Третья наша совместная работа состоялась в кинокартине "Забытая мелодия для флейты", где Валентин Иосифович изобразил чиновника "Главного управления свободного времени" Одинкова, которого перебросили на руководство культурой из армии. Сочно сыгранный Гафтом руководящий болван, солдафон, служака внес, как мне кажется, в нашу сатирическую ленту о бюрократах свою важную краску. А сцена, где уволенный Одинков поет в электричке нищенские частушки, сыграна В. Гафтом с отменной экспрессией, которую он всегда вкладывает в свои роли.
Сейчас Валентин Гафт - в первой десятке наших лучших актеров, он популярен, любим зрителями. Я видел, как его встречает публика - большой, сердечной овацией! Он нарасхват! Нет недостатка в предложениях, ролях, сценариях. А я помню времена, когда у Валентина Иосифовича была совсем иная репутация.
Впервые я запомнил Валентина Гафта в фильме "Русский сувенир". Он изображал там французского шансонье - красавчика. Гафт пел в кадре под чужую фонограмму. Зритель теперь хорошо знаком с подобным приемом. Гафт произвел на меня впечатление скорее красивого натурщика, нежели артиста. В искусстве есть два вида развития таланта. Некоторые - это относится и к актерам, и к режиссерам, и к пианистам - формируются рано и врываются в мир сцены, кино, литературы внезапно. Они быстро входят в моду, становятся известными. Но лишь очень немногим удается удержаться на высоте всю жизнь. Большинство не выдерживают перегрузок. Марафон оказывается не по силам. А у других - среди них я могу назвать А. Папанова, О. Басилашвили, В. Гафта - происходит позднее развитие. Талант крепнет, мужает, растет вместе с возрастом, опытом. И в подобных случаях, как правило, остается на всю жизнь, не изменяет до конца. Так вот, Гафт набирал силу постепенно, но неукротимо. Блистательный, ироничный Альмавива на сцене Театра сатиры, свирепый и нежный Отелло в постановке А. Эфроса, нерешительный интеллигент, испугавшийся любви, в телефильме "Дневной поезд" режиссера Инессы Селезневой, зловещий, почти гипнотический шулер, упоенно сыгранный артистом в телевизионном спектакле "Игроки" по Гоголю, талантливая россыпь самых разнообразных ролей на сцене "Современника", включая такую удачу, как Лопатин в произведении Симонова, злодей и убийца в многосерийной ленте "Тайна Эдвина Друда" по Диккенсу, главарь мафии из "Воров в законе", Берия из "Пиров Валтасара", средненький писатель из пьесы В. Войновича и Г. Горина "Кот домашний средней пушистости", полковник в фильме П. Тодоровского "Анкор, еще анкор!", Хиггинс в "Пигмалионе" Б. Шоу - вот далеко не полный перечень превосходных ролей актера. Ни в одной из них он не повторился.
Не могу не поведать о нашем совместном труде в трагикомедии "Небеса обетованные". В этой ленте Валентин Иосифович сыграл хромого вожака бомжей по кличке Президент.
Его персонаж - вызов конформизму. Президент - бывший коммунист, демонстративно порвавший с марксистской догмой и отсидевший за это в лагере. Герой Гафта предпочел после тюрьмы жизнь на свалке среди нищих и обездоленных возврату в сытое и лживое существование так называемого социалистического общества. Гафт любит своего героя, но без сюсюкания и умиления. Артист относится к нему одновременно и уважительно, и с иронией. Гафту удалось создать цельный, чистый характер атамана, для которого ясно, что в жизни подло, а что благородно. Неистовый в отрицании фальшивого коммунистического бытия, подлинно интеллигентный и образованный человек, нежный к друзьям, нетерпимый к чинушам, презирающий дурацкие обманные законы, отчаянный храбрец, справедливый главарь пестрой, разношерстной компании - таков образ, сыгранный Гафтом. Чтобы заставить зрителей поверить в реальность такого существа, в такой сплав черт характера, исполнитель должен, как мне думается, сам обладать многими теми качествами, которые он декларирует с экрана. И Гафт обладает ими. Я не утверждаю, что Гафт сыграл в Президенте себя, но твердо убежден, что ему присущи благородство, вера в людей, искрометный талант лицедея, душевная щедрость.
Я люблю этого артиста, счастлив, что мы встретились в работе, и надеюсь на совместные труды в будущем.
Параллельно с актерским взлетом к Гафту пришла еще одна известность. Он прославился как автор острых, ядовитых эпиграмм. Они ходят в рукописных списках, их цитируют. Иногда приписывают Гафту чужое, созданное не им. Написанные на своих коллег - артистов, режиссеров, поэтов, - эпиграммы очень точно ухватывают суть жертвы либо недостатки характера, либо неблаговидный поступок, показывая известного деятеля с неожиданной, смешной стороны. Эпиграммы Гафта хлестки и афористичны, в них чувствуется незаурядный поэтический талант автора. Видно, профессия актера не в полной мере удовлетворяет нынче мыслящих людей. Недаром Владимир Высоцкий сочинял песни, да еще какие! А В. Золотухин, Л. Гурченко, В. Ливанов пишут прозу! Л. Филатов сочиняет ехидные пародии на поэтов, стихи, написал замечательную сказку "Про Федота-стрельца", ведет авторские телевизионные программы… Некоторые артисты А. Мягков и Ю. Богатырев (увы, покойный) - увлекались живописью. Некоторые актеры стремятся в режиссуру. Когда человеку есть что сказать, он не удовлетворяется текстами, написанными другими. Его тянет высказаться самому. Это явление сейчас очень распространено. Я невероятно ценю подарок, сделанный мне Валентином Гафтом к моему творческому вечеру в Политехническом музее. Он переписал для меня от руки все свои эпиграммы и вручил мне бесценный альбом на глазах у публики.
Помню, как на том вечере В. Гафт читал некоторые из своих стихотворных шаржей. Сначала он очень долго и искренне хвалил свою мишень, рассказывал о добрых качествах и творческих удачах человека, а потом четырьмя стихотворными строчками довольно полно раскрывал и другие, противоположные черты того же персонажа.
Быть удостоенным эпиграммы Гафта, по-моему, большая честь. Ибо его внимание привлекают, как правило, талантливые.
Лия Ахеджакова
Интервью
Как впервые вы встретились с Гафтом, на сцене или в кино?
Встретились мы с ним впервые на телевидении, за кадром озвучивали картинки: он мальчика, а я девочку. Это было очень давно, год не помню.
Мы были молоды, деньги зарабатывали где придется. Потом встретились на радио, где писали уроки русского языка для каких-то африканских народов, может, Зимбабве. И вот я помню, что уже тогда он потряс меня, как бы это сказать - требовательностью к себе. У него был текст: "Я робот, мне восемь лет". Мы уже все очумели, а он не давал больше никому делать свои дубли: то ему казалось, что его голос не тянет на восемь лет, то что он не робот, а то - по-русски текст нехорошо звучит и эти народы не смогут учить язык по такому произношению. Всего было около ста дублей. Конечно, кроме "Я робот…" там еще были какие-то предложения, но "отделывал" он только эту деталь.
- Как часто сходились ваши театральные дороги до "Современника"?
- До "Современника" я работала в ТЮЗе, а он - в разных театрах, которые часто менял. А наши дороги чаще всего сходились в кино или на ТВ. Помню, как очень симпатичный человек режиссер Борис Рыцарев снимал сказку, где Иван Петрович Рыжов играл царя, я - его дочь, царевну, а Валя и Миша Козаков - царских казнокрадов.
Группу вывезли куда-то под Калугу, на огромное поле, где росли незабудки, и нам не разрешали их топтать потому, что именно среди этих незабудок должны были снимать мою сцену. Мы стояли среди этих незабудок, внизу была Калуга, так всё красиво, жара, а я вся в соболях. И Валя сказал: "Лилек, что же мы с тобой играем? Нам надо про любовь играть, а мы чем занимаемся?"
Один-единственный раз мне посчастливилось работать с Анатолием Васильевичем Эфросом, когда он ставил телеверсию "Тани" Арбузова. Гафт играл Германа замечательно, причем какими-то простыми средствами. Вот он уходит от Тани, а внизу, в подъезде, его ждет Шаманова. Анатолий Васильевич говорит: "Ты, Валечка, пройди мимо зеркала, посмотри на себя, поправь галстук и иди дальше". Потом, на экране, я поняла, как это много. Из маленьких, простых деталей складывались характер, судьба, темп времени.
Анатолий Васильевич Эфрос с ним и со всеми нами легко работал, он предлагал совсем скромные, почти незаметные вещи, которые оказывались очень сложными на экране. Это была тихая и нежная работа, а в моей жизни - маленький кусочек счастья, хотя у меня была очень небольшая роль (домработница Дуся). Работа была спокойная, как бы необязательная. Но в конце ее у Анатолия Васильевича случился микроинфаркт. Вот так-то…
На озвучании я видела, как Валя с Олей Яковлевой спорят, доказывают что-то друг другу, переделывают дубли, в общем, как тогда: "Я робот, мне восемь лет". Анатолий Васильевич мне говорит: "Ну что они спорят, ну что они теряют время? Я всё давно знаю, как надо сделать". Тогда же он мне сказал про Валю: "Совсем не использованный артист, у него такие возможности невероятные. Он просто неистощим". (И, кстати, так же он мне говорил о Евстигнееве, которого обожал.) И вообще Эфрос в Валиной жизни, я думаю, - огромная глава, неразгаданная, нераскрытая, и там столько противоречивого. Например, его приход в спектакль "Отелло" - это было что-то такое болезненное и трагичное. Наверное, в этом когда-нибудь его биографы разберутся. Помните? "…другие по живому следу пройдут твой путь за пядью пядь, но поражение от победы ты сам не должен отличать…" Вот по этому живому следу другие его путь пройдут когда-то и разберутся в этом во всём.
- Какой Гафт партнер, трудный или легкий? Он помогает вам на сцене или съемочной площадке?
- Про свою первую роль в "Современнике" я рассказывала не раз, но поскольку это связано с Валей, буду повторяться.
Вскоре после того, как я пришла в театр, меня срочно ввели в спектакль "Записки Лопатина" Симонова. Любовь Ивановна Добржанская прислала мне свое благословение из больницы (я должна была сыграть ее роль). А я до этого много лет работала в ТЮЗе, и у меня никогда не было вводов, тем более срочных, и я даже не знала, что это такое. Так получилось, что была всего одна репетиция, и вот спектакль. А перед этим мне Марина Неёлова сказала: "Ты не волнуйся, я весь текст наизусть знаю. Любовь Ивановна иногда забывала текст, я ей подсказывала". А Валя Никулин говорит: "Лилек, я тебя буду за руку держать, чтобы ты не нервничала, и если что - то будет плохо, смотри на меня, я тебе помогу". Волновалась я жутко, потому что обожала "Современник", это был мой любимый театр. Вообще я вам не могу передать, что это такое для меня было! Не знаю, как я инфаркт не получила.
И вот пошла наша сцена, справа от меня Марина Неёлова, слева - Валя Никулин, а передо мной - Валя Гафт. По режиссерской задумке он должен был сидеть лицом к залу и вспоминать меня. Я - его воспоминание. Вдруг он отвернулся от зала и стал смотреть на меня… Когда Валя любит, он умеет и глазами любить, и эти глаза могут говорить и даже кричать. Как он смотрел на меня! Я ничего не забыла, весь текст сказала. Мне кажется, никогда в жизни я лучше не играла! Это был мой дебют в театре, о котором я мечтала.
Эти три человека в такой трудный момент окружили меня невероятной нежностью. Вот такое было с Гафтом первое настоящее партнерство. Но Валя - человек крайностей.
Когда Эльдар Александрович Рязанов начал снимать "Гараж", первоначально на роль председателя намечался Саша Ширвиндт, но он в это время выпускал спектакль, где был режиссером, и не смог принять участие в съемках. Я предложила Эльдару Александровичу попробовать Гафта: "Это человек, это актер. Вы будете работать с ним всю жизнь, поверьте мне". Кстати, так и случилось, я не ошиблась. Надо сказать, что Эльдар Александрович любит снимать театральных актеров, и эта была одна из причин, по которым "Гараж" надо было выпускать быстро, иначе в Москве пришлось бы позакрывать половину театров: в фильме снимались ведущие артисты всех столичных театров.
Я совершенно не умею собраться в общей суете, не могу работать, когда очень много людей, трудная сцена, все от меня чего-то ждут, а я ничего не могу. Тогда Валя, теперь уже мой коллега по "Современнику", отвел меня в сторону и стал рассказывать про эту сцену. Сейчас я думаю, что он произносил просто какой-то набор слов, но при этом он, как гипнотизер, внушал мне свою жалость и любовь к этой женщине: "Ты понимаешь, что она книжки читает по ночам, понимаешь, у нее денег нет в кармане, а она книжки читает, у нее этот "Запорожец" старый, а она его любит, как мужчину" и т. д. Он шептал мне про эти книжки, которые она по ночам читает (как будто никто их по ночам не читает), про нищету ее, фантазировал, наговаривал, наговаривал… Эльдар Александрович, видимо, почувствовал, что Валя во мне что-то задел, что вот-вот должна была проснуться во мне какая-то нота, какая-то боль в сердце, и терпеливо ждал.
Мне потом показалось, что я сыграла не так, как Валя хотел, не так, как я хотела, но это кино - переделать нельзя. Он то хвалил, то ругал меня, я же очень огорчалась, что не сыграла, как можно было бы…
Прошло 25 лет после того, как Валя сказал: "Нам с тобой, Лилёк, про любовь надо играть…", и мы стали партнерами в спектакле "Трудные люди". От меня очень многое зависело в спектакле, а роль опять не клеилась, и Галина Борисовна Волчек на репетициях тоже, как гипнотизер, что-то мне наговаривала, наговаривала… Очень простые, но пронзительные слова. Не как сыграть, а всё про эту Рахель - мою героиню, как бы вкладывала в меня, гипнотизировала, и перед выходом на сцену, потом, когда я стала играть, во мне как бы прорастали ее слова. Вообще это какое-то очень редкое свойство - умение разбудить душу артиста. Надо обладать очень мощным зарядным устройством. Вот Волчек и Гафт обладают этой способностью.
С Гафтом бывает тяжело, когда он считает, что его партнер неправильно, неверно живет на сцене или не соответствует ему. В "Небесах обетованных" есть сцена, когда он говорит, что прилетят инопланетяне. И какой-то человек из массовки всё время не подавал ему текст, какое-то одно слово. Первый дубль он сыграл на полной отдаче, замечательно, второй, третий… А тот всё забывает сказать это нужное слово. Вдруг Валя развернулся к нему и говорит: "Тебя что, подослали ко мне? Провокатор! Я тебя сейчас убью!" Рассказывают, что однажды на телевидении сдавали спектакль, где играл Гафт, он вдруг схватил партнера за грудки, поднял вверх и закричал: "Ты будешь, сука, общаться?"
Галина Борисовна говорила: "В спектакле "Трудные люди" заняты очень трудные люди - Ахеджакова, Леонтьев, Кваша и Гафт". Когда мы репетировали, это был просто ужас какой-то: Валя меня изводил. Он говорил, что на такой женщине, как я, никогда не женился бы, а просто давно встал бы и ушел. Такой женщине… да он бы никогда не сделал предложение… (Это всё от лица своего Лейзера.) И вот однажды перед генеральной он сказал: "Я не буду с ней играть, не буду и всё. Ничего не получится. Ничего!" Я даже перед репетицией заходила в храм и просила батюшку благословить, говорила, что гибну, меня партнер съедает. Попался батюшка, у нас там в Телеграфном, около театра, понимающий. Это было как раз после Пасхи. Вы представляете, он отстоял всю Пасху, а утром решил чайку попить. Входит заплаканная актриса и говорит: "Батюшка, благословите на репетицию, партнер заел". Он помолился за меня, благословил, успокоил. Я прихожу на генеральную репетицию, а меня просто трясет: опять скажет - я не буду с ней работать. Началась первая наша сцена - я прохожу за Валиной спиной, и вдруг он поворачивается в мою сторону и шепчет: "Лилёк, хорошо. Я уже люблю тебя". И как-то подмигивает мне, лицо сияет, у него ведь безумно выразительное лицо.
Да, на репетициях с ним бывало действительно очень тяжело, потому что он считал, что я совершенно не то играю, неправильно репетирую, но он интуитивно очень правильно бунтовал. Абсолютно правильно. Он хотел из меня убрать всю "игру". Недавно, посмотрев очередную премьеру, он мне сказал: "Лилёк, ты от себя ушла. Я хочу видеть Ахеджакову, а мне дают кого-то другого, иди к себе". Посмотрев "Небеса обетованные", он позвонил мне ночью и говорит: "Ой, Лилёк, ты гениально играешь в "Небесах обетованных", просто гениально, ну ты великая актриса, Лилёк. Но Лилёк! Кончай играть репризы - играй судьбу!" Какая формулировка потрясающая! Это он умеет - в одной фразе и убить, и помиловать.
Говорят, что Гафт - человек благородный.
Да, Валя по-настоящему благородный и мужественный человек, это я точно могу сказать, но у него бывают такие взрывы бешенства, он бывает очень несправедлив. Однажды он меня чуть не прибил. Рязанов как ведущий "Кинопанорамы" и режиссер "Гаража" пригласил Гафта, Немоляеву и меня на телевидение после выхода фильма. И Валя перед камерой стал что-то говорить о вещизме, что им больна вся страна. А у меня тогда не было ни зимних сапог, ни шубы. И я, задумавшись, забыв, что камера снимает, что я сажаю в лужу человека, - со мной бывает это иногда, - говорю: "Валя, какой вещизм? Народ наш болен не вещизмом, а нищетой. Это совсем другая болезнь. Когда женщина не может одеться так, чтобы ей это шло, а рядом с ней кто-то идет в красивых вещах, а молодость уходит… И надо бегать по спекулянткам, чтобы достать какой-то батничек, который тебе идет и может принести радость…"
Вы видели его руку? Его кулак? Вот я увидела, как его рука сжимается в огромный кулак, и он с этим кулаком на меня. Мы схватились так, что нас еле разняли. Камера, кстати, всё это снимала. После этого мы разошлись, разбежались врагами.
Проходит месяца два. Мы с подругой на Чистопрудном бульваре покупаем мороженое и видим: идет такой огромный трагический человек, который очень виден в толпе (не только из-за роста), просто как инопланетянин. Валя подходит к нам, а он тогда очень болел, и говорит: "Девчонки, я так несчастен, я так страдаю". И вдруг прохожий мне какую-то гадость сказал. Что было с Валей! Как он защищал меня, какие он нашел слова, как он стер в порошок этого человека!
Еще был случай в Останкино, когда во время съемок "Тани" какой-то фотограф принес свои работы. Валя посмотрел их и говорит: "У-у-у, старик, ты потрясающий фотограф, тебе цены нет. Надо же, такие фотографии!" И вдруг тот фотограф роняет что-то нелестное про Эфроса, к которому мы направлялись на съемку в павильон. Реакция Вали была моментальная: "Старик, а ты барахло порядочное, я такого барахла вообще давно не встречал. А ну пошел вон отсюда, скотина! Убью!" И этот человек, который только что был почти гением, бежал от него в ужасе. Вообще Валя весь - в этом. У него белое через секунду может оказаться черным и наоборот. Важны мотивы.