавливать целое - воистину неоценимая вещь. Итак. Среди прочих любовных приключений у короля был мимолетный роман с монахиней - прислужницей духовника герцога Оропесы, того самого Оропесы, который, как это тоже известно, станет впоследствии первым министром Испании. То, что девушка посвятила себя богу, могущественного монарха не остановило. Она не была придворной дамой, и эта кратковременная королевская связь так и осталась бы в тайне, но…
- Понятно, - вставил Клим. - Опять родился ребенок.
- Да, родился. Самые секретные любовные истории весьма часто оставляют после себя такие заметные следы. Несчастная обесчещенная мать умерла после родов. Но мальчик остался жив. Как там с ним устроились, вот это неизвестно, граф-герцог Оропеса накрыл плащом тайны некрасивую историю. Он был дальновидным политиком, этот граф-герцог, видел, как первого внебрачного сына, дона Хуана, прибрала к рукам оппозиционная партия и сделал тонкий государственный ход. Он убедил Филиппа Четвертого, незадолго до смерти, составить завещание, удостоверяющее королевское происхождение осиротевшего ребенка.
- Вот как? - удивился историк Клим. - И король такое завещание написал?
- Представьте себе - написал!
- Почему же о нем нигде не упоминается?
- Вы же сами сказали, что личные дела королей - самая ненадежная часть истории.
- А как же вы?.. Или это опять восстановление факта воображением?
- Не совсем так.
- Вы видели завещание?
- Нет, не видел. Но знаю, что оно есть. У меня были свои способы расследования.
И дон Мигель опять взялся за бутылку.
Клим подумал невольно может, и на самом деле это старинное вино способствует фантазии дона Мигеля так живописно восстанавливать события далекого прошлого? Но тут он вспомнил только что виденную сцену на экране телевизора, и это снова привело его в некоторое замешательство.
Он молча взялся за бокал.
- За какого короля пьете? - спросила Ника.
- Пока за королевского сына, - ответил серьезно Клим. - Королевского сына, не известного истории.
- Вот как! А каким же образом о нем узнали вы?
- Я и сейчас не знаю. Но вот дон Мигель…
- Ну-ну! - только и сказала Ника и перевернула следующую страницу книги кавалера де Курси.
- Интересуется королевским сыном, - пояснил Клим дону Мигелю.
- Естественно! - согласился тот. - Кого бы не заинтересовала такая романтическая история. Восстанавливая ее из случайных сведений, можно предположить, что далее герцог Оропеса действовал вполне последовательно. Трудно только ответить, что им руководило: простое человеческое сочувствие к осиротевшему ребенку или желание иметь в запасе пусть незаконнорожденного, но тем не менее - королевского сына для дворцовой игры. Но так или иначе, опытный политик, он понимал, что нет такой тайны, которая рано или поздно не просочилась бы наружу, поэтому решил спрятать королевского сына подальше от опасных дворцовых интриг. И ребенка вообще увезли из Испании в далекую колонию на Ямайке, в веселый флибустьерский город Порт-Ройял. А тут Англия отвоевывает у Испании Ямайку, и следы королевского сына теряются надолго. А пока история Испании идет своим чередом. Как известно из учебников - царствование Карла Второго было самым несчастным для страны. Испания теряет все свое былое могущество. Вокруг королевского трона идет непотребная возня. Кто только не правит страной от имени слабохарактерного короля, тут и мать-королева, и ее духовники-фавориты. Какое-то время пытается что-то сделать и герцог Оропеса на посту первого министра. Но вот и ему дают отставку в 1691 году. И тогда, спустя тридцать лет, он решает отыскать королевского сына, привезти его в Мадрид… а там, как повезет. Авантюра могла стоить герцогу головы, но он решил рискнуть. В Порт-Ройял отправляется корабль. Капитану дается секретное поручение и государственное письмо. Роковым летом 1692 года корабль прибывает в Порт-Ройял… и тут землетрясение и морская волна уничтожают флибустьерский город, и вот тогда следы королевского сына теряются для истории навсегда.
- Понятно, - кивнул Клим. - Понятно, почему вы заинтересовались подводной археологией.
- Конечно, - подтвердил дон Мигель. - Поэтому, когда экспедиция отправилась на Ямайку, я попросил их взять меня с собой. Это был единственный случай - моя яхта отправилась в столь длинное путешествие, что я потерял берег из виду. Но до Ямайки менее трехсот миль, через двое суток мы были на месте - я даже не успел заболеть морской болезнью. Археологи начали свои поиски в бухте. Я - тоже. Только они разыскивали остатки погибшего города, а я - следы сына Филиппа Четвертого. Один раз наши дороги перекрестились…
- Догадываюсь. Читал в журнале. Археологи подняли со дна ящик с монетами и гербом Филиппа Четвертого на крышке.
