* * *
Актерство и режиссура - взаимосвязанные профессии. Почти всем режиссерам приходилось играть какие-то роли, любой актер, если он на самом деле актер, знает основы режиссуры. Актерство и режиссура - две стороны одной медали. Но и разницы между этими сторонами много.
Некоторые театры, ведущие театры страны, такие, например, как МХАТ, находились под неусыпным вниманием Сталина. Он был в курсе всех новостей, репертуарных и кадровых дел, лично утверждал назначения руководящего состава, радовался успехам, переживал по поводу неудач. Кадровые вопросы Сталин со мной, разумеется, не обсуждал в отличие от "теоретических вопросов". Обсуждения подобного рода неизменно начинались с фразы "хотелось бы узнать мнение артистки Орловой". Этими словами Сталин подчеркивал, что вопрос интересует Его сугубо с профессиональной стороны. Некоторые обсуждения переходили в длинные дискуссии. Если Сталин с чем-то был не согласен, то возражал, уточнял, давал мне возможность переубедить, обосновать свою точку зрения. Он никогда не пытался настоять на своем. Сталину была важна истина, а не собственная победа в споре.
Помню, как на тему "как из хорошего актера и хорошего партийного организатора получился слабый режиссер" мы проговорили до самого утра. Сталин, как и положено мыслителю высочайшего уровня, пытался выявить закономерности, чтобы в будущем уберечься от ошибок, я изо всех сил старалась помочь - приводила примеры (их у меня скопилось много), пыталась рассуждать. Я пишу "пыталась рассуждать", потому что в присутствии Сталина мне не всегда удавалось это делать. Иногда я смущалась. Мне казалось, что я говорю какие-то глупости или банальности, а Сталин слушает меня лишь из вежливости. Я не отношу себя к робким людям, робость, о которой идет речь, возникала от понимания того, с Кем я дискутирую, Кого пытаюсь убедить или переубедить.
Я говорила о том, что хороший режиссер - это не только хороший организатор и человек, сведущий в актерской профессии. Хороший режиссер, будь то в кино или в театре, непременно должен обладать особыми качествами. Он должен иметь "целостное видение", то есть уметь видеть картину или спектакль еще до того, как приступит к постановке, должен уметь выбирать актеров на ту или иную роль, должен не просто организовывать процесс, но организовывать его так, чтобы не было ни малейшего отклонения от замысла. Отклонения губительны, они подобны кирпичу, вытащенному из основания стены. Один, два, три кирпича - и рухнет замысел.
В такие минуты я жалела, что рядом нет Г.В. Он умеет объяснять гораздо лучше меня. Но, с другой стороны, вряд ли бы Сталин стал беседовать с Г.В. так же откровенно, как беседовал со мной.
* * *
Оглядывая свой жизненный путь, порой удивляюсь - я ли это, со мной ли все это происходило и происходит? В глубине души до сих пор не могу свыкнуться с тем, что стала известной актрисой. Все так неожиданно, можно сказать - волшебно. Да, это в самом деле похоже на волшебство. Будто прилетела добрая фея, взмахнула волшебной палочкой, и… начались чудеса.
Удивляюсь своим достижениям. Кому-то они могут показаться скромными, но для меня они значимы, велики. Ведь это мои, личные, достижения. Удивляюсь и сразу же вспоминаю, чего мне это стоило. Удивление проходит. Остается сознание того, что мои труды не пропали даром, понапрасну. Это радует. Это не может не радовать. Счастлива ли я? Да, безусловно, счастлива. И главная ценность моего счастья в том, что оно не упало мне в руки с неба, а было заслужено трудом. Заслуженное, заработанное счастье стократ ценнее случайного.
Август 1938-го
Смерть Станиславского стала для меня не просто болью, а подлинной трагедией. Умер Корифей, Основоположник, Великий Реформатор, совершивший настоящую революцию на сцене. Его смерть ощущалась как невосполнимая утрата. Я долго не могла прийти в себя, ходила какая-то подавленная, сама не своя.
В те дни заговорили со Сталиным о Станиславском. Со Станиславского разговор перешел на Немировича-Данченко, которого я считаю своим наставником. Главную роль в моем становлении как актрисы сыграли другие люди, но это становление происходило в театре, которым Н.-Д. руководил, и он тоже принял определенное участие в моей судьбе.