- Да, да! Тот самый случай. Они нашли также и часы. Золотые часы с циферблатом, выполненным узором из серебряных гвоздиков. В лаборатории определили, что это часы амстердамского мастера Поля Блонделя, а по следам, оставленным отсутствующими стрелками, узнали время, когда они остановились: 11 часов 40 минут - это было время гибели Порт-Ройяла. Потом экспедиция уехала, а я упрямо остался. Нанял лодку, рабочего, двух местных водолазов. Глубины там небольшие, правда, много тины на дне. Мы ничего не нашли. Только однажды, я сам лично, копаясь среди развалин - похоже, церкви возле самого берега, где и воды было по колено, поднял из тины вещицу, облепленную ракушками. Это оказалась большая медаль на цепочке. Простая безделушка. Правда, старинная и золотая. С чем я и вернулся обратно на Кубу. Хочу показать медаль специалистам. Пусть определят, чья она и откуда.
Дон Мигель сунул руку в ящик стола и положил перед Климом свою находку.
Формой и размерами медаль напоминала большие карманные часы с цепочкой. Одна сторона была гладкой, на другой проглядывались затертые - видимо, медаль долго носили под одеждой - следы, похоже, какого-то герба. Глубокая царапина, как бы прорезанная резцом, пересекала медаль, обрываясь на краю. Долгое пребывание в морской воде не оставило на поверхности каких-либо следов.
Клим уважительно постучал по медали пальцем.
- Благородный металл! - сказал он.
- Покажи, - попросила Ника. - Золото?
- Оно самое.
- А это что? - Ника показала на резаный след.
- Может быть - след лопаты?
- Не похоже. Будто ударили чем-то острым.
- Скажем - ножом!
- Или шпагой.
- Или шпагой, - согласился Клим. - Шпагой - это даже интереснее.
- А что здесь за узор?
- Герб, наверное. Разобрать трудно.
Ника поднесла медаль ближе к потолочной лампочке.
- Похоже, поясное изображение мужчины… голова запрокинута, - она пригляделась внимательнее. - А в груди три стрелы.
- Так это, видимо, изображение святого Себастьяна, - сказал Клим. Был в древности такой проповедник, которого расстреляли стрелами, а католическая церковь возвела его в ранг святого.
Тут заинтересовался и дон Мигель.
- Святой Себастьян? - переспросил он. - В связи с чем-то я уже слышал имя этого святого…
Теперь к медали присмотрелся Клим. Он слегка подавил ее пальцами.
- По-моему - она пустая. Это не медаль, а медальон. Вроде часов с крышками. Видимо, они должны открываться. Ну-ка, попробуем!
Он взял со стола складной нож, которым дон Мигель пытался открыть бутылку, поцарапал край медальона, приставил к ребру лезвие, надавил… и крышка с легким звоном отскочила на стол.
- Caramba! - прошептал дон Мигель.
Клим повернул медальон, и на ладонь ему выпала круглая золотая же пластинка с четким резным портретом, отделанным цветной эмалью: мужское лицо, длинный подбородок, усы, стрелочками загнутые вверх. Дон Мигель вытаращил глаза.
- Филипп Четвертый! - воскликнул он. Руки у него затряслись от волнения, миниатюра выскользнула из пальцев - Клим подхватил ее на лету, как ловят мяч пинг-понга.
- И на обороте здесь вырезано, - сказал он и наклонился, разбирая мелкие буквы: - "сыну моему, лето 1662 года, Мадрид". И подпись, - прибавил Клим. - Тоже сделана резцом.
- Вот оно… - возбужденно перешел на шепот дон Мигель, - вот оно, завещание короля. Умный герцог Оропеса решил сохранить его от случайностей и от времени - приказал вырезать резцом. А сын короля тридцать лет носил этот медальон на себе и не знал, что в нем лежит. Да, да, не знал. Если бы знал, история Испании могла бы пойти другим путем. Но кто он был, этот сын короля?
Он уже справился с волнением. Торопливо уложил пластинку обратно, захлопнул крышку медальона. Сунул его в карман камзола.
- Это нужно проверить… обязательно нужно проверить. Подумайте, история Испании! - он вскочил, забегал по каюте. - Молодые люди, я должен вас покинуть. Срочно покинуть. О, всего на несколько минут. Подождите меня здесь, я сейчас.
Он кинулся к дверям каюты, остановился, схватил с лежанки шпагу.
- Это вам зачем? - невольно спросил Клим.
- О! Она может пригодиться, верная старая шпага, - дон Мигель сделал молодецкий выпад, ударом шпаги открыл дверь каюты и выбрался на палубу, запнувшись на пороге.
- Однако! - только и сказала Ника.
- Наверно, это действует старинное вино, - предположил Клим.
Фигура дона Мигеля промелькнула мимо иллюминатора. Что-то стукнуло, послышалось шуршание, потом все затихло… Вдруг яхту сильно качнуло набок, на столе звякнули бокалы. Ника испуганно подобрала ноги на лежанке, оперлась руками.
Клим привстал с табуретки.
И в наступившей тишине они оба услышали донесшийся с палубы мучительный стон.
- Клим!.. Это дон Мигель. С ним что-то случилось…
Она торопливо натянула босоножки. Клим шагнул к двери, забыл пригнуться, ударился макушкой о притолоку, зашипел, погладил ладонью голову и выскочил из каюты. Ника ткнулась ему в спину, он придержал ее за плечи.
После яркого света каютной лампочки на палубе им показалось темно.
- Держись за меня, - сказал Клим. - А то шагнешь в воду.
Перебирая руками по карнизу каютной надстройки, он прошел на нос яхты. Сюда уже доставал свет от портовых фонарей. У передней стенки каюты, утопленный в палубу, стоял большой ящик. Крышка ящика, как крышка сундука, была откинута назад. В ящике на чем-то, похожем на кресло с толстой спинкой, сидел дон Мигель. Он сидел завалившись на бок, голова его бессильно откинулась на крышку ящика.
Клим осторожно прикоснулся к его плечу.
Дон Мигель приоткрыл глаза, с усилием поднял голову, что-то прошептал, и Клим скорее догадался, чем расслышал:
- Вытащите меня…
Он просунул руки под мышки дона Мигеля, тот вдруг охнул, обвис у него на руках, а Клим вдруг ощутил под правой ладонью что-то липкое и горячее.
- Кровь? - сказал он.
- Откуда, Клим? Он ранен?..
- Не знаю.
Осторожно сжав ладонями тощую поясницу дона Мигеля, Клим легко, как ребенка, приподнял его с кресла, вытащил из ящика. Крышка качнулась, упала и захлопнулась, щелкнул внутренний замок. Ноги дона Мигеля заплетались, Клим просто поднял его на руки, понес, прижимаясь спиной к стенке каюты, чтобы не свалиться ненароком за борт. Ника обежала каюту с другой стороны, открыла дверь. Дона Мигеля посадили на лежанку, придерживая за плечи, но, когда Ника хотела стянуть с него камзол, он опять застонал, и она остановилась испуганно.
- Ничего, ничего, - сказал Клим. - Снимай осторожнее.
Окровавленный рукав белой батистовой рубашки он просто разорвал пальцами до плеча. На мякоти предплечья открылась небольшая, но, видимо, глубокая ранка, из нее обильно сочилась кровь. Дон Мигель опять прошептал, Клим шагнул к столу, выдвинул нижний ящик, достал картонную коробку с красным крестом на крышке. Ника плеснула на ладонь из недопитого бокала древнего вина, вытерла руки бумажной салфеткой. Достала из коробки перевязочный пакет, наложила на рану марлевую подушечку.
- Клим! Смотри - рана сквозная.
Она быстро и плотно обмотала руку бинтом.
- На что он мог там наткнуться?
Лицо дона Мигеля осунулось, побледнело. Глаза его были закрыты, однако он прошептал еще несколько слов, голова его бессильно качнулась набок. Клим уложил его на подушку.
- Что он сказал? - спросила Ника.
Клим озадаченно глядел на дона Мигеля и молчал. Ника встревожилась еще более.
- Клим?
Клим перевел дух.
- Он сказал… он сказал, что на него напали… что его ударили шпагой.
- Шпагой? Где?
- Там… в семнадцатом веке, надо полагать.
- Ударили шпагой?.. Клим, он же бредит.
Ника не верила в чудеса, ей нужно было объяснение случившемуся, но она его не находила. Почти сердито уставилась на Клима:
- Он мог сам наткнуться на свою шпагу. Кстати, где она?
- Осталась там, в ящике.
- Ну вот…
- Она стоит в углу ящика, рукояткой вверх. Он не мог на нее наткнуться, это не нож. Потом, ты что не видишь, что рукав у камзола цел.
- Как цел?
- Посмотри сама. Кровь есть, а отверстия, следа от шпаги, нет. И рубашка, посмотри, целая тоже.
- Значит, открылась старая рана.
- А ты, когда накладывала подушечку, не обратила внимания, что рана свежая. Это на самом деле след нанесенного удара.
- Ты… ты это серьезно?
Ника присела на лежанку, рядом с доном Мигелем, потом опять встала, растерянно огляделась, как бы не понимая, как она здесь очутилась. От волнения она перешла на шепот:
- Это что же, ты считаешь, что там кресло - машина времени? Чепуха, Клим, подумай!
- Вот я и думаю. Ты представить не можешь, как здорово я сейчас думаю.
- Это же сказка!
- Конечно, сказка, что еще. Такая же сказка, как его телевизор.
- А что телевизор?..
Клим не ответил. Нагнулся к дону Мигелю. Лицо раненого показалось совсем неживым. Ника взяла дона Мигеля за здоровую руку, нащупала пульс.
- Он потерял сознание. Что будем делать, Клим?
- Что? Нужно приглашать врача. Мы не можем оставить его так. И тащить в лодку тоже нельзя. Ты побудь с ним, а я поплыву в гостиницу. Может быть, найду нашего врача.
- Ох, я как чувствовала, что влипнем мы здесь в историю… Останусь, конечно. Только ты побыстрее там. Боюсь я, Клим. Все тут так непонятно.