Меня удивило, что тепло говоря о Станиславском, Сталин без особой приязни отзывался о Н.-Д. Казалось бы, должно быть наоборот, ведь Н.-Д. земляк Сталина. Он родился в Грузии, учился в Тифлисской гимназии, знал грузинский язык. Но тем не менее говорил о нем Сталин сухо, совсем не так, как о Станиславском. Один раз даже поморщился, словно от кислого. Задавать лишние вопросы не в моих правилах, поэтому причина подобного отношения осталась для меня тайной. Сам Сталин по этому поводу ничего не сказал. Но тем не менее на положении Н.-Д. отношение Сталина никак не сказалось. Н.-Д. руководил известным театром, который несколько раз укрупнялся, объединяясь с другими коллективами. В 1940 году он стал председателем Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства. Сталин ему однозначно доверял, но отчего-то недолюбливал.
Сейчас мы живем на улице Немировича-Данченко.
Года два назад я спросила у Г.В., не знает ли он чего-то, что могло произойти между Сталиным и Н.-Д. и испортить их отношения. Г.В. припомнил, но смутно, в общих чертах, некую статью, которую Н.-Д. опубликовал в начале 20-х годов. Но я не думаю, чтобы полемика вокруг статьи, да еще давняя, столь сильно сказалась бы на отношении Сталина к Н.-Д. Полемика - это же, в сущности, обычное дело. Истина, как известно, рождается в споре. Нет, была какая-то другая причина.
Казалось бы, какое мне дело до нее? Нет уже ни Сталина, ни Н.-Д. Дело в моем характере. И не в любопытстве, а в привычке докапываться до корней, до первопричины. Без этой привычки в актерстве делать нечего, ни одного образа толком воплотить не получится.
* * *
Неизменно удивляюсь, когда слышу выражение: "Я верю в свою счастливую звезду". По-моему, это самонадеянность в чистом виде, и ничего кроме самонадеянности. Верить можно в себя, в свои силы, но никак не в "счастливую звезду". И что это такое - счастье? На всякий счастливый случай найдется свой несчастливый, и наоборот. Знакомство с Г.В. было моим счастливым случаем, но задолго до этого была неудачная попытка попасть в кино. Однажды разговорилась про "счастливую звезду" со Сталиным. Он улыбнулся и сказал, что я ошибаюсь, что счастливая звезда есть у каждого советского человека. Красная пятиконечная звезда. В эту звезду я верю.
Декабрь 1938-го
Звание Герой Социалистического Труда было учреждено в конце декабря, перед самым Новым годом. Прочитав об этом в газетах, я вспомнила, как еще весной Сталин спросил меня:
- Хорошо ли звучит "Герой труда"? Нет ли здесь преувеличения? Можно ли в самом деле не для красивого словца уравнивать военный и трудовой подвиги? Мы обсуждали это с товарищами, но мне хотелось бы знать твое мнение.
Мне было очень приятно слышать такие слова. Я ответила:
- Звучит хорошо, и никакого преувеличения я здесь не улавливаю. На мой взгляд, трудовой подвиг равноценен военному. Упорный, самоотверженный труд иначе как подвигом не назвать. И тот, кто так трудится, настоящий герой.
Звание Героя труда существовало давно, еще с 20-х годов. Почему вдруг зашел разговор о нем сейчас?
Я задала этот вопрос Сталину.
- Нам нужно новое звание, - ответил Сталин. - Непременно со словом "социалистический". Так понятнее, правильнее. Труд бывает разным, капиталисты тоже трудятся, но их труд нашему труду не чета. У меня и некоторых товарищей были сомнения по поводу слова "герой". Может, заменить его? Товарищ Буденный, например, твердо стоит на том, что с шашкой на коне - герой, а с плугом - ударник. Но ударников у нас много, нам надо отличать наиболее активных ударников, тех, кто добивается не просто ударных, а особо выдающихся результатов и заслуживает особой награды. И хотелось бы вручать не грамоту, как сейчас, а медаль или орден. Чтобы можно было носить на груди. Грамоту человек дома на стенку повесит, и никто, кроме знакомых, ее не увидит. А надо, чтобы все видели, - вот идет заслуженный человек. По этому вопросу есть возражения. Многие товарищи считают, что народ и без медали запомнит своих героев, ведь это звание будет присваиваться лучшим из лучших. Надо еще подумать…
Я вспомнила, как в 20-е годы некоторые горячие головы (из тех, кто сначала скажет, а после подумает) предлагали отменить все награды, объясняя это всеобщим равенством. Но равенство равенством, а награды и почетные звания - это совсем другое. Награда - признание заслуг человека перед Родиной. Мне приятно получать награды. Каждая награда побуждает меня трудиться еще лучше. Иначе и быть не может, ведь признание заслуг налагает большую ответственность. То, что можно простить начинающей актрисе, народной артистке, лауреату, орденоносцу уже не простят. Да я и сама себе не прощу, если где-то в чем-то капельку схалтурю. Умру на месте со стыда.
Герой Социалистического Труда - звучит очень хорошо. Среди моих друзей немало Героев. Очень показательно, что первым это высокое звание было присвоено Сталину.
Золотая медаль "Серп и Молот" "опоздала" на полтора года. Ее ввели только в мае 1940-го. До этого вручали только орден Ленина вместе с грамотой. Но орден Ленина вручается за различные заслуги, не только Героям Социалистического Труда, а к званию нужен особый знак отличия. Я всегда выделяю среди зрителей тех, кто носит на груди эту медаль. Посвящаю им песни, знакомлюсь и непременно спрашиваю, где они работают, каковы их достижения. Делаю это по зову души. Преклоняюсь перед Героями, горжусь этими людьми.
Февраль 1939-го
И снова о наградах. Общий наш праздник был в феврале - я и Г.В. были награждены орденами Ленина. Орден Ленина - высокая награда. Радости моей не было предела. При первой же встрече я поблагодарила Сталина. Личная благодарность - это несколько иное, нежели слова, сказанные на трибуне или напечатанные в газете. Он, по своему обыкновению, сделал вид, что он здесь совсем ни при чем, ведь решение о награждении принимается коллегиально, по представлению комитета. Я без всякой задней мысли вдруг спросила, почему у нас нет ни одной личной Сталинской награды. Советским людям было бы приятно получить награду, носящую имя Вождя.
- Орден Сталина? - нахмурился Сталин, и я поняла, что предложение мое не понравилось. - Зачем? Разве у нас мало наград? По-моему, достаточно.
- Пусть не орден! - сказала я. - Пусть это будет другая награда, например…
- Например, медаль? - поддел меня Сталин с улыбкой.
- Например, премия. - Мысль о премии понравилась мне, и я принялась ее развивать: - Премия имени Сталина или лучше так - Сталинская премия. Разве некого у нас наградить такой премией?
Задавать подобные "коварные" вопросы я научилась у Сталина. Сталин был хорошим учителем. Ответишь: "Почему это некого? Много кого можно наградить", и получится, что согласился. Но в ответ я услышала другое:
- Премия - дело хорошее, нужное. Люди себе что-то купят на нее, обрадуются… Но как это будет выглядеть, Любовь Петровна? Об этом вы подумали?..
"Любовь Петровна" и "вы" свидетельствовали о том, что наша беседа приняла официальный характер, что "скорая", "внезапная" мысль моя принята к обсуждению.
- Советский человек получает премию от Советского государства, но она называется Сталинской? Почему не Советской? Люди удивятся. Скажут, что я беру государственные деньги и раздаю их от своего имени. Еще и с каким-нибудь императором сравнят.
Соображаю я быстро. Он еще и договорить не успел, а я знала, что ответить. Тем более что не так давно Он пошутил по поводу того, что никогда не держал в руках гонораров за свои печатные труды. Только в ведомостях расписывается, получил, передал государству - и все. Сказал без сожаления и без хвастовства, просто к слову пришлось. Смысл высказывания был таким, что очень удобно вот так, только расписываться в ведомостях.
- Ваши труды, Иосиф Виссарионович, широко издаются. Часть гонораров можно предназначить для выплаты Сталинских премий.
- Гонорары? - переспросил он. - Гм… Хорошо, я подумаю.
Больше мы на эту тему не разговаривали. Премии и стипендии имени Сталина были учреждены в декабре, к его 60-летию. В 1941-м я получила первую свою Сталинскую премию первой степени за роли Марион и Стрелки, а в 1950-м вторую, за роль Джаннет в картине "Встреча на Эльбе". Эти награды имеют для меня особое значение, и дело тут совсем не в деньгах.
* * *
Мы говорили о многом, в том числе как-то раз зашла речь о смерти. Сталин сказал, что не хотел бы для себя "скучной", как он выразился, смерти в постели. Мне все равно, в постели или не в постели, лишь бы смерть пришла ко мне быстро, без мучений.
Сталин умирал долго. Когда по радио объявили о Его болезни, сердце мое сжалось от ужасного предчувствия. Я почему-то сразу поняла, что это конец, и в то же время надеялась, что все обойдется, что Сталин поправится, ведь Его лечили лучшие врачи Советского Союза. Увы, не обошлось…
Редкие поздравления с праздником 8-е Марта в том году удивляли меня. О каком празднике может идти речь, если вся страна в трауре? Лишь позже я сообразила, что некоторые из поздравивших отправили мне открытки заранее, еще до того, как по миру пронеслась черная весть.
Я простилась со Сталиным в Колонном зале. Мне показалось, что Он совершенно не изменился с момента нашей последней встречи. Казалось, что Он спит в окружении соратников, знамен, цветов, убаюканный величественной траурной музыкой…
Я остро чувствую запахи, но розы в тот день не пахли. Совсем.
* * *
У любой медали две стороны. Слава - это прекрасно. Слава показывает, что человек смог проявить свои таланты, чего-то добиться, состояться. Не выделиться из толпы (выскочки ведь тоже выделяются), а именно состояться.
Сначала тебя никто не знает, на улице не узнают, в магазинах и на вокзалах не обращают внимания. Потом начинают обращать. С каждым днем все больше и больше. И вот уже обращают так, что ты не знаешь, куда от этого внимания деваться. Толпы поклонников, невозможность хотя бы минуту провести на людях незаметной… Да что там "на людях"! В гостинице невозможно уединиться. Если перед окнами растут деревья (а это случается сплошь и рядом), то на них непременно будут сидеть мальчишки или даже не мальчишки и пялиться в окна. Мало того, они еще станут оповещать толпящихся внизу о том, что я делаю. Сидят и кричат: "подошла к окну", "села в кресло", "разговаривает по телефону". Одного такого соглядатая, особо настырного, который не только смотрел в него, но и пробовал стучать, Г.В., рассердившись, облил водой из графина. Я попросила его быть сдержаннее и не обращать внимания. Увы, иногда славы бывает чересчур много. На какие только ухищрения не приходится порой идти, лишь бы оставаться неузнанной. В Москве и Ленинграде публика сдержаннее, деликатнее, а где-нибудь подальше этой деликатности может вообще не быть. Хотела славы? Мечтала о ней? Так получай же! Ешь полной ложкой прямо из котелка. Вкусно? Ах, разве может слава быть невкусной? Еще как может!
Иногда я мечтала о том (а почему бы и не помечтать?), как я и Он, будучи простыми, обычными людьми, живем далеко от Москвы, в небольшом уютном городке, похожем на Звенигород моего детства… Он чем-то руководит, заводом или фабрикой. Его невозможно представить в какой-то иной роли. Я служу в местном театре или, за неимением такового, преподаю в музыкальной школе или работаю библиотекарем. Мало ли хороших работ на свете. Вечером готовлю ужин и жду Его. По выходным пеку пирожки, что-что, а пирожки мне удаются на славу, это признают даже мои недоброжелатели. Уже много лет пеку их редко, от случая к случаю, но результат неизменно впечатляет. Дело не столько в похвалах (воспитанные люди могут и просто из вежливости хвалить), а в том, что сколько бы я их ни напекла, "на завтра" ничего не остается. Г.В. ласково называет мои пирожки "Любочкиными ватрушечками". "Почему ватрушечки?" - спросила я. "Потому что от слова "пирожок" нельзя образовать уменьшительного", - смеясь, ответил он. Секретов у меня никаких нет, я просто люблю стряпать, и если нахожу время для этого занятия, то отдаюсь ему полностью, самозабвенно. Так же, как и творчеству. Это ведь тоже своего рода творчество.
Итак, маленький тихий городок… Когда мы гуляем по нему, следом за нами никто не ходит. Мы предоставлены самим себе. Можно посидеть вдвоем где-то в глубине тенистых аллей, наслаждаясь тихой беседой, можно прогуляться вдоль берега реки…
Помечтаю, бывало, так недолго, потом тряхну головой, улыбнусь своей поистине детской наивности и продолжаю жить своей настоящей, невыдуманной жизнью. Подчас это так сложно, жить своей жизнью, но деваться некуда - надо продолжать идти тем путем, который сама же для себя и выбрала.
Его уже нет, многое изменилось, люди стали культурнее и уже не заглядывают в гостиничные окна, но мечта о жизни в маленьком уютном городке не покидает меня и поныне. И ведь знаю, что проживу там не дольше трех дней, а потом отчаянно заскучаю, потому что тихая размеренная жизнь совсем не по мне, но продолжаю мечтать. Живет внутри неугасимая потребность в мечте